* * *
Антон дожевал бутерброд и глубоко вздохнул. Завтра утром они с мамой должны отправиться в далёкое-далёкое путешествие. В город на берегу Балтийского моря. То есть даже и не совсем моря, а Финского залива. В нём, слышал Антон, вода несолёная и не бывает ни приливов, ни отливов. Разве же это море?
Честно говоря, Антон не знал, хочется ему уезжать или нет. С одной стороны, конечно, пролететь на самолёте через всю страну было интересно. И пожить не в маленьком городке Белом Камне, где почти все друг с другом знакомы, а в огромном и чужом Санкт-Петербурге – тоже. Но с другой стороны, получалось, что придётся расстаться с бабушкой, и с приятелями-одноклассниками, и с соседом Димкой, и с котом Бисом, в смысле Барсиком. А самое главное – Антон так и не попал в сопки. И теперь неизвестно, попадёт ли когда-нибудь вообще.
Правда, мама говорила, что они летят в Питер просто погостить. На лето. Всё равно с работы её сократили, а устроиться куда-нибудь на новое место в их городке практически невозможно. Это даже Антон знал. А чего там не знать-то? Если пару месяцев назад, услышав о грядущем сокращении, мама пришла с опухшими глазами, а потом закрылась в комнате и просидела там до самой ночи.
Сначала Антон не понял, из-за чего она так расстраивается. Неужели ей нравится каждый день вставать в половине шестого и до пяти вечера сидеть в пыльной маленькой комнате среди высоченных шкафов с разными шурупами, петлями, шпингалетами и прочей ерундой, которую используют при производстве мебели? Должность называлась, конечно, красиво – "начальник склада". Но какой там начальник, если подчинённых нет? Над железками, что ли? Ну что в этой работе хорошего?
Он так и заявил заплаканной маме, когда она на минутку вышла на кухню. Но мама только всхлипнула и жалобно улыбнулась.
– Дурачок ты! – покачала головой бабушка, когда мама снова ушла. – А жить-то мы на что будем? На мою пенсию?
Антон слегка растерялся. Так вот в чём дело! А он-то обрадовался, что мама теперь целыми днями будет рядом с ним.
А недавно маме пришло письмо. Необычное. Потому что она перечитывала его много раз, а потом тайком от Антона о чём-то шепталась с бабушкой. Бабушка ворчала, вздыхала и явно маму от чего-то отговаривала. Но мама стояла на своём твёрдо. И в конце концов призналась Антону, что письмо от деда, в смысле, от её отца. Оказывается, они и раньше изредка переписывались. В общем, дед звал Антона с мамой приехать к нему в Санкт-Петербург, познакомиться, осмотреться. А там уж как сложится. Дед намекал, что вполне может помочь маме устроиться на работу. И не на какую попало, а по специальности – преподавателем истории.
Мама решилась, и дед выслал деньги на билеты. Ей и Антону.
Дни до отлёта тянулись так медленно, что Антону казалось – календарь смеётся над ним и нарочно застревает на каждом числе по нескольку раз. Так было, пока не пришла пора собирать вещи. И тогда время завертелось со скоростью бешеной юлы.
Бабушка помогала складывать одёжки внука и тихонько причитала в углу.
– Ты что, ба? – присел перед ней на корточки Антон.
– Эх, родненький! – вздохнула бабушка. – В такую даль отправляетесь! И к такому человеку…
– Какому? – вскинулся Антон.
Бабушка махнула рукой, не ответила, а только сухо всхлипнула.
Глава 4
Сашка решил, что домой возвращаться не будет. Матери всё равно нет, значит, денег на маршрутку попросить не у кого. Не у соседки же в долг брать. Она-то, конечно, даст. Но мать потом долго будет ворчать, что Сашка её позорит перед людьми. Хотя что тут стыдного? Ведь он же не воровать собрался. Но мама считает, что деньги взаймы нельзя брать ни при каких обстоятельствах. Вот такой у неё принцип.
Когда Сашка был совсем маленьким, она металась с одной работы на другую, лишь бы прокормиться и одеть сына не хуже других. А то, что Сашке чуть ли не сутками приходилось сидеть одному, её как будто не волновало.
Правда, Сашка стал самостоятельным очень рано. А что ему оставалось-то? Сам не поешь, никто не покормит. В булочную не сбегаешь – чай будет пить не с чем. Дырку на рубахе не зашьёшь – придётся ходить оборванцем до воскресенья. И это ещё хорошо, если в воскресенье мама не выйдет поработать сверхурочно. Вот он и научился потихоньку и готовить что-нибудь простенькое, и одежду штопать, и продукты подходящие покупать.
Наверное, если бы не погиб отец, всё у них было бы по-другому. Но отца не стало, когда Сашке исполнилось пять лет.
Правда, Сашка всё равно его помнил. Так отчётливо помнил, будто отец уехал в свой последний рейс вчера.
Сашка ещё раз вытер вспотевший лоб и повернул к метро. Хорошо, когда ученический проездной! Хоть на жетоны тратиться не нужно. Поедет он сейчас на Финляндский вокзал, возьмёт билет до Синеозерья. После прогуляется до Полюстровского рынка, побродит в павильонах, рыб аквариумных посмотрит. А там и обратно на вокзал можно топать. Пока до вокзала добредёт – перерыв закончится. И тогда он уедет на дачу. А матери позвонит, чтобы не волновалась.
В метро обдувало тёплым воздухом и пахло нагретой резиной и чем-то ещё, противным и горьковатым. Сашка зашёл в вагон и плюхнулся на свободное место в углу. Рядом дремала нестарая ещё тётка в платье в горошек. От резкого аромата её духов у Сашки снова запершило в горле, и он поморщился. Тётка приоткрыла подведённые синим глаза и посмотрела на Сашку. Сашка отвёл взгляд. Он не любил, когда на него глядят в упор.
– Это какая станция? – хрипло спросила соседка.
– Звёздная, – ответил Сашка.
– Ф-фу! – выдохнула тётка с такой силой, что чёлка взлетела со лба. – А я думала – проспала!
Сашка пожал плечами. Поезд загрохотал особенно сильно. Сашка видел, что тётка ещё о чём-то говорит, но ни слова не расслышал.
"Вот пристала!" – подумал он раздражённо и прикрыл глаза.
Пусть кажется, что он тоже решил поспать. Сейчас в метро все или спят, или книжки читают, или в наушниках слушают своё любимое "бум-бум". Лишь бы никого не видеть. А главное – не уступать уютного места.
На подъезде к станции грохот поезда слегка утих, и Сашка снова услышал голос соседки:
– Ну и молодёжь! Тебе всё равно, что ли?
– Что – всё равно? – хлопнул ресницами Сашка.
– Я же говорю, – хмыкнула тётка. – У тебя на голове пуху, как в курятнике! Вон в окно-то на себя посмотри.
Сашка смущённо хмыкнул, вскочил и уставился на своё отражение в стекле на двери. Тополиного пуха в волосах и правда хватало. Он вытащил расчёску и несколько раз провёл ею по макушке. На зубьях остался белый мягкий комок.
Тётка хихикнула и шмыгнула к дверям, будто сначала забыла, что ей выходить, а в самый последний момент спохватилась.
Сашка вернулся на прежнее место.
"Хорошо, что она вышла", – подумал он.
И снова вспомнил про Рину.
Наверняка она уже ушла из кафе с парусниками. Не дождалась его, а теперь злится. Наверное, надо было заскочить домой и хоть сообщение ей отправить. Извиниться. А то мало того, что на свидание не явился, так ещё и из сети теперь дня на три пропадёт. На такое кто хочешь обидится. Даже Рина.
Хотя, вообще-то, она была весёлая, лёгкая и совсем не обидчивая. Когда она первый раз написала ему в "Моём Мире" под ником Рина-95, Сашка сразу же довольно зло пошутил. Мол, Рина – это имя, а 95 – возраст или рост? Она ответила, что Сашка не угадал. А потом просто написала: "Дурак ты лысый, Солич, и ничуть не изменился!"
И вот тогда Сашку будто по голове стукнуло. Соличем, да и лысым дураком тоже его могла назвать только Иришка Смольникова из далёкого города Воронежа. Сашка познакомился с ней, когда гостил у тётки, сестры покойного отца. И было это лет восемь назад. С соседкой Иришкой он подружился сразу. Вдвоём они бродили по знойному летнему городу, лопали мороженое в тени городского парка, ездили вместе с тёткой купаться на быструю и опасную реку Дон. А потом Сашка вернулся в Питер, а Иришка осталась. Он хотел ей написать, но так и не собрался. А она вот всё-таки собралась. Через восемь-то лет.
Так они и переписывались в "Моём Мире" с самой зимы. А в начале лета Иришка приехала в Питер по каким-то своим таинственным делам, о которых Сашке рассказывать наотрез отказалась. Зато согласилась встретиться, и он предложил то кафе с парусниками. И они назначили время. И Сашка надел самую красивую рубашку с английским воротником. А потом так позорно сбежал.
Хоть бы Рина свой номер ему оставила. Он бы тогда ей позвонил! Но она не захотела. Она написала, что разговаривать по мобильнику, когда не виделись восемь лет, глупо и вообще. Что "вообще" Сашка не понял, но спорить не стал. А вот, оказывается, зря.
Он только сейчас осознал, насколько сильно ему хотелось с ней встретиться. От досады у Сашки защекотало в носу. Вот как чихнёт на весь вагон!
Сжав зубы, Сашка полез за носовым платком и охнул. В нижнем боковом кармане жилетки ничего, кроме платка, не было. А ведь там лежал мобильник. Сашка точно помнил, как утром положил его.
Потерял? Или…
Ну да. Тётка в гороховом платье. А он-то ещё удивился, что это она так о его причёске беспокоилась, а потом выскочила из вагона не сразу, как поезд остановился, а перед самым закрытием дверей. Чуть платье не защемило!
Неужели правда она?
Вот ведь день сегодня!
От огорчения Сашка даже забыл, для чего полез в карман. И чихать уже не хотелось.
Хотелось ругаться и пнуть что-нибудь посильнее. Так, чтобы сломалось.
Сашка вскочил с сиденья и на всякий случай проверил остальные карманы. К счастью, последние сто рублей оказались на месте. И ученический проездной тоже.
Значит, до дачи он всё-таки доехать сможет. А оттуда позвонит матери от домика администрации, где с давних пор торчала из стены телефонная розетка. Это теперь все обзавелись мобильниками. А раньше, прихватив каждый свой аппарат, дачники ходили звонить туда. И очереди там были, и ссоры из-за того, что кто-то долго болтает, а кому-то нужно срочно.
Сашка знал, что старенький аппарат до сих пор лежит в ящике комода. И, наверное, ещё работает. С чего бы ему ломаться? Если никто не трогал.
Глава 5
Антон передёрнул плечами. Ну уж нет! Собираться в дорогу он будет сам. И сам решит, что ему брать, а что оставить здесь. И пусть мама с бабушкой ругаются, если хотят, сколько влезет. Например, вот этот гладкий белый камушек, точно поедет с ним. И перламутровая раковина. И дедов посох. Антон аккуратно всё завернёт в газеты и уложит на дно сумки. Ручка посоха, правда, будет торчать, но это ничего.
Зато дедушка наверняка обрадуется, когда увидит, что Антон ему привёз. И поймёт – внук о нём думал. Думал, даже когда совсем-совсем ничего не знал. То есть он и сейчас знает про деда очень мало. Только что живёт тот в Санкт-Петербурге, преподаёт в каком-то институте странную науку гидравлику. А ещё, что у него четырёхкомнатная квартира, дача недалеко от Финского залива и никого из родных.
Наверное, ему совсем одиноко. Ну ничего! Приедут Антон с мамой, и сразу станет весело.
Правда, бабушка здесь будет скучать. Но у неё полно подружек. И сестра в соседнем дворе живёт. С дочкой, тётей Таней, и внучкой Верочкой. Они ей тосковать не дадут! Начнут каждый день в гости приходить или к себе звать. И так-то постоянно кто-нибудь забегает. А уж когда Антон с мамой уедут, наверное, бабушкина сестра сюда просто переселится. Вечно она жалуется на шум от телевизора, который зять смотрит до глубокой ночи, и тесноту в доме. А у бабушки – ни шума, ни тесноты. Вдвоём-то в трёх комнатах – в пятнашки можно играть.
Антон хихикнул, представив, как бабушка с сестрой бегают из маминой спальни в гостиную, а потом по коридору до входной двери и обратно.
Вот только обидно, что бабушка так плохо думает про деда. От этого Антону даже немного не по себе становится. То есть мама ему объяснила, что бабушка просто на деда обижена давным-давно. Ещё с тех пор, как они развелись. Поэтому и считает его не очень хорошим. А на самом деле дедушка добрый, умный и вообще замечательный. Это Антон, конечно, понял. Он не понял другого. Разве можно обижаться на человека так долго? Антон бы точно не сумел. Вот и грыз его крохотный червячок сомнения – вдруг дело не только в обиде? Вдруг дед и в самом деле не такой добрый, как считает мама?
* * *
– Это что? – спросила мама, заметив торчавшую из сумки ручку посоха.
Антон вздохнул и снисходительно объяснил:
– Мам, это подарок дедушке. Ну не совсем, конечно, подарок. Но я думаю, он обрадуется.
– Обрадуется? – у мамы изумлённо взлетели брови. – Чему? Старой палке? Насколько мне известно, он пока ходит без трости. Или ты ему хочешь намекнуть, что уже пора?
– Ничего я не хочу, – проворчал Антон. – Но вот ты представь. Была у тебя когда-то давным-давно любимая вещь. А потом ты её потеряла. И, может, даже забыла. А через много лет тебе её привезли. Ты разве не обрадовалась бы?
– А с чего ты взял, что эта вещь была любимая? – спросила мама вкрадчивым голосом.
Антон растерялся. Разве мог такой замечательный посох быть нелюбимым? Гладко отполированный, с тёмными крапинками и волнистыми линиями, напоминающими глубинные водоросли или волосы русалки. Да ещё и с такой загадочной надписью, выжженной на рукояти сверху. Антон так и не смог разобраться, ни что она означает, ни на каком языке сделана. А если ещё вспомнить о таинственной истории, про которую что-то знал сосед Димка и те двое на велосипедах! Даже пусть это и сказка, всё равно такому посоху цены нет. И уж его первый владелец должен об этом знать лучше других.
А мама спрашивает, почему Антон считает посох любимым.
– Мам, а разве я не прав? – поинтересовался Антон, чтобы не пускаться в долгие объяснения.
Мама, конечно, свой человек и многое понимает. Но всё-таки она женщина. А есть вещи, которые ценят только мужчины.
– Видишь ли, – вздохнула мама, – у дедушки этот посох появился в очень трудную минуту. Он ему тогда был действительно нужен. Дед без него ходить не мог. А сейчас… Если мы его привезём, то, боюсь, напомним о том времени. Понимаешь? А я уверена, что вспоминать дедушке будет очень неприятно. И даже, наверное, больно.
– Как? – изумился Антон. – Дед, ещё когда ты была девчонкой, не мог ходить без палки? А теперь может?
– Ну да, – кивнула мама. – Он тогда получил очень серьёзную травму.
– Ясно, – выдохнул Антон. – Но я-то не знал. Я думал, что дедушка с этим посохом за грибами ходил. Я же хожу с палкой за грибами. И ты ходишь, хоть это совсем не значит, что мы… Ну что у нас ноги болят. Просто вы меня сами учили – палка нужна, чтобы удобнее было в траве грибы искать. И чтобы если где-то змея притаилась, то услышала стук и успела уползти.
Мама снова кивнула.
– Я понимаю, что ты не знал про травму. Но теперь-то я тебе рассказала. Убери ты эту палку, а?
Антон пожал плечами и вытащил посох из сумки.
– Мам, а удочки можно взять?
Мама задумалась.
Рыбалку она сама любила. И когда ходила с Антоном на озеро, не просто сидела рядышком, приглядывая за сыном, как остальные беспокойные родительницы, а обязательно ловила рыбу тоже. И побольше Антона. Честно говоря, это она и научила его всему-всему. И забрасывать удочку так, чтобы не всколыхнулась вода, и насаживать на крючок манную кашу, размятую с хлебным мякишем и пропитанную анисовым маслом, и подсекать клюнувшую рыбёшку.
– Удочки возьми, – разрешила мама, что-то прикинув. – Я, правда, не знаю, как в Питере с рыбалкой. Но ведь у дедушки дача. Уж наверное, в дачном посёлке есть какой-нибудь пруд. Или речка.
– Наверное, – согласился Антон.
Мама встала с дивана.
– Тебе ещё долго собираться?
– Да нет, – успокоил Антон. – Одежду бабушка сложила. А я так только. Мелочи свои укладываю. Вот удочки в чехол соберу, и всё.
– Не возись долго, ладно? – попросила мама. – И ложись, когда закончишь.
– Ладно, – согласился Антон. – А мы завтра в аэропорт на чём поедем?
– В Кневичи? – переспросила мама. – Нас тёти-Танин муж отвезёт.
– На джипе? – обрадовался Антон. – Классно!
Мама вышла и плотно прикрыла за собой дверь. Скорее всего, хотела ещё раз обсудить что-нибудь с бабушкой, но так, чтобы Антон не слышал. Это же надо, сколько у них в последние дни секретов появилось! Больше, чем за всю жизнь.
Антон открыл чехол для удочек, проверил его содержимое. А потом, сам до конца не осознав, зачем это делает, положил между удочек завёрнутый в газету посох. Он ещё подумал, не помешает ли ручка застегнуться молнии, но та не помешала.
* * *
Антон никогда раньше не летал на самолёте. Он и на поезде-то не ездил. Только на электричке от станции Вторая Речка до Владивостока и обратно. Зато он плавал на пароме. Паром ходил между пристанью во Владивостоке и островом Русским. На острове были чудесные песчаные пляжи. Правда, Антону и местный пляж нравился. Зато как интересно было сначала мчаться на электричке вдоль самого берега, а потом плыть на пароме через бухту! И видеть вдалеке укрытый полупрозрачной голубой дымкой город, и изумрудно-зелёные берега бухты, и яркий солнечный песок по краю воды.
Джип тёти-Таниного мужа мчался так, будто мама с Антоном опаздывали на самолёт. На поворотах мама тихонько охала и прижимала к себе сына. Антон понимал, что ей страшно и не отталкивал руку. А вот он сам не боялся ни капельки. Потому что давным-давно мечтал участвовать, как тёти-Танин муж, в гонках по бездорожью. И не только участвовать, но и обязательно побеждать. Хотя… Кто из мальчишек, живущих в Белом Камне, не мечтал о том же?
– Мам, не бойся, – прошептал Антон. – Мы же совсем не быстро едем.
Мама улыбнулась Антону и покрепче ухватилась за пластиковую ручку над дверцей.
– Надеюсь, когда ты вырастешь, – сказала она тоже очень тихо, чтобы их водитель не услышал, – то будешь меня возить аккуратнее. Я к тому времени состарюсь и от таких виражей просто рассыплюсь.
Антон хихикнул и кивнул.
Ехать было ещё далеко. Антон смотрел за окно и старался получше запомнить сопки у горизонта, разлапистые деревья с запутавшимися шарами омелы в ветвях и ярко-синее небо.