Надо сказать, что в первые минуты после посадки Эдик был настолько поглощен мыслью о том, чтобы его не разоблачили и не выставили вон, что он совершенно не заметил, как самолет поднялся с аэродрома и набрал высоту. Эти очень важные моменты в жизни каждого начинающего авиапассажира проскочили мимо его внимания. И вот теперь он решил наверстать упущенное. Внизу, совсем крохотные, расстилались сады, виноградники, пруды и арыки, а рядом, рукой подать, невесомые, покачивались сияющие на солнце облака. Страшно подумать, до чего же земля далеко внизу, и удивительно, что самолет не падает и они спокойно летят на такой высоте, не боясь за свою жизнь. Впрочем, это не совсем правда, что Эдик не боялся, - он поглядывал на вьющиеся змейками речки, на тонкие, как паутинка, шоссейные дороги, и сердце замирало от страха. Он знал, что ничего не случится, но все же невольно представлял, как падает с высоты - летит к земле, кувыркаясь, раскинув руки и ноги. И поэтому земля казалась ему чужой и неласковой, но зато близкими, родными были сейчас все, кто находился в самолете, - пассажиры, стюардессы и летчики, сидевшие в кабине и спокойно управлявшие самолетом.
Эдик засмотрелся на крыло - оно покачивалось и сверкало на солнце. Навстречу плыло облачко. То ли самолет поднялся, то ли облачко опустилось вниз, но оно поплыло под самолет, и Эдик увидел на нем скользящую тень и понял, что это от самолета. Он был так потрясен своим открытием, что не смог удержаться, повернулся к соседу и стал показывать в окошко, но облачко осталось далеко позади. Навстречу летели новые облака, похожие на диковинных птиц и рыб.
От долгого сидения на одном месте Эдик устал. Он осторожно пробрался в проход и стал прогуливаться по ковровой дорожке. Пассажиры дремали, разговаривали, читали журналы или просто так сидели, глядя перед собой. Из служебного помещения вышла стюардесса Таня - как она себя назвала, - объявила высоту, температуру воздуха, а потом повторила то же самое на английском языке. Эдик стоял перед ней, смотрел ей в рот и следил за тем, как она произносит английские слова. Теперь, когда он знал, о чем она скажет, он легко понимал английские слова, которые за лето, казалось, совсем уже забыл. Он, наверно, чем-то понравился Тане, потому что она погладила его по голове, и он, ободренный, увязался за нею в буфет. Там другая стюардесса раскладывала на подносе тарелочки с рисом и сосисками, а в чашки разливала бульон.
- Симпатичный мальчишка, - сказала Таня.
- Наверно, проголодался. Ишь как жадно смотрит. Можешь разносить…
Эдик бросился к своему месту, разбудил соседа и кивнул на Таню, которая вышла с подносом, уставленным едой. Сосед оживился, вытащил из чехла на спинке переднего сиденья гладкую дощечку и приладил ее на подлокотниках. Эдик соорудил такой же столик и с нетерпением стал смотреть на пассажиров впереди, которые уже приступили к еде. Наконец очередь дошла и до Эдика. Он вытащил из бульона крутое яйцо, бульон выпил сразу, отдельно съел яйцо и только потом съел хлеб. Сосиски с рисом он ел, запивая компотом.
Когда убрали подносы, он решил заняться иностранным языком. Сосед его все равно зря терял время, а у него можно было кое-чему поучиться. И, кстати, выяснить, кто же он - японец, малаец или индонезиец. Эдик повернулся к соседу, но тот уже похрапывал. Может, разбудить? Эдик как бы невзначай задел его, чтобы определить, крепко ли он спит. У соседа на миг блеснули в щелках черные глаза, но тут же снова закрылись. Совсем, бедняга, расклеился. Пускай уж тогда спит, а Эдик пока подышит свежим воздухом - после обеда это полезно. Он нажал на кнопку вентилятора, однако вместо свежего воздуха появилась Таня.
- Что вам угодно? - спросила она на английском языке, обратившись к толстяку, который только что проснулся.
Толстяк пожал плечами и удивился, потому что он не собирался ее вызывать, и тогда то же самое на английском языке она спросила Эдика, и, хотя Эдик понял, о чем его спросили, но все же ответить ей по-английски не решился и сказал на вполне правильном русском языке:
- Можно еще конфет?
- О, пожалуйста! - удивилась Таня и принесла на подносе конфеты, и на этот раз Эдик, не стесняясь, взял полную горсть и засунул в рот сразу три конфеты - две за обе щеки, а третью под язык. Таня не уходила, смотрела на него и улыбалась. Эдик предложил конфету соседу, но тот отказался. Таня все не уходила и странно смотрела на Эдика. Она уже перестала улыбаться. Пассажиры оглядывались на них. И тогда Эдику показалось невежливым, что он просто так сидит, как чурбан, ни о чем не говорит. Быстро, одну за другой, он проглотил все три конфеты и спросил:
- А мы скоро прилетим?
- Куда? - спросила Таня.
- Как - куда? - смутился Эдик. - Домой.
- А где твой дом?
Эдик усмехнулся. Эту девушку он видел в аэропорту.
- Будто сами не знаете, - сказал Эдик, надеясь, что она узнает его.
Но она не узнавала его. Ей, наверно, показалось странным, что мальчик - единственный из иностранных туристов, который свободно говорит по-русски, в салоне, в другом конце самолета, была переводчица, сопровождавшая группу, она могла бы дать точную справку о пассажире, непонятным образом попавшем в самолет, но Таня захотела выяснить сама.
- Так все-таки откуда ты и чей? - спросила она.
- Я… ничей, - сказал Эдик, решив, что не стоит впутывать мать, за которую вдруг испугался - мало ей было неприятностей из-за него в школе и дома!
- Это ваш сын? - спросила Таня у толстяка, но он испугался, уронил журнал и, окончательно сконфузившись, пробормотал в ответ что-то невнятное. Из другого ряда взволнованно заговорила женщина с красным пятнышком на лбу, и тут все оживленно зашумели. Таня покрылась густым румянцем и решительно взяла Эдика за руку.
- А ну-ка пойдем!
И повели через буфетную комнату к летчикам, и один из них, плотный, усатый, сидевший перед пультом управления, - Эдик сразу узнал его, это был самый пожилой летчик в аэропорту, - снял с себя наушники.
- Иностранец? - удивился пилот, выслушав Таню. - Ты как сюда попал?
Эдик рассказал, как он попал в самолет. А что, собственно, рассказывать? Рассказывать было нечего - решил показать иностранцам, как пройти к самолету, поднялся вместе со всеми, хотел посмотреть, как рассядутся и тут же уйти, но опоздал - вход уже закрыли, мотор заработал. Самолет останавливать, что ли? И еще сказал, что знает летчика - вот только не помнит имя-отчество, а фамилия - Романюк.
- Значит, знакомые?
Романюк передал управление второму пилоту, расспросил Эдика, кто он и откуда, как зовут его маму, записал все это на бумажку и передал ее радисту.
- Ах ты иностранец! - посмеялся летчик и выставил Эдика из кабины. - Приятель нашелся! За месяц уже третьего зайца ловим.
Эдик вернулся на свое место, и пассажиры сочувственно поглядывали на него, оживленно переговариваясь, а один из них, в чалме, немного говоривший по-русски, хлопал его по плечу и спрашивал:
- Как это по-русски? Заяц, да?
* * *
Галия Икрамова пришла домой часам к восьми. Ее удивило, что обед, приготовленный для сына, стоял на кухне нетронутым, но она так устала, что не захотела ни с чем думать. Пропадает у кого-то из друзей, решила она. Отдохнув, она занялась домашними делами, а затем села за свой книги - она работала научным сотрудником в Институте переливания крови. Но работа в голову не шла, хотя она и старалась себя успокоить: "Что могло случиться? Разве не бывало раньше, что он приходил и позже?" Во дворе еще слышны были ребячьи голоса, мальчишки играли в футбол и вертелись на карусели, установленной после землетрясения.
Галия оделась и вышла во двор. На ее вопрос об Эдике все пожимали плечами.
- А давно он был здесь?
Кто-то сказал, что он недавно был здесь, но его перебили, все заспорили, зашумели, а потом признались, что видели Эдика только утром - ушел куда-то с Муратом. Мурата Галия знала. Задыхаясь, поднялась она на четвертый этаж нового пятиэтажного дома. Двери открыл Мурат - он смутился, опустил глаза и отступил, пропуская ее.
- Где Эдик?
Выслушав его сбивчивый рассказ до конца, Галия стояла, не в силах шевельнуться. Глаза ее, в темных кругах, бессмысленно смотрели, ничего не видя перед собой. Мать Мурата дала ей лекарства. Придя в себя, Галия поехала в аэропорт, но там ничего не знали, и пока выясняли, она сидела в милицейской комнате. Сержант Халик, ее дальний родственник, принес из буфета бутылку нарзана, угощал ее, курил, пощипывал усики и успокаивал:
- Э, дорогая, не беспокойся. Не он первый, не он последний… Тут не такое бывает. Что с ним случится? Полетает, полетает, обратно привезут. Ты скажи лучше, как Юсуп поживает? Много ему осталось сидеть?
Галия заплакала. Муж ее сидел в тюрьме. Четыре года она одна, это сплошной кошмар, не знает, как протянет еще год, что ему осталось сидеть. А сын совсем отбился от рук, не дай бог попадет в дурную компанию.
Халик вышел ненадолго и вскоре вернулся.
- Ну, можешь идти спать. Ссадили твое сокровище, с ближайшим попутным самолетом доставят обратно. Иди и отдыхай. Все остальное я беру на себя. Будь спокойна, приведу его домой и тогда, ты уж прости, устрою ему хорошую баню.
- Я тебе так благодарна, Халик! - воскликнула Галия, прижимая руки к груди. - Ему так не хватает мужской руки.
- Я знаю, как это делается - слава богу, своих четверо. У тебя дома найдется хороший ремень?
Халику удалось даже рассмешить Галию. Он посадил ее в такси и постоял в задумчивости, пока машина не скрылась за углом.
На следующий день Галия позвонила с утра в институт и попросила разрешения остаться дома. Она боялась, что Эдика привезут без нее. Она то и дело подбегала к окну и даже боялась спуститься в магазин: а вдруг его привезут как раз в тот момент, когда она выйдет? Каждые полчаса она звонила в аэропорт, но самолета все не было.
Вечером тоже ничего нового она не узнала. Сменивший Халика сержант Мухамедов ничего толком объяснить не мог. К ночи Галия слегла. От нее не отходила соседка, жившая напротив, тетушка Раиса.
- Э, милая, нельзя так распускаться. Думаешь, это просто - найти? А потом, от твоего хулигана можно ожидать что угодно - его поведут, а он возьмет и убежит. Все ему мало приключений. Где уж тебе, бедной, управиться с ним! За Юсупом не могла уследить, мальчика не смогла сберечь. Несчастная ты…
Успокоила, называется.
* * *
Из самолета Эдика провожали почти торжественно. Пассажиры ему сочувствовали. Проститься с ним вышли даже штурман, радист и второй пилот. Эдик держался именинником - он улыбался. Одна Таня сурово смотрела на него - не могла простить себе своей оплошности. Когда к самолету подкатили трап, она повела его, крепко держа за руку и за всю дорогу не проронила ни слова. Войдя в милицейскую комнату, она чуть не швырнула его к столу.
- Забирайте!
- Икрамов? Иностранец Икрамов? - обрадовался дежурный лейтенант. - А ну-ка, дайте посмотреть на него!
Встретили Эдика, как дорогого гостя, накормили, принесли журналы с картинками, чтобы не скучал, а к вечеру уложили спать на диване. Самолеты из-за непогоды не приходили, и отправить его можно было только на следующий день. Эдик лежал допоздна, слушал, как лейтенант разговаривает по телефону, но заснуть не мог. Его беспокоило, что лейтенант как-то странно посматривает на него. Когда лейтенант вышел из комнаты и долго не возвращался, Эдика охватила тоска. Почему лейтенант так посматривал на него? Может быть, он уже знает, где находится его отец? Не собирается ли он отправить Эдика туда же? И Эдик решил удрать.
В аэропорту было светло от огней. Подъезжали машины и автобусы. Эдик потолкался среди пассажиров и сел в автобус. Автобус был без кондуктора, он занял место возле кассы и с готовностью бросал туда передаваемые пассажирами деньги и отрывал билеты. На конечной остановке у железнодорожного вокзала все вышли. Эдик сошел вместе со всеми и растворился в толпе.
Подходили поезда. Эдик побродил по перрону, потом прошел в зал ожидания и сел рядом с колхозником, который ел хлеб с колбасой. Эдик вытащил конфету и стал сосать, а сам глядел на колбасу, на то, как двигались усы и щеки колхозника. Затем растянулся на скамейке и задремал.
Когда Эдик проснулся, то не сразу понял, где находится. Время было полночное - весь зал спал. Похрапывая, спал колхозник, положив под голову кулак. У его изголовья лежал кулек с едой. Не вставая, Эдик сдвинул кулек ногой, сдвинул как бы невзначай. Газета зашуршала, колхозник пошевелился во сне, но не проснулся.
Хлеб и колбасу Эдик ел на безлюдном перроне. Мимо ходили редкие пассажиры, работники вокзала. Эдик сошел с перрона и направился к товарному составу, стоявшему на запасных путях. Он хотел нырнуть под вагон, чтобы выйти на другую сторону, но увидел рабочего, идущего от паровоза. Он влез на подножку, но и на другой стороне мелькнул фонарь - шел кондуктор. И тогда Эдик спрятался в вагоне. Мимо проплыли фонари в темноте. Чувствуя себя в безопасности, прислушиваясь к лязгу ключей о буксы и колеса, он улегся на полу, натянул на голову ворот шерстяной безрукавки и уже сквозь сон слышал, как лязгнуло сцепление, дернулся состав и медленно покатили вагоны, постукивая на стыках…
* * *
Три дня, как на службу, Галия ходила в аэропорт, городскую милицию, на центральный телеграф. Сын ее бесследно исчез. Фотокарточку Эдика, переснятую и размноженную, разослали по многим городам - объявили розыск по всей стране.
* * *
На двенадцатый день после злополучного исчезновения - иностранца Икрамова, патлатого, грязного, исхудавшего, нашли спящим под базарным прилавком. Сторож вспомнил, что уже несколько дней подряд видел этого паренька шныряющим перед рядами. Он позвонил в милицию, и вскоре оттуда приехали на мотоцикле и доставили беглеца в отделение.
- Икрамов? Иностранец? - воскликнул капитан, взглянув на фотокарточку. - Ну-ну, приятно познакомиться!
На следующий день его привезли в детский дом и провели в канцелярию, где за столом сидел очкастый круглолицый человек и тонким голосом кричал в телефонную трубку. Дверь то и дело распахивалась, влезали любопытные ребячьи носы - мальчишки с косыми челочками, девочки в белых блузках и галстуках, все очень похожие друг на друга. Очкастый махал на них рукой, прося тишины. Но это на них не действовало, один за другим они прошли в канцелярию и обступили его, нетерпеливо глядя в рот. Эдик втянул голову в плечи и старался казаться меньше, чтобы не обращать на себя внимания.
Ребята слушали очкастого, видимо понимая, о чем идет разговор, потому что то и дело кричали:
- Мы уже были там!
- Не хотим больше!
Зажав трубку рукой, очкастый тихо спросил:
- А в лес поедете?
- Даешь!
- Поедем! - закричали мальчишки.
- А нас возьмут? - запищали девочки…
И тогда очкастый, приблизив трубку, сказал:
- В совхоз поедут старшие, а в лес двадцать человек.
Поднялся галдеж. Один кричал одно, другой другое, и никто не оглядывался на новенького детдомовца. Когда ребята с шумом повалили из канцелярии, Николай Васильевич пошел было за ними, но остановился перед Эдиком.
- А ты что здесь? Постой, постой! - Открыв ящик, он перелистал папку. - Икрамов? Из Ташкента? Мать знает? Сейчас дадим телеграмму, что жив и здоров. Есть хочешь?
- Не, - пробурчал Эдик. - Уже ел.
- Тогда иди погуляй. - Николай Васильевич открыл дверь и спросил у женщины, сидевшей за машинкой: - Где Вениамин Владимирович?
- В мастерских.
- Вернется, скажите, чтобы забрал к себе новенького. Нет, лучше сам пойди в мастерские, поищи Вениамина Владимировича и скажи, что тебя определили в третий интернат.
Николай Васильевич спрятал папку в ящик стола и, подозрительно блеснув очками, спросил:
- Будешь бегать?
Эдик молчал, насупившись. Хотя не сказал ничего, все равно было ясно - убегу!
- Ну, бегай, бегай, держать не будем. Иди сперва поешь, а потом решай. - Николай Васильевич взглянул на часы. - С вокзала поезд уходит в семнадцать, через полчаса другой. Одним из них можешь уехать.