Вот моя деревня - Арро Владимир Константинович

Повесть Владимира Арро о ребятах из деревни Равенка "Вот моя деревня" была опубликована в журнале "Костер" №№ 3–5 в 1970 году.

Содержание:

• Наш берег правый 1

• У Коли Семихина есть маленький братец 1

• В Кильково и сельсовет 1

• Вот пришли мы к мосту 2

• Митя у нас уехал 2

• Вот сидит на завалине Гошка Куварин 2

• В нашей деревне ни клуба, ни магазина 2

• От деревни нашей Равенки 2

• Как же так, Люба замуж собирается 3

• За нашей деревней Равенкой 3

• Заиграл дядя Лексей 3

• Вечером мы еще одну штуку придумали 4

• У меня бабушка в Кильково живет 4

• Вот пошел я к бабушке в воскресенье 4

• Прибежал я в Равенку 5

• Роща у нас хорошая, чистая 5

• Мы по роще долго ходили 6

• В деревне у них все не по-нашему 6

• Зажглись огни уже в нашей Равенке 6

• Выскочили мы на дорогу 7

• Сразу видно, что кильковские в лес ушли 7

• Куварин сидел на первом ряду 7

• Пять кукушек на рассвете 7

• Кто пескарей хочет ловить 8

• У Саньки с Ванькой дома 8

• Мы вышли на дорогу 8

• Возле клуба 9

• Заиграл в конце улицы барабан 9

• Я выбрался на середину 9

• После этого у нас все тут перемешалось 10

• Зрители остались 10

• На футбольном поле 11

• Пришел я к бабушке 11

• Ах ты, косить как взялись 12

• Коля таратайку смастерил 12

• Тронулся автобус 12

• Прикатили мы в Красную Гору 13

• В магазине была длинная очередь 13

• На площади Федяра сразу спрашивает 13

• Вот мы по Разуваевке идем 13

• - Вот, - говорит Федяра, - какая у них улица 14

• Лес тут у них был сосновый 14

• На площади стояло много разных автобусов 14

• Мороженое было вкусное 14

• Вон дядя Коля 15

• Как же так получилось 15

• Отшумел дождик 16

• А дальше-то что случилось 16

Владимир Константинович Арро
Вот моя деревня

Наш берег правый

Наш берег правый. Их берег левый. Нам их видать, все, что они делают, кильки проклятые! Это мы их кильками зовем. Они-то себя называют кильковские - деревня, значит, у них Кильково. А мы - равенские, наша деревня Равенка. Нас никак не обзовешь. Они уж пытались: и равены, и равки. К нам не прилипает. Равенские мы. А они кильки, кильки!

Эй, кильки, килечки! На копейку сто башок!

Деревня у нас хорошая, на горке стоит. Ветерок дунет - ни слепней нет, ни комаров.

По берегу крутому вязы растут, это деревья такие, у них кора будто вязаная, а на этих вязах гнездится всякая птенчура.

Слышали, как скворец в мае поет? Выделывает всякие колена, даже трясется от радости, а потом помолчит и будто струночку оборвет, слышали?.. Д-день! Помолчит и еще разок: д-день! Ну, ясно, это он про день говорит. Я скворцов очень уважаю. Если кто скворчиное гнездо разорит, пусть лучше на глаза мне не попадается. Я и ласточек не позволю обижать, и стрижей. Но вот что ты скажешь, не люблю воробья! Может, это и неправильно, но я воробья не люблю.

Вора-бей - слышали как? Это значит: бей вора. Вот что это значит. И не зря. Если стая прилетит в огород, все семена с грядок склюет, все ростки повыдергивает, а разве ж так можно? Ведь мы же трудились, и брат Паша приезжал из города помогать.

У нас огород большой, ухоженный. Вот погодите, у меня скоро подсолнухи такие вырастут, что под каждой шляпой хоть от дождя хоронись. А луку будет, а моркови, а огурцов, а всячины всякой!..

С нашего огорода за реку красиво глядеть. Сначала идут луга заливные, это пойма, там щавель растет. В момент можно набрать полную рубаху. Дальше там вика с овсом, тут же гороховое поле, а к лесу ближе будто море синее колышется - это люпин. Лес есть ближний, роща по-нашему, а есть и дальний. За дальним лесом солнце встает.

Вот только Кильково все время в глазу маячит, тьфу, хоть бы и не глядел! Мне Кильково потому поперек кишок встало, что там не ребята, а одни кильки родятся, зануды и лишаи.

У нас ребята совсем иные, кого хочешь возьми. Нет у нас, среди равенских, худых ребят, все очень замечательные люди. Вот хотя бы Коля Семихин, ведь он под водой кого хочешь пересидит, уж он нырнет, так нырнет. И Федяра у нас ничего себе парень, правда, шкода. А лучше Саньки с Ванькой ни в одной деревне не найти. Санька с Ванькой очень хорошие полузащитники. Они у нас близнецы. Сначала Санька народился, а там и Ванька появился.

У Коли Семихина есть маленький братец

У Коли Семихина есть маленький братец - Вовка. Коле надо его всюду с собой таскать. Он Вовке заместо няньки, пока мама с отцом на работе, - а с таким грузилом разве далеко уйдешь? Прямо никудышное положение образовалось. Ни в футбол сыграть с кильковскими, ни в лес сходить, ни рыбу позагонять.

Истощала наша равенская команда. Толик Малашин со всей семьей по осени в город подался. Замечательный был нападающий. Орловы теперь живут в Кильково, отец их там построился. А Сизиковы возле магазина дом купили, им теперь способнее за кильковскую команду играть.

Слабый стал наличный состав. Приросту никакого. Да нынче и ребята больно долго растут. Я вон как быстро вырос: одно лето, другое, а я уже в четвертый класс перешел. А Вовке как раньше сопли утирали, так и теперь надо утирать. Вот что ты будешь с ним делать, а ведь бросать маленького нехорошо, что-то придумывать надо. Я и говорю Коле Семихину:

- Вот что, Коля, с таким грузилом далеко не уйдешь, а бросать нехорошо, что-то придумывать надо. Давай, Коля, носилки сплетем.

- Это какие такие носилки? - Коля спрашивает. - Это которые с ручками? Как у Любы в амбулатории?

Я говорю:

- С ручками и с ножками. На ножки ставить, за ручки носить. Ты спереди, я сзади, а то с Федярой попеременке.

- Это ты правильно придумал, - говорит Коля. - Давай.

Взяли мы два шеста, поперек натянули веревок, положили телогрейку, чтобы Вовке помягче сидеть. Хорошие носилки получились. Мы сначала друг друга для пробы поносили, Федяре - впору, Саньке с Ванькой - впору, а уж мы с Колей для таких носилок больно тяжелы, чуть не сломали.

Погрузили мы Вовку, он доволен, руками размахивает! Вот как хорошо!

- Вы саткать меня будете? - это Вовка спрашивает.

А Коля его правильно говорить приучает:

- Не саткать, а таскать. Скажи: тас-кать!

Но Вовке некоторые слова нипочем не сказать. Маленький еще. Ничего, в школе обучат. Там как Мария Яковлевна влепит кол, сразу начнешь правильно говорить.

Погрузили мы, значит, Вовку и понесли.

В Кильково и сельсовет

В Кильково и сельсовет, и магазин, и клуб, и автобусная остановка.

Как же это получается, в одной деревне все, а в другой только амбулатория? И в школу нам с Колей Семихиным придется в Кильково ходить. Свою-то мы через год закончим.

Я нынче похвальную грамоту за успехи в учебе получил. Я способный к учебе. Отец говорит: раз ты, Антошка, способный к учебе, то будем тебя учить. Учись, сынок. Паша вот был неспособный к учебе, так мы его маленько недоучили, а тебя - стало быть, меня - будем учить.

Коля до похвальной грамоты не дотянул у него почерк какой-то корявый, и он не понимает, что такое икс. Но благодарность ему все-таки вынесли.

Уж как мы будем ходить в Кильково, не знаю: там не то что грамоты, а и спасиба не получишь.

Вот пришли мы к мосту

Вот пришли мы к мосту, а мост у нас на две половины поделен: одна половина кильковская, другая наша, равенская. Там даже зарубка на бревне имеется, а как же иначе, - без зарубки, того и гляди, будет раздор.

Стоит Шурка Шаров на своей половине, рыбу ловит, а Тришка, подлец, на нашу уже перешел.

Взошли мы на мост, я и говорю:

- Поди с нашей-то половины!

Тришка подчинился, ушел с нашей половины, видно, не захотел обострения, да и так уж у нас с ними востро, дальше некуда. Ушел Тришка, а мы свои удочки закинули с нашей половины, вот это порядок.

Вдруг смотрю - с той-то стороны целая ватага кильковских идет. А во главе Сенька Морозов, он в пятые классы третий год ходит, до того ему надоело, что он уже папиросы курить выучился и на танцах с большими парнями рядом сидит.

Идет Сенька, а в руках у него намётка. Сеньке что наша половина, что своя - все одинаково, он прет напролом.

- Хыть! - говорит. - Амба итальяна!

Плюхнул он наметку возле наших поплавков, еле я успел удочку вытащить, а Коля-то Семихин не успел. Зацепился он крючком за наметку.

Коля говорит:

- Кончай, ты-ы, кончай…

- Амба американа! - говорит Сенька Морозов и как рванет у Коли удочку. - Моя твоя не понимай. Катись отседова. Хыть!..

Вот что ты ему на это скажешь, ведь он таблицы умножения не знает, а за иностранца уже вторую неделю себя выдает.

А кильковские все: ха-ха-ха! Вот дохлые кильки!

Я говорю:

- Сенька, ведь и на тебя иностранец найдется.

- Ай, нехорошо. Твоя - равка, его - килька, моя - американа. Секим башка будем делать. - Это Сенька Морозов-то говорит. Совсем как полоумный.

А кильковские пуще прежнего: ха-ха-ха!

Сенька носилки наши с моста поднял.

- Это что есть? - спрашивает. - Это есть наметка, хороший наметка. Будем щука ловить.

- Не тронь, - говорю, - не тронь носилок, не тобою сделаны!

Но где уж!.. Пошел Сенька куролесить. То на голову их кому-нибудь наденет, то в воду макнет. А то вдруг сел. Несите меня, говорит, как персидского царя. Подняли его кильковские, понесли по мосту, а Сенька направо-налево фуражку снимает, раскланивается, представляется полудурком, полудурок и есть.

Вдруг один шесток под ним - хрясь! Не выдержал шесток, я еще раньше знал, что он сучковатый. Сенька ногами в веревках запутался, лежит на мосту, барахтается. Тут я не вытерпел, схватил мокрую его наметку да сверху Сеньку и накрыл. Все кильковские хохочут, животики надрывают, а нам не до смеху. Подхватили мы Вовку и давай чесать к себе в Равенку.

Митя у нас уехал

Митя у нас уехал, вот что нехорошо. Без Мити мы будто бы обедняли. Он куда хочешь с нами ходил, хоть ему восемнадцать. Его в армию не взяли по причине плоскостопия, это такая болезнь.

А уж как Митя на баяне играл! Как заиграет он на баяне, так вся деревня на берег собирается. А на тот берег, бывает, кильковские сойдутся, заказы дают Мите. Мужики кричат: давай военную! А бабы: песню! А Митя что-то свое, непонятное играет. Вот и сидят кильковские, на наших, на равенских глядят.

А сейчас Митя уехал. Хочу, говорит, постичь я настоящую музыкальную гармонию, да и репертуар у меня бедноватый, ведь я самоучка, нотной грамоты не понимаю, вот потому я и собрался в районный центр. Да и жизнь надо понять, ребята, для общего развития мысли, как она там проистекает, вот что главное. Прощайте, говорит, как поумнею, так вернусь.

С Митей у нас авторитету больше было. А теперь что? Коля по рукам по ногам Вовкой связан, какая в нем сила? Федяра ростом мал и если уж может чем взять, так это только шкодой, а я этого не уважаю. Санька с Ванькой и вовсе еще мелкота.

Вот сидит на завалине Гошка Куварин

Вот сидит на завалине Гошка Куварин, на кур смотрит и травину жует. В руках у него длинный прут наподобие удилища.

Я спрашиваю:

- Куварин, а Куварин, чего сидишь?

- Возле свово двора сижу, - он отвечает, - не возле твово. Вот потому и сижу.

Я говорю:

- Давай с нами ходить, Куварин, все-таки у нас силы больше будет, хватит тебе кур пасти.

- А я, - говорит, - кур и не пасу.

- А на кой же прут в руке держишь?

- Это удочка у меня, а не прут.

Присмотрелся я, и правда, в руках у него удочка. И леска, и поплавок, как полагается, и крючок с червяком. Взял Куварин несколько червяков из баночки и бросил курам. Петухи загоготали, крыльями захлопали, куры бросились друг у друга червей отнимать. А Куварин тем временем удочку свою в самую их сумятицу закинул и сидит, травину жует.

Я спрашиваю:

- Куварин, ты это зачем делаешь?

- Мне рябую поймать надо, - отвечает Куварин. - Она, подлюка, яйца клюет.

- Ну, а потом-то пойдешь с нами? - я спрашиваю.

- Нет, - отвечает, - не пойду и потом.

Вот какой у нас Куварин.

В нашей деревне ни клуба, ни магазина

В нашей деревне ни клуба, ни магазина, ни сельсовета, а только амбулатория. Мы в амбулаторию каждый день ходим, но это ведь не кино. Там Люба работает, журналы читает, инструменты надраивает, чтобы блестели, а мы ей мешаем. Но нам ведь тоже надо куда-нибудь ходить.

Вот пришли мы утром в амбулаторию, а Люба сидит за столом и пишет. Коля Семихин говорит:

- Люба, дай витамин!

- Сейчас, только закончу, - отвечает Люба. Она нам каждое утро витамины дает.

Витамины - это такие желтые шарики. Они сначала сладкие-сладкие, потом никакие, потом кислые-кислые, потом снова сладкие.

Мы стоим посреди амбулатории и плакаты рассматриваем, а на плакатах нарисованы всевозможные бактерии. Их простым глазом никогда не различишь.

Федяра говорит:

- Во какие личинки! На них небось рыба хорошо берет!

Это он на бактерии подумал, что они личинки.

Я говорю:

- Федяра, это же бактерии! Правда, Люба? На них нужно смотреть в микроскоп.

- А где они живут? - спрашивает Федяра. Сразу видно, что он только два года учился.

Я говорю:

- В земле небось. Правда, Люба?

Люба голову подняла и говорит:

- Везде! Например, много видов бактерий находится на коже человека.

- На коже? - удивился Федяра и посмотрел себе на руки. - А где?..

Я тогда засмеялся.

- Ты, Федяра, все простым глазом хочешь различить, а их и не видно простым глазом, верно, Люба?

- Конечно, - говорит Люба. - Хотя их тут у тебя миллион.

- Миллион?.. - вскричал Федяра и давай рука об руку колотить, бактерии стряхивать.

И Санька с Ванькой стали руками обмахиваться. Люба хохочет. И мы с Колей хохочем, потому что нам-то ведь медицина понятна, мы уже в четвертый класс перешли.

Я говорю:

- Да они же безвредные!

- Правда, Люба, безвредные?.. - спросил Федяра.

- Безвредные, - отвечает Люба. - Только вы на всякий случай пальцы не суйте в рот.

Пока мы сосали витамины, Люба обмакнула щепочку в пузырек с йодом и мне вчерашнюю ссадину помазала. А Ваньке - локоть какой-то мазью. А Федяре - ухо ядовитой синькой. Всех незаметно разукрасила.

Коля говорит:

- Люба, покажи шприц!

- Нет, - отвечает Люба, - и так много времени я с вами потеряла! А ведь кильковские ребята сейчас на осмотр придут.

- Это как же кильковские? - спросил я.

- А вот так, - отвечает Люба. - Очень просто.

- А мы когда же?

- Вы в последнюю очередь. Сначала кильковских осмотрю, а вы у меня всегда под рукой.

Вижу, мне Коля Семихин подмигивает и на дверь кивает.

- Ладно, - говорю, - мы пошли.

От деревни нашей Равенки

От деревни нашей Равенки идет склоном тропинка. Она в кукурузное поле уходит и выныривает прямо на боевую дорогу. Эта главная дорога называется боевой.

Когда кильковские вошли в кукурузу, мы бросились на них с пиками и стали их гнать. Их было человек семь или восемь, они, конечно, нападения нашего ни ожидали и поэтому разбежались кто куда.

Вот попрятались они все в кукурузе, никого не видно и не слышно, а мы-то знаем, что они где-то здесь сидят.

- Эй, - говорю, - кильковские, где вы тут, вылезайте!

А они молчат. Я говорю:

- Эй, не слышите, что ль?..

Вдруг Тришкин голос спросил:

- А вы гнать нас будете?

- А неуж не будем!

- Что же вы, не понимаете, а?.. - закричал Шурка Шаров. - Ведь нам на медицинский осмотр надо! Нам Люба велела!

- Мало ли велела! - кричу. - Может, мы сами еще не осматривались!

- А мы почем знаем!

- Ну, и чешите отсюда!

- Ваша, что ли, амбулатория? - крикнул Тришка.

- Наша! - крикнул я. - Наша амбулатория! И Люба у нас живет!

- А вот если мы в кино вас не будем пускать, тогда как?

- Вы-то?

- Мы-то!

- Ха-ха! Испугали! У вас и власти такой нет. Нас киномеханик Слава каждый раз дожидается. Без равенских началось хоть одно кино?

Тришка с Шуркой даже из кукурузы вылезли.

- Думаете, что это из-за вас, да? - Шурка даже засмеялся. - Дураки, и не из-за вас это. Славка Любу каждый раз ждет.

- Ну вот! - крикнул я. - Не все ли равно! Люба тоже равенская.

- А может, она скоро кильковской будет?

- Вот сказал! Это почему?