Спустя мгновение нога сломалась, и Эпиктет по-прежнему совершенно спокойно произнес:
- Ну, что я говорил?
Я твердо решила стать таким же стоиком, как Эпиктет, да, я тоже! Посмотрю, что из этого выйдет! Но если кто-нибудь начнет вбивать клин мне в ногу, то, думаю, я закричу.
С папой, во всяком случае, все как-то странно. Он такой рассеянный и все на свете забывает, но когда дело идет о его собственных детях и учениках гимназии, то ушки у него на макушке. Он наблюдает за нами, когда мы меньше всего подозреваем это, и, если видит нечто, не вызывающее одобрения, всегда находит какой-нибудь способ дать это понять.
Так что я больше уже не выдающаяся спасительница. Но все равно я обрадовалась, получив открытку от Бертиля в самый разгар ужаснейшей лихорадки и беспамятства.
Потому что там было написано: "You are а good sport".
Надеюсь, даже Эпиктет не может ничего возразить против этого.
Твой друг Бритт Мари.
10 февраля
Дорогая Кайса!
Слышу, ты ведешь разгульный образ жизни и много дней в неделю бегаешь по театрам. Мне, вероятно, следовало бы преподать тебе небольшую мораль, подчеркнуть необходимость заниматься уроками, заботиться о своем здоровье и все такое прочее. Но предполагаю, что у тебя найдется какая-нибудь старая тетушка, чтобы вмешаться в твои дела, если ты почувствуешь необходимость в мудром поучении. Так что я отступаюсь. Вообще-то я, вероятно, не создана, чтобы поучать других, потому как всю эту неделю сама воистину кружилась в вихре удовольствий, да, и я тоже. В моем карманном дневничке есть запись о посещении кино вместе с Бертилем и двух пиршествах - кофепитиях у одноклассников, а также в первую очередь - о мамином дне рождения. И то, что дом наш еще не обрушился, - просто чудо! Хочу сказать: мамин день рождения мы празднуем, быть может, еще интенсивнее, чем любое другое торжество в году. А мы вообще-то не из тех, кто упускает случай что-либо попраздновать.
Папа отрепетировал хвалебный гимн, преподнесенный маме под аккомпанемент губной гармоники ранним утром вместе с подарками на подносе. Вообще-то папа выглядел чрезвычайно мило в своей длинной белой ночной сорочке, несмотря на то что, желая обставить все как нельзя более торжественно, он надел на голову и высокий цилиндр.
О длительных восхвалениях не могло быть и речи, поскольку большая часть семьи торопилась в школу. Зато мы гораздо более основательно проделали все вечером. Программа к маминому дню рождения у нас каждый год разная. В этом году был костюмированный бал. Правда, назвать это балом, возможно, слишком претенциозно, но танцевать мы танцевали, да и вырядились тоже.
Мама задолго до дня рождения отказалась от того, чтобы мы все вместе изображали какие-то исторические персонажи либо героев какой-нибудь книги. Несмотря на глубокие размышления и многочасовые дискуссии с Майкен, так и осталось неясно, какая роль мне больше подходит - колдуньи Помперипоссы или императрицы Клеопатры. Мне очень хотелось быть Клеопатрой, но Сванте сказал, что в таком случае есть непременное условие: два солидных ужа должны висеть у меня на шее. Лучше бы, понятно, если бы это были ядовитые змеи, но в случае необходимости и ужи сойдут. Кем будет он, Сванте и сам не знал, и я предложила ему выступить в роли Винни-Пуха:
- "Медвежонок с опилками в голове" - ты ведь словно создан для этого!
После этих слов мне пришлось немного поспешно присесть на корточки, потому что толстый том немецкой грамматики Юрта пролетел в воздухе.
Целую неделю перед маминым днем рождения мы каждую свободную минуту посвящали нашим костюмам. Условие было такое: все, разумеется кроме Моники, должны справляться с этим самостоятельно, без всякой посторонней помощи. У нас на чердаке есть большой сундук, битком набитый старинным платьем. И всякий раз, когда хотелось подняться туда, раздобыть для себя какую-нибудь тряпицу, в сундуке вечно и обязательно кто-то рылся.
Чем ближе был мамин день рождения, тем таинственней мы становились, и, когда после праздничного обеда мы вернулись в наши комнаты, от напряжения и ожидания дрожал воздух. Существовала договоренность, что в восемь часов вечера Алида ударит в гонг. Тогда все должны быть готовы выступить во всем своем блеске и великолепии.
Я сильно нервничала и едва-едва смогла влезть в бархатные брюки. Взвесив все "за" и "против", я после зрелого размышления приняла решение стать маленьким лордом Фаунтлероем и по этому случаю все послеполуденное время расхаживала с папильотками в волосах. Брюки я сама сварганила из старого черного бархатного платья, правда, Алида помогала мне их примерить. К брюкам у меня была белая шелковая блуза с кружевным воротником и манжетами. И когда я сняла с головы папильотки и уложила волосы красивыми локонами в виде штопоров, я сама осталась чрезвычайно довольна результатом своих трудов..
В восемь часов вечера Алида ударила в гонг, да так, что можно было подумать, будто настал Рагнарёк. И тут же на лестнице послышались слабые шаги, а спустя мгновение громкий воинственный клич индейца прорезал тишину. То был Ситтинг Булл, издававший воинственный клич своего племени. Иеркер очень просто справился с проблемой маскарадного костюма, облачившись лишь в одежду индейца и разрисовав физиономию красной, цвета содранной кожи, краской. Одновременно из комнаты Майкен мелкими шажками вышла малютка Красная Шапочка.
То была Моника с лучезарным солнечным взглядом. На руке она несла корзинку. Папа с помощью пары простыней превратился в Сократа. Мама предложила ему рюмочку домашнего вишневого ликера, чтобы он не замерз. Но папа не любит ликер и, отвергая его, заявил:
- Надеюсь, здесь не имелось в виду, чтобы я мгновенно осушил чашу с ядом!
Сванте как раз недавно прочитал книгу о докторе Джекиле и мистере Хайде, и вот, когда мерзкий плод этого чтения объявился в дверях гостиной, малютка Красная Шапочка от ужаса заорала как безумная. С помощью черного развевающегося плаща, цилиндра, липкого пластыря и какого-то весьма своеобразного клыка, торчащего у него прямо изо рта, Сванте изобразил столь достоверного мистера Хайда, что я решительно отказалась признать его своим братом. Сам же Сванте считал, что его переодевание - чрезвычайно практично.
- Когда будем есть мороженое, я только вытащу клык изо рта и снова превращусь на некоторое время в доктора Джекила.
Я умоляла его весь вечер быть доктором Джекилом, хотя бы ради Красной Шапочки, но он не захотел.
Папа заявил, что вообще-то долг мамы состоял в том, чтобы переодеться Ксантиппой. Она же этого не сделала. Она напялила на себя старинное платье восьмидесятых годов прошлого века, принадлежавшее некогда бабушке, и уверяла, что изображает Нору из пьесы Ибсена "Кукольный дом". Но если нам больше хочется, чтобы она была Кристиной Нильссон или королевой Софией, то пожалуйста, она может быть также и ими…
Майкен знала, что делала, отложив свое появление, пока все не соберутся. Только мы начали удивляться, где она, собственно говоря, пребывает, как Алида, сунув голову в дверь, доложила:
- Ее величество королева Мария Антуанетта Французская!
Мгновение, и в дверном проеме уже стояла Майкен, а мы от удивления и восхищения в состоянии были лишь поднять дикий шум!
Я прекрасно знала, какая замечательная рукодельница Майкен, но все равно не могла поверить, что она в состоянии создать такое очаровательное одеяние XVIII века из пары старых простынь и мотка кружев. Волосы она собрала в высокую прическу и припудрила. И я никогда не поверю, что подлинная Мария Антуанетта была так же мила, как моя сестра, иначе ни у кого не поднялась бы рука ее обезглавить.
- Когда начнем отрубать голову? - деловито, с надеждой в голосе осведомился этот дьявол мистер Хайд.
- О, по-моему, ты, как всегда, можешь довольствоваться тем, что тебе отрубят язык, - ответила Мария Антуанетта и плавно заскользила по комнате, чтобы мы вдоволь повосхищались ею.
Вскоре прибыли наши гости: папин коллега, переодетый Дядюшкой Брэсигом, Аннастина, облачившаяся во фрак своего папы (она изображала "Девушку во фраке"), а также мама и папа Аннастины, наши старинные друзья. Мама Аннастины утверждала, что она - Ма Chere Mere. Дядя Юхан, папа Аннастины, не смог переодеться, но сказал, что он сам собирается написать книгу под названием "Господин Медельсвенссон пускается в разгул" и теперь изображает главный персонаж именно этой книги.
- Посмотрите только, как я шевелю ушами, - сказал он, шевеля ушами.
Этим искусством он владеет в совершенстве. Йеркер тут же страшно позавидовал ему и все время упорно тренировался до тех пор, пока не настала пора ему ложиться спать.
Угощение состояло из мороженого, торта, вина, кофе, печенья и вишневого ликера для взрослых.
Потом мы танцевали, хотя с кавалерами было туго, в особенности после того, как Сократ, Дядюшка Брэсиг и Господин Медельсвенссон сели играть в карты. Сократ один раз ошибся и пустился в долгие объяснения, почему так получилось, но тут Дядюшка Брэсиг сказал:
- Эта защитная речь совершенно недостойна Сократа.
И тогда папа заявил, что Дядюшка Брэсиг - богохульник, раз он говорит о защитной речи Сократа в такой связи. Вообще-то Сократ мерз в своих двух простынях, и поскольку он немного страдает ревматизмом, то вскоре пошел и переоделся в свой более теплый обычный костюм.
Сванте счел большим упущением то, что широкая общественность не увидит нас в маскарадных костюмах, и сказал Майкен:
- Заработаешь крону, если прошвырнешься по Стургатан вместе со мной.
- Блестящее предложение, - ответила Майкен. - Но думается, не слишком ли это низкая цена за воспаление легких?!
- Ты трусиха, - презрительно возразил Сванте, - боишься встретить людей. Но ты, верно, знаешь, что в это время дня ни одной живой души на Стургатан не встретить.
Было около одиннадцати вечера, а в нашем городе спать ложатся рано.
Майкен продолжала отказываться, но Сванте упрямо стоял на своем. Он просил, он угрожал, он презирал… Он прибег даже к вымогательству:
- Если не пойдешь со мной, я покажу всем на свете твою лучшую грибницу, где растет целая колония лисичек.
Сам Сванте не любит лисички, но для Майкен это было смертельной угрозой, пронзившей ее сердце. Разумеется, пройдет немало месяцев, пока вырастут лисички, но одна лишь мысль о том, что кто-то узнает о великой грибнице, где растет целая колония лисичек в орешнике на коровьем выгоне в Смедбакке, заставляла Майкен дрожать.
Не знаю, угроза ли подействовала на нашу сестру, а может, сама Майкен в глубине души была польщена этим предложением? Достаточно того, что она согласилась. Мистер Хайд, надев на голову цилиндр, взял ее под руку, и они вышли в ночь. Об этом знали лишь Аннастина и я. Йеркер и Моника уже спали, а взрослых мы не позаботились посвятить в эту историю.
О том, что случилось после, я только слышала, но это был рассказ очевидца. Мистеру Хайду и прекрасной королеве Франции так и не удалось дойти до улицы Стургатан. Ведь чтобы попасть туда, нужно миновать нашу личную маленькую улочку, окаймленную с обеих сторон виллами и садами. Не успела сладкая парочка пройти примерно сто метров, как вдруг дверь одной из вилл отворилась и оттуда вышел мужчина, двинувшийся быстрыми шагами на улицу. Воистину мерзопакостный мистер Хайд кинулся бежать и спрятался за живой изгородью, а Мария Антуанетта осталась на дороге одна, безуспешно высматривая, кто бы мог ей помочь. Она быстро повернулась, чтобы убежать, но если ты не привыкла носить широкие колышущиеся юбки, это не так-то легко. Неосторожно шагнув, она подвернула ногу, и если бы незнакомец не подхватил ее в свои объятия (разве это не звучит как строки из романа?), она бы грохнулась на землю.
- О, каков шалопай! - стонала Майкен.
Сванте, лежа за живой изгородью, все слышал. Он очень хорошо понял, кто такой шалопай, но этого не понял незнакомец.
- Вы имеете в виду меня? - спросил он.
- Нет, конечно нет… извините… отпустите меня, - в замешательстве сказала Майкен.
Незнакомец сделал то, что она просила, но в результате она снова начала падать. Она не могла ступить на ногу. И согласно версии события в изложении Сванте, она кинулась на шею незнакомцу.
- Вечное вранье, - комментирует Майкен.
Не знаю, кому верить, но думаю, что правда, как обычно, лежит где-то посередине.
- Вы - сновидение или привидение? - спросил незнакомец.
- Я - несчастная сестра мальчишки, которого следует пристрелить, - стонала Майкен.
Вся эта история кончилась тем, что когда Мария Антуанетта вернулась в отчий дом, то через порог дома ее перенес незнакомец, который, сдав свою прелестную ношу домочадцам, учтиво представился обществу. С одной стороны, он, оказывается, носил фамилию Альмквист, с другой - был новым старшим лесничим в лесничестве. Ничто не могло быть естественнее, чем пригласить его принять участие в праздновании дня рождения. Остаток вечера Майкен пролежала на диване, а он все время преданно сидел рядом.
Мистер Хайд также вернулся домой. Осторожности ради он проскользнул черным ходом, но прошло совсем немного времени, прежде чем он снова непринужденно смешался с толпой домочадцев и гостей, абсолютно игнорируя гневные взгляды Майкен.
- Если зрение мне не изменяет, - заметил Сванте, - к нам прибыл его величество король Людовик XVI.
И на самом деле, мне кажется, Сванте был прав. Трезвая, рассудительная Майкен после празднования дня рождения стала совершенно не похожа на себя. Она ходит по дому чуть прихрамывая, но с таким мечтательным видом, что я опасаюсь худшего. Назавтра после дня рождения она получила гигантский букет тюльпанов от своего спасителя. Кроме того, он ежедневно звонит и осведомляется о состоянии ее здоровья, потому что как только она сможет хоть сколько-нибудь свободно ходить, он настоятельно желает с ней встретиться. Если тут не разыгрывается настоящий роман, то я абсолютно добровольно готова проглотить собственную шляпу.
Прежде чем день рождения подошел к концу, случилось еще одно происшествие, и, как обычно, виновником сенсации оказался Сванте. Химия - единственный предмет, которым по-настоящему увлекается этот мальчик. И вот, когда мы все вместе сидели рядышком в гостиной и в воздухе уже витало ощущение того, что гости вот-вот начнут расходиться, в дверях внезапно появился Сванте и громко воскликнул:
- Что такое день рождения без салюта?!
Через секунду грянул салют, и какой салют! Думаю, Сванте переоценил свои знания по химии и недооценил действие той небольшой бомбы, которую изготовил. Когда смолкли женские крики, а дым рассеялся, Сванте уже стоял в дверях среди кучи частично свалившейся с потолка штукатурки и удивленно моргал. На правой руке у него была большая рана, а мистера Хайда сменил некто, гораздо более похожий на трубочиста Фредрикссона. Клык, разумеется, еще торчал у него изо рта, но уже боязливо колыхался то туда, то сюда на ветру.
- Что будем делать? - спросил Сванте, когда после получасовой напряженной работы мы наконец немного прибрались и перевязали его раны.
Но тут Майкен сказала:
- Дорогой Сванте, ты уже достаточно потрудился сегодня! Мы были бы так благодарны тебе, если бы ты прекратил свою кипучую деятельность, пока дом еще цел и пока еще остались те, кто в состоянии ходить на собственных ногах.
После чего старший лесничий Альмквист, окинув долгим взглядом Майкен, сказал:
- Я не нахожу, что его кипучая деятельность принесла один лишь вред!
Да, вот это был день рождения так день рождения! А теперь я ненадолго прекращаю свою деятельность, да, я тоже.
Привет, привет!
Бритт Мари.
15 февраля
Дорогая Кайса!
Вчера у нас - и в школе для девочек, и в учебном заведении для мальчиков - было состязание по лыжам. Лыжня могла бы быть получше, но если как следует смазать лыжи, то бежать можно было вполне прилично. Да и чудесно хотя бы недолго прогуляться в лесу.
Я чувствовала себя очень красивой в брюках для слалома (подарок на Рождество), свежевыглаженных после купания в озере, и в красном свитере. Я не решалась даже застегнуть куртку, потому что никто не увидел бы тогда мой свитер, а ведь только им я могла похвастаться. Моя лыжная куртка с накрепко пришитым капюшоном - светло-голубая. Ты говоришь, что тебя это не интересует? Пожалуйста, я охотно поговорю о чем-нибудь другом.