- А что такое? А что такое? - с большим укором и очень нервно переспросил, почти передразнил старичок, и лысина его сначала покраснела, но тут же густо заалела. - А в чём дело? А в чём дело? А ты не видишь, краснощёкий ты нахал, что вот прямо перед тобой стоит женщина с ребёнком на руках? Видишь?
- Конечно, вижу, - охотно подтвердил Вовик, удобнее устраиваясь на сиденье, и вежливо повторил: - Вижу, вижу, не слепой ведь. - И он спокойненько продолжал сидеть, потому что ответил, по его мнению, на вопрос старичка исчерпывающе.
А старичок вдруг ка-а-а-ак скомандует:
- Вста-а-а-ать!
Да так он скомандовал, что Вовика будто какая-то сила с места подбросила. Он вскочил, вытянулся по стойке "смирно", не понимая, чего от него хочет старичок. И только когда тот любезно предложил женщине с ребёнком сесть на освободившееся место, Вовик и вспомнил: вроде бы кому-то надо уступать место во всех видах городского транспорта.
Едва трамвай остановился и открылись двери, около которых стоял раздосадованный и обиженный Вовик, готовый немедленно выскочить из вагона, как именно в эти двери вошёл длинный-предлинный дяденька и громогласно объявил:
- Граждане пассажиры и гражданки пассажирки, быстренько приготовим билетики для проверочки!
"Так, так… глухонемого из меня уже не получится, - суматошно соображал Вовик, и краснощёкость его ещё более усилилась, но не от стыда, а от умственного напряжения. - Надо, надо придумать что-нибудь…" И он с озабоченнейшим видом начал предельно неспешно и вполне солидно шарить по карманам, вздыхал громко и озабоченно, тяжко пыхтел, как во время тяжелой, вредной для здоровья работы.
Контролёр, длинный-предлинный дяденька, наблюдал за ним подозрительным и пронзительным взглядом, и было совершенно ясно: ещё ни одному безбилетнику обмануть его не удавалось. Он прямо-таки саркастически улыбнулся и откровенно язвительным голосом сказал:
- Штрафик в три рублика придётся платить во избежание более крупных и значительно неприятных последствий.
- Обокрали меня! - радостно крикнул Вовик и сделал ужасное выражение лица. - Мама мне рублик на мороженое дала, а я…
- А я рублик проел на мороженом и решил по старой привычке зайчиком прокатиться, - серьёзно добавил контролёр.
- В милицию таких срочно забирать надо! - крикнула с задней площадки старушка, на руках которой таращила большие чёрные наизлейшие глаза малюсенькая белая собаченция.
Собаченция пронзительно и злобно тявкнула семь раз.
- Долго ещё думать будем, гражданин зайчик? Или пойдем актик составлять на предметик оштрафования?
Вот тут-то Вовик струсил по-настоящему, но что конкретно делать, сообразить не мог, забыл, что профессор он и академик, и неожиданно для себя заныл:
- Не буду больше! Не буду-у-у-у…
- Есть предложение, - вдруг сказал лысенький старичок. - Денег у данного зайца всё равно нет. Совести, видимо, тоже. Позвольте, я заплачу за него штраф; заберу дармоезда с собой, проведу с ним серьёзную разъяснительную беседу, объясню ему суть его государственного преступления и дам абонемент на обратный путь.
Старушка с задней площадки хотела что-то крикнуть, но малюсенькая белая собаченция с большими чёрными наизлейшими, глазами опередила её и злобно тявкнула девять раз.
- Хорошо, хорошо, будем считать, что очень хорошо! - грозно согласился контролёр. - На сей раз данного зайчика прощаю. Но если он ещё хоть разик попадётся, будет отвечать перед обществом как государственный преступник.
Он отказался брать штраф у старичка, и тот с Вовиком вышел из вагона на следующей остановке.
Старичок шагал впереди, не оглядываясь, словно абсолютно уверенный, что Вовик будет топать за ним хоть целый день. А он, конечно, нет-нет да подумывал мельком: чего же, собственно, мешает ему дать стрекача? Не побежит ведь старичок за ним! Но что-то довольно крепко удерживало Вовика, чему он и сам удивлялся.
Удивляться-то он удивлялся, но шёл и шёл, невольно приглядываясь к старичку.
Вроде бы старичок как старичок, ничего особенного. Немало таких по улицам ходит. Но почему-то решил за Вовика штраф заплатить да ещё абонемент на обратную дорогу обещал… Зато и разъяснительную беседу придётся выдержать… Да ещё и припомнить может, что контролёр его государственным преступником обозвал… Прямо чудеса какие-то!
Чудеса не чудеса, но - подозрительно. Вовик даже ненадолго остановился, продолжая внимательно разглядывать старичка. Нет, нет, вроде бы ничего, ровным счётом ничего особенного в нём не было.
Нет, нет, вроде бы что-то всё-таки было…
Было в нём всё-таки что-то!
Но - что?
Чего в нём было особенного?
А то в нём было особенное, что шёл он каким-то необычным шагом и держался как-то необычайно прямо.
И что бы это означало?
Вовик догнал старичка и спросил:
- Вы кто такой, дедушка?
Старичок остановился, внимательно оглядел Вовика, тоже спросил:
- А чем, собственно, вызван твой вопрос?
- Просто интересно. Должен ведь я знать, с кем иду.
- Может быть, тебя заинтересует и то, куда мы идём? И тем более, - зачем мы идём?
- Куда идти - мне всё равно. И зачем идти - тоже всё равно. Делать-то мне нечего.
- О, это оч-чень плохо, - с неприязнью и даже с долей брезгливости воскликнул старичок. - Как это оч-чень отвратительно, когда молодому человеку нечего делать! Это и отвратительно, и возмутительно! Уму непостижимо!
- Многие ничего не делают, - недоуменно проговорил Вовик. - Тем более, сейчас каникулы.
- Многие ничего не делают?! - старичок долго и прерывисто дышал, чуть ли не задыхался от гнева. - К твоему сведению, люди в основном трудятся! И лишь ничтожнейшее количество, ку-чеч-ка, занимается тунеядством! Пре-зи-ра-ю таких, жалею и ненавижу! И каникулы, было бы тебе известно, существуют вовсе не для того, чтобы развивать в себе лень!
И старичок снова двинулся вперёд, по-прежнему не оглядываясь, снова точно уверенный, что Вовик будет идти за ним следом хоть целый день.
"Смешной старичок! - весело подумал он. - Ничего в каникулах не понимает! Просто, видать, поговорить любит!"
Но через некоторое время он ощутил беспокойство, догнал старичка и опять спросил, теперь уже с заметной тревогой:
- Да кто же вы всё-таки такой, дедушка?
Старичок остановился, медленно обернулся, очень внимательно, с явным недоверием и подозрительностью оглядел Вовика, словно только сейчас впервые увидел его, и ответил:
- Генерал-лейтенант в отставке Самойлов Илларион Венедиктович к вашим услугам.
- Ге… ге… гене… генерал?!?! - еле-еле-еле-еле выговорил Вовик. - Да ну?! - вскрикнул он и застыл с широко раскрытым ртом, будто задохнулся.
- Чему же ты так удивился? - обиженно, как показалось Вовику, спросил Илларион Венедиктович. - Не похож я, по-твоему, на генерал-лейтенанта хотя бы в отставке? Не такие они, генералы-то, по-твоему, бывают? А?
Вовик с трудом передохнул, кашлянул, чтобы в горле не было сухо от волнения, пробормотал растерянно:
- Не ожидал я… ведь… вдруг… ге… ге… генерал!!!
- Чего не ожидал? Чего - вдруг?
- Ну… как это… вдруг, конечно… я и вы… вы и я… вдруг, вдруг, конечно… ну и…
Илларион Венедиктович ждал, долго и терпеливо ждал, когда Вовик произнесет что-нибудь более или менее внятное, еле дождался, когда тот сумел ответить, да и то едва слышно:
- Первый раз в жизни разговариваю с живым генералом. Вот и не верится.
- Звать тебя как?
- Вовиком. Краснощёков Вовик.
- Не Вовик, а Владимир, - строго поправил Илларион Венедиктович. - Вот что, Владимир… - Он помолчал, словно раздумывая внимательно и осторожно, продолжать или нет разговор, и вдруг торопливо, вроде бы далее испуганно и виновато спросил: - Мороженого хочешь?
И опять Вовик от неожиданности лишился дара речи, промычал нечто совсем невразумительное, самому ему непонятное, но зато утвердительно мотнул головой шесть раз.
- В трамвае ты был разговорчивей, - недоуменно и. опять, как показалось Вовику, обиженно отметил Илларион Венедиктович. - Идём. Мороженого хочется! И предстоит нам, Владимир, наиважнейший, наисерьёзнейший разговор. От него многое в твоей жизни измениться может, радикально измениться, в корне. Попытаемся мы в твоей жизни досконально разобраться. Крути не крути, как говорится, а совершал ты государственные, хотя и микроскопические, преступления. И похоже, не осознал в полной мере этого.
Понемногу Вовик приходил в себя. Никаким преступником, а тем более государственным, он себя, конечно, не считал, запугать его просто решили или посмеяться.
Нет, вы только представьте себе, уважаемые читатели, всю эту историю с самого начала и постарайтесь вникнуть в каждую деталь. Ехал, как вы помните, Вовик, по своему обыкновению, зайцем в трамвае, нарвался на контролёра, вот-вот Вовика как миленького могли в милицию забрать, и вдруг спасает его странный человек, который оказывается (подумать только!) генерал-лейтенантом, правда, уже в отставке, и предлагает поесть мороженого. Да что мороженое! Будет у них с Вовиком какой-то наиважнейший, наисерьёзнейший разговор, и от этого разговора зависит его, Вовикова, жизнь!
Но ведь никто Вовику ни за что ни капельки не поверит!
- Не поверит ведь мне никто и ни за что, - с очень глубоким сожалением признался Вовик. - Никто мне не поверит, что я с живым генералом познакомился.
- А никто и не должен знать, что мы с тобой познакомились, - совершенно строго произнес Илларион Венедиктович. - Ни один человек не должен быть осведомлен об этом, тем более ни один мальчишка не должен знать о нашей встрече.
- Как не должен? - от огорчения Вовик икнул и начал заикаться. - Поз… поз… поз… - Он с трудом, с болью проглотил слюну, и речь его выправилась. - Поз… накомиться с живым генералом и никому этим не похвастаться?! Тогда и знакомиться-то зачем?.. Зря, получается, товарищ генерал-лейтенант!
- Называй меня только по имени-отчеству, - совсем строго попросил Илларион Венедиктович. - Уверяю, со временем ты всё поймешь. А живёт человек не для того, чтобы хвастаться. - И он ускорил шаги, словно торопился.
Неизвестно отчего, Вовику вдруг стало тревожно. Он явственно ощутил неприятное беспокойство, а в голове замелькали разные торопливые мысли вроде той, что он попал в неприятную историю, которая ещё неизвестно чем кончится, что обзывание его государственным преступником не шуточка, что старичок этот странный и не генерал вовсе, что…
Что - что?!
По натуре своей Вовик был довольно бойкий, достаточно нахальный, можно сказать, смышлёный и не робкого десятка, как говорится, и растерялся он поэтому ненадолго, а вот тревога угасала как-то уж слишком медленно.
- Илларион Венедиктович, - осторожно выговаривая каждый слог, позвал он. - А куда мы так быстро торопимся?
- Есть мороженое, - последовал невозмутимый ответ, - если ты не передумал, конечно. - И даже это прозвучало вполне по-генеральски, то есть в высшей степени серьёзно.
- Я-то, конечно, не возражаю. Но ведь несколько раз уже поесть мороженое-то можно было. Вот, пожалуйста, опять киоск.
Илларион Венедиктович остановился и самым строгим тоном произнес:
- Прошу следовать за мной. - А через несколько шагов он добавил, мельком, но пронзительно оглянувшись на Вовика: - Всё узнаешь на месте. Учись беспрекословно подчиняться хотя бы генерал-лейтенанту в отставке, когда он пригласил тебя поесть мороженого.
Тут Вовику стало опять немного не по себе. "Точно, точно! - стремительно пронеслось у него в голове. - Никакой это не генерал, никакого мороженого мне не видать, а… А кто же он такой, и куда же мы почти бежим? А вдруг он действительно решил, что я государственный преступник, и ведет меня в милицию?"
- Илларион Венедиктович! - решительно позвал Вовик, и когда тот резко остановился и так же резко обернулся к нему, спросил: - Кто же вы всё-таки и куда вы меня ведете?
- Я генерал-лейтенант в отставке, как я уже неоднократно докладывал тебе, - выпрямившись, расправив плечи, с очень глубоким достоинством ответил Илларион Венедиктович. Он скорбно помолчал, с сожалением глядя на Вовика. - Надо уважать старших. Относиться к ним с доверием. Мы слов на ветер не бросаем! Да-да!.. ещё раз повторяю: мы идём с тобой есть мороженое и разговаривать о смысле твоей жизни. И никто не должен знать об этом. Тем более, никто не должен знать о том, о чём мы с тобой договоримся.
Нет, нет, лучше всего, проще всего было бы сейчас улизнуть. Слишком уж всё это и необычно и подозрительно.
И - не верится…
не верится…
НЕ ВЕРИТСЯ!
Надо, надо бы убежать и жить своей привычной жизнью, и… Что-то властно удерживало Вовика, и он спешил за странным старичком, в поведении и рассуждениях которого он почти ничегошеньки не понимал, который по-прежнему даже и не оглядывался на него, словно был беспредельно уверен, что Вовик будет следовать за ним не только весь день, но и всю жизнь.
Тогда Вовик - и это было вполне разумное решение - постановил для себя так: будь что будет. В конце концов, если хочешь жить интересно, умей рисковать, И хотя тревога в сердце не проходила, Вовик следовал за Илларионом Венедиктовичем, успокаивая себя ещё и тем соображением, что если сбежишь, не узнав ничего определённого о странном старичке, то потом будешь всю жизнь жалеть об этом.
Наконец, они оказались на набережной, подошли к павильончику с полосатой полотняной крышей, под которой стояли столики и стулики, заняли место в самом дальнем, пустынном углу.
- Вот здесь нам никто не помешает, - устало, удовлетворенно и радостно проговорил Илларион Венедиктович, купил несколько вафельных стаканчиков, эскимо и брикетов.
И вот это изобилие вкусноты опять заставило Вовика усомниться, что перед ним генерал-лейтенант в отставке: где, когда и кто видел, чтобы генералы любили мороженое?!
- Начали! - весело предложил Илларион Венедиктович. - Оценим качество и количество!
Уж как Вовик любил и умел есть мороженое, но до странного старичка ему было, скажем прямо, далековато. Тот ел так быстро и так ловко, что опередил удивленного Вовика намного.
К примеру, Вовик еле-еле успел расправиться с одним эскимо, одним стаканчиком и одним брикетом, а у Иллариона Венедиктовича мороженого - как не бывало. Он отдышался и сказал:
- Потом ты подробно и искренне расскажешь мне, как ты докатился до такого позора, что стал кататься зайцем, то есть практически превратился действительно в микроскопического государственного преступника. Это же называется моральным падением, Владимир!.. И мне оч-чень интересно услышать о твоей, судя по всему, неинтересной жизни. Будь любезен доложить мне, как ты существуешь, чем занимаешься в свободное от учебы время, чем, так сказать, дышишь.
- Дышу я воздухом. - Вовик, разделавшись с мороженым и почти совсем осмелев, усмехнулся своей шутке. - Живу вполне нормально. Чем занимаюсь? Чем хочу, тем и занимаюсь. К чему стремлюсь?.. Да самый я обыкновенный… А вот вы - настоящий генерал или нет? Не сердитесь на меня, но не верится и не верится…
- Я самый обыкновенный генерал, - тяжко вздохнув, чуть сердито сказал Илларион Венедиктович. - Генерал, генерал, - с грустью повторил он, - правда, в отставке. Отслужил. - Он ещё три раза вздохнул: один раз тяжко и два раза очень тяжко. - А что, по-твоему, значит жить нормально?
- Ну… - Вовик беспечно пожал плечами. - Как все живут.
- Все живут по-разному. Учишься как?
- Тоже нормально. Пятерочки бывают, четверочки.
- А троечки? Двоечки? Единички?
- Двоечки-то редко. Очень-очень редко. Вот троечки… встречаются. А почему вас это интересует? Зачем вам это?
- Если ты окажешься хорошим человеком, я буду с тобой дружить… Чего ты глаза вытаращил?
- Так ведь… Как это - дружить? Вы же генерал, а я… я-то ведь всего-навсего…
- А вдруг ты - будущий генерал?
- Ну… - Вовик до того растерялся, что сунул в рот бумажку от брикета, пожевал и выплюнул в урну. - Дедушка, а вы меня не разыгрываете?
- Не зови меня дедушкой, - строго напомнил Илларион Венедиктович. - Зови меня по имени-отчеству. И с какой это стати я буду тебя разыгрывать? Нет, Владимир, намерения мои самые серьёзные. Итак, ты докатился до немыслимого позора - позволил себе ездить зайцем.
- Так ведь не я один! - обиженно воскликнул Вовик. - Дяденьки даже и тётеньки некоторые… тоже! Я видел, своими собственными глазами видел!
- Я не про некоторых дяденек и тетенек спрашиваю, а про тебя, Владимир. И учти: я разговариваю с тобой абсолютно серьёзно. От этого нашего разговора многое зависит в твоей жизни, многое, может быть, вся твоя жизнь да и моя тоже… Да не таращь ты глаза, а слушай внимательно. Итак, ты сознаешь или нет всю глубину своего морального падения?
Пожав плечами, Вовик довольно беззаботно признался:
- А я и не знаю, куда это я падал. Если вы о том, что я зайцем… сознаю, конечно. - И тут его беззаботность почти мигом испарилась под пронзительным, строгим, даже очень суровым взглядом Иллариона Венедиктовича. - Да я ведь и не знал, что это преступление, да ещё и государственное… Понятия не имел… Кататься я люблю! - в отчаянии воскликнул он. - И мороженое люблю!
- Не знал, понятия не имел… - почти передразнил Илларион Венедиктович. - А надо знать, что именно совершаешь. Надо понятие иметь, чем именно занимаешься. Жаль, оч-чень жаль, если ты окажешься, то есть уже являешься, плохим человеком.
- Нормальный я человек, - неуверенно выговорил Вовик, опять тщетно пытаясь догадаться, к чему весь этот разговор и надо ли его продолжать… Только вот зачем генерал-лейтенанту, хотя и в отставке, на какого-то школьника время тратить? И самое подозрительное: генерал, а мороженое любит, как мальчишка. - Человек я нормальный, - ещё неувереннее повторил Вовик. - Ладно, зайцем ездить не буду. А дальше что? Ничего я не понимаю! - вырвалось у него почти с болью. - Государственный преступник, моральное падение, позор!.. Мороженое вот… - обреченно закончил он.
И вместо того, чтобы ответить Вовику, Илларион Венедиктович долго молчал и, будто не слыша его вопросов, заговорил о другом:
- Понимаешь, Владимир, никак не могу привыкнуть к штатской жизни. Никак! Представляешь, всю жизнь отдать армии и - оказаться штатским… Места себе не находил! - Он до того разволновался, что сначала махнул правой рукой, затем левой, а потом ещё - обеими руками, снова накупил мороженого, быстро со своей долей разделался и продолжал чуть спокойнее: - Но жизнь привела меня к одному важному решению. Появилась у меня одна невероятнейшая идея… (Обращаю ваше внимание, уважаемые читатели, что Вовик пропустил эти слова мимо ушей! Во-первых, потому что увлекся мороженым, а во-вторых, снова убедился, что никогда ему своего странного собеседника не понять!) - Илларион Венедиктович продолжал: - Но идея идеей, а на душе-то скверно. До того скверно… - он горестно замолчал.
- Не понимаю я вас, - признался Вовик, - вам же есть чем гордиться.