Две повести об интернациональном воспитании школьников, о проблемах городского двора.
Содержание:
-
Третья дорога 1
-
Глава 1 1
-
Глава 2 2
-
Глава 3 3
-
Глава 4 5
-
Глава 5 6
-
Глава 6 7
-
Глава 7 8
-
Глава 8 8
-
Глава 9 9
-
Глава 10 10
-
Глава 11 11
-
Глава 12 12
-
-
Дети до шестнадцати 12
-
Глава 1. Еще бы мне не запомнить эту фамилию! 12
-
Глава 2. Лилька, Вадик и я 14
-
Глава 3. В театре 15
-
Глава 4. Профессор Колесов 17
-
Глава 5. Тимофеев 18
-
Глава 6. Мечта моего детства 20
-
Глава 7. Прощай, Алик 21
-
Глава 8. Отец 22
-
Глава 9. Что я такого сделал? 23
-
Глава 10. Мы же товарищи! 24
-
Глава 11. Телефонный звонок 25
-
Борис Николаевич Никольский
Третья дорога
Третья дорога
Глава 1
Сразу после обеда Таня взяла чистую тетрадь, аккуратно обернутый учебник немецкого языка, словарик, ручку и пошла к Генке.
Дом, в котором жил Гена Федосеев, был красный, кирпичный, двухэтажный. Это был очень старый дом - внизу кирпичи давно позеленели, а над парадной дверью еще виднелись следы от старых букв: "Братья Масловы и К ". Чем занимались эти братья Масловы, теперь никто не помнил, но зато каждый раз, когда в городе снимались кинокартины из дореволюционной жизни, операторы облюбовывали именно Генкин дом. Возле него вырастали старинные фонари, прохаживались дамы в длинных платьях и смешных шляпах, останавливались извозчичьи пролетки… А потом Генка и все мальчишки из их класса бегали в кино и радостно вопили, когда узнавали "свой" дом.
Таня не любила этот дом. Раньше она боялась его, а теперь просто не любила.
Когда она была совсем маленькой, няня пугала ее на ночь:
- Вот не будешь спать, придет горбун, заберет тебя… А вот уже идет хромой дядька с мешком, собирает в мешок непослушных детей. Слышишь - скрипит лестница: скрип, скрип, кто здесь не спит? Скрип, скрип… Кто здесь балуется?
Таня пугалась, пряталась под одеяло, затихала.
Однажды нянины присказки услышала мама.
- Зачем же вы пугаете ребенка? - сказала она. - Хромой или горбатый человек может быть ничуть не хуже нас с вами. Зачем же девочке его бояться? Пожалуйста, больше не делайте этого, прошу вас…
С тех пор няня перестала рассказывать по вечерам свои поучительные истории, но все равно у Тани надолго остался страх перед инвалидами. И когда, гуляя, она проходила по улице мимо красного кирпичного дома, всегда отворачивалась. В доме жил человек с одной ногой. Однажды, как раз когда Таня с нянькой шли мимо, он вдруг точно выпрыгнул из парадной, стукнув костылями о каменные плиты тротуара, и остановился, осматриваясь по сторонам. Одна его щека была порезана - наверно, он только что брился, но тогда эта свежая царапина на его лице почему-то показалась Тане особенно страшной. Да и то, что он не пошел сразу ни направо ни налево, а стал осматриваться, словно искал кого, и то, что он появился именно в этот момент, будто подстерег их, так напугало Таню, что она прижалась к няньке и долго боялась оглянуться: ей казалось, что одноногий скачет за ними на своих костылях…
Страх ее перед этим человеком и перед этим домом стал еще больше, когда однажды случайно она подслушала разговор взрослых. В тот вечер к Таниному отцу пришли гости, и Таню рано отправили спать. Спать ей не хотелось, она лежала в темноте с открытыми глазами и прислушивалась к разговору в столовой. Сначала взрослые говорили тихо, приглушенно, но потом, видно, решили, что она уже заснула, и голоса стали громче.
- Нет, вы подумайте, вот так, ни с того ни с сего наброситься на человека… Видите ли, раз он инвалид, так ему все простится…
- Да вы знаете, инвалиды тоже разные бывают. Другому ногу в пьяном виде трамваем отрезало, а он кричит громче всех, что на войне пострадал…
- Нет, вы подумайте, вот так, ни с того ни с сего, точно знаю. - Это папин голос.
- На фронте-то на фронте, но надо же все-таки сдерживаться.
- Я так ему и сказал, - это опять папа, - а он, представляете, буквально с кулаками кинулся. Побагровел весь, я уж испугался, думал, его удар хватит. И главное, ведь я же хорошего ему хотел, не понимаю, чего он…
- Так он, наверно, пьяный был.
- Не знаю, не могу сказать, тут уж не до того было, чтобы разбираться.
- Подождите, а какой это Федосеев, что-то не представляю.
- Ну как же, рядом здесь живет, в красном доме. У него еще четверо детей.
- Беда детям с такими родителями, одно несчастье…
- Ну что же делать, дети здесь ни при чем…
Голоса снова стали тише, но теперь Таня уже не решалась закрыть глаза - она была уверена: стоит только закрыть глаза - и ей приснится одноногий Федосеев.
С тех пор, если ей приходилось одной появляться на улице, она всегда обходила этот дом стороной. Одноногого человека она больше не встречала. Потом ей сказали, что он умер.
Тогда она еще не знала, что этот человек был Генкиным отцом. Тогда она и самого Генку не знала, потому что еще не училась в школе.
А теперь она училась уже в седьмом классе, и Генка тоже в седьмом, и она шла к нему домой, потому что он получил двойку по немецкому и ей поручили взять над ним шефство.
Это было ее первое поручение, и в дом к незнакомым людям она тоже шла впервые: раньше она ходила только к своим подругам да вместе с мамой к маминым друзьям в гости.
Она не решилась сразу переступить порог этого дома и сначала несколько раз прошлась по улице туда и обратно, словно просто гуляла, словно у нее и не было никакого дела. Но ходить так бесконечно было нельзя, к тому же она сообразила, что Генка может увидеть ее из окна.
Наконец она набралась храбрости и вошла в дом. На лестнице пахло сыростью, погребом, перила были скрипучие, шаткие. "Скрип, скрип…" - неожиданно вспомнилось ей.
Таня поднялась на второй этаж и позвонила.
Дверь открыл Генка.
- А-а! - сказал он. - Явилась? Ну, проходи.
Таня заранее решила не обращать внимания, если он будет грубить или дразниться. Мама всегда говорила, что это самое лучшее средство в таких случаях - не обращать внимания.
Она вошла в переднюю и робко осмотрелась. Хотя она знала, что того человека давно уже нет здесь, все-таки ей было не по себе - казалось, все в этом доме непременно должно напоминать о нем.
Ей казалось, что вот-вот где-нибудь в углу она увидит костыли или какую-нибудь коляску для безногих, какое-нибудь кресло на колесиках.
Но в передней стояли самые обычные вещи: лыжи с палками, бамбуковое удилище, банка из-под краски…
Таня стала вытирать ноги о резиновый коврик, и тут над дверью в комнату вдруг вспыхнула световая табличка: "Вытирайте ноги!"
- Ой! Что это? - сказала она.
- А это мы с братом делали такую штуку, - торопливо пояснил Генка, - только немного недоделали. Пока зажигается не тогда, когда нужно. Понимаешь, надо, чтобы зажигалась, когда человек проходит мимо коврика, а сейчас получается наоборот. Можно, конечно, сделать, чтоб она все время горела, а как ступишь на коврик, сразу бы гасла… Только батареек жалко, они быстро выдохнутся. Да не бойся, больше ничего такого не будет.
- А я и не боюсь, откуда ты взял?
Вслед за Генкой Таня вошла в комнату.
Комната была большая, даже очень большая, почти как зал, с огромными окнами, с разными завитушками на стенах у потолка. Посреди комнаты стол, покрытый клеенкой, у стены буфет, диван, еще один небольшой столик. Обстановка как обстановка, самая обычная обстановка.
Таня положила на стол свой учебник, и тетрадь, и словарик, и ручку - она проделала это неторопливо и обстоятельно, в точности как учительница немецкого языка Анна Леопольдовна, когда входит в класс. Но Генке, видно, не очень-то хотелось заниматься - он побродил вокруг стола, потом сказал:
- Хочешь, я тебе аквариум покажу? Знаешь, какие у меня рыбы есть! Ни у кого таких нет…
- Гена!
- А хочешь - приемник покажу, какой я делаю? Карманный!
- Гена, перестань, пожалуйста!
- Ну, ладно, вот ответь мне на два вопроса, и тогда будем заниматься. А не ответишь - не будем. Идет? Вот слушай.
- Ничего я не буду слушать!
- Нет, ты скажи, ты вот скажи, зачем человеку учить немецкий, если он, может, за всю свою жизнь ни одного немца не встретит и ни одной немецкой книжки не прочтет? А? Или вот еще: зачем человеку учить, например, ботанику, если он станет физиком? Выходит, человек только зря тратит время, так?
- Зачем, зачем… Получишь еще одну двойку, тогда сразу узнаешь, зачем.
- Нет, ты правда ответь. Что? Не можешь? Ага - не можешь? Не можешь!
- Перестань сейчас же. Или завтра я все расскажу Анне Леопольдовне. Понятно? Итак, начнем с повторения. Was ist das? - И она, совсем как Анна Леопольдовна, строго сведя брови, показала на окно.
- Das Fenster.
- Хорошо. Пошли дальше.
- А если хочешь знать, - сказал Генка, - я могу и сам весь немецкий за месяц выучить. Стоит только захотеть.
- Ну и захоти.
- Ну и захочу.
- Ну и захоти.
- Не веришь? А вот давай будем соревноваться. Будто мы две команды. Я - "Спартак", ты - "Динамо". Вопросы задаем по очереди. За правильный ответ - очко. И кто победит. Спрашивать можно обо всем, что в этой комнате. Идет? - И, пока Таня думала, соглашаться или нет, Генка быстро показал на клеенку: - Was ist das?
Таня не знала.
- Ага! Один-ноль в мою пользу! Один-ноль! Один-ноль! - орал Генка.
Таня не удержалась и показала на диван:
- Was ist das?
Теперь промолчал Генка.
- Was ist das? Два-один! Was ist das? Два-два! Три-два! Четыре-два!
- Внимание! Внимание! Вперед вырывается команда "Динамо"! Болельщики на трибунах неистовствуют! Счет становится четыре-три! Еще немного - и "Спартак" сравняет счет!
- Was ist das?
- Der Funter.
- Какой такой "Funter"?
- Funter, обыкновенный, - невинным голосом повторил Генка.
Таня принялась торопливо листать словарь.
- Да такого и слова нет, жулик несчастный!
- А что? Мог же я ошибиться?
Оба, и Генка и Таня, уже увлеклись, оба торопливо оглядывались вокруг, выискивая в комнате оставшиеся еще не названными предметы.
- "Динамо" все больше и больше вырывается вперед! "Спартак" отчаянно обороняется! До конца встречи остаются считанные минуты. По-видимому, "Спартаку" уже не удастся отыграться. Трибуны ревут!
- Was ist das? - Таня показала на фотографию, висящую на стене. На фотографии нахмуренный молодой человек в кожаной куртке стоит возле мотоцикла.
- Das ist… Das ist… Это мой отец, - негромко сказал Генка, - это довоенное фото.
Мотоциклист на фотографии был очень молод и совсем не похож на того одноногого человека, который остался в Таниной памяти.
Таня подождала, ей казалось, что Генка сейчас еще что-то добавит, расскажет еще что-то.
- Двадцать два-десять в пользу "Динамо", - объявил он. - Матч закончен.
Большие настенные часы - die Uhr - пробили шесть. Как незаметно прошло время. Хлопнула входная дверь - это вернулась с работы Генкина мать.
Она торопливо прошла через комнату, кивнула Тане:
- О! У нас гости?
Потом появилась Генкина сестра.
- Ген, ко мне никто не заходил?
Сразу вслед за ней прибежала ее подруга.
Квартира, только что такая тихая, сразу ожила, вся наполнилась звуками: хлопаньем дверей, шумом воды в умывальнике, звяканьем посуды…
Таню приглашали остаться ужинать, но она застеснялась, смутилась, заторопилась домой.
* * *
Вечером Таня, как всегда, готовит уроки, потом садится за пианино - она занимается музыкой в Доме пионеров. Мама говорит, что вовсе не стремится из своей дочери сделать великую пианистку, но все-таки каждый культурный человек обязательно должен уметь играть на каком-нибудь музыкальном инструменте.
Потом Таня ужинает, пьет кефир, еще полчаса читает книгу и отправляется спать. Забирается под одеяло и лежит, согреваясь, свернувшись калачиком. Она слышит, как в соседней комнате папа шуршит газетой, как позванивают чайные ложечки - мама убирает со стола.
Это самые любимые Танины минуты. Сейчас войдет мама… Вот она уже входит, присаживается рядом с Таней на край кровати. В такие минуты с мамой можно говорить обо всем, обо всем, и мама тоже всегда советуется с ней, совсем как со взрослой, по-серьезному…
- Танечка, - говорит она, - ты знаешь, мы с папой думаем купить новую мебель. Помнишь, такую, как у тети Сони.
- Ой, мамочка! Как хорошо!
- Но тогда тебе не придется покупать сейчас новое пальто, и с часами тоже придется немножко подождать… Ты не против?
- Ну конечно, нет, мамочка…
- Девочки, что вы там шепчетесь? - кричит из соседней комнаты папа. - Раз, два, три, я иду подслушивать!
И хотя это повторяется почти каждый вечер, всякий раз Тане становится ужасно весело - она смеется, прямо-таки изнемогает от смеха и тоже кричит в ответ:
- Не надо, папа! Не надо! У нас секреты!
- Мама, - немного отдохнув от смеха, спрашивает она, - а вот скажи мне, пожалуйста, зачем человеку учить ботанику, если человек, например, хочет стать физиком? И ботаника ему никогда не пригодится. Выходит, он только зря тратит время?
Минуту, другую мама молчит, думает.
- Видишь ли, девочка, - наконец говорит она, - во-первых, в вашем возрасте человеку еще очень трудно определить, что ему пригодится, а что нет. Может быть, он мечтает стать физиком, а станет как раз ботаником. Или наоборот… А во-вторых, даже взрослые люди, даже ученые не всегда знают, что им понадобится завтра. Вот подумай сама: еще недавно медицина прекрасно обходилась без математики. А теперь хороший врач обязательно должен знать и математику и физику. И наконец, чем разностороннее знания, чем образованнее человек, тем легче ему работать, тем скорее он может сделать какое-нибудь открытие. Теперь понятно тебе?
- Понятно, - уже сквозь сон отзывается Таня, - очень, очень понятно. Спасибо, мамочка.
- Ну, тогда спи. Спокойной ночи. Спи.
Глава 2
Напрасно Таня так ждала пятницы и так волновалась - в пятницу урок немецкого не состоялся. Вместо урока директор разрешил провести пионерский сбор. Вообще-то сбор на тему "Борющаяся Африка" был назначен после уроков, но в последний момент выяснилось, что африканец, приглашенный на этот сбор, может приехать только к началу пятого урока. И, ввиду таких чрезвычайных обстоятельств, директор отменил немецкий.
Приглашала африканца в школу председатель совета отряда Зина Котова - она вместе со старшей пионервожатой специально ездила к нему в гостиницу - и теперь так гордилась, так посматривала на всех, словно он должен был приехать лично к ней.
Встречать гостя в вестибюле поручили Тане и Зине - двум отличницам, но когда он появился, Зина все-таки умудрилась выскочить вперед и первая взяла его за руку и повела по лестнице.
Негр был высок и худощав. У него было усталое лицо с обострившимися скулами. И руки совсем худые, с тонкими пальцами и острыми локтями.
Он был одет необычно и очень красиво - в голубую тогу, в легкие бесшумные сандалии на босу ногу, и когда он шел по лестнице, тихий и сосредоточенный, длинный конец одежды, переброшенный через плечо, чуть развевался.
И потом, уже в классе, пока Зина Котова читала по тетрадке доклад о борьбе народов Африки за свободу, и пока братья Сазоновы, Борис и Глеб, показывали ребятам флаги свободных стран Африки, и пока Миша Уткин осторожненько, с помощью пинцета, демонстрировал африканские марки из отцовского альбома, негр сидел неподвижно, напряженно сцепив тонкие пальцы, задумчиво глядя на ребят.
Анна Леопольдовна изредка наклонялась к нему и хрипловатым от волнения голосом коротко переводила гостю, о чем говорят ребята. Правда, переводчик - молодой, веселый парнишка, студент университета - сидел тут же, рядом, но ей, видно, очень хотелось самой поговорить с африканцем. И ребята с уважением поглядывали на учительницу, - они никогда не подозревали, что их Анна Леопольдовна, их "немка", так ловко говорит по-английски. А негр быстро кивал в ответ, но лицо его по-прежнему оставалось усталым и печальным.
Только когда ребята начали просить гостя рассказать что-нибудь, какую-нибудь историю, самый интересный случай из своей жизни, он улыбнулся и что-то быстро сказал переводчику.
- Патрик спрашивает вас, любите ли вы играть в футбол?
- Любим!
- Еще как!
- Каждый день играем! - заорали мальчишки.