- Значит, так, - говорит Вера. - Мы все пойдем купаться, а ты будешь убирать территорию. Грабли и метлу возьмешь у завхоза.
Прекрасно! Он возьмет грабли и возьмет метлу. Он будет подметать мусор! Прекрасно!
Ребята начинают расходиться. Вера ворчит:
- С ума с вами сойдешь! Завтра уезжать, а вы что вытворяете?
Юра остается ошеломленный. Как - завтра? Ну да, завтра. Так скоро? Когда же они успели промчаться, все дни этого прекрасного месяца? Завтра утром их увезут.
Он мел жесткой метлой дорожку, конфетные бумажки и первые желтые листья летели из-под метлы. Лагерь был пустой. Все ушли купаться, солнце припекало, но не было в нем такой силы, как месяц назад. Конец августа. С берега доносились голоса. Где-то далеко смеялась Лиля.
Пускай они все там, а он здесь. Юра крепче зашваркал метлой. Все равно он обязательно увидит ее сегодня. Потому что сегодня последний день. Вот что ужасно. Неужели последний день? Да, именно последний.
После полдника Юра пошел в дачный поселок. Поселок был совсем близко, но за территорию лагеря можно выходить, только если разрешит вожатая. А вожатая ушла с девчонками за малиной, потому что девчонкам вздумалось привезти мамам угощение. Юра ушел так, без разрешения. Ему было все равно - пусть вожатая Вера ругает его, пусть даже, если хочет, ведет его к начальнику лагеря. Сейчас он должен увидеть Лилю, потому что сегодня последний день.
Юра остановился у калитки. В гамаке сидел толстый человек в синей полосатой пижаме и читал журнал "Огонек". Из-за журнала на Юру посмотрели светлые серые глаза.
- Лилю? Она с сестрой Клавой в город уехала. Не совсем, дня на два всего. Да ты зайди, что же ты стоишь? Хочешь яблоко?
Но он не зашел. Зачем заходить? Стоял у калитки, смотрел перед собой, ничего не видел. Потом, правда, оказалось, что все видел. Вспоминалось долго: человек в гамаке, гамак провис почти до самой земли; солнце перед закатом отражается в мелких стеклах веранды; на вкопанном в землю дощатом столе стоит самовар, голубоватый дым идет из трубы прямо вверх. Говорят, это к хорошей погоде...
* * *
В классе Костя сказал:
- Завтра Варвара Герасимовна велела собраться. Слышишь, Муравьев?
- Слышу.
Значит, завтра будет обмен идеями. А у Муравьева нет никаких идей. У всех, наверное, есть, а у него нет. Но Муравьев не любит тосковать. До завтра далеко, может быть, как раз и прояснится что-нибудь в его голове. Сегодня же еще не завтра, верно?
Когда Муравьев пришел домой, дед сказал:
- Пришел? Я забыл хлеба купить, сходи, пожалуйста, в булочную.
В булочной, как всегда, пахло теплым хлебом. Муравьев уже купил хлеб, и белый и черный, теперь он стоял и раздумывал, что лучше - конфеты "Ласточка" или пряники "Дорожные". Пряники были похожи на мрамор, на них были белые разводы. А конфеты тоже выглядели очень нарядно - в золотистых бумажках, а на золотом фоне летела синяя ласточка с острыми длинными крыльями. Решить было не просто. Как только Муравьев решал: все, покупаю пряники, ему сразу начинало очень хотеться конфет, шоколадных, с шоколадной начинкой. Тогда он решал: все, покупаю конфеты. Но тут ему начинали еще больше, чем раньше, нравиться пряники: такие мраморные, такие тяжеленькие на вид; наверное, они имеют привкус меда или мяты.
Но тут произошло то, отчего из головы у Муравьева сразу вылетели все мысли о конфетах, о пряниках и обо всем вообще.
Кассирша сказала женщине, которая ничего не покупала, а просто зашла навестить кассиршу и стояла, облокотившись на загородочку у кассы.
- Посмотрите на того человека, - сказала кассирша негромко, но так, что Муравьев услышал. - Знаете, кто это такой?
- Нет, - ответила кассиршина знакомая, - а кто это такой?
Они обе смотрели на человека в кожаном пальто, и Муравьев тоже стал смотреть на него. Человек держал сетку, в ней лежали батон и пачка сахара. Седые волосы выглядывали из-под шляпы. Человек как человек.
- Это удивительный старик, я его давно знаю, он живет на той стороне, в деревянном доме недалеко от прачечной.
Старик заплатил деньги и вышел из булочной. А кассирша, увидев, что он отошел далеко, продолжала уже громче:
- Это старый солдат. Он живет в деревянном доме!
Муравьев сразу примерз к полу. Старый солдат! Он нашелся сам, и не нужны никакие розыски. Они-то все гадают, как его искать, а он живет совсем недалеко от школы, ходит преспокойно в булочную, покупает себе батон и пачку сахару...
- Ему новую квартиру предлагают, - продолжала рассказывать кассирша, - со всеми удобствами, лоджия и телефон, а он отказывается. Представляете? Упирается - хочу жить в своем доме. Дом! Печку топит дровами, зато редиска своя.
- Да, у стариков всегда свои странности. Потому с ними и трудно, - вздохнула женщина, которая стояла возле кассирши. - Вот у меня свекровь. Со всеми она хорошая, а со мной упрямая. Я ей свое, а она мне свое. Потому у меня и давление.
Конечно, если бы Муравьев не растерялся, он бы сразу кинулся за старым солдатом. Тогда он догнал бы его и поговорил бы с ним. И, наверное, ему бы многое удалось разузнать. Совершенно самостоятельно и в рекордный срок - сегодня. Тогда завтра в школе все бы рты раскрыли, даже те, кто склонен посмеиваться над Муравьевым. Какие могут быть насмешки? Наоборот, все бы восхитились - вот так Муравьев! Взял и, никого не тревожа, сам принес планшет для музея - бесценный экспонат. И это сделал Муравьев, такой необыкновенный человек. А солдат наверняка отдал бы ему планшет. Почему не отдать? Солдат же сам хочет подарить планшет ребятам, иначе он не стал бы писать им письма. Варвара Герасимовна не зря сказала: "Когда человек хочет помочь, надо помочь ему помочь". Вот Муравьев и поможет старому солдату.
Конечно, надо было Муравьеву, не теряя ни минуты, бежать за стариком в кожаном пальто, раз уж именно ему, Муравьеву, подвернулся такой замечательный случай.
Но Муравьев все стоял посреди булочной. Он растерялся и не сразу сообразил, что надо делать. Он потоптался в булочной еще некоторое время, всего несколько минут. Но бывают обстоятельства, когда и несколько минут могут оказаться решающими для успеха или поражения...
Только когда кассирша приятельнице стала говорить про упрямую свекровь и повышенное давление, Муравьев опомнился. Он выскочил из булочной, размахивая сумкой, и стал смотреть во все стороны. Но человека в старинном кожаном пальто нигде не было видно - ни впереди, ни справа, ни слева.
* * *
Юра часто видит один и тот же сон. Он стоит около пруда, в пруду отражается розовый дворец с белыми колоннами. Юра знает, что это дворец графа Шереметева, а теперь там музей. Они ходили сюда всем классом вместе с Варварой Герасимовной. Пришлось привязать к ногам смешные суконные тапки; шестиклассники шли по залам, как на лыжах. Полы были гладкие, сверкали, как лед. Солнце отражалось от этих полов, сияло в окнах. А за окнами пели птицы.
Во сне дворец был гораздо больше, колонн было много, розовый цвет был ярче, чем на самом деле, птицы пели громче и красивее. А круглый пруд, в котором отражался розовый дворец, во сне не зарос зеленой ряской, вода была чистая, глубокая и темная. А на берегах росла веселая зеленая трава, была она гораздо зеленее настоящей. И была эта трава влажной и мягкой. Юра бежал по ней босиком, и во сне не возникало вопросов, почему он здесь оказался, почему бегает босиком. Юра и во сне помнит, что он взрослый, шестиклассник, а не какой-нибудь малыш, который может гонять босиком по Останкину. Останкино, хотя и окраина, все же не деревня.
Юра в своем сне бежит босыми ногами по этой прекрасной траве, ступни чувствуют прохладу, шелковистую мягкость - и ноги бегут все быстрее. Юра несется прямо с горы, дух захватывает, вода все ближе, ближе, она темно-зеленая, холодная, прозрачная. Юре нисколько не страшно - он почему-то знает, что не упадет в воду. Такой стремительный, счастливый, безоглядный бег бывает только во сне - ты нисколько не весишь, ничего не боишься и ни о чем не печалишься.
А берег длинный, гораздо длиннее, чем на самом деле. Юра бежит долго, и долго длится эта радость, лихость и веселая безоглядность. И вот вода совсем рядом. Юра чувствует ее запах, она пахнет туманом, рыбой, мокрыми листьями.
И вдруг неожиданно - всякий раз совершенно неожиданно - мысль: сейчас взлечу! Откуда она является, эта дерзкая, невероятная мысль? Только что ее не было, он бежал, и это было вполне прекрасно. Но мысль о полете в сто раз прекраснее, и она не удивляет, и нет никаких сомнений - сейчас взлечу! Это не кажется трудным. Надо только оттолкнуться босыми пятками от пружинистой травы и раскинуть руки, как будто это крылья. И больше ничего не надо: оттолкнулся - и взлетел. И даже во сне Юра понимает, что главное - не оттолкнуться и не раскинуть руки, а то, что в душе. Способность летать - внутри, в той напряженной готовности к полету, которая живет в нем.
И вот он летит, плавно, медленно. Прохладный воздух обтекает его голову, плечи. Он смотрит вниз, на пруду - маленькие зеленые волны. А самое главное - на том берегу. Он теперь очень далеко, тот берег, как будто внизу не пруд, а какое-то огромное озеро или даже море. На том берегу стоит девочка в синем сарафане, опустила тонкую руку, а в руке несколько ромашек. Серединки ромашек горят желтым светом, белые лучи ромашек сияют. Девочка не узнает Юру, это он знает даже во сне. Она забыла его. Она с интересом, хотя без большого удивления смотрит на летящего мальчика, она не знает, что это он, Юра. Тот самый Юра, с которым она познакомилась в тихий летний вечер, когда закат был малиновым, а сосны красными, а над деревней Пеньки летали стрижи, свистя крыльями. А над лагерем горн звал на ужин: "Бери ложку, бери хлеб..."
Вот сейчас он долетит до нее, и она наконец узнает Юру, вспомнит, улыбнется. Он летит, летит, вот сейчас он будет около нее. Но тут голос говорит:
- Юра, проснись, пора в школу.
Настало утро. Как быстро оно настало!
Юра умывается, ест, идет в школу. А чувство счастливого полета не оставляет его - пружинистая легкость в спине, в ногах. Он идет в свою школу, вот она стоит на горке, и дорога знакомая до каждой трещинки в асфальте. Но праздничное чувство не покидает его, и кажется, если очень-очень захотеть, то можно оттолкнуться ботинками от асфальта - и взлетишь.
* * *
Муравьев чуть не заплакал, но решил, что это уж совсем ни к чему. Он сказал себе: "Спокойно". Потом он сказал себе: "Будем опираться не на то, чего мы не знаем, а на то, что мы знаем". Потом он еще раз сказал сам себе: "Спокойно".
Но спокойствию не было места в душе Муравьева. Надо было действовать, и немедленно.
"Он живет в деревянном доме на той стороне".
Муравьев пустился через дорогу, но тут, как назло, на светофоре зажегся красный свет, ринулись машины. Муравьев хотел проскочить между машинами, но милиционер свистнул в свисток, который у милиционеров всегда наготове, да еще и погрозил Муравьеву пальцем.
Когда Муравьев оказался на той стороне улицы, уже начало вечереть.
Где же этот деревянный дом? Все дома были белые, новые. Но должен же где-то быть дом, о котором только что говорила кассирша!
А вдруг его за эти дни снесли? Сейчас это быстро: раз бульдозером - и привет. А старик? А старик переехал. Не хотел, а потом захотел. Мало ли, какое настроение бывает.
Муравьев остановился посреди улицы в растерянности. От множества мыслей и предположений он совсем потерял нить своих стройных еще минуту назад рассуждений.
Перед ним стояла будка телефона-автомата. Может быть, позвонить Косте? Или Валерке? Ум хорошо, а два лучше, так говорит Варвара Герасимовна. Правда, Муравьев не всегда с этим согласен. Чаще всего и одного ума вполне достаточно, особенно такого хорошего ума, как у Муравьева. А может быть, все-таки позвонить и посоветоваться? Он нащупал в кармане две монетки, шагнул к автомату и тут увидел женщину с толстой сумкой на боку. Почтальон! Вот кто все знает! Все-таки Муравьев человек везучий.
- Скажите, пожалуйста, где здесь деревянный дом?
- Деревянный? Знаю, как же. Последний остался на весь наш микрорайон. Вон там, за четырнадцатиэтажным. - Она показала, куда идти, и ушла, унося на плече свою сумку с газетами и письмами.
Муравьев наконец увидел этот дом. Деревянный, двухэтажный, старый забор, кусты, скамеечка. Бродят по двору пестрые куры, клюют что-то невидимое. Тот самый дом.
Муравьев постоял у забора, подождал - вдруг хозяин выйдет из дома. Ведь, пока Муравьев пришел сюда, старик наверняка успел вернуться домой из булочной. Может быть, теперь он увидит в окно, что человек стоит у его забора, и хотя бы выглянет. Но никто не выходил и не выглядывал. Тогда Муравьев решился - он вошел в дворик, прошел мимо кур, поднялся по деревянным ступенькам и постучал в дверь. Он постучал очень вежливо, костяшками пальцев. Сейчас старый солдат услышит этот интеллигентный стук, откроет дверь, увидит Муравьева, Муравьев ему, конечно, понравится. Вежливый мальчик из пятого класса, все толково объясняет: зачем пришел, рассказывает про письмо, про музей, в котором теперь будет новый экспонат - фронтовой офицерский планшет, который был на фронте. Конечно, старый солдат обрадуется, что такой симпатичный человек пришел к нему. Сидит он один в своем доме, топит свою печку дровами. Скучно одному, наверное.
Он еще раз постучал, но почему-то никто не открыл. Тогда Муравьев постучал покрепче - кулаком. Он стучал долго, никто не отзывался. Муравьев никак не мог представить себе, что никого нет дома. Все началось так удачно,, так складно. Ведь могло не быть всех этих совпадений. Кассирша могла оказаться неразговорчивой. Могла, в конце концов, рассказать своей знакомой о чем-нибудь другом. Да и старый солдат мог пойти в булочную совсем в другое время. А он пошел именно тогда, когда и Муравьев. И кассирша сказала о нем именно сейчас, и Муравьев не отвлекся, услышал, сообразил - как настоящий разведчик. Он нашел след, отыскал дом. Неужели же после всего этого дом окажется пустым? Этого никак не может быть. Муравьев много раз замечал, что если уж начинает везти, то везет до конца. Наверное, он просто слишком тихо стучит в эту дверь, надо стучать погромче. И Муравьев повернулся к двери спиной и стал молотить по ней пяткой изо всех сил.
Домик молчал.
- Почему ты ломаешь дверь? - спросил прохожий.
Он шел по улице, Муравьев не обратил на него внимания. Седые усы концами вниз, синий пиджак висит, как на вешалке, на худых плечах. Мало ли людей в синих пиджаках ходит по улицам? Но этот человек остановился у забора, поставил на землю ведро с водой.
- Почему ты ломаешь дверь? Кто дал тебе право лупить по двери ногами?
Тогда Муравьев понял, что этот старик из тех въедливых стариков, которые всегда найдут причину сделать человеку замечание. Им не нравится, когда ребята шумят. Они недовольны, когда кто-нибудь гуляет с собакой. Они считают всех детей невоспитанными, грубыми. И про все говорят, что в их время это было не так, а гораздо лучше. Вот, значит, какой это старик. Муравьев сразу разгадал. И, конечно, ему захотелось, чтобы старик скорее прошел мимо со своим ведром. Отдохнул немного, придрался к первому попавшемуся на глаза человеку - Муравьеву, а теперь шел бы своей дорогой.
- Я спрашиваю, почему ты ломаешь дверь чужого дома?
- Ничего я не ломаю. И потом, это же не ваша дверь? Ведь не ваша же?
- А чья, ты знаешь? - Брови старика грозно сошлись вместе.
- Конечно, знаю. Здесь живет один мой знакомый, он ходит в кожаном пальто. Он глухой и всегда просит меня стучать погромче. Даже специально говорит: придешь ко мне в гости, стучи, пожалуйста, ногой, я тебя очень прошу. А вы не знаете, а говорите.
- Ага. Значит, глухой? И именно твой знакомый? Так, так.
Старик смотрел на Муравьева из-под седых бровей, усы шевелились, глаза были почти веселые, так показалось Муравьеву. Он даже подумал, что старик не такой уж приставучий, как сразу показалось. Может быть, он даже добродушный старик. Пойдет сейчас к себе со своим ведром. Но вдруг старик как закричит пронзительным и каким-то тонким голосом:
- А вот я сейчас позову милицию, и там разберутся, кто ты такой! И чей ты знакомый! И кто здесь глухой! Ишь, врать научился с каких лег!
С каких лет пора научиться врать, Муравьев не спросил, а старик не сказал. Муравьев бросился убегать, промчался мимо старика и полетел на предельной скорости по улице. Мелькали освещенные окна больших белых домов, какие-то деревья и люди. Муравьев бежал и слышал за собой топот старика, который, конечно, гнался за ним, чтобы разделаться с Муравьевым. Некогда было даже оглянуться. Муравьеву казалось, что он слышит за своей спиной тяжелое дыхание бегущего старика. Один раз ему даже показалось, что к его плечу протянулась длинная рука, которая хотела его схватить. Но он увернулся и помчался дальше.
