Еще немного, и я оказался в Сент-Луисе. В этом городе сошлись три Америки, их делили три реки – Миссури, Миссисипи и Огайо. На западе, между Миссури и Миссисипи, разгуливали здоровенные молодцы в высоких сапогах, мягких шляпах и кожаных куртках. За поясами у них заткнуты ножи и шестизарядные кольты. Каждого белого без ножа и кольта они презрительно называют "янки". Переправиться на ту сторону Миссисипи или Миссури для них значит "поехать в Америку".
Янки с Севера другие люди. Небо у них черное от дыма труб, а море около Нью-Йорка засорено, как бочка для мусора. Янки жуют табак, болтают и везде ищут выгоду.
Из Сент-Луиса я решил податься на юг, в Дикси-кантри. Тут теплей и спокойней. Сразу чувствуешь себя важной птицей, потому что ты белый. В Дикси-кантри разрешено рабство.
Я вовремя сбежал из Сент-Луиса, там началась чума. Еще раз я спасся от смерти и теперь живой, здоровый сидел на галерее Бланшаров.
Я быстро освоился с положением "брата". Красивая одежда придавала мне уверенность. Я попробовал поболтать с Хетти, но оказалось, что из нее слова клещами не вытянешь.
Пришел дядюшка Париж. Он поздравил Морриса с тем, что у него появился такой близкий родственник. Он сказал:
– Я всегда говорил мистеру Моррису, что ему не хватает брата.
– Дядюшка Париж, – сказала Мари, – как поживают твои знакомые братец Кролик и братец Лис?
– Ох, маленькая госпожа, – вздохнул дядюшка Париж, – у них трудное время. Ведь пора сеять хлопок. В прошлом году мистер Кролик и мистер Лис договорились сеять хлопок. Но теперь мистер Лис сомневается, стоит ли сеять хлопок.
– Почему, дядюшка Париж?
– С тех пор как мистер Кролик и мистер Лис решили работать в поле вместе, они делят урожай по справедливости. Один получает верх, другой низ. В следующий раз они меняются, один получает низ, а другой верх. В первый год они посадили кукурузу. Мистеру Кролику достались початки, а мистеру Лису корневища. На второй год они посадили брюкву. Мистеру Лису достались побеги, а мистеру Кролику сама брюква. На третий год они посеяли пшеницу. Мистер Кролик взял колосья, а мистеру Лису осталось опять непонятно что. В четвертый раз был картофель, и снова неудача для мистера Лиса. Теперь братец Кролик предлагает засеять поле хлопком. Но вы быстро сообразите, что братцу Лису это никак не выгодно. Вот он и раздумывает, сеять ли хлопок.
– Ну и хитрец твой братец Кролик, дядюшка Париж! – сказала Мари.
– Да, – вздохнул дядюшка Париж, – он очень умный господин. Только, боюсь, зря он сердит мистера Лиса. У мистера Лиса очень острые зубы.
– Сколько ты нам ни рассказывал про этих Лисов и Кроликов, – заметил Чартер, – все обманщики выходят сухими из воды.
– Это до поры до времени, масса Чартер, до поры до времени, – сказал дядюшка Париж.
– А что ты нам расскажешь сегодня? – спросила Дейси.
– Сегодня, госпожа, я расскажу вам кое-что для мистера Аллена и его нового брата. Я так рад, что у мистера Аллена появился брат.
– Он у меня всегда был, – буркнул Моррис.
– О, конечно, мистер Аллен. Только мы его не видели. Я и хотел сказать, что вдвоем вам будет легче ездить на паровозе.
– Ты попал в точку, – сказал Моррис.
– Про паровоз я и хочу рассказать, мистер Аллен, – сказал дядюшка Париж. – Послушайте, красивые господа. Вот что мы услышали.
Глава 5.
Кто придумал паровоз и дорогу
У мистера Аллена очень красивый паровоз, и зовут его "Пегас". Но кто знает, как звали дедушку "Пегаса"? Сэр "Пегас" не очень-то любит говорить, а мистер Аллен, должно быть, его не спрашивал.
Так я вам скажу, что дедушку "Пегаса" звали Белый Дымок. Не верьте людям, которые говорят, что паровоз привезли из-за моря. Паровоз прямо тут и появился, недалеко от нас, и звали его Белый Дымок.
Я думаю, все догадались, как это вышло. Нет тут в наших местах никого головастей, чем кукурузный мальчишка по кличке Кривой Початок и его приятель, табачный бродяжка Чихни-Понюхай.
Все дело в том, что Кривой Початок жил у нас в Черной Розе, а Чихни-Понюхай чуть ли не в Красном Каньоне. Далековато, ведь так? Если Кривой Початок чихнет, Чихни-Понюхай и не почешется.
Кривой Початок – ну, тот парень деловой, он если шалить начнет, пиши пропало, все оборвет, обломает и в суп соли насыплет. А Чихни-Понюхай бездельник, все кукурузную трубочку курит. Лежит нога на ногу и мечтает.
– Послушай, Чих, – говорит однажды Кривой Початок. – Я чай люблю.
– Ну да, – говорит Чихни-Понюхай.
– Я страсть как его люблю. Идти к тебе далеко, а без чаю одно страдание.
– Послушай, Чат, – говорит Чихни-Понюхай. – А ты чайник с собой возьми.
– Ладно, – говорит Кривой Початок. – Только туда я понесу, а обратно уж ты.
Вот и решили. Идет Кривой Початок к Чихни-Понюхай, чайник с собой волочет, в пути из носика попивает. А обратно уже Чихни-Понюхай старается, тащит чайник, пыхтит.
– Послушай, Чих, – говорит Кривой Початок, – что за дурная привычка у нас в Черной Розе пить чай холодным. Я, например, горячий люблю. А он остывает, прямо одно страдание. Я тут было поджег сарайчик по дороге, чтобы подогреть, да хозяину не понравилось.
– Все они так, – говорит Чихни-Понюхай. – А ты жаровню с собой возьми.
– Договорились, – говорит Кривой Початок, – только носить как раньше: я туда, ты обратно.
Взял Кривой Початок жаровню с углями, приладил к чайнику, и давай они это с собой таскать. Совсем запарились. Кривой Початок пятку обжег, а Чихни-Понюхай по ошибке вместо чаю все табак заваривал.
– Одно страдание, – говорит Кривой Початок. – Тяжелая вещь. Я тут у хозяина по дороге мулов позаимствовал, да тому не понравилось.
– Все они так, – говорит Чихни-Понюхай. – А ты не мулов, ты тележку у него возьми. Тележку не в пример легче прятать, она не мычит. А вместо мулов мы будем.
Приглядели маленькую тележку, поставили на нее жаровню, сверху чайник и давай катать туда-сюда. Но дороги у нас неважные. То дождь пойдет, развезет дорогу. То солнце пригреет, из грязи пух сделает. Совсем замучились приятели.
– Послушай, Чих, – говорит Кривой Початок. – Я парень ядреный, у меня мозги кукурузные. Давай-ка свою дорогу, проложим, для каждого колеса – стежку.
– А как? – спрашивает Чихни-Понюхай.
– Тут, я смотрю, на всех помочи. Если их оторвать, вместе сложить, да по земле протянуть, вот и будет для каждого колеса стежка.
– Ну да, – говорит Чихни-Понюхай.
И началось. Не прошло и недели, как все хозяева из Черной Розы и Красного Каньона перестали выходить на улицу. А как выйдут, штаны с них падают. Это Кривой Початок и Чихни-Понюхай все помочи оборвали, уложили в две линейки от Черной Розы до Красного Каньона.
Поставили на ремни тележку. Кривой Початок угольку в жаровню подкинул. Чайник закипел, забурлил, белым паром свистнул – и покатили!
– Смотри-ка, – говорит Кривой Початок, – сами по себе едем.
А чайник на тележке вдруг говорит:
– Ничего не сами по себе. Это я вас везу.
– Это мы тебя сделали, – говорит Чихни-Понюхай.
– Глупости, – отвечает чайник, – вы только меня на тележку поставили, да угольку подкинули. А чтоб ездить – это уже я сам.
– Смотри-ка, – говорит Кривой Початок. – Всего-то дырявый чайник, а туда же, сам по себе хочет.
Тут чайник как свистнул, как гукнул, как рванулся вперед, оба приятеля с него кувырком полетели. А чайник помчался вперед и закричал на всю округу:
– Вот вам дырявый чайник! Не чайник я, а Белый Дымок, так и знайте! Еще попроситесь ко мне покататься!
А Кривой Початок и Чихни-Понюхай сидят в канаве, затылки чешут.
– Послушай, Чат, – говорит Чихни-Понюхай, – что это получилось?
А Кривой Початок все затылок чешет.
– Похоже, Чих, – говорит, – придется нам с этим… как его звать?
– Мистер Белый Дымок.
– Похоже, придется нам с мистером Белым Дымком договариваться.
– Похоже, так, – говорит Чихни-Понюхай. С этого дня, милые дети, и появились у нас в Черной Розе паровозы. А самый веселый, самый добрый из них Белый Дымок. Все его знают, и все с ним дружат.
Глава 6.
Звезды над Черной Розой
Ночью я вышел на улицу. Майские ночи теплые, но еще не душные, как в июне. Теперь я жил с Моррисом в его вагончике. Кроме паровоза, у Морриса был маленький двухосный вагон, похожий на большую карету. "Пегас" таскал его за собой всюду, а там, где Моррис решал остановиться, он загонял его в тупик.
Вагончик делился на три купе. В одном Моррис устроил спальню, а перегородку между другими сломал, получилась комната. Моррис называет ее "голубая гостиная". Тут еще сохранились остатки голубой обивки. Наверное, раньше это был совсем неплохой вагончик. Он бегал где-то на самых первых линиях в Новой Англии, и на нем стояло клеймо знаменитой фирмы "Пульман".
Спит Черная Роза. Весеннее небо еще не такое бархатное, как летом. Его чернота совсем другая. Она какая-то нежная, недозрелая, от нее веет свежестью. И звезды весной не такие, как, скажем, в августе. Они, быть может, помельче, но не такие усталые. Весной не кажется, что крупные, как белые камни, звезды вот-вот сорвутся и упадут на землю.
Несколько лет назад над Черной Розой прошел звездопад. Он начался в полночь и кончился только к утру. Звезды сыпались как из ведра. Кто-то сказал, что это было похоже на бриллиантовый снег. Тысячи метеоров ринулись на Черную Розу и повергли в ужас ее обитателей. Плантаторы в эту ночь, как всегда, играли в карты. Когда звезды одна за одной стали черкать по небу серебряные дорожки, они бросили карты и разбежались кто куда. Все думали, что это конец света.
Кто молился, кто скакал во весь опор на коне, кто накрылся с головой. Один фермер стал поджигать свой дом. Он кричал, что нажил его нечестным путем и теперь хочет очистить себя перед богом. Несколько человек ломились в дом к судье и признавались в разных преступлениях, но сам судья в это время прятался в погребе.
Какой-то плантатор совсем обезумел и стал палить из всех своих ружей и револьверов. Ему показалось, что в каждой падающей звезде сидит маленький дьявол. Тысячи дьяволят приземляются в садах Черной Розы и разбегаются по округе, чтобы с утра начать свои черные делишки.
Звезды рушились безмолвным дождем. Такого еще никто никогда не видал. Это была ночь чудес. Наутро недосчитались многих негров. Они бесследно пропали, и целых два дня плантаторы боялись устраивать облаву. Опасались, что это проделки нечистой силы.
Несколько деревьев было вырвано с корнем. Очевидцы утверждали, что целые рощи магнолий отплясывали какой-то танец, а болотные кипарисы из трясины Рип Шин выбирались на сушу и странствовали под окнами ферм.
Прибавьте еще к этому, что несколько хозяев, вернувшись после бессонной ночи домой, застали на столах следы какого-то пиршества. Запасы из погребов в беспорядке валялись по столам.
Разлито много сидра и вина, бекон порезан, а на стенах намалеваны белые кресты.
Несколько дней после этой ночи плантаторы терпели и жили без развлечений, но потом опять пошли карты и ночные кутежи. К тому же в газете появилась статья ученого человека. Он объяснил, что над штатом прошел поток Леонидов, обыкновенных метеоров, так что бояться нечего. Добавлю, правда, что сразу после этой статьи ученый человек подавился костью и его еле спасли. В Гедеоне стали говорить, что кость-то оказалась серебряной, сделанной из тех самых Леонидов. Гедеонцы находчивый народ, они сумеют объяснить любое событие.
Низко над горизонтом я нашел четыре звезды Большого Квадрата. Три из них светили голубовато, а на четвертую как бы ложился отблеск пожара. Вправо от Квадрата уходило созвездие Пегас. Его крайняя звезда отдавала медью, а остальные проблескивали очень слабо. Я смотрел на созвездие Пегас и думал.
Зеркальный осколок месяца струил на Черную Розу неясный свет. Встречаясь с блестящими листьями магнолий, тюльпанных деревьев, ильмов и сассафрасов, этот свет превращался в толченое стекло, в серебряный порошок. Он припудривал холмистый простор Черной Розы, ее таинственные леса, сады, болотные заросли. На всей Черной Розе лежал серебряный отсвет ночи. Не Черной, а Серебряной Розой бывает она в такие часы.
Когда я пошел спать в вагончик, уже начинало светать, а Моррис умывался у станционной колонки. Он хотел проверить, начал ли Джим Эд разогревать "Пегаса". Вот еще одна особенность Морриса Аллена: он мог выспаться за какие-то три часа, но мог не выспаться и за половину суток. Это зависело от настроения. У него все зависело от настроения, и вы еще узнаете, какой это был необычный парень.
Он не взял меня в этот рейс. Он сказал, что мне нужно освоиться. Кроме того, Джим Эд по уговору должен с ним сделать еще две ездки. Он надоел ему, этот старый, никуда не годный кочегар. В пути приходится работать за него. Но у Джима Эда умерла жена, дети как сквозь землю провалились за линией Мейсона, и старику нечего есть.
Глава 7.
Бешеный Шеп
Я не переставал восхищаться "Пегасом". Какая это красивая машина! У него три пары передних бегунков и одна пара огромных ведущих колес. Как я уже говорил, это редкий тип 6-2-0, сделанный на заводе компании "Кук-Данфорт". Сейчас большинство компаний уже перешло на тип 4-4-0, то есть на паровозы с двумя парами передних и двумя парами ведущих. Такие локомотивы легче берут с места и тянут большие грузы.
"Пегас", конечно, не такой мощный, зато быстроходный. Когда он наберет ход, ни одному 4-4-0 за ним не угнаться. Да и бег у него плавнее, мягче. "Пегас" не железный битюг, он легкий скакун.
Никто не знал толком, откуда у Морриса паровоз. Говорили, что отец его нашел золото в Калифорнии, успел купить паровоз, а потом умер. Говорили, что Моррис спас дочку какого-то миллионера и тот отвалил ему кругленькую сумму. Предполагали, что Моррис нашел клад.
В Гедеоне Моррис появился год назад, как раз когда достроили последний перегон до форта Клера. Иногда он исчезал, и все знали, что Моррис работает у коронцев. Это вызывало недовольство. Но Моррис не обращал никакого внимания на вражду между Короной и Гедеоном.
Когда Джим Эд отработал свои два рейса, в будку залез я. Не думайте, что с дровами управляться легче, чем с углем. Почище, конечно, но держать пар дровами куда труднее. Топка быстро пожирает запас в тендере, нужно добирать дрова чуть ли не каждые десять миль. Но Моррис умудрялся проходить все восемьдесят миль до форта только с двумя остановками. Правда, он никогда не брал больших грузов.
У "Пегаса" один недостаток. Будка вынесена слишком высоко, сверху тебя продувает насквозь, а снизу поджаривает из топки. Работа у "печеной головы" ох какая нелегкая, но ума много не надо. Знай себе подкидывай да следи за давлением. Еще воду качай, еще сало подливай в масленки, крути тяжелый тормоз, а после рейса выдалбливай шлак из колосников.
Но мускулы у меня хорошие. Я накачал их еще в Мемфисе. Я умел поддерживать в топке белое пламя. Если что-то у меня не получалось, то Моррис помогал. С расхлябанными подшипниками, например, возился только он.
В тот раз мы возвращались с пустыми вагонами из форта. Моррис вел машину легко, даже небрежно. Повороты он проходил, почти не снижая скорости. Перед подъемом плавно открывал регулятор, растягивал состав и одолевал горку без толчков, что удается только самым хорошим машинистам.
Мы ворвались в рощу магнолий.
– Тормоз! – крикнул внезапно Моррис и закрыл регулятор.
Я кинулся к баранке тормоза. "Пегас" остановился, тяжело дыша. Я выглянул из будки. В нескольких метрах перед нами рельсы были завалены подпиленными деревьями.
– Что это? – спросил я.
– Бешеный Шеп, – сказал сквозь зубы Моррис.
Он не выходил из будки.
Грохнул выстрел. Кто-то закричал истошно:
– Убирайтесь отсюда, паршивые янки! Я не пропущу больше ни одной вашей дырявой кастрюли! Вы порезали мне всех свиней! Валите к своему Линкину, убирайтесь на Север!
Снова грохнул выстрел. Мне стало не по себе.
– Это в нас?
– Кто его знает, – сказал Моррис. – Бешеный Шеп. Дорога идет через его поле.
– А что будем делать?
– Подумаем, – сказал Моррис.
Снова крик:
– Я вам сказал, убирайтесь! Поворачивайте крокодила! Проклятые янки! Мало того, что вы загадили полстраны, вы еще приперлись к нам в Черную Розу! Кто вам разрешил ездить по моему полю?
– Он уже целый год воюет, – сказал Моррис. – И рельсы разбирал, и путь заваливал.
– Что же мы будем делать?
– Деревья крупные, – сказал Моррис, – попробуем столкнуть их на тихом ходу.
– Но он стреляет!
– Ничего, – сказал Моррис, – мы тоже не лыком шиты.
Он открыл крышку ящика и вытащил здоровенный смит-вессон.
– Держи, – сказал он. – Чуть что, пали в воздух.
Он дал гудок, выпустил пар.
– Только попробуй! – заорал Шеп из своей засады. – Моррис, я на тебя не в обиде, но мне надоели ваши вонючие примусы! Я буду стрелять, Моррис, я продырявлю тебе цилиндры!
– Давай, – сказал Моррис.
Мы тронулись, и я три раза гулко бабахнул из смит-вессона.
– Сволочи! – орал Шеп. Он выскочил на полотно и в ярости размахивал руками. – Я подорву вашу ублюдочную дорогу, так и знайте!
Мы несколько метров тащили перед собой деревянный завал. Потом он распался, и Моррис прибавил ход.
Шеп О’Тул ирландец.
Он попал в Америку с "зеленой волной", когда во время знаменитого картофельного голода миллионы ирландцев покинули свою страну и переправились за океан искать счастья. Шеп разводил свиней. Его ферма так и называлась: "Как в Ирландии".
Многим фермерам не понравились железные дороги. Не один Шеп О’Тул воевал с паровозами. Эти страшные громилы распугивали живность, подминали под колеса кур, свиней, коров. Они могли прогрохотать мимо дома ночью, разбивая сладкий сон. Они тоскливо кричали в долинах, чернили сажей леса, шипели, как змеи. Иногда они летели под откос или сталкивались, взрывались. Мирная, тихая жизнь южан была нарушена.
Железные дороги заползали с Севера, заползали, как всякое другое: бойкость, хвастливость, жадность к доллару, а самое главное – эта страшная чума под названием "аболиционизм". Непонятное требование дать неграм свободу. Свободу тому, кто был привезен рабом и другим быть никем не мог! О, эти проклятые янки! Зачем они суют нос не в свои дела?
Я не был аболиционистом, Моррис тем более не был.
Но нам пришлось разбираться в этом вопросе сразу после встречи с Шепом О’Тулом.
В Гедеоне, перед тем как расцепиться с вагонами, Моррис пошел проверить, все ли в порядке. Он опасался пакости от Бешеного Шепа. За нами было три "люльки", открытых платформы, и два вагона. Мы заглянули в оба и в последнем обнаружили, что все-таки привезли от Шепа подарок.
Это был крошечный негритенок лет семи, а может, и шести. Он сидел в углу вагона, как блестящая глиняная куколка, и зыркал на нас ослепительными белками. В руках он держал белого котенка.
– Это что еще за явление? – сказал Моррис. – Ты кто такой?
– Вик, мисти сэр, – пискнул негритенок.
– Откуда ты взялся?
Тот молчал и только хлопал большущими глазами.
– Как ты сюда попал, кто твой хозяин?
– Масса Шептун, мисти.
– Какой еще Шептун, черт возьми? Шеп О’Тул?
Негритенок кивнул головой.