- Это что ещё за художества? - спросила она и обвела класс взглядом. - Кто это нарисовал?
Все ребята молчали.
- Тот, кто испортил стену, должен встать и признаться, - сказала Ольга Николаевна.
Все сидели молча… Никто не вставал и не признавался. Брови у Ольги Николаевны нахмурились.
- Разве вы не знаете, что класс надо в чистоте держать? Что будет, если каждый станет рисовать на стенах? Самим ведь неприятно в грязи сидеть. Или вам, может, приятно?
- Нет, нет! - раздалось несколько нерешительных голосов.
- Кто же это сделал?
Все молчали.
- Глеб Скамейкин, ты староста класса и должен знать, кто это сделал.
- Я не знаю, Ольга Николаевна. Когда я пришёл, морячок уже был на стене.
- Удивительно! - сказала Ольга Николаевна. - Кто-нибудь да нарисовал же его. Вчера стена была чистая, я последней уходила из класса. Кто сегодня пришёл в класс первым?
Никто из ребят не признавался. Каждый говорил, что он пришёл, когда в классе было уже много ребят.
Пока шёл разговор об этом, Шишкин старательно списывал упражнение в свою тетрадь. Кончил он тем, что посадил в моей тетради кляксу и отдал тетрадь мне.
- Что же это такое? - говорю я. - Брал тетрадь без кляксы, а отдаёшь с кляксой!
- Я ведь не нарочно посадил кляксу, - говорит Костя.
- Какое мне дело, нарочно или не нарочно! Зачем мне в тетради клякса?
- Как же я отдам тебе тетрадь без кляксы, когда уже есть клякса? В другой раз будет без кляксы.
- В какой, - говорю, - другой раз?
- Ну, в другой раз, когда буду списывать.
- Так ты что, - говорю, - каждый раз у меня собираешься списывать?
- Зачем каждый раз? Иногда только.
На этом разговор кончился, потому что как раз в это время Ольга Николаевна вызвала Шишкина к доске и велела решать задачу про маляров, которые красили в школе стены, и нужно было узнать, сколько школа израсходовала денег на окраску всех классов и коридоров.
"Ну, - думаю, - пропал бедный Шишкин! На доске задачу решать - это тебе не с чужой тетрадки списывать!"
К моему удивлению, Шишкин очень хорошо справился с задачей. Правда, решал он её долго, до конца урока, потому что задача была длинная и довольно трудная.
Мы все, конечно, догадались, что Ольга Николаевна нарочно задала нам такую задачу, и чувствовали, что на этом дело не кончится. На последнем уроке к нам в класс пришёл директор школы Игорь Александрович. С виду Игорь Александрович совсем не сердитый. Лицо у него всегда спокойное, голос тихий и даже какой-то добрый, но я лично всегда побаиваюсь Игоря Александровича, потому что он очень большой. Ростом он с моего папу, только ещё повыше, пиджак у него широкий, просторный, застёгивается на три пуговицы, а на носу очки.
Я думал, что Игорь Александрович раскричится на нас, но он спокойно рассказал нам, сколько государство тратит денег на обучение каждого ученика и как важно хорошо учиться и беречь школьное имущество и саму школу. Он сказал, что тот, кто портит школьное имущество и стены, наносит ущерб народу, потому что все средства на школы даёт народ. Под конец Игорь Александрович сказал:
- Тот, кто нарисовал на стенке, наверно, не хотел нанести ущерб школе. Если он чистосердечно признается, то докажет, что он человек честный и сделал это не подумавши.
На меня очень подействовало всё, что сказал Игорь Александрович, и я думал, что Игорь Грачёв тут же встанет и признается, что это сделал он, но Игорю, видно, вовсе не хотелось доказывать, что он честный человек, и он молча сидел за своей партой. Тогда Игорь Александрович сказал, что тому, кто разрисовал стену, наверно, стыдно признаться сейчас, но пусть он подумает над своим поступком, а потом наберётся смелости и придёт к нему в кабинет.
После уроков председатель совета нашего пионеротряда Толя Дёжкин подошёл к Грачёву и сказал:
- Эх, ты! Кто тебя просил стену портить? Видишь, что вышло!
Игорь развёл руками:
- Да я что? Я разве хотел?
- Зачем же нарисовал?
- Сам не знаю. Взял и нарисовал не подумавши.
- "Не подумавши"! Из-за тебя пятно на всём классе.
- Почему на всём классе?
- Потому что на каждого могут подумать.
- А может, это кто-нибудь из другого класса к нам забежал и нарисовал.
- Смотри, чтоб этого больше не было, - сказал Толя.
- Ладно, ребята, я больше не буду, я ведь так только - хотел попробовать, - оправдывался Игорь.
Он взял тряпку и принялся стирать морячка, но от этого получилось только хуже. Морячок всё-таки был виден, а вокруг него образовалось большущее грязное пятно. Тогда ребята отняли у Игоря тряпку и не позволили больше размазывать грязь по стене.
После школы мы снова пошли играть в футбол и играли опять до темноты, а когда пошли домой, Шишкин затащил меня к себе. Оказалось, что он живёт на той же улице, что и я, в небольшом деревянном двухэтажном домике, совсем недалеко от нас. На нашей улице все дома большие, четырёхэтажные и пятиэтажные, как наш. Я давно уже думал: что это за люди, которые живут в таком маленьком деревянном доме? А вот теперь, оказывается, здесь жил как раз Шишкин.
Мне не хотелось идти к нему, потому что уже было поздно, но он сказал:
- Понимаешь, меня дома станут ругать за то, что я так долго играл, а если ты придёшь, меня не так будут ругать.
- Меня ведь тоже будут ругать, - говорю я.
- Ничего. Если хочешь, зайдём сначала ко мне, а потом вместе зайдём к тебе, вот и тебя не будут ругать и меня тоже.
- Ну хорошо, - согласился я.
Мы вошли в парадное, поднялись по скрипучей деревянной лестнице с щербатыми перилами, и Шишкин постучал в дверь, обитую чёрной клеёнкой, из-под которой в некоторых местах виднелись клочья рыжего войлока.
- Что же это такое, Костя! Где ты пропадаешь так поздно? - спросила его мать, открывая нам дверь.
- Вот познакомься, мама, это мой школьный товарищ, Малеев. Мы с ним за одной партой сидим.
- Ну заходите, заходите, - сказала мать уже не таким строгим голосом.
Мы вошли в коридор.
- Батюшки! Где же вы извозились так? Вы только на себя посмотрите!
Я посмотрел на Шишкина. Лицо у него было всё красное. По щекам и по лбу шли какие-то грязные разводы. Кончик носа был чёрный. Наверно, и я был не лучше, потому что мне попало мячом в лицо. Шишкин толкнул меня локтем:
- Пойдём умоемся, а то тебе достанется, если ты в таком виде домой явишься.
Мы вошли в комнату, и он познакомил меня со своей тётей:
- Тётя Зина, вот это мой школьный товарищ, Малеев. Мы в одном классе учимся.
Тётя Зина была совсем молодая, и я сначала даже принял её за старшую сестру Шишкина, но она оказалась не сестра вовсе, а тётя. Она смотрела на меня с усмешкой. Наверно, я очень смешной был, потому что грязный. Шишкин толкнул меня в бок. Мы пошли к умывальнику и принялись умываться.
- Ты зверей любишь? - спрашивал меня Шишкин, пока я намыливал лицо мылом.
- Смотря каких, - говорю я. - Если таких, как тигры или крокодилы, то не люблю. Они кусаются.
- Да я не про таких зверей спрашиваю. Мышей любишь?
- Мышей, - говорю, - тоже не люблю. Они портят вещи: грызут всё, что ни попадётся.
- И ничего они не грызут. Что ты выдумываешь?
- Как - не грызут? Один раз они у меня даже книжку на полке изгрызли.
- Так ты, наверно, не кормил их?
- Вот ещё! Стану я мышей кормить?
- А как же! Я каждый день их кормлю. Даже дом им выстроил.
- С ума, - говорю, - сошёл! Кто же мышам дома строит?
- Надо же им где-нибудь жить. Вот пойдём посмотрим мышиный дом.
Мы кончили умываться и пошли на кухню. Там под столом стоял домик, склеенный из пустых спичечных коробков, со множеством окон и дверей. Какие-то маленькие белые зверушки то и дело вылезали из окон и дверей, ловко карабкались по стенам и снова залезали обратно в домик. На крыше домика была труба, а из трубы выглядывала точно такая же белая зверушка.
Я удивился.
- Что это за зверушки? - спрашиваю.
- Ну, мыши.
- Так мыши ведь серые, а эти какие-то белые.
- Ну, это и есть белые мыши. Что ты, никогда белых мышей не видел?
Шишкин поймал мышонка и дал мне подержать.
Мышонок был белый-пребелый, как молоко, только хвост у него был длинный и розовый, как будто облезлый. Он спокойно сидел у меня на ладони и шевелил своим розовым носиком, как будто нюхал, чем пахнет воздух, а глаза у него были красные, точно коралловые бусинки.
- У нас в доме белые мыши не водятся, у нас только серые, - сказал я.
- Да они ведь в домах не водятся, - засмеялся Шишкин. - Их покупать надо. Я купил в зоомагазине четыре штуки, а теперь видишь, сколько их расплодилось. Хочешь, подарю тебе парочку?
- А чем их кормить?
- Да они всё едят. Крупой можно, хлебом, молоком.
- Ну ладно, - согласился я.
Шишкин разыскал где-то картонную коробочку, посадил в неё двух мышей и сунул коробку в карман.
- Я их сам понесу, а то ты, по неопытности, раздавишь, - сказал он.
Мы стали натягивать куртки, чтоб идти ко мне.
- Куда это ты снова собираешься? - спросила Костю мама.
- Я сейчас вернусь, только на минутку зайду к Вите, я обещал ему.
Мы вышли на улицу и через минуту уже были у меня. Мама увидела, что я не один пришёл, и не стала бранить меня за то, что я поздно вернулся.
- Это мой школьный товарищ, Костя, - сказал я ей.
- Ты новичок, Костя? - спросила мама.
- Да, я только в этом году поступил.
- А до этого где учился?
- В Нальчике. Мы жили там, а потом тётя Зина окончила десятилетку и захотела поступить в театральное училище, тогда мы переехали сюда, потому что в Нальчике театрального училища нет.
- А где тебе больше нравится: здесь или в Нальчике?
- В Нальчике лучше, а здесь тоже хорошо. И ещё мы жили в Краснозаводске, там тоже было хорошо.
- Значит, у тебя хороший характер, раз тебе везде хорошо.
- Нет, у меня плохой характер. Мама говорит, что я слабохарактерный и ничего не добьюсь в жизни.
- Почему же мама так говорит?
- Потому что я никогда вовремя уроков не делаю.
- Значит, ты такой, как наш Витя. Он тоже не любит делать вовремя уроки. Вам надо взяться вместе и переделать свой характер.
В это время пришла Лика, и я сказал:
- А это вот, познакомься, моя сестра Лика.
- Здравствуйте! - сказал Шишкин.
- Здравствуйте! - ответила Лика и стала разглядывать его, будто он был не простой мальчишка, а какая-нибудь картина на выставке.
- А у меня сестры нет, - сказал Шишкин. - И брата у меня нет. Никого у меня нет, я совсем одинокий.
- А вы хотели бы, чтоб у вас была сестра или брат? - спросила Лика.
- Хотел бы. Я делал бы для них игрушки, дарил бы им зверей, заботился бы о них. Мама говорит, что я беззаботный. А почему я беззаботный? Потому что мне не о ком заботиться.
- А вы о маме заботьтесь.
- Как же о ней заботиться? Она как уедет на работу, так её ждёшь, ждёшь - вечером придёт, а потом вдруг и вечером уедет.
- А кем ваша мама работает?
- Моя мама шофёр, на автомобиле ездит.
- Ну, вы о себе заботьтесь, вашей маме было бы легче.
- Это я знаю, - ответил Шишкин.
- А вы свою куртку нашли? - спросила Лика.
- Какую куртку? Ах, да! Нашёл, конечно, нашёл. Она так и лежала на футбольном поле, где я оставил.
- Вы так когда-нибудь простудитесь, - сказала Лика.
- Нет, что вы!
- Конечно, простудитесь. Забудете зимой где-нибудь шапку или пальто.
- Нет, пальто я не забуду… Вы мышей любите?
- Мышей… м-м-м, - замялась Лика.
- Хотите, подарю вам парочку?
- Нет, что вы!
- Они очень хорошие, - сказал Шишкин и вынул из кармана коробку с белыми мышами.
- Ой, какие хорошенькие! - завизжала Лика.
- Что ж ты ей моих мышей даришь? - испугался я. - Сначала подарил мне, а теперь ей!
- Да я ей только показываю этих, а подарю других, у меня ведь ещё есть, - сказал Шишкин… - Или, если хочешь, подарю ей этих, а тебе других подарю.
- Нет, нет, - сказала Лика, - пусть эти Витины будут.
- Ну хорошо, я вам завтра других принесу, а этих вы только посмотрите.
Лика протянула руки к мышам:
- А они не кусаются?
- Что вы! Совсем ручные.
Когда Шишкин ушёл, мы с Ликой взяли коробку из-под печенья, прорезали в ней окна и дверцы и посадили в неё мышей. Мышки выглядывали из окон, и на них было очень интересно смотреть.
За уроки я опять принялся поздно. По своему обыкновению, я сделал сначала то, что было полегче, а после всего принялся делать задачу по арифметике. Задача опять оказалась трудная. Поэтому я закрыл задачник, сложил все книжки в сумку и решил на другой день списать задачу у кого-нибудь из товарищей. Если бы я стал решать задачу сам, то мама увидела бы, что я до сих пор не сделал уроки, и стала бы упрекать меня, что я откладываю уроки на ночь, папа взялся бы объяснять мне задачу, а зачем мне отрывать его от работы! Пусть лучше чертит чертежи для своего шлифовального прибора или обдумывает, как лучше сделать какую-нибудь модель. Для него ведь всё это очень важно.
Пока я делал уроки, Лика положила в мышиный домик ваты, чтобы мышки могли устроить себе гнёздышко, насыпала им крупы, накрошила хлеба и поставила маленькое блюдечко с молоком. Если заглянуть в окошечко, можно видеть, как мышки сидят в домике и жуют крупу. Иногда какая-нибудь мышка садилась на задние лапки, а передними начинала умываться. Вот умора! Она так быстро тёрла лапками свою рожицу, что нельзя было без смеха смотреть. Лика всё время сидела перед домиком, заглядывала в окно и смеялась.
- Какой у тебя хороший товарищ, Витя! - сказала она, когда я подошёл посмотреть.
- Это Костя-то? - говорю я.
- Ну да.
- Чем же он такой хороший?
- Вежливый. Так хорошо разговаривает. Даже со мной поговорил.
- Отчего же ему не поговорить с тобой?
- Ну, я ведь девчонка.
- Что ж, если девчонка, так и разговаривать с ней нельзя?
- А другие ребята не разговаривают. Гордятся, наверно. Ты с ним дружи.
Я хотел ей сказать, что Шишкин не такой уж хороший, что он уроки списывает и мне в тетради даже посадил кляксу, но я почему-то сказал:
- Будто я сам не знаю, что он хороший! У нас в классе все ребята хорошие.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Прошло дня три, или четыре, или, может быть, пять, сейчас уже не помню точно, и вот один раз на уроке наш редактор Серёжа Букатин сказал:
- Ольга Николаевна, у нас в редколлегии никто не умеет хорошо рисовать. В прошлом году всегда рисовал Федя Рыбкин, а теперь совсем некому, и стенгазета получается неинтересная. Надо нам выбрать художника.
- Художником надо выбирать того, кто умеет хорошо рисовать, - сказала Ольга Николаевна. - Давайте сделаем так: пусть каждый принесёт завтра свои рисунки. Вот мы и выберем, кто лучше рисует.
- А у кого нет рисунков? - спросили ребята.
- Ну, нарисуйте сегодня, приготовьте хоть по рисунку. Это ведь нетрудно.
- Конечно, - согласились мы все.
На другой день все принесли рисунки. Кто принёс старые, кто нарисовал новые; у некоторых были целые пачки рисунков, а Игорь Грачёв принёс целый альбом. Я тоже принёс несколько картинок. И вот мы разложили все свои рисунки на партах, а Ольга Николаевна подходила ко всем и рассматривала рисунки. Наконец она подошла к Игорю Грачёву и стала смотреть его альбом. У него там были нарисованы всё моря, корабли, пароходы, подводные лодки, дредноуты.
- Игорь Грачёв лучше всех рисует, - сказала она. - Вот ты и будешь художником.
Игорь улыбался от радости. Ольга Николаевна перевернула страничку и увидела, что там у него нарисован моряк в тельняшке, с трубкой во рту, точь-в-точь такой же, как на стене был. Ольга Николаевна нахмурилась и пристально поглядела на Игоря. Игорь заволновался, покраснел и тут же сказал:
- Это я нарисовал морячка на стенке.
- Ну вот, а когда спрашивали, так ты не признавался! Нехорошо, Игорь, нечестно! Зачем ты это сделал?
- Сам не знаю, Ольга Николаевна! Как-то так, нечаянно. Я не подумал.
- Ну хорошо, что хоть теперь признался. После уроков пойди к директору и попроси прощения.
После уроков Игорь пошёл к директору и стал просить у него прощения. Игорь Александрович сказал:
- Государство уже израсходовало на ремонт школы много денег. Второй раз ремонтировать некому. Иди домой, пообедаешь и придёшь.
После обеда Игорь пришёл в школу, ему дали ведро с краской и кисточку, и он побелил стену так, что морячка не стало видно.
Мы думали, что Ольга Николаевна теперь уже не разрешит ему быть художником, но Ольга Николаевна сказала:
- Лучше быть художником в стенгазете, чем портить стены.
Тогда мы выбрали его в редколлегию художником, и все были рады, и я был рад, только мне-то, если сказать по правде, радоваться не следовало, и я расскажу почему. По шишкинскому примеру, я совсем перестал дома делать задачи и всё норовил списывать их у ребят. Как в пословице говорится: "С кем поведёшься, от того и наберёшься".
"Зачем мне ломать голову над этими задачами? - думал я. - Всё равно я их не понимаю. Лучше я спишу, и дело с концом. И быстрей, и дома никто не сердится, что я не справляюсь с задачами".
Мне всегда удавалось списать задачу у кого-нибудь из ребят, но наш председатель совета отряда, Толя Дёжкин, упрекал меня.
- Ты ведь никогда не научишься делать задачи, если всё время будешь списывать у других! - говорил он.
- А мне и не нужно, - отвечал я. - Я к арифметике неспособный. Авось как-нибудь и без арифметики проживу.
Конечно, списать домашнее задание было легко, а вот когда вызовут в классе, то тут только одна надежда на подсказку. Ещё спасибо, что хоть ребята подсказывали. Только Глеб Скамейкин с тех пор, как сказал, что будет бороться с подсказкой, всё думал и думал и наконец придумал такую вещь: подговорил ребят, которые выпускали стенгазету, нарисовать на меня карикатуру. И вот в один прекрасный день в стенгазете на меня появилась карикатура с длинными ушами, то есть был нарисован я возле доски, вроде я решаю задачу, а уши у меня длинные-предлинные. Это, значит, для того, чтобы лучше слышать, что мне подсказывают. И ещё какие-то стишки противные под этой карикатурой были подписаны:
Витя наш подсказку любит,
Витя в дружбе с ней живёт,
Но подсказка Витю губит
И до двойки доведёт.
Или что-то вроде этого, не помню точно. В общем, чепуха на постном масле. Я, конечно, страшно рассердился и сразу догадался, что это Игорь Грачёв нарисовал, потому что пока его в стенгазете не было, то и никаких карикатур не было.
Я подошёл к нему и говорю:
- Сними сейчас же эту карикатуру, а то худо будет!
Он говорит:
- Я не имею права снимать. Я ведь только художник. Мне сказали, я и нарисовал, а снимать не моё дело.
- Чьё же это дело?
- Это дело редактора. Он у нас всем распоряжается.
Тогда я говорю Серёже Букатину: