ПОСЛЕДНИЙ ВИЗИТ
В тот день Корней Прокофьевич приехал в Ляховцы к Людмиле Андреевне радостный и взволнованный. Это было уже летом 1944 года, когда Советская Армия вела бои за освобождение Белоруссии.
- Поздравляю вас, поздравляю, Людмила Андреевна! Слыхали сводку Информбюро? Минское направление! Да-да, минс-ко-е… А я, голубушка, в Москву собираюсь, в Москву… И на душе у меня легко-легко, потому что знаю: и я для этой победы кое-что сделал, в кустах не отсиживался…
- Вот как раз в кустах-то вы и сидели, - в шутку заметила Людмила Андреевна.
- То есть как в кустах? - не понял доктор.
- А ваш партизанский госпиталь где находился? В лесу, в кустах…
- Ха-ха-ха! - весело рассмеялся доктор. - Вы правильно подметили… И действительно - всю войну в кустах просидел. Но не попусту, не попусту. Много людей на ноги поставил, да и в опытах своих кое-чего добился. Я изучил природные условия, в которых произрастает противотуберкулезный грибок. Удалось даже получить препарат, который я назвал антикохеином. Немного, конечно. Однако подготовительная работа окончена, осталось кое-что проверить, еще раз продумать. А главное сделано, начало положено. Пройдет немного времени, и чахотка станет такой же редкой болезнью, как сейчас оспа. Ну, а как наш больной?
Больным в это время у Людмилы Андреевны был Леник, брат Женьки.
- Спасибо, Корней Прокофьевич, легкая у вас рука, можно сказать, с того света мальчишку вернули.
- Да, гнойный аппендицит - очень опасная болезнь, и хорошо, что мы не запоздали с операцией.
Операцию Ленику Корней Прокофьевич сделал четыре дня назад, когда он в последний раз был в Ляховцах.
- Проводите меня к нему. Я ведь больше не смогу побывать у вас - видите, со всем своим богатством, - доктор кивнул головой на желтый саквояжик, который стоял рядом с ним на скамье. - В отряде уже со всеми распрощался… Теперь мой путь - прямо на наш, партизанский аэродром. Завтра ночью за мной самолет прилетает. А сегодня я хочу устроить свой последний ночной прием: дать советы больным, оставить лекарства. Да, так как же наш больной?
Корней Прокофьевич встал, чтобы пройти в комнату, где лежал после операции Леник. Как раз в этот момент на улице захлопали выстрелы. Через окно доктор и Людмила Андреевна увидели, как двое партизан, сопровождавших Корнея Прокофьевича, отстреливались от полицейских.
- Вам надо спасаться, - побелевшими губами прошептала Людмила Андреевна. - Идите за мной, я спрячу вас…
Но было уже поздно. В избу ворвался начальник полиции Антек и с ним толстый немец в чине капитана.
- Как раз вы нам и нужны! - нагло усмехаясь, подошел к Корнею Прокофьевичу Антек. - Видно, понапрасну о вас слава ходит, будто вы очень хороший и усердный врач. Что-то не особенно вы беспокоитесь о своих больных. Операцию вон когда делали, а только сегодня пришли навестить больного. Нам уже наскучило сидеть в засаде… Ну, это все между прочим. Главное вам скажет капитан Вагнер, адъютант генерала фон Краузе.
Корней Прокофьевич внешне был спокоен, ни тени тревоги не пробежало по его лицу, только руки сами собой сжались в кулаки.
- Мы слышали, что господин доктор сделал большое открытие, - с льстивой улыбкой заговорил капитан Вагнер. - Господин доктор нашел новое средство против такой страшной болезни, как туберкулез. Так вот: генерал фон Краузе от имени германского правительства предлагает вам свои услуги и гарантирует вам личную свободу… Вы ведь наш пленник. Генерал обещает, что вам будут созданы все условия для дальнейшей научной работы. Вы получите великолепную лабораторию, оборудованную по последнему слову европейской техники. Вы никогда не почувствуете себя ограниченным в средствах. Я прошу подумать над предложением генерала фон Краузе.
- Мне нечего думать, - негромко начал доктор. - К сожалению, никакого средства против туберкулеза у меня нет. Я лечу его общеизвестными в медицине средствами.
- Вот что, любезный, - с той же наглой усмешкой на лице приблизился к доктору Антек, - своим запирательством вы причините вред не только себе, но и науке. Медицина может потерять такого незаурядного ученого, как вы… если не передумаете. Нам же известно, что вы новым средством вылечили от чахотки несколько человек.
- Повторяю, больных туберкулезом я лечил известными средствами.
- Брешешь, собака! - Антек так хватил кулаком по столу, что в буфете зазвенели стаканы.
Доктор выпрямился, с презрением посмотрел на позеленевшего начальника полиции и твердо ответил:
- Я человек, а не собака. А если вы умеете разговаривать только с собаками, то пожалуйста: вон во дворе конура, там лежит Жучок - идите и беседуйте с ним.
Антек так и затрясся от злости.
- Пан Антек, прошу не горячиться, - все тем же медовым голосом заговорил капитан Вагнер. - Нужно дать господину доктору подумать, у нас есть время, мы можем подождать…
- А мне, к сожалению, некогда… Меня ждут больные, - сказал Корней Прокофьевич и неторопливо начал одеваться.
Капитан сделал знак рукой. Двое полицейских, которые топтались у порога, схватили доктора. Вагнер подошел к Корнею Прокофьевичу, стал его ощупывать.
Корней Прокофьевич показал глазами Людмиле Андреевне на желтый саквояжик, что стоял на скамье. Та незаметным движением сбросила с плеч платок, чтобы прикрыть саквояжик. Антек, внезапно обернувшись, заметил это.
- А ну, покажи, что ты там прячешь! - заревел он, срывая платок. Он увидел саквояжик, дрожа, как в лихорадке, раскрыл, достал пухлую рукопись и вслух прочел надпись на обложке: "Мои суждения относительно получения и лечебного применения антикохеина".
- А это что? А? - ткнул Антек рукопись в лицо Корнею Прокофьевичу.
Доктор молчал, только глаза его гневно пылали.
- Теперь ты нам не нужен! Расстрелять! - отдал приказ Антек.
- Нет, он еще может быть полезным, - возразил капитан Вагнер. - Возьмем его с собой.
- Вы не имеете права забирать бумаги доктора! - попробовала протестовать Людмила Андреевна. - Отдайте!
Антек грубо оттолкнул женщину и обратился к капитану Вагнеру:
- Зачем он нам? Разве вы не знаете этих людей? Доктор вам все равно ничего не скажет, хоть вы его озолотите. Наоборот, при первой же возможности он сожжет свою рукопись. А ведь в рукописи есть
все, что нам нужно, смотрите: "Природные условия произрастания грибка", "Разведение грибка", "Как получить препарат".
- Ладно! - махнул рукой капитан Вагнер. - Делайте с ним, что вам угодно. Дайте мне эту рукопись.
* * *
Со всех концов деревни к избе учительницы сбегались люди.
- Палачи, людоеды… Такого человека загубили! - слышались взволнованные голоса крестьян.
Тело Корнея Прокофьевича внесли в горницу. Рядом с ним положили и двоих партизан, которые погибли в неравной схватке с полицейскими. Голосили женщины, скорбно молчали старики.
- За что это они его? - допытывались у учительницы.
- Не хотел отдать им свое изобретение…
- Надо бы партизанам сообщить, - предложил кто-то.
- Обязательно! И сейчас же! - спохватилась Людмила Андреевна. - Они же его желтый саквояжик с бумагами забрали. Такие важные бумаги!
- Я побегу к партизанам. Я сообщу, - вышла вперед Таня, внучка деда Ивана, маленькая девчушка с тонкой шеей и вздернутым носиком. Она была теперь связкой, заменив Степу, который находился в отряде.
- А ты их найдешь? - строго спросил дед Иван.
- Найду.
- Пусть идет, - заговорили люди.
- Она бедовая - сыщет.
Дед Иван был недоволен внучкой: надо же так неосторожно проговориться, что она знает, где находится партизанский отряд! "Ох и задам же я ей, как вернется", - подумал дед Иван, а вслух сказал:
- Ну так беги скорей! И Таня побежала.
САКВОЯЖИК В РУКАХ У ТАНИ
Таня стала связной не сразу, а только после того, как доказала свою смекалку и выдержку. Она помогла Степе выведать, кого из сельчан староста наметил отправить в Германию. Когда гитлеровцы приехали за "рабочей силой", никого из числа намеченных в их списках в деревне не оказалось. Все они куда-то исчезли. Гитлеровцы разъярились, схватили старосту и увезли с собой. Больше он в деревне не появлялся.
Шестнадцать человек были спасены от немецкой каторги. Степа на расспросы, как ему удалось пронюхать про списки, неизменно отвечал:
- Я тут ни при чем, это все Танюшка. А дело было вот как.
Батька Мирон поручил Степе проверить, что представляет собою староста, который за глаза всегда бранил немцев и в то же время старательно выполнял их приказы. Степа тогда еще жил в деревне, однако был не только связным, но и разведчиком. Он часто ходил по заданию в районный центр, иной раз целыми днями сидел в кустах на перекрестке дорог, наблюдал, сколько проходило за день машин, с какими грузами, а потом обо всем этом докладывал батьке Мирону.
Однажды под вечер в Ляховцы приехал начальник полиции. Зайдя в избу к старосте, он долго о чем-то говорил с ним. Степа и Таня, прокравшись к окну, прислушивались изо всех сил, но разобрать, о чем шел разговор, им так и не удалось.
Антек уехал. Проводив его, староста вернулся в избу, достал из шкафа ученическую тетрадь, вырвал из нее два листа и положил на стол перед собой. Потом взял карандаш и задумался.
- Писать что-то будет, - шепнула Таня. Она стояла у Степы на плечах и заглядывала поверх занавески. - Бумагу разложил…
- Вот бы узнать, что там такое…
- А это можно, - вдруг шепнула Таня. - Давай сделаем так: как только он кончит писать, ты позови его во двор, придумай что-нибудь. А я через окно залезу и посмотрю, что он писал.
- Ладно, - согласился Степа.
Они, не отрывая глаз, следили за каждым движением старосты. Он долго что-то думал, а потом принялся писать. Грамотей он, видно, был не ахти какой и писал медленно, выводя каждую букву. Добрый час пришлось дожидаться ребятам, пока он кончил.
Тогда Степа обошел дом и настойчиво постучал в дверь.
- Дядя Людвиг, а дядя Людвиг, откройте.
- Кто там? - Староста нехотя поднялся из-за стола.
- Это я, Степа… У вас какой-то человек во дворе стоит, - таинственно сообщил парнишка.
- Что за человек? - встревожился староста. - Где?
Он отворил дверь и несмело, боком вылез на крыльцо.
- Да вон, - Степа показал на какую-то черную фигуру в дальнем углу двора. И верно, в темноте можно было подумать, что там, прислонившись к забору, стоит человек.
Староста попятился назад в сени.
- Кто бы это мог быть? - еще более встревоженно проговорил он.
- Не знаю, один я боялся подойти… Староста, набравшись смелости, стал тихонько
подкрадываться к темной фигуре.
- Ах ты, щенок трусливый! - вдруг выругался он. - Да это же моя свитка висит.
- Правда, свитка… А издали похоже, будто человек стоит.
- Иди прочь, нечего тут шляться, - недовольно проворчал староста и, захватив свитку, пошел в избу.
- Ну что, успела? - выбежав на улицу и лицом к лицу столкнувшись с Таней, спросил Степа.
- Успела…
- Что он писал?
- Составлял список наших людей, кого отправить в Германию.
- А ты запомнила, кого он наметил?
- Я некоторых даже записала, а остальных так помню.
- Хорошо, очень хорошо. Надо сейчас же всех предупредить об опасности.
- А может быть, староста только для виду составлял эти списки, а сам возьмет и скажет кому надо, чтоб убегали? - высказала предположение Таня.
- Вряд ли… Но посмотрим…
Староста никому ничего не сказал.
После этого случая Таня и стала связной в отряде батьки Мирона, а Степа совсем перешел в отряд.
…Таня бежала по узкой извилистой тропинке, которая вела напрямик к мосту через небольшую речушку, протекавшую неподалеку от деревни. Если идти по дороге, до моста будет добрых шесть километров, а по этой тропинке - километра два. Там, за мостом, нужно свернуть с дороги, углубиться в лес и по приметам, которые показал Тане Степа, пробираться дальше. За лесом начиналось болото, а там снова лес. На опушке того, второго, леса стояла изба лесничихи Тэкли. От нее до партизанского лагеря было не больше трех километров.
Вот и мост, где нужно сворачивать. Но что это? Таня прислушалась. Выстрелы, и совсем близко. Сначала Таня хотела взять немного в сторону и быстрее бежать дальше, но потом остановилась и решила посмотреть, в чем там дело.
Осторожно, перебегая от куста к кусту, она стала пробираться в ту сторону, откуда слышались выстрелы. То, что она увидела, было совершенно неожиданно. Неподалеку от моста стояла полицейская машина со спущенным колесом. Капитан Вагнер и Антек, вцепившись друг в друга, катались по земле и злобно ревели. Двое полицейских, один из которых был шофер, лежали убитые.
"Что это значит?"
И вдруг Таня увидела на траве, совсем близко, маленький желтый саквояжик Корнея Прокофьевича.
Из груди у девочки едва не вырвался крик радости. В два прыжка она очутилась возле саквояжика, схватила его и со всех ног пустилась бежать прочь - подальше от этого жуткого места.
КАК ЭТО СЛУЧИЛОСЬ
Расправившись с доктором, Антек, капитан Вагнер и двое полицейских сели в машину. Оставляя позади тучу серой пыли, машина вылетела за околицу.
Антек сидел и думал. Невеселые мысли бродили у него в голове. Он видел, как под ударами Советской Армии трещали и ломались линии немецкой обороны, как драпали хваленые немецкие дивизии, как поток раненых с восточного фронта запрудил буквально все дороги. И его вера в своих хозяев, которым он не за страх, а за совесть служил все эти годы, пошатнулась. В последнее время он все чаще и чаще задумывался о том, как спасти свою собственную шкуру. "Снова эмиграция, - с ужасом думал Антек, - бесправное, полуголодное существование, злые шутки и издевательства…" Правда, они с отцом на этот раз оказались предусмотрительными и должным образом приготовились к превратностям судьбы. Их сейф был почти доверху набит золотом. А с золотом и в эмиграции можно жить.
Машину высоко подбросило на выбоине. Маленький желтый саквояжик тоже подскочил и оказался на коленях у капитана. Тот вдруг повернулся к Антеку и радостно заговорил, тыча пальцем в саквояжик:
- Блестящая находка! Этим бумагам нет цены. Я отправлю их в Берлин, и там в два счета освоят производство противотуберкулезного препарата. Мой тесть - владелец большого фармацевтического завода. Миллионы будет загребать…
При слове "миллионы" Антек насторожился. "А почему бы не мне захватить эти бумаги? За границей я смог бы выдать себя за ученого-изобретателя, который нашел великолепное средство борьбы с туберкулезом. Сумел же Маркони присвоить изобретение Попова и нажить миллионы. А я тоже не лыком шит. Только как это сделать, как завладеть бумагами?"
Вдруг сзади раздался оглушительный выстрел и машина, резко затормозив, остановилась. Антек в испуге втянул голову в плечи.
- Проклятый баллон! Сегодня уже второй лопается, - выругался шофер.
- Ах, баллон, - с облегчением вздохнул Антек, но тут же подумал: "Знаем мы эти баллоны. Специально набросают гвоздей, машина остановится, а потом они налетят со всех сторон - и расправятся". Полицейские вылезли из машины, но с ними никто и не думал расправляться. "Неужели случайность?" - не верилось Антеку. Он высунул сперва голову, прислушался и, не услыхав ничего подозрительного, ступил на землю.
Стоял жаркий летний день. Солнце щедро поило землю знойными лучами. Было очень тихо. Деревья, кусты, трава - все застыло в нерушимом безмолвии; даже птицы попрятались где-то в чаще, и не было слышно их веселого щебетания. Нетрудно представить, какая жарища была в машине. На ходу хоть ветер немного освежал, а тут… Грузный капитан Вагнер весь исходил потом; подождав немного, он тоже вылез из машины, перепрыгнул через кювет и с наслаждением растянулся на мягкой пахучей траве, положив саквояжик с бумагами себе под голову.
"Вот черт, - мысленно выругался Антек, - ни на минуту не расстается с ними". И вдруг недавно возникшая мысль стать единственным владельцем саквояжика овладела им целиком. Как раз подходящий момент для этого: шофер возится с колесом, второй полицейский помогает ему, а толстяк-капитан задремал на солнце.
Антек выхватил револьвер и выстрелил сперва в полицейского, потом - в шофера. Полицейский как-то нелепо перегнулся и упал, шофер, который сидел с рашпилем в руках, уткнулся лицом в землю. Капитан Вагнер вскочил и с перекошенным от ужаса лицом стал оглядываться по сторонам. Из-за машины ему не было видно ни Антека, ни полицейских. Антек тем временем прицелился и выстрелил в капитана. Капитан пошатнулся, схватился за грудь и, выронив пистолет, упал. Антек выскочил из-за машины, подбежал к капитану, пнул его ногой и наклонился, чтобы взять саквояжик. Но в этот миг капитан, который не был убит, а только ранен, вдруг мертвой хваткой вцепился в Антека, и они покатились по траве. Антеку удалось нащупать горло Вагнера. Капитан хрипел, но не сдавался. Тогда Антек приподнял его и с силой ударил головой о камень, наполовину торчавший из земли.