– А так, Маняша. Ты думаешь, канализация – просто трубы, закопанные в землю? Нет, деточка. Канализационные коммуникации – это десятки километров подземных ходов и переходов. А если сюда прибавить еще и старинные системы, то получаются уже сотни километров. И все эти старые и новые коридоры, водостоки, отстойники, трубы переплетаются между собой самым причудливым образом; одна система переходит во вторую, вторая в третью, третья в четвертую… За триста лет существования Санкт-Петербурга система городской канализации стала такой запутанной-перепутанной, что в ней найдутся уголки, куда десятилетиями не ступала нога человека. За исключением моей ноги, разумеется. Я-то везде побывал и знаю питерскую канализацию, как свою квартиру. Кстати, у себя дома я открыл первый в России Музей истории канализации!..
– И что у вас в этом музее?
– Да все! – с воодушевлением воскликнул старик. – Ручки, сливные бачки, фановые трубы, унитазы… А тебе известно, Маняша, что в начале девятнадцатого века в дворянских поместьях было принято иметь унитаз из чистого серебра?
– Не может быть!
– Может, деточка, может. У Державина даже ода есть, посвященная серебряному унитазу. Она так и называется: "Ода серебряному унитазу". Ты хоть знаешь, Маняша, кто такой Державин?
– Конечно, знаю. Комик известный.
– Боже, какой комик? – схватился за седую голову Канализацын. – Маня, чему вас только в школе учат?! Гаврила Романович Державин – величайший русский поэт! Предшественник Пушкина! Это ему Александр Сергеевич посвятил такие строки: "Старик Державин нас заметил и, в гроб сходя, благословил"!
– А в вашем музее есть серебряный унитаз? – поинтересовалась я.
– Ну а как же! Хочешь, я тебе его покажу?
"Сходить, что ли, посмотреть?" – подумала я, бросив взгляд на часы. День только-только начинался. Еще и десяти не было. А начальник питерской контрразведки, наверное, раньше двенадцати на работе не появится.
– Ну что, Маня, идем? – спросил Канализацын.
– Идемте, граф, – ответила я.
Глава XXX
"Разыскивается девочка-убийца"
Игнат Матвеич жил неподалеку от детского ресторана. Когда он открывал дверь своей квартиры, приоткрылась и соседняя дверь.
В образовавшуюся щель выглянуло старушечье личико с острым носиком и бегающими глазами.
– На прогулочку ходили, Игнат Матвеевич? – проворковала старушка сладким голоском.
– На прогулочку, Капитолина Пафнутьевна, на прогулочку, – сухо ответил Канализацын. Было заметно, что старуха ему не нравится. Мне она, честно сказать, тоже не понравилась. Как и Гафчику.
– Гаф-гаф-гаф! – кинулся он на нее.
Старуха быстро захлопнула дверь.
Мы вошли в квартиру Канализацына.
– Соседка моя, Тараканова, – объяснил Игнат Матвеич. – Мымра, каких свет не видывал. Все чего-то вынюхивает, высматривает, записывает… Очень неприятная особа.
Квартирка у Канализацына была крохотная, однокомнатная и действительно напоминала музей. В самодельных витринах под стеклом лежали обрезки труб, вентили, прокладки, сиденья для унитазов… А на стенах висело множество разных схем. И все они напоминали схему метро. Меня это сразу заинтересовало.
– Игнат Матвеич, а что это за схемы?
– Да отдельные участки городской канализации. Я их по памяти начертил. Надо же чем-то на пенсии заниматься. А вообще я хочу составить полный план канализационной системы Петербурга. Вклю чить в него и современные, и старинные коммуникации… Ох, опять разболтался старик, – оборвал он сам себя. – Тебе все, Маня, не терпится посмотреть серебряный унитаз.
– Подождите, подождите… – Я так прямо и впилась глазами в одну из схем. Ошибиться было невозможно: точно такую же схему я видела в кабинете у Однорукого. – Игнат Матвеич, а это какой участок канализации?
Старик нацепил на нос очки с толстыми линзами.
– Сейчас глянем… А-а, это канализация Эрмитажа. Самая первая. Она уже много лет не действует.
Мой мозг лихорадочно заработал:
– А скажите, Игнат Матвеич, по трубам канализации можно пролезть в Эрмитаж?
Канализацын озадаченно почесал ухо:
– Признаться, я об этом никогда не думал. – Он снова почесал ухо. – Да нет, наверное, нельзя.
– Вы же говорили, в канализационной трубе может поместиться танковая дивизия.
Старик рассмеялся:
– Не все же трубы такие огромные. В трубы под Эрмитажем разве что собака пролезет. И то с трудом.
Услышав слово "собака", Гафч подбежал к Канализацыну и дружелюбно завилял хвостом.
– Хороший пес, хороший, – погладил его по голове Игнат Матвеич. – Пойдем, я тебя угощу. У меня есть вкусное куриное крылышко.
Он увел Гафчика на кухню, снова забыв о серебряном унитазе.
Но мне уже было не до унитазов.
Мозг продолжал возбужденно работать. Шестеренки в голове крутились со страшной скоростью. Однорукий говорил Паштетову о каком-то препарате для быстрого похудания. И еще шутил: "Смотрите, Паштетов, как бы вас ветром не унесло". А что, если Паштетов и его банда похудели для того, чтобы пробраться по трубам канализации в Эрмитаж! Возможно такое? Возможно! Хотя и невероятно… А разве то, что я увидела схему в квартире Канализацына, – это не невероятно?! Ведь если бы я не встретила Игната Матвеича в детском ресторане и не пошла к нему смотреть серебряный унитаз, мне бы и в голову никогда не пришло, что бандиты для похищения "Джоконды" выбрали столь хитроумный способ. А в том, что они выбрали именно этот способ, я уже ни капли не сомневалась.
Впрочем, кое-что все же следовало уточнить.
– Игнат Матвеич, – спросила я у старика, когда он вернулся в комнату, – вы эту схему канализации Эрмитажа кому-нибудь показывали?
Канализацын задумался, припоминая:
– Показывал. В Эрмитаже. Я думал, работникам музея будет интересно поглядеть. Да куда там. Только один человек и заинтересовался.
– Какой человек? – затаила я дыхание.
– Ну этот, как его… Забыл.
– Игнат Матвеич, миленький, вспомните.
Старик сильно наморщил и без того морщинистый лоб.
– Ей-богу, не помню. Знаю, что он там какой-то начальник. А какой, тоже запамятовал.
– И что этот начальник?..
– Да ничего. Поговорили мы с ним. Его очень заинтересовала городская канализация. Все выспрашивал, что да как. Ксерокс с моей схемы сделал. На память, говорит, о нашей встрече.
– А больше вы схему никому не давали?
– Больше никому, – твердо ответил Канализацын.
Так-так. Каким же тогда образом схема оказалась в руках – точнее, в руке – Однорукого?
Игнат Матвеич включил старенький телик, стоящий в углу комнаты.
– Сейчас городские новости будут показывать, – сказал он. – Я всегда их смотрю.
Экран засветился. Новости уже показывали. Черно-белая тетенька (телевизор был не цветной) бойко тараторила: "В нашем городе проходит национальный конкурс красоты "Супермодель России". На невские берега съехались лучшие модели и манекенщицы страны. Во Дворце молодежи они оспаривают титул первой русской топ-модели. – Картинка на экране сменилась. По подиуму туда-сюда заходили манекенщицы. Голос за кадром продолжал: – Стоимость короны, которой увенчают голову мисс Супермодель, равняется тридцати тысячам долларов. Кроме того, победительницу ждет контракт с одним из престижных парижских модельных агентств. Но самое главное – обладательница короны будет представлять Россию на конкурсе "Супермодель мира", который состоится в Испании…"
На экране появилась Элька Синичкина, расфуфыренная в пух и прах.
"Сейчас вы видите на своих экранах московскую школьницу Элеонору Синичкину, – сказал голос за кадром. – Элеонора является бесспорным лидером конкурса. И скорее всего, именно она получит бриллиантовую корону победительницы…"
Я ушам своим не поверила: Элька получит бриллиантовую корону?! Подпишет контракт с престижным парижским агентством?! Поедет в Испанию на конкурс "Супермодель мира"?! Мне прямо нехорошо стало.
Но от следующих слов дикторши мне стало просто паршиво: "А теперь, – сказала она, – передаем криминальное сообщение".
И на экране появилась знакомая физиономия. Это была я!
Голос дикторши зазвучал сухо, по-деловому: "Внимание – розыск. Органами правопорядка разыскивается девочка-убийца Эмма Мухина. На вид ей тринадцать-четырнадцать лет, рост сто сорок – сто сорок пять сантиметров. Волосы светлые, телосложение нормальное. Одета в черные джинсы и черную куртку. Внимательно посмотрите на фотографию преступницы. Просьба ко всем, кто может что-либо сообщить о местонахождении Мухиной, позвонить по телефону 02. Вознаграждение гарантируется".
Канализацын молча выключил телевизор. Я тоже молчала. Несколько секунд в комнате стояла тишина. Было только слышно, как Гафчик на кухне хрустит куриным крылышком.
– Ну что скажешь, Сидорова Маня? – наконец строго произнес старик.
– Да, Игнат Матвеич, я вас обманула. Но я не убийца, поверьте. Просто я влипла в очень скверную историю.
– И что это за история? – Голос Канализацына несколько смягчился.
– Долго рассказывать. Но я вам еще раз говорю: я никого не убивала. Наоборот, меня хотят убить.
Игнат Матвеич молчал.
– Вы мне не верите?
– Да нет, – ответил он. – Я вспоминаю, где я мог слышать твою фамилию. Мухина… Мухина… Вспомнил! Я читал о тебе в московской газете. Там была заметка под названием "Эмма Мухина – девочка-детектив". Так ты и есть та самая Эмма Мухина?
– Ага, та самая, – подтвердила я. – Видите, в Москве я девочка-детектив, а в Питере – девочка-убийца.
Канализацын недоуменно пожал плечами:
– Но послушай, Маня, то есть Эмма, почему бы тебе не пойти в милицию и не рассказать всю правду. Милиция разберется, что к чему.
– А пока они будут разбираться, я буду сидеть в камере. Благодарю покорно.
– Ну посидишь немного. Я думаю, они быстро разберутся.
– Напрасно вы так думаете. Они и за сто лет не разберутся. Нет, Игнат Матвеич, мне надо самой действовать.
– И как ты собираешься действовать?
– Во-первых, можно… – Я не успела договорить. В прихожей затрезвонил звонок.
– К вам кто-то должен прийти? – спросила я.
– Нет, никто не должен, – ответил Канализацын.
Мы на цыпочках прокрались в прихожую, и я посмотрела в дверной глазок. И кого же я увидела?.. Григория Молодцова собственной персоной!.. А за его спиной стояли два опера из ударной группы по борьбе с бандитизмом.
– Это Молодцов, – прошептала я.
– Кто? – тоже шепотом спросил старик.
– Тот тип, что мне дело шьет.
– Я ему не открою.
– Игнат Матвеевич, – раздался из-за дверей требовательный голос соседки Таракановой. – Открывайте! Я знаю, что вы дома!..
– А что вам надо, Капитолина Пафнутьевна? – осведомился Канализацын.
– К вам пришли товарищи из милиции. Они хотят с вами побеседовать.
– Это Тараканова их вызвала, – вполголоса сказал мне Канализацын. – Наверное, тоже сейчас телевизор смотрела. – Он громко произнес: – Прошу меня извинить, но я очень плохо себя чувствую. Приходите в другой раз.
За дверью зашушукались.
– Да здесь девчонка-убийца, здесь, – услышала я возбужденный шепот Таракановой. – Я своими глазами видела, как старый хрыч ее привел.
Тут совсем некстати залаял Гафчик.
– Гаф-гаф-гаф!..
– Ага-а! – послышался громкий возглас Молодцова. – Это собака Мухиной. Я ее по лаю узнал!.. Эй, дорогуша, – застучал он кулаком в дверь, – сдавайся! Все равно тебе не уйти от Григория Молодцова! Сдавайся, кому говорю!!
– Нашел дурочку, – пробормотала я под нос.
– Открывай, дед! – продолжал разоряться суперопер. – А то дверь вышибу! И еще срок тебе намотаю за укрывательство опасной преступницы!
Канализацын растерялся:
– Что делать, Эмма?
Не отвечая, я бросилась в комнату и посмотрела в окно. Хоть квартира и находилась на первом этаже, но зато прямо под окнами стоял знакомый "уазик". В кабине сидел шофер. Нет, через окно не уйти.
– Ах, я старый дурак! Совсем забыл!..
Я оглянулась. Игнат Матвеич скатывал ковер, лежащий на полу. Под ковром оказался… канализационный люк.
Старик ловко сдвинул крышку люка в сторону.
– Полезай, деточка. Этот ход ведет прямо в городскую канализацию.
Я без лишних слов полезла в люк. Гафчик сунулся было следом, но я его не пустила.
– Останься, Гафч… Игнат Матвеич, пусть собака у вас побудет. А когда мои заморочки кончатся, я ее заберу.
– Хорошо, хорошо, – ответил добрый старик и протянул мне фонарик: – Держи… Да, и запомни мой телефон. – Он назвал номер.
– Спасибо, Игнат Матвеич, – поцеловала я старика в морщинистую щеку. – За все спасибо.
– Чего уж там, – Канализацын смахнул слезу в уголке глаза. – Дай бог тебе удачи, деточка.
Глава XXXI
На дне
Я быстро спустилась по железной лесенке и оказалась в узком коридоре. Крышка люка задвинулась. Стало темно. Я зажгла фонарик и пошла вперед. Коридор скоро закончился круглым помещением. Луч фонарика выхватил из темноты множество изогнутых труб. Все они уходили в узкий тоннель. Наклонив голову, чтобы не удариться о низкий каменный свод, я тоже вошла в тоннель.
Запах здесь стоял, как на помойке в жаркий день. Каменный пол был сырой и склизкий. Тоннель круто шел куда-то вниз. "Поздравляю, Эмка, – бормотала я, уходя все глубже и глубже под землю, – опускаешься ниже уровня городской канализации…" Вонь становилась невыносимой. К горлу волнами подкатывала тошнота.
Может, рискнуть и вылезти наверх?.. Не успела я так подумать, как обнаружила над собой решетчатый люк. Через него виднелось серое небо.
Я поднялась по лесенке, уперлась плечами в крышку люка и слегка ее приподняла. Я увидела пешеходную дорожку, детскую площадку… Видимо, это какой-то дворик. А, была не была! Я резко сдвинула крышку в сторону и выбралась наверх.
И где, вы думаете, я оказалась? Во дворе дома Канализацына! И не просто во дворе, а рядом с милицейским "уазиком".
Хорошо еще водитель смотрел в другую сторону.
Нет, все же я типичная неудачница!..
Я уже приготовилась дать деру, а тут новая невезуха. Во дворе имелся всего один выход. И у этого выхода покуривали два оперативника. Я их сразу узнала; значит, и они меня могут узнать.
Пока я лихорадочно соображала, что делать, дверца "уазика" распахнулась и из кабины выглянул водитель. К счастью, это был не тот водила, который вез меня в отделение милиции.
– Эй, соплячка! – грубо крикнул он. – Ты чего торчишь у машины?!
Я не обиделась. И не такое еще слыхали. Тем более что в этот момент у меня появилась отличная идея.
– Дяденька, – сказала я, подойдя к грубияну, – это не ваши сто долларов у колеса валяются?
– Мои, мои, – мигом вылез он из кабины. – У которого колеса?
– Да вон, у заднего.
Водитель бросился к заднему колесу, а я молниеносно плюхнулась на его место. Драндулет заводить не пришлось, двигатель и так работал на холостом ходу. Я надавила на газ, машина рванула, я крутанула руль и погнала к выезду из двора.
Оперативники едва успели отскочить в сторону.
Я выехала на улицу и мигом вклинилась в поток машин, двигавшихся по дороге.
Чтобы никто не мешал мне удирать, я врубила мигалку и сирену. Вау-вау-вау!.. – громко завыла сирена. Я неслась по дороге, не обращая внимания ни на светофоры, ни на машины. А куда неслась, сама не знала. Лишь бы подальше от Молодцова и его ударной группы.
Рация в кабине была включена, и через минуту я услышала знакомый голос суперопера:
– Говорит Молодцов! Всем патрульно-постовым службам! Девочка-убийца захватила мой "уазик". Не пытайтесь ее остановить; преступница, скорее всего, вооружена. Приказываю двигаться за объектом и сообщать маршрут следования…
И вот я мчалась по улицам Питера, а рация, словно опытный экскурсовод, рассказывала мне, где я проезжаю.
– Объект пересек Тучков мост…
– Объект движется по Среднему проспекту Васильевского острова…
– Объект свернул на Шестнадцатую линию…
Все было верно. Я свернула на Шестнадцатую линию и неслась в сторону Большого проспекта, затем выскочила на Университетскую набережную, перемахнула Дворцовый мост, промчалась по Дворцовой площади, распугав многочисленных интуристов, нырнула под арку Генерального штаба, и вот я уже на Невском…
– Объект выехал на Невский проспект, – сообщила рация.
– Правильно, дружок, – сказала я и понеслась в сторону Александро-Невской лавры.
На хвосте у меня уже сидела целая куча ментовских машин. Да, денек обещал быть веселым. Я в последний раз свернула налево, да так лихо, что покрышки завизжали.
– Объект повернул на Суворовский проспект, – услужливо произнесла рация.
– Спасибо за информацию, – поблагодарила я.
– Ладненько! – вновь возник в рации голос Молодцова. – Перекрыть все боковые улицы и переулки! И свяжитесь с вертолетчиками. Пускай сверху ведут наблюдение!
"Похоже, охота на Эмку Мухину перешла в новую стадию", – подумала я про себя.
– Огонь не открывать, – продолжал командовать суперопер. – Живой Мухину возьмем.
– Объект направляется к мосту Петра Великого, – раздался в рации еще чей-то голос.
– Какого Петра Великого? – удивился Молодцов.
– Ну, бывший Охтинский.
– А с той стороны моста есть наши люди?
– Да кто его знает, Григорий Евграфыч.
– Что значит "кто его знает"?! – заорал суперопер. – Да я вас тра-та-та-та-та… Да вы у меня тра-та-та-та-та…
"Ничего себе, – подумала я. – Каких только слов нет в русском языке".
Слева показалось желтое здание Смольного, чуть дальше белели купола собора. А впереди текла широкая Нева и стоял мост Петра Великого.
БАХ!.. – раздался выстрел, за ним другой: БАХ!.. "Ну что за жизнь, – с тоской подумала я. – Бандиты стреляют, милиция тоже стреляет…"
– Кто стрелял?! – завопил в рации Молодцов.
– Старший лейтенант Кандыба!
– Под суд захотел, Кандыба?! Я же сказал: "Огонь не открывать!"
– Дак ведь уйдет же, Григорий Евграфыч!
– Не уйдет! Я приказал мост развести!
– Блин!! – с досадой воскликнула я. – В Питере же мосты разводятся!!
Обратной дороги уже не было. Машина неслась по мосту. Разводная часть начала медленно приподниматься. Я выжала из машины все, что только смогла.
– Ух ты! – ахнуло сразу несколько голосов в рации. – Она хочет прыгать!
Да! Я решила на скорости перескочить разводную часть моста, надеясь, что "уазик", словно кузнечик, перепрыгнет с одной стороны на другую.
Фиг попало!
Милицейский драндулет перевернулся и полетел в Неву. Ну и я, естественно, вместе с ним.
БУЛ-ТЫХ!! – шлепнулась машина в реку. И пока я разбиралась, где у меня руки, а где ноги, "уазик" пошел ко дну. Во все щели кабины хлынула вода. Дневной свет померк. Машина быстро опустилась на дно; здесь ее тут же подхватило подводное течение и поволокло, будто щепку.
Рация, как ни странно, продолжала работать.
– Где объект?! Мы его потеряли! – Это, видимо, кричали вертолетчики.
– Мухина перескочила через мост?!
– Нет, упала в воду.
– Надо срочно вызывать катера!
– И омоновцев!