Словом, Уборщик стал думать о нём. То бишь о том, кто обитал в дупле. Нет-нет, обитатель дупла никуда не переселился. Он и сейчас, как прежде, жил в недрах старого дуба, с той только разницей... Но это уже другая глава.
Глава вторая,
в которой обитатель дупла, главный - даже заглавный - герой нашего повествования не появляется на сцене, хотя ему пора бы появиться, зато мы всё же узнаём о нём кое-что
Дупло было вместительным и просторным. При этом - полным закоулков и закомарков. Самое что ни на есть пригодное место для жилья. Что ни комната, выступ, углубление или уголок - всё от пола до потолка забито книгами. Чего тут только не было! Старинные сказания, мифы, легенды, романы и сказки, пропылённые ветхие фолианты и красочные иллюстрированные издания последних лет, переплетённые в телячью кожу тома и книжные новинки в роскошных суперобложках теснились на полках и под кроватью, в кухонном буфете и даже в тумбе для постельного белья, книги царили везде и всюду!
Окна дупла, высокие и широкие, готовые дать простор потокам солнечного света, но... Готовность пропадала втуне, поскольку окна были наглухо заколочены досками, а иные даже забаррикадированы тяжеленными громоздкими шкафами, сплошь набитыми книгами. Что касается двери... такому входу могла бы позавидовать любая крепость. Цепи, задвижки, засовы не оставляли возможности проникнуть в жилище извне, а уж замки... каких только на двери не было - и маленькие, с мизинец, и здоровенные, с арбуз величиной, а некоторые и вовсе с тележное колесо.
Дай волю хозяину дупла, он бы, глядишь, обнёс своё жилище крепостным рвом с подъёмным мостом, как положено.
Лицезреть обитателя пока что невозможно по целому ряду причин. Прежде всего, из-за тьмы кромешной, царящей внутри. Но не только поэтому. Несчастный хозяин изловчился устроить себе укрытие внутри своего сверхукреплённого жилья - на дне комода. Само собой разумеется, под книгами. Оттуда доносятся его робкие, удручённые и удручающие вздохи... Да что тут говорить - боится бедняга. Дрожит, трясётся от страха. Он боится. Боится не просто так, вообще и в общем, - боится, как ни одна живая душа отродясь не боялась.
Боится непрерывно, непрестанно, и ночью, и днём. Отчего, почему - бог весть! Даже имени его никто не помнит. Так и зовут: Трусишка.
В давние времена, когда о чудищах в Роще и слыхом не слыхивали, у Трусишки, конечно же, было своё, вполне достойное имя. (Иными словами, тогда ещё он не был трусливым обывателем.) Его знали и почитали, причем очень. А он, в свою очередь, любил Рощу с её бузиной, боярышником и шиповником, любил сыроежки после дождя и многое другое. Ему нравилось по ночам любоваться далёким светом звёзд, а днём присесть на поросший мхом пенёк и погреться на солнцепёке. Нравилось разделять эти свои привязанности с другими обитателями Рощи - ведь одному и радость не в радость. Но всё же главной его любовью были книги. Слава его превосходной библиотеки докатилась до самых отдалённых лесов и перелесков, и кто бы ни проходил через полянку, считал своим долгом потешить его новой книжицей.
Хотя во всех легендах, былях, сказках и сказаниях повествовалось о разном, в одном все они совпадали: под конец каждой истории торжествовало добро, одерживая верх над злом, - как тому и положено быть.
Взять, к примеру, сказание о храбром рыцаре по прозвищу Недомерок (из числа моих самых любимых, потому с него и начинаю!). На вид маленький-захудаленький, одним щелчком пришибёшь, а как понадобилось избавить своё царство-государство от страшной напасти - драконов многоглавых, тут-то наш герой и показал себя. Как пошёл поганые головы направо-налево отрубать, отсекать - только успевай горкой складывать. Этакий урожай не каждый рачительный хозяин к Петрову дню соберёт!
А история про сиротку Скромницу чего стоит! Сонмище ведьм замыслило беззащитную девицу со свету сжить. Уж и котёл притащили, чтобы бедняжку в кипятке сварить, а Скромница все их хитроумные планы нарушила. Попадали злые колдуньи в собственный котёл - вот и получилось ведьмовское варево. А уж кто бы мог подумать, ведь и сила, и коварство - всё на стороне злодеек было, ан нет, не вышло по-ихнему!
Сказки про Недотёпу, гномика, который в горном руднике трудился усердно, слышали? Маленький, да удаленький - одной левой тыщу сто одиннадцать чудищ положил, чтоб неповадно было в рудник соваться. Уж как нечистые у него пощады просили - нет, не уступил Недотёпа, покуда со всей пакостью не расправился.
После обеда Трусишка с друзьями чаевничали - на полянке, меж красавцев дубов. Застилали большой деревянный чурбан белокипенной, накрахмаленной до хруста скатертью, из белоснежного чайника струился в белые чашки ароматный золотисто-зелёный хвойный чай. Позвякивали серебряные ложечки, сыпались в чай мелкие бусинки сахара, капал душистый лимонный сок.
Один только Странник, закадычный старинный приятель Трусишки, норовил плеснуть себе в зелёный чай молока - пристрастился, вишь, к заморской моде, но никто не ставил ему это в вину. Друзья с наслаждением прихлёбывали чай и вели за столом неспешную беседу. Разговор шёл сплошь о делах приятных: о том, как покрасивее подровнять кроны деревьев, в какую сторону проложить кротовые ходы, стоит ли затевать влажную уборку, если вчера всю пыль дождём прибило, куда, в какие края податься странствовать и тому подобное. Наконец дело доходило до занимательных историй. Обычно между первой и второй чашками чая обитатели Рощи спрашивали Трусишку - который (не устаю повторять!) тогда ещё не был Трусишкой, - не принесёт ли он книгу и не почитает ли вслух. Владелец библиотеки уточнял, что бы им хотелось послушать. Нам без разницы, всё интересно, - звучал ответ. Ну, а всё же? - настаивал Трусишка. Во всём полагаемся на тебя, отвечали остальные. Словом, какое-то время раскланивались, расшаркивались друг перед дружкой, как водится в приличном обществе, а затем Трусишка приносил книгу - каждый раз новую, ведь библиотека у него была обширная, сказок да историй хватило бы до скончания времён. И начиналось чтение. Голос чтеца, бархатный, полнозвучный, переливался как мелодия и действовал умиротворяюще. Рассказ сменялся рассказом, пока солнце не садилось за горизонт. К тому времени драконьи головы успевали сложиться горкой, назойливые чудища в руднике были изрублены в мелкое крошево, а в котле булькало ведьмовское варево.
Да-а, славные были денёчки!
Но мало-помалу всё изменилось. Не враз, не в одночасье, а исподволь, постепенно. Сперва стали просачиваться слухи, будто бы то тут, то там появляются чудовища. Путники, что с котомкой через плечо и с резным посохом в руках проходили мимо Рощи, сказывали, будто попадались им чудища - то на тропке лесной, то в дальнем подлеске. А теперь уж, говорят, видели их поблизости. Расплодились повсюду.
Трусишка - хотя и не радовался этим слухам, но и страху пока что не поддавался, будучи уверен, что чудищ рано или поздно потеснят и загонят обратно в их логова. Зло должно быть наказано - как в книжках говорится.
Проносились через Рощу отряды славных рыцарей, готовых вступить в бой с чудовищами. Обитатели Рощи выстраивались в ряд вдоль тропы и пригоршнями сыпали к копытам коней цветочные лепестки. Рыцари с грозными криками и бравым посвистом рвались в битву, латы их под лучами солнца ослепительно сверкали, султаны на шлемах задорно колыхались на свежем ветру, а щиты были украшены гербами и девизами, внушающими уверенность в победе.
Например такими:
Нам не страшен злой дракон.
Мы его прогоним вон!
Или вот такими:
Чудищ нечего бояться,
с ними надобно сражаться!
Но герои не возвращались с победой, как в сказках сказывается. Зато чудища неудержимо расползались по всему свету.
Шло время, и у Трусишки зародились подозрения. Неужели миропорядок, в незыблемость которого он свято верил, пошатнулся? Вдруг да над чудищами не удастся взять верх? В сказках добро всегда торжествует над злом. А в жизни?
Все реже являлся он к белоснежному столу на чаепития с друзьями, да и читал вслух лишь изредка. Страх овладевал им.
А чудовища постепенно стали проникать в Рощу. Видеть их вроде бы не видели - пока что, - но чувствовать... да, их присутствие ощущалось. Поначалу Трусишка успокаивал себя тем, что страхи ему лишь мерещатся, хотя и сам был в том не уверен.
Ему всегда нравилось слушать радио. Старенький приемник звучал на редкость задушевно. Наш герой с наслаждением крутил рычажочки, ловя передачи из больших и малых дальних лесов, радующие по вечерам дивной музыкой и занятными историями. Но поскольку теперь он все реже вылезал из дупла и все больше времени проводил у радиоприемника, Трусишка не мог не заметить, что передачи стали не те. Дикторы-чудовища заполонили эфир, а новости одна другой кошмарнее шли сплошным потоком. Дальние станции смолкали одна за другой, а от чарующей музыки и занятных историй остались лишь воспоминания. Постепенно чудища целиком захватили эфир.
Неудивительно, что обитатель дупла съёжился-скукожился, спина его сгорбилась, а звучный голос потускнел и сделался дрожащим. Именно в эту пору Достойный Обитатель Рощи, пользовавшийся всеобщим уважением и любовью, известный своей храбростью и порядочностью, обладатель честного имени и обширной библиотеки превратился в Трусливого Обывателя.
Однако надежды он не терял. "Рано или поздно, - думал он про себя - все пройдет как дурной сон". Старый, закадычный его приятель Странник, на пару с которым им не раз доводилось путешествовать раньше, не выдержал гнетущей обстановки: привязал к ногам листья подорожника и побрёл куда глаза глядят. А Трусишка с замиранием сердца ждал, когда же птаха славка, служившая в Роще почтальоном, принесет весточку от друга. Письмо наконец пришло, но лучше бы уж вовсе не приходило! Славка на лету бросила послание к краю дупла и полетела дальше по своим делам. А Трусишка с надеждой в сердце вскрыл печать трясущейся рукой - руки теперь тряслись постоянно.
От письма веяло холодом. Пожалуй, единственным, что напоминало о старом друге, была его привычка излагать мысли стихами. Однако некогда округлый почерк Странника заострился, да и слова сделались такими колючими, что того и гляди оцарапают пальцы адресата. Но эти неприятные детали оказались сущими пустяками по сравнению с содержанием письма.
Судите сами:
Куда ни глянь,
Повсюду дело дрянь.
Здесь упырей полно
Прут в двери и в окно.
Где чудища пройдут,
Деревья не растут,
Трава пожухло никнет,
И вся природа гибнет.
На небе мрак и на земле.
Понятно тонет всё во мгле
Ведь даже солнцу светить лень
Восходит каждый третий день.
Отрава в воздухе витает
И птицы больше не летают.
А рыбам тоже нет житья
В реках воды не стало для питья.
Исход счастливый нам не светит.
Рыдают взрослые и дети.
Прощайте, милые друзья,
Родная Рощица моя!..
Письмо оказалось последней каплей, переполнившей чашу терпения. Трусишка перечитал его снова, начал было читать в третий раз, но не выдержал.
Захлопнул дверь и окна, тотчас же, не раздумывая, заколотил их досками и укрепил дупло - вернее, превратил его в крепость. Навесил на дверь цепочки и всевозможные замки, приладил хитроумные запоры-засовы, а сам забился на самое дно комода и сидит, дрожит, стуча зубами от страха.
Беда, да и только!
Глава третья,
в которой главный герой, к сожалению, по-прежнему не появляется. Зато: 1. Вся остальная компания чаёвничает, 2. Прилетает шпион-разведчик из лагеря чудовищ. 3. Уборщик готов отправиться в путь. Но пока что мы находимся на поляне, где Уборщик - как ему было велено - думает о Трусишке
- Думаю я о нём, а что толку? - горестно махнул рукой Уборщик. - Сердце кровью обливается, стоит мне только о нём вспомнить! - Он ещё крепче стиснул ручку своего клетчатого чемоданчика. - Но всё равно здесь житья больше нету!
- Твоя правда, жизнь у нас стала кошмарная, - пробурчал Пылемёт. - Но ведь если спрятать голову в песок, то бишь в землю, и вовсе ничего не увидишь. - Поморгав подслеповатыми глазами, он глянул на небо и шёпотом добавил: - Даже чудовищ...
- А кроме того, - вмешался Чутьчутик, - если че-че-честь-че-честью делать своё дело, чи-чи-чистить лес, чи-чи-чикать, то есть подрезать ветки и не совать свой длинный нос в чу-чу-чужую че-че-чепуху, глядишь, и беда обойдёт стороной.
- Не желаю я прятать голову в песок! - взорвался Уборщик. - И рот держать на замке - тоже не для меня. Разговаривать шёпотом у себя в Роще? Нет уж, увольте!
- Тише, тише, не так громко... - умоляюще взглянул на него Пылемёт.
- За дурака меня держите?! Чудища поганые всё тут затопчут, напакостят, а я за ними мой-убирай? Вперёд! - скомандовал самому себе Уборщик.
- Попьём чайку напоследок? - просительно сказал Чутьчутик. - Как говорится, на посошок.
Минуту спустя друзья уже сидели вокруг чурбака. Скатерть была мятая, чайник тоже отнюдь не сверкал белизной, но в чашки струился ароматный хвойный чай и мирно позвякивали ложечки. Из бокового кармашка чемодана Уборщик достал свёрток, замотанный в платок с красными горохами.
- Печенье с корицей, - предложил он компании. - В дорогу себе припас...
Друзья прихлёбывали чай, лакомились печеньем, изредка обмениваясь словами.
- Налить ещё чашечку?
- Берите печенье, не стесняйтесь.
- Сахарку? Лимон хочешь?
И вновь повисало молчание.
- Чай тоже не в удовольствие, - не выдержал наконец Уборщик. - Хоть ты тут расшибись! Какое чаепитие без него? - он мотнул головой в сторону дупла.
- Верно, - вздохнул Чутьчутик. - Сказки, истории... Как давно мы их не слышали!
- Может, предложить ему ча-чайку? Вдруг настроение у него улучшится?
Остальные дружно замахали руками, и вновь повисло молчание.
- А что, если... - чуть погодя робко предложил Пылемёт.
- Если - что?
- Если мы сами станем рассказывать себе истории?
Неожиданная идея привела друзей в восторг.
- Давайте! Здорово придумано! Колоссально!
Когда ликование поутихло, приятели стали расшаркиваться друг перед другом.
- Начинай ты!
- Нет-нет, только после тебя.
- Я присоединюсь потом.
Все умолкли, ломая голову, с чего бы начать.
- Как-то раз... однажды... жили-были... - расхрабрился Пылемёт.
- Уже интересно! - оживились остальные. - Давай дальше!
Пылемёт хорошенько прокашлялся и завёл по новой.
- В общем, значит... жили-были. А может, лучше ты? - учтиво предложил он Уборщику.
- Пожалуйста. Жили-были, не тужили... - дальше этого не ушагал и тот. Как, впрочем, и Чутьчутик.
Сказка застряла окончательно. Кто - были? Где жили? И почему не тужили? Поди тут разбери...
- Выходит, нет у нас больше ни сказок, ни историй? - всхлипнул Пылемёт.
- Как это нет? - вскрикнул Уборщик. - Просто все они там, в дупле. У него.
- Значит, накрылись наши сказки. Вернее, закрылись. На все замки-засовы.
- Так оно надёжней, - утешил приятелей Уборщик. - Целей будут! Кстати, - продолжил он обиженным тоном, - могли бы и мне уделить хоть какое-то внимание. В конце концов, это последнее чаепитие готовилось в мою честь, так что не мешало бы...
Что именно не мешало бы, так и осталось неизвестным, поскольку в это мгновенье послышались рёв и треск, и на небе появилось некое отвратительное существо. С крыльями, но не птица и не самолёт, и вообще ни на что не похожее. Кожистые крылья покрыты складками, и стоило неведомому чудищу взмахнуть крыльями, как складки обвисали, начинали тереться друг о дружку издавая пренеприятный треск. Глаза... глаз у чудища хватало с избытком, каждый висел на отдельной ножке и хищно обшаривал землю, леса-поля, ничего не оставляя незамеченным. Словом, пялилось во все глаза. Потому и прозвали чудище Лупоглазой Трескучкой.
- Шпион! Вражеский разведчик! - завопил Пылемёт, силясь перекричать шум. - Опять подвалил! По нему хоть часы проверяй. Кружит над головой, зыркает глазищами, высматривает, нет ли каких перемен со вчерашнего дня.
- Нет у нас никаких перемен, не надейся! - прокричал Уборщик, задрав голову к небу. - Как вчера вас терпеть не могли, так и нынче на дух не принимаем! - и, обращаясь к остальным, пояснил: - Повадился прилетать в одно и то же время, хочет, чтоб мы к нему привыкли. Чтобы его появление стало таким же естественным, как восход солнца или весеннее цветение. А стоит только нам привыкнуть, и тогда уж без разницы, здесь он или нет его. Тогда он здесь и обоснуется, словно испокон веков в Роще жил! Но лично я к тебе привыкать не намерен! Слышишь, ты?! - Уборщик воздел кулаки к небу. - Чёрта лысого я к тебе привыкну!
Лупоглазая Трескучка нырнул к себе подмышку (если предположить, что уродина с перепончатыми крыльями способна обладать подмышками), и на землю посыпалось что-то, взметаемое ветром.
Трескучка убрался восвояси, а сброшенный им мусор медленно опускался вниз. Одна из этих штуковин угодила в чашку Пылемёта, мигом размокнув в чае.
- Чу-чу-чур меня! - взволнованно пролепетал Чутьчутик. - Да это же вражеская пропаганда! Весь лес своими чу-чу-чудовищными листовками засыпал!
Размокшую бумажонку сунули Уборщику, так как из всей компании он один умел сносно читать. Грамотей с трудом разбирал заострённые, как колючки буквы, которые наконец сложились в одну-единственную фразу:
МИР ПРИНАДЛЕЖИТ ЧУДОВИЩАМ!
Лупоглазой Трескучки и след простыл. Всё вокруг было усеяно чудовищными листовками. Они застряли, зацепившись за ветки деревьев и шипы колючего кустарника, покрыли траву, а почтальонша славка с отвращением вытащила клювом из гнезда чуть ли не с полдесятка мерзких листков. Уборщик потянулся было за пылесосом, чтобы побыстрей уничтожить эту гадость, но вовремя спохватился.
Напоследок вдохнул полной грудью родного воздуха и решительно ступил на тропу.
- Что ж ты, даже не попрощаешься?
- Простились уже, - Уборщик даже не обернулся.
- До свидания! - прокричал вслед Чутьчутик.
- Пока! - горестно пробормотал Пылемёт.
- Доброго пути! - прошелестели безвольно поникшими кронами деревья.
- Возвращайся к нам! - прошумели кусты.
- До свидания, - глотая слёзы, тихо отозвался Уборщик и ещё более решительным шагом направился к опушке Рощи.