Ложись, мои хороший,
Я рядышком тоже
И тихо на ушко спою -
Чтоб глазки закрылись,
Чтоб радости снились -
Шахтёрскую песню свою…Бей сигнал - и в забой,
Бей сигнал, дорогой,
В шахту день закатился давно.
Уголёк высыпай
И скорей засыпай,
Опускайся на самое дно.
Тут он прервал песню и пояснил:
- Меня так дедушка укачивал, когда я был маленьким. Представьте, я - совсем крошка, а мой старый ласковый дедуля поёт мне колыбельную. Кстати, знаете, что такое "бей сигнал"? Раньше в колокол били, когда новой смене приходил черёд в шахту спускаться.
И он снова запел. И наплевать ему было на тупых, равнодушных детей, хотя они гримасничали и хихикали, особенно мальчишки - они же вечно строят из себя самых крутых. Учитель пел, а Мина закрыла глаза и представила, что это поёт папа… папин голос…
Родной мой сыночек,
Отец твой - проходчик,
На шахте Косая Сажень.
Добыть уголёчку
Родному сыночку
Спускается он каждый день.Бей сигнал - и в забои,
Бей сигнал, дорогой,
В шахту день закатился давно.
Уголёк высыпай
И скорей засыпай,
Опускайся на самое дно.Там душно и влажно,
Но мне очень важно,
Чтоб сыночке было тепло,
Чтоб стены не стыли,
Чтоб сыто мы жили
И ярко светилось окно.Беи сигнал - и в забой,
Бей сигнал, дорогой,
В шахту день закатился давно.
Уголёк высыпай
И скорей засыпай,
Опускайся на самое дно.Мои милый сыночек,
Отец твой - проходчик,
Как крот, глубоко под землёй,
Он роет с лучиной,
Чтоб горя-кручины
Не знал ты, мои мальчик родной.
Мистер Хендерсон улыбнулся и вытер глаза.
- Помните, - произнёс он, - всегда помните тех мужчин, тех мальчиков, которые добывали здесь уголь… чёрный и блестящий, как волосы Мины МакКи.
Потом наступила большая перемена, все поели и высыпали на улицу. В тот день одноклассники были Мине особенно отвратительны. Они гоготали, как гуси, выли, как гиены, обзывали её Угольной МакКишкой и посылали куда подальше - точнее, под землю, где ей самое место. Мина сжала кулаки и крикнула:
- Мерзкие грязные гиены!!!
- Ого! МакКишка ругается! Ща нажалуюсь! А ну повтори!
- И повторю! Вы - мерзкие грязные гиены, - выпалила Мина и, выбежав со школьной площадки, устремилась прямиком в парк.
Только там, под деревьями, она замедлила шаг, прислушиваясь: нет ли погони, не зовут ли, не кричат ли вслед. Но было тихо. На опушке, прямо на траве, расположились какие-то люди - они читали газеты и жевали бутерброды. Рядом лежали их круглые каски. Мина прошла мимо, совсем близко, но на неё никто и не взглянул. Пробравшись сквозь заросли рододендрона, она оказалась у заветных ворот. Они были не заперты, даже приоткрыты и подпёрты камнем. Мина взглянула на табличку с черепом и костями и быстро отвернулась. Девочка она была худенькая, маленькая - сдвинула камень на пару сантиметров и скользнула внутрь.
Да, там было очень темно, но под потолком болталась лампочка, и её слабый свет освещал ступени, уходившие круто вниз, под землю. И Мина пошла вниз по этим крошащимся ступеням. Их было штук двадцать, а то и больше. Потом начался сам туннель, и там тоже мерцала лампочка, а вдали - ещё несколько, и было понятно, что туннель тянется и вправо и влево, свод в нём низкий, но идти можно не пригибаясь. По мощённому булыжником полу сочилась вода. Пахло влажной гнилью, плесенью и ещё чем-то, наверно смертью. Она вспомнила, что снаружи, на улице, светит солнце. И это солнце так близко, совсем рядом! Мина с трудом удержалась, но не поддалась страху, не бросилась прочь. Она стала думать про Орфея и папу. И про своих тупых, гогочущих одноклассничков. Они небось не осмелятся сойти в Мир-иной. А она, Мина, не боится. Она вдохнула поглубже, набираясь храбрости, и пошла вперёд, в царство мёртвых. Булыжник под ногами лежал неровно, она то и дело спотыкалась и хваталась руками за влажные стены. Ещё она поминутно вздрагивала: ей казалось, что за ней гонятся и вот-вот окликнут. Но тишину не нарушало ничто, кроме её собственного шёпота.
- Меня зовут Мина, - повторяла она снова и снова, и слова возвращались к ней гулким эхом. - Меня зовут Мина. Я очень смелая.
Вдруг откуда-то издали донёсся глухой рёв. Мина замерла. Может, водопад? Или… уж не мёртвые ли это корчатся и стонут в муках?
- Меня зовут Мина. Я очень смелая. Меня зовут…
Что-то коснулось её ноги. Мина вскрикнула и шарахнулась в сторону. Уфф… Оказалось, к ногам ластится чёрный кот!
- Кисик, котенька…
Так и не уняв дрожи, Мина наклонилась и принялась гладить густую тёмную шерсть.
- Меня зовут Мина, - утешительно прошептала она, а кот в ответ мяукнул и заурчал.
Мина поняла, что в этой темноте у неё появился друг, и мало-помалу успокоилась.
Дальше они пошли вместе. Стены туннеля кое-где обвалились, и дорогу преграждали завалы из камней и кирпича. Мина явственно представляла мир, который всё отдалялся, отдалялся и наконец остался где-то над головой - за слоем земли, камней, костей, корней… А вдруг сейчас всё это обвалится ей на голову и засыплет, как когда-то шахтёров?
А потом - Мина даже ахнула - туннель перерезала канава. С водой, В тусклом свете очередной лампочки Мина увидела поток, бурлящий у самых её ног. Наверно, это и есть река между миром живых и миром мёртвых, через которую перебрался Орфей! Мина наклонилась погладить кота. Но он увернулся. А на другом берегу подземной реки кто-то зарычал и замерцали два глаза. Ага, подумала Мина, это то самое чудище, страж подземного мира, которого должен был приручить Орфей. Существо приблизилось и оказалось косматой облезлой собакой. Она скалилась и рычала на них с котом через канаву.
Мина присела на корточки. По-дружески протянув к собаке руку, она - по примеру Орфея - запела тонким, дрожащим голоском:
Ложись, мои хороший,
Я рядышком тоже
И тихо на ушко спою -
Чтоб глазки закрылись,
Чтоб радости снились -
Шахтёрскую песню свою…Бей сигнал - и в забой,
Бей сигнал, дорогой,
В шахту день закатился давно.
Уголёк высыпай
И скорей засыпай,
Опускайся на самое дно.
Пёс порыкивал, но уже не так грозно, а потом и вовсе лёг и словно бы даже заснул. Кот вернулся и пристроился возле Мины. Она посмотрела в бесконечный, уходящий вниз и вниз туннель и собралась было перешагнуть ручей, как вдруг услышала человеческий голос.
- Джаспер!
Пёс вскочил, зарычал. Уши его встали торчком.
- Джаспер! Где тебя черти носят?
Далеко в туннеле показался силуэт человека.
- Джаспер!
Пёс развернулся и побежал к хозяину.
- Кто здесь? - раскатилось по коридору. Голос был низкий, хриплый, он ширился, жёстко отскакивая эхом от стен. - Кто здесь? А ну, покажись!
Мина пригнулась. И скользнула обратно в туннель, уходивший вверх, к выходу. Ступала на цыпочках, тихо-тихо. И только за грудой камней распрямилась и побежала со всех ног.
- Кто здесь? - вопил голос ей вслед. - Какого чёрта тебе тут надо?
Мина спотыкалась, хваталась за стены, чтобы не упасть, но бежала. Лай, крики - совсем как голоса мертвецов и того чудища, что их сторожит. Шаги преследователя тяжело ухали у неё за спиной. Наконец она добралась до лестницы с осыпающимися ступенями. И стремглав взлетела вверх, к воротам, к солнечному свету. Выскочила и захлопнула ворота крепко-накрепко. Чёрный кот тут же скрылся в кустах рододендронов. Мина пробралась сквозь кусты к опушке. Мужчины по-прежнему лежали на траве, по-прежнему жевали бутерброды и читали газеты - словно её путешествие в Мир-иной длилось всего несколько мгновений. Она прошла мимо, и они снова даже бровью не повели. Сердце Мины бухало, чуть из груди не выскакивало, но она изо всех сил старалась не умереть со страху.
Ну а потом раздался крик-визг миссис Малоун, а следом, у входа в парк, показалась и сама миссис Малоун.
- Мина МакКи! Мина МакКи! Сию минуту иди сюда!
За спиной миссис Малоун маячил мистер Хендерсон. Он держался куда спокойнее.
- Вернись, Мина, - сказал он. - Вернись, и мы всё обсудим.
Минину маму, конечно, вызвали в школу. И все собрались в кабинете миссис Малоун. Это из-за ребят, призналась Мина. Они тычут пальцами и такое говорят… А что на ней за грязь? И почему туфли в пыли и каблуки сбиты? Не знаю, отвечала она. Просто гуляла в парке. Просто залезла на дерево. Не рассказывать же им, что она отправилась в Мир-иной, как Орфей? Не рассказывать же им, что она заворожила своим пением стража подземной реки - опять-таки как Орфей? А главное, не рассказывать же им, что у неё, как у Орфея, не вышло вернуть на землю того, кого она любит? Да и кто поверит, что ворота в загробный мир находятся в Хестон-парке?
Напоследок Мина сказала так:
- Ничего я особенного не сделала. Подумаешь - убежала ненадолго! Просто хотела свободы, и всё!
Домой в тот день её вела мама. Они пришли, устроились в обнимку на диване, и мама задумчиво пробормотала, ероша волосы Мины:
- Как же нам с тобой поступить?..
За окном пели птицы, они с мамой их слушали.
Сначала Мина хотела рассказать маме всё, во всех подробностях. Мама поймёт. И воображение у неё хорошее - сумеет представить, как всё было. Но Мина понимала, что поступила не очень-то благоразумно. Скорее совсем не благоразумно. И сейчас она не хотела пугать маму. Чтобы мама не думала, что Мина вот-вот ещё что-нибудь вытворит.
Мина долго ломала голову, а потом поняла: лучше эту историю записать. Так она и сделала.
Неужели я и вправду верила, что туннель ведёт в царство мёртвых? И что я вызволю оттуда папу? Не знаю. А если уж я сама не знаю, хотя сама туда ходила… Но я ведь была тогда ещё маленькая. И совсем запуталась - из-за беды, которая произошла с папой… Я иногда представляю, будто я нынешняя прихожу к себе тогдашней как старшая сестра. Обнимаю себя и говорю: "Не волнуйся, Мина. Жизнь пойдёт на лад, обещаю. Ты станешь сильной".
Туннель всё ещё заперт, людей туда не пускают. Выяснилось - это мне мама рассказала, - что придётся потратить целое состояние, чтобы всё там обезопасить. В некоторых местах обрушились стены и даже пол, и под ним открылись неизвестные пещеры. А боковые туннели ведут в никуда - заканчиваются тупиками, каменными обвалами. Я, конечно, больше под землю не совалась. Так и не знаю, что это был за человек-силуэт, и что за собака, и что они вместе там делали. Я уговариваю себя, что дядька - просто рабочий из бригады, которая ремонтировала туннель. Но почему с ним была собака? Тогда, может, это самый обычный человек? Он пошёл выгуливать собаку и они заглянули в туннель из любопытства? Нет, непохоже. Эти образы - человек-силуэт и его пёс - преследовали мена несколько месяцев. Я до сих пор высматриваю их на дорожках, когда мы с мамой гуляем в парке. И наш район, вместе с Хестон-парком, представляется мне Древней Грецией, а под ногами, под слоем земли, лежит Мир-иной. Там на троне сидит Аид, царь этого мира. А рядом - его жена, добрая Персефона. Иногда мне кажется, что я действительно увидела или почуяла там, внизу, что-то настоящее, древнее… Интересно, что открылось бы мне, если бы я перебралась на другую сторону подъемной реки? Если бы подошла к человеку-силуэту и сказала:
- Меня зовут Мина МакКи, и я ищу своего папу.
Но самое лучшее воспоминание - это чёрный кот. Нет, он никакое не воспоминание - теперь я вижу его повсюду. Шерсть у него ещё чернее моих волос. Я называю его Шепоток. Он прекрасен. Он - Шепоток.
Мысли об археоптериксе
Помните, я смастерила археоптерикса? С тех пор я не выпускаю его из рук: разбегаюсь, чтобы он расправив крылья - как будто летает. И я всё время думаю о том, как он, этот крылатый динозавр, пережил бедствие, которое истребило всех других динозавров. И ведь он не просто выжил. Он стал изящным, могучим, он многому научился. Он положил начало целой ветви эволюции! От него появились птицы! И теперь эти птицы летают, парят в небесах. А я смотрю на них снизу и восхищаюсь. Им удалось расселиться по всему миру, от ледяных полюсов до влажного жаркого экватора. И мне кажется, что, если человеческому роду удастся себя уничтожить - а люди, похоже, к этому стремятся - или если Землю постигнет какое-то бедствие, как случилось с динозаврами, птицы всё-таки выживут. Когда наш сад, и поля, и фермы, и лес совсем одичают, когда парк в конце Соколиной улицы придёт в полное запустение, когда города будут лежать в руинах, птицы всё равно будут летать, и петь, и вить гнёзда, и откладывать яйца, и растить птенцов. Очень возможно, что всем остальным живым тварям наступит конец, а птицы будут существовать всегда, пока существует наша планета. Они будут петь до скончания времён. В общем… мне кажется так: если Бог есть, возможно, Он выбрал птиц, чтобы они говорили Его голосом. Нравится вам такая мысль?
Эрни Майерс, мусор, пыль, метемпсихоз и синий автомобиль
Я снова сижу на дереве. Почки с каждым днём набухают всё больше, из них вот-вот проклюнутся листья. Почки даже отбрасывают тень, поэтому свет падает на меня пятнами и имеет зеленоватый оттенок. А небо - голубое-голубое. Дрозды как-то притихли. Может, они уже отложили яйца? Я лезу выше, но сидящий на верхних ветках дрозд-папа начинает хлопать крыльями и истошно верещать - тррр-гик-гик!
- Ладно, - шепчу я. - Пока тут посижу.
Раньше я писала прямо на дереве, на коре, словно ветки были моим секретным блокнотом. Я брала перочинный нож и вырезала буквы - так чтобы снизу было незаметно. Потом я решила, что неправильно портить дерево, оно этого не заслужило. И перестала. Но слова на ветках остались, я их вижу, могу даже погладить. Моё имя, Мина (много раз), "мама" и "папа" (много раз). На одной ветке вырезано "Я ВСЁ ненавижу!". А на другой - "Я всё ЛЮБЛЮ". "Мир - место удивления", - меленько написано высоко на стволе. "Мина одинока", - на тонкой ветке, совсем-совсем крошечными буковками. Но время течёт, снова наступает весна, и слова потихоньку заживают. Через несколько лет они станут вообще незаметны. Раньше я и на руках писала, но теперь тоже перестала. Только если надо быстро-быстро записать увиденное или услышанное…
Похоже, уборка соседнего дома окончена. Ну, того, где жил мистер Майерс. Вынесли последнее барахло, свалили в кучу перед домом: сломанная мебель, коробки со старой одеждой, посудой, ложками-вилками, а ещё - кипы древних книг и журналов. Я несколько раз видела, как люди замедляют шаг возле этой свалки - проверяют, нет ли там чего нужного. Но видимо, нет: прохожие, если и берут что-то в руки, тут же бросают назад, в кучу.
Дом уже выставлен на продажу. И уже появляются покупатели. Один мужчина всё пялился внутрь через окно. И на крышу внимательно смотрел. И в тетрадочку что-то записывал. А в другой раз пришли мужчина и женщина: перебрались через груду мусора и тоже пытались заглянуть в дом. А потом они повернулись и стали разглядывать улицу, словно проверяли, подходит ли она им, удовлетворяет ли требованиям. Меня они не заметили. А сами были ужасно унылые и скучные. Я стала мысленно посылать им сигнал: "Не покупайте! Не покупайте!" Они что-то друг другу сказали, покачали головой и ушли не оглядываясь.
"Вот и славно!" - подбодрила я себя и перевела дух.
Потом на улицу въехал огромный мусорный фургон. И, скрежетнув тормозами, остановился у дома мистера Майерса. Из кабины выпрыгнул мужчина в оранжевом комбинезоне. Он натянул перчатки, надел маску, словно вокруг смертельная зараза, и перекидал весь мусор в фургон. Меня он, кстати, заметил. Засмеялся и помахал. А проезжая обратно под моим деревом, затормозил, опустил боковое стекло и звонко крикнул:
- Привет, детка!
Глаза у него были весёлые.
- Привет, - ответила я.
- Видать, хорошо время проводишь? Там, на дереве, а?
- Ага.
- Вот и умница! - Он широко улыбнулся и пожал плечами, словно и хочет что-то добавить, но не знает что. А напоследок он сказал: - Ну, живи как умеешь!
И уехал. Увёз остатки существования Эрни Майерса на городскую свалку.
А как мне ещё жить, интересно? Как умею, так и живу. Но конечно, он имел в виду: живи хорошо. Живи по-настоящему. Это очень правильное пожелание для любого человека. И я твёрдо намерена его выполнить!
Внезапно на улице стало тихо и пустынно. Я спрыгнула с дерева и направилась к дому мистера Майерса. Подошла к окну, прикрыла глаза с боков от солнца - такой стакан из ладоней сделала - и всмотрелась внутрь. Пустота. Только грязный пол, много пыли, облезлые, отставшие от стен обои, бежевые в цветочек. Потолок с протечками и трещинами, а в одном месте кусок вообще обвалился. Дверь в комнату была приоткрыта. Я представила, как мистер Майерс, шаркая, переставляет ходунки, переступает порог… Мама рассказывала, что он долго, много месяцев, обитал только внизу. В бывшей столовой стояла кровать и даже унитаз.
Странно всё-таки… был человек - и нету. Мистер Майерс, между прочим, когда-то всерьёз спортом занимался: бегал и в длину прыгал. Даже проходил отбор в национальную команду Англии. А во время Второй мировой войны был лётчиком-истребителем. Трижды женился - мне мама рассказывала. И вот теперь - всё. Был да сплыл. Нет, так нельзя, не мог он совсем исчезнуть. Что-то от Эрни Майерса наверняка в этом доме осталось, например, чешуйки его кожи. И его запах. Может, даже капли его мочи на половицах. Возможно, молекулы углекислого газа, который он выдыхал, всё ещё витают в здешнем воздухе. И душа тоже.