– Ну хорошо, с куклами ты справляешься. А как тебе удается манипулировать таким количеством людей, реальными персонами?
– Люди глупы. Им лесть нужна. Играю им на лире, как Амфин, который звуками лиры заставлял каменные глыбы складываться друг на друга, чтобы стену образовать вокруг Фив. Пою гимны подобно Орфею, который песнями диких зверей укрощал и приводил в движение деревья и скалы. Надо знать историю. И вовремя подсунуть людям нужную притчу. В пятом веке до нашей эры плебеи, возмущенные жестокими притеснениями со стороны патрициев, покинули Рим. Как Менений Агриппа умиротворил народ? Он рассказал басню о частях человеческого тела, взбунтовавшихся против желудка. За что они, взбунтовавшиеся, объяснил Менений, и поплатились крайним изнеможением. Детские сказки действуют на людей безотказно. Древнегреческий полководец Фемистокл, например, успокоил афинян, возмущённых жадностью должностных лиц, басней об увязшей в болоте лисе. Лиса эта просила ежа не отгонять облепивших её комаров, так как они уже напились её крови, а на их место могут слететься новые, голодные, и потому ещё более жадные и жестокие. Ловко придуманные басни позволяют легко управлять толпой. Желая показать своим сторонникам, что единодушие важнее силы, Серторий поручил молодому, сильному солдату вырвать хвост у старой лошади, а дряхлому старику – вырвать хвост у молодого коня. Первый справился с огромным трудом, так как старался вырвать хвост сразу, а старик справился легко, вырывая по одному волос за волосом. Вот какая чепуха может, оказывается, привести в движение такого исполинского и могучего зверя, как народ.
– Ну я понял: среди Братанов демократия. А какую демократию вы приготовили для народа, для толпы, по-вашему?
– Обижаешь. Почему ты считаешь, что наша законность – только для Братанов? Это всему народу нужно. Какой мы аппарат создали, какие госструктуры – чтобы все вопросы решать. Кто позаботится о простом морийце? У нас социальное государство. Все силы всех канцелярий направлены только на то, чтобы помогать людям. Медикам. Учителям. Пенсам. Кто оплачивает им работу? Канцеляриям, имеешь в виду? Выделяем деньги. Нет, не много. Но мы же не можем пустить на это наш Обгцак. Они, канцы (то есть работники канцелярий), не в обиде. Сами кормятся. У них есть права. Сшибают кто где может. Деревянные, конечно. Щепы. Ну если кто перегнёт палку – накажем.
Сам посуди. Разве у нас не гуманный режим? Народ этот, морийцы то бишь, Братанам-то никак не нужен. Оставить бы тех, кто золото добывает. Чтобы Обгцак пополнять. А остальные-то совсем не нужны. От народа одна головная боль, одни проблемы. Мы создаем партию "Единомория", чтобы объединить лучших представителей народа, а они называют её "партия Хази-ков и Вариков". С людьми этими одна возня. Корми их. Обеспечивай. За порядком следи. А как волнения, недовольство – никого тронуть ни-ни. Слово плохое не скажи. Попробуй кого "хорьком" назови, а уж слово "козёл" вообще запрещено. Если кто в драку полез, и ему ненароком от полицейского досталось, – крику-то, крику! "Антинародный режим!" Разговоров на десять лет хватит. Вспомнили бы, что было при "Двойных Нарах" двадцать лет назад. Что это такое? Двойные Нары – ДИНАРЫ. Диктатура Народа.
Народ всегда был для власти проблемой. И сейчас проблема. И для Братанов. И для канцев. Но мы народ не бросаем. Всё сделаем для народа. Себе в ущерб. Ганс ГАНС и Ганс Ганс трудятся день и ночь. Во имя Мории, во имя народа Мории. И живём строго по понятиям. Понятия как честь. Как достоинство. Они выше всего. Выше закона. И выше справедливости. А что такое справедливость? Как на это посмотреть. У одних одна справедливость. У других – другая. Да тебе этого не понять. Понять понятия может только тот, кто с детства вырос на понятиях, понятно? Непонятливый ты наш.
Попытаюсь тебе пояснить, чтоб ты понял.
Все в этом мире быстро меняется. Великие гуманистические идеалы времен Себастьяна Бранта и Эразма Роттердамского, культурные традиции Европы XVII, XVIII, начала XIX века не выдерживают испытания временем. Они распадаются. Ваш Герцен критикует великое российское самодержавие. Толстой пишет о ложных идеалах великой церкви Третьего Рима. Нет единой правды. Правда разбивается на фрагменты. В одном фрагменте одна правда, в другом – другая. Наш мир, как театр кукол. В одном спектакле побеждает истинная дружба. В другом – трезвый расчёт. В одном – любовь, в другом – ненависть. В одном – трудолюбие, в другом – лень. Где-то честность – мерило всего. А где-то – практичность, достижение результата любой ценой.
Мы сохраняем в обществе все виды оппозиции и носителей разных идей. Вот где настоящая демократия. Мы постоянно создаём и закрываем новые объединения, движения и партии: демократические, патриотические, националистические, молодёжные, консервативные, глобальные, местные, олигархические, люмпен. Кажется, что здесь постоянная путаница, непрерывное изменение форм, за которым нельзя уследить. И которое остановить невозможно. Но это только на первый взгляд.
Слияние деспотии нашего общества с полным смешением всех возможных политических стилей. Сегодня я подаю социуму на завтрак диктатуру под соусом патриотизма и империализма, на обед – демократию с гарниром суверенности и национализма, на ужин – олигархию с аперитивом либеральности и социальных гарантий. Завтра в моем социальном ресторане будет новое меню. Моя любимая стратегия – это смешение политических стилей, эклектика, парадоксальное сочетание и объединение всего несочетаемого и необъединяемого. Вот она, наша настоящая демократия: либералы западники (поклоняющиеся моделям европейской демократии) превращаются в державников, олигархи – в социалистов, маргиналы в mainstream, патриоты – в демократов. В один момент я спонсирую националистов Скинов, в другой – создаю группу по защите прав человека. Старая идентификация подорвана, а новая не укоренилась. И полный простор для всех возможных манипуляций.
Стратегия власти – превратить страну в театр, а морийскую жизнь в прекрасное театральное представление, шоу, как говорят англичане. И это правильно. Мы все вышли из шутов и дураков для развлечения публики. Мы живём в обществе в условиях диктатуры, но постоянно играем в демократические свободы. Никому не запрещается шутить на эту тему. Злословить. Высмеивать любое должностное лицо. Даже оскорблять. Любого. Вплоть до Великого Канцлера. Да, таков масштаб этой личности, масштаб нашего канцлера. Никаких обид. Всем разрешено всё. Говорить. Но не делать! Все игры должны быть всерьёз. У нас очень серьёзный спектакль. За каждой ролью стоят деньги, влияние, и никому не разрешено нарушать правила, иначе – расплата. Тоже серьёзная.
Можешь мне поверить, что за всей этой кажущейся социальной свободой, самой свободной демократической формой стоят жёсткие требования момента, могучее веление практики сегодняшней жизни и твёрдая рука Демиурга. У каждой куклы есть свой кукловод. Да-да, всегда есть кто-то, кто всем управляет. Страна живёт по сценарию. В этом театре есть дирижёр.
Спектакль прекрасен. Но рука у дирижёра тяжела. Многие олигархи, попавшие под раздачу, отказывались от всего, бежали, молили, становились на колени, признавали всё, чего и не было. Один Ходок был не таков. Держался спокойно, с достоинством, говорил размеренно. Не набрасывался на своих тюремщиков. На суде выступали многие авторитетные Братаны. Давали показания в пользу Ходока. Суд посчитал: всё сказанное "за" говорит "против", говорит о вине Ходока. Чёрное превращается в белое. Белое – в чёрное. Высшая целесообразность. Каков Газон, таков закон.
В любом театральном спектакле так. Возьмём "Гамлета": как всё любо нам в этой пьесе, как созвучно вкусам культурной нашей публики. Вся современная европейская демократия сосредоточена в "Гамлете". Присмотримся повнимательней. Гамлет-отец – слабый, никчёмный правитель. Гамлет-сын – неуравновешенная личность. Без принципов. Без идеалов. Сам подставляется под удары своих противников. А на горизонте принц Норвегии Фортинбрас. Которого на сцене почти не видно. Жёсткий, целеустремленный Демиург. Руководит всем действием. И в финале появляется, чтобы возглавить страну.
Так и у нас в Мории. За кулисами спектакля – политика плаща и кинжала, двойные-тройные шпионы и страшные яды, бароны-бюрократы и олигархи, шептуны на ухо власти и бедный друг моей молодости, благородный Ходок, сидящий в башне Эльсинора. За кулисами: битвы золотодобывающих компаний, жестокие экспроприации, убийства журналистов, тысячи похищенных и пропавших людей. Но на глазах – театр, где нет правды, где каждая правда только здесь и сейчас.
Наша элита повально увлечена идеями политического и психологического микса. Гипноза Эриксона. Я создал десятки центров нейро-языковых навыков (НЯН). Мы обучаем авторитетных людей проводить переговоры, быстро налаживать коммуникации с незнакомыми людьми, обучаем методам подсознательного манипулирования, запутывания противника. Их детей – знакомиться с хорошенькими девушками на улицах (pick up). В общем, тоже бизнес. Неплохой заработок на тупости и ограниченности быков и баронов-бюрократов. Ах, как же интересна жизнь нашего общества!
Оставим на время все эти дела. Больно ты серьезён, Александр. У меня аж язык заболел объяснять тебе всё про то да про это. Поймёшь со временем. Если захочешь. А может, и не поймёшь. Ведь ты совсем без понятия.
– Что такое понятия? – думал капитан Александр. – Что имел в виду Сусляк? Непонятно.
– Давай-ка отвлечёмся. Пойдём, посмотришь Дарвинские игры. Это что-то вроде театра. Очень популярные представления у Братанов. Все приходят. Кто не придёт – на заметочку беру. Сам пишу сценарии, – добавляет Сусляк, скромно опустив глаза и покраснев. – И актёров подбираю сам.
Это театр. И на Олимпийские игры похоже немного. Конкурс. Победителю присуждается Дарвинская премия. Тому, кто уничтожил себя наиболее необычным и глупым способом. Да нет, это спектакль. Только делают вид. Никто не умирает. Это актёры. Хотя точно не знаю. Там мои режиссёры занимаются: некоторых актёров после спектакля я почему-то больше не встречал. Может, не выдержали напряжения. Может, не приглашали. А может, и нет их уже.
Почему Дарвинская? Борьба за чистоту генофонда. Да, морийцы – народ дураков. Но не таких же, чтоб самим себя убивать. Театр называется "Мимоноля". Мы называем его по-братански "Конкретный ноль". Разве непонятно? Человек погибает. Остается ноль.
Я создал Дарвинскую премию для поиска лиц, которые своей смертью или потерей возможности иметь потомство улучшают генофонд, подтверждая теорию Ч. Дарвина о естественном отборе. Стать победителем можно не в случае какой-нибудь случайной или комичной смерти, а лишь тогда, когда смерть происходит из-за потрясающей глупости и абсурдных действий.
Захочешь – пойдём, посмотрим. А пока думаешь, назову тебе несколько призёров.
Третье место занял рабочий. Он разбирал амбар. Вместо того, чтобы разобрать вначале стены, спилил главную опору. Амбар, естественно, рухнул, а рабочий погиб. Нет, нет. Это не просто финальная сцена. Это целый спектакль. История его жизни. Психология. Как он пришёл к этому. Финал как конец драмы. Даже трагедии.
Второе место занял некто Джеймс. Они с приятелем собрались ограбить магазин. Приятель надел на голову и лицо лыжную вязаную шапочку, прорезав в ней отверстия для глаз. Джеймс не захотел тратить деньги на шапочку, решил сэкономить. Покрасил лицо чёрной краской. Оказалось, что краска ядовитая. Наносить её на кожу нельзя. Во время исполнения своего преступного замысла Джеймс задохнулся. А по дороге домой – умер.
Ещё одно второе место заняла 63-летняя Жаннетта. Она хотела разгладить морщины. Сделала себе под кожу лица инъекцию. Вместо ботекса ввела говяжий жир. Лицо её пылало. Скончалась от перитонита.
Первое место, Гран-при, занял сюжет о молодой паре, которая решила заняться любовью на крыше дома. Но не на ровной крыше, а на покатой. В результате бурного секса – скатились и разбились.
Но даже они проиграли 58-летнему человеку по имени Макс из Сибмории. Макс получил приз зрительских симпатий. Он захотел выпить хереса. Но почему-то не через рот, как обычно делают, а… через анальное отверстие. Взял клизму и залил в задний проход аж три литра виноградного напитка. Организм не выдержал удара. Макс, любитель хереса, погиб.
Интересно, не правда ли? Особенно с учётом того пикантного обстоятельства, что неизвестно точно, остался ли жив актёр. Эх, мне бы развернуться по-настоящему! Чтобы вся Мория, весь мир смотрели бы эти спектакли, смотрели, как гибнут те, кому и должно умереть в борьбе с более удачливыми, более умными, более сильными. Весь народ думал бы только об этом, говорил только об этом и забыл бы о своих трудностях, невзгодах, социальном неравенстве, о нищете и проблемах в обществе. Тогда не нужны будут ни партии, ни молодёжные движения, ни политтехнологи. Дарвинская премия сняла бы все проблемы манипуляции общественным сознанием. Вернее, не сняла бы – а решила… Смотри спектакль, лови момент, думай о том, что ты лучше тех, кому рукоплещут залы и стадионы, или ни о чем не думай. Я бы устроил такие Дарвинские игры… Думаю, что ради славы нашлись бы тысячи желающих публично умереть, не притворно, а на самом деле умереть из-за своей глупости – зато на глазах у всего морийского народа. Такова уж ваша природа, природа глупых, гордых и самоуверенных хомо сапиенсов. Не нашлось бы "добровольцев", сами бы и назначили этих "добровольцев". А если в планетарном масщтабе? Были же и Олимпийские игры, и гладиаторские бои. Там одни дураки истязали и убивали себя на потеху другим дуракам. Проверенный механизм. Поверь мне, капитан, я ещё устрою такие международные Дарвинские игры! Но они, планетарные игры, будут потом. А пока у нас всё скромненько – просто спектакль. Но это, точно тебе говорю, тоже очень и очень забавно.
Да уж, очень забавно. Капитан Александр извинился и вежливо отказался от посещения очередного спектакля, сославшись на усталость и простуду.
Александр спросил Сусляка, почему столько бестолковщины он видел, проезжая по Рейнскому проспекту? Кто за что отвечает?
Это хозяйственный вопрос, объяснил Сусляк. А чего ты хочешь, надеялся на что-то другое? Страна дураков.
Создали канцелярии, чтобы дуракам помогать. А в кан-целяриях-то кто работает? Тоже дураки. Не моё это дело. Моё дело – куклами руководить правильно. Чтобы к Общаку чужие люди не подобрались. Все хотят чего-то, все, что стоят здесь на шахматной доске. Поближе к Общаку хотят.
Как говорят в таких случаях, встреча прошла в тёплой дружеской обстановке. Но её было "немножко слишком", "а bit too much", как сказали бы англичане.
Демократия Братанов
Нет на свете государства свободнее нашего которое, наслаждаясь либеральными политическими учреждениями, повинуется вместе с тем малейшим указаниям власти.
Козьма Прутков
Капитан Александр ожидал встречи с Великим Канцлером. За это время побывал на многих окраинах Мории, пешком исходил всю Петроморию, со многими людьми познакомился. Встречался несколько раз и с Сусляком. И на одном из спектаклей шоу "Конкретный ноль" всё-таки побывал.
Впечатлениями о пребывании на Мории решил поделиться со своим другом, Его преподобием Льюисом Доджсоном. Вот его письмо.
"Дорогой Льюис Доджсон!
Волею провидения довелось мне посетить замечательный остров Мория, где я и нахожусь сейчас, дожидаясь встречи с Великим Канцлером Всея Мории Гансом ГАНСом. Прекрасный народ проживает здесь. В давние века называли этих людей "дураками". Но имя это, видимо, имело тогда оттенок изгнаности, отверженности и оттенок уважительности: "не такие, как все", "особенные". Иногда даже – "богоизбранности". Частично я со всем этим согласен.
Повстречался здесь с Вашим другом, поэтом-патрио-том Дижем Быжем, у которого я сейчас и гогцу по настойчивому его приглашению. Шлёт он Вам привет, просит кланяться также Долу и Зюлу, с коими он заочно знаком и о коих премного наслышан.
С Дижем Быжем мы встретились, как старые друзья. Он – очень тёплый, интересный, обаятельный человек и талантливый писатель. Высылаю Вам отдельным письмом его поэму "Баллада о начальниках", в которой поэт-патриот Диж Быж ведёт заочную беседу со знаменитым Себастьяном Брантом.
Хочу описать Вам государеустройство этой страны. Которое можно, конечно, называть демократией, но с большой натяжкой. Я встречался несколько раз с одним из столпов этой демократии, начальником Тайной Канцелярии (ТАК) Сусляком 2010-м. Это грызун. Великолепный образец животного мира, ни в чём не уступающий человеку. Как сказал Диж Быж: "Если бы он был хомо сапиенс, то был бы, наверное, умнейшим человеком на острове". У нас сложились неплохие отношения. И Сусляк много рассказывал мне об общественном устройстве Мории. Тем не менее я не сумел пока в полной мере ознакомиться с общественной жизнью страны. Причина того – и время, ведь я пока на острове совсем недолго. Другая причина состоит в том, что мудрый Сусляк рассказывал мне только о том, что в его компетенции: внутренняя политика, общественные объединения, молодёжные движения, партии, их борьба за получение государственных постов в парламенте и в судах. Основные рычаги подбора кадров, размещение лояльных людей в сфере реального управления, управление экономикой, внешней политикой, добычей золота и управление золотым запасом, который здесь называют "Общаком", находятся вне его компетенции. Он имеет только право совещательного голоса. И скромный Сусляк старается не касаться этих вопросов. Зато всё, что находится в компетенции Сусляка, он знает блестяще, здесь ему дана Великим Канцлером полная свобода, и, более того, именно он является создателем современных общественных отношений Мории, демократии, которую по праву можно назвать демократией элиты Мории, Братанов, или Пацанской демократией, как любит её называть великолепный Сусляк.