Лайнер мелко затрясло, словно его стало бить током, как птицу, замкнувшую голые провода. Кто-то, еще не успев плюхнуться в кресло, оцепенел прямо в проходе. Кто-то, кажется, продолжал визжать, но практически неслышно. Свет тоже тряско замигал и погас. Загорелись какие-то тревожные надписи… и тут вдруг зашипело, и сверху на головы пассажиров вывалились длинной, страшной и трясущейся бахромою тонкие щупальца с большими присосками!
"Кислородные маски!" - догадался Кит.
Он попытался схватить свою, вспомнив, как стюардесса, стоявшая в проходе перед взлетом, учила надевать её, но мама, уже успевшая надеть свою маску себе на нос, будто долго тренировалась, нервно ударила его по руке. Он схватила маску сама и стала нахлобучивать Киту на нос. Ну да! Все по правилам! Родителей же перед взлетом учили в случае беды стать героями и сначала надеть маску на себя, а уж потом - на ребёнка, который, может, уже успел задохнуться…
- Просим сохранять спокойствие! - раздался в динамиках стальной, но с надломом, женский голос. - Мы в зоне грозового фронта! Лайнер выдержит воздействие! Повреждений нет!
"Ага! Грозовой фронт… а настоящий не хочешь!" - мелькнула мысль у Кита.
И про отсутствие повреждений тоже соврали, чтобы панику погасить. Уж кто-то, а Кит нутром чуял, что лайнер вот-вот треснет где-то или отвалится у него что-то!
Вдоль всего салона, по обшивке, теперь светились шеренгой тонкие дуги, будто просвечивали рёбра лайнера-рыбы… и казалось, вот-вот весь он и вправду разъединится на отдельные куски, как рыба, порезанная на тарелке.
Одна из дуг сияла на обшивке совсем рядом, вровень со спинкой переднего кресла. Она пульсировала, как бы дышала. Кит невольно потянулся к ней… Но мама отдернула его руку, что-то гулькнув в свою маску. Кит разобрал: "Не трогай!"
Один раз Кит уже падал в самолете и знал, что надо в таких случаях делать. Надо его быстренько чинить!
Но сначала он посмотрел на маму, не надо ли как-то починить ее саму для начала. Мама была взъерошена… или это у всех волосы дыбом стояли в электрических полях, пронизавших пространство? У Кита шевелюра тоже стояла дыбом, хоть он вроде бы еще не собрался пугаться по-настоящему.
Мама была немного смешной в кислородной маске. А еще мама была бледной, но тоже смелой, и в обморок она явно не собиралась падать. Потому что ей полагалось присмотреть за сыном.
Кит улыбнулся ей, и всем видом показал, что ему не страшно. Мама сунулась было к нему - поцеловать за это! - но едва не тюкнула сына в глаз маской. Она, кажется, даже засмеялась в маску, - получилось смешное "гу-гу-гу", - и погладила сына по руке: "Молодец!" Потом она отвернулась оценить общую обстановку - и Кит воспользовался этим: он быстренько потрогал-таки светящуюся дугу на обшивке.
По телу словно понеслась орда кусачих муравьев… но надо было вытерпеть…
И вдруг позади раздался короткий, страшный треск, рвущий барабанные перепонки. Где-то позади, в хвосте, полыхнуло ярко сиренево, отдавшись вдоль салона сполохом и гулким, масочным вскриком пассажиров… и все… тишина!
Лайнер летел. А двигатели не гудели… Или это в ушах у Кита заложило?
"Не, не заложило… Это хвост вместе с турбиной отвалился… или отваливается…" - сначала беспечно, потом по-деловому, а потом… нет, не панически, но уже до смерти понятно осознал Кит…
И теперь весь лайнер могло спасти только одно… вернее только один…
Но Кит все еще сидел оцепеневший, точно соответствуя первой стадии восприятия большой-пребольшой катастрофы.
Мама, как и все, кто мог, судорожно оглянулась назад, в проход. А потом посмотрела на Кита и снова погладила его по руке: мол, все окей, хвост не отвалился, летим дальше. Только рука мамина была влажной и очень холодной, а пальцы ее дрожали, как под током…
И ток ударил…
И Кита вышвырнуло из кресла, прямо как из катапульты военного истребителя. Только без самого кресла… Он сорвал кислородную маску и не перелез, а прямо перепрыгнул через маму, оттолкнувшись ногой от сиденья, а рукой от спинки.
- Мама, извини, я - быстро! - крикнул Кит, сразу отскакивая подальше, чтобы мама не успела схватить его за руку или хоть за рукав джинсовой куртки.
Он понесся в хвостовую часть салона. Пассажиры, такие жутко смешные и трогательные в кислородных масках, смотрели на него… как смотрели? Как на снежного человека, йети, несущегося по салону авиалайнера. А как же еще?!
А самые страшные глаза были у стюардессы и стюарда, застывших там, в самом хвосте самолета… как в подсвеченном аквариуме. Потому как видны были они за фосфоресцирующей сиреневой мембраной… такой до боли знакомой. Контур! Это был контур!
Глаза бедной аквариумной стюардессы, глядевшей испуганно на Кита, будто готового протаранить её лобовым ударом, становились все больше и больше, и Киту уже представлялось, что, пробив собой контур, он попадет не в какое-нибудь прошлое, а прямо в глубины ее воспаленного воображения.
За пару шагов до контура он не выдержал - зажмурился. Но хода не сбавил. И вылетел! Провалился… в жуткий холод!
И в ослепительную белизну!
Глава вторая
с одним неудачным расстрелом, одной неожиданной романтической встречей и одной таинственной голограммой
Молнией пронзила мысль, что хвост у лайнера все-таки отвалился - и он падает прямо в тучу…
Туча сочно хрустнула, когда Кит плюхнулся в нее лицом, и оказалась глубоким, чистым снегом.
Кит вскочил, судорожно утер лицо и огляделся.
…Были высокие и редкие сосны кругом, но, вместо барской усадьбы князей Веледницких, поблизости стоял большой и темный бревенчатый дом. Дача, что ли?
Пахло настоящей зимой, и это было главным доказательством, что зима здесь - на самом деле.
Где-то поблизости тихо догорала граммофонная мелодия "Последнего рейса", на которую теперь уже можно было не обращать внимания.
Снежная влага жгла лицо. Кит вытер ее рукавом.
- С новым одна тысяча девятьсот восемнадцатым годом вас, Никита Андреевич! - как-то совсем не по-детски, сухо, злорадно и довольно обреченно поздравил его какой-то очень взрослый, но опять же, до боли знакомый голос.
Голос князя Георгия Януариевича Веледницкого, кого же еще!
"Это какой-то нехороший год был… война, разруха", - только и вспомнил Кит, а вслух заценил:
- Ну, блин, нашли время!
И сам удивился, насколько буквально можно было понимать сейчас это выражение!
Князь и вправду стоял рядом, на снегу… Он показался Киту каким-то чересчур взрослым - ну, как-то чересчур старше того "пятнадцатилетнего капитана", с которым Кит расстался в прошлом году, и был одет в какую-то старинную военную форму с двумя ремешками, пропущенными под погонами, и в фуражке. На боку у него висела большая, пухлая, кожаная кобура.
Взгляд князя был прямым и строгим. Ясно было: он только что с войны, но отвлекся на минутку по делу даже более важному, чем война…
Князь усмехнулся и качнул головой:
- Знал бы ты, Никита, как мы долго его искали, это нужное время…
Кит уже был в курсе, что перемещения во времени и все эффекты, с ними связанные, - это не простая арифметическая задачка. Далеко не из любой точки времени можно начать путешествие вспять или вперед, и так же - вовсе не в любую точку времени и пространства. Есть там какие-то непостижимые уму узлы и проходы, связанные с определенными датами, часами и минутами, которые в своем времени дожидаться надо. И всякое изменение в прошлом действует на будущее не напрямую, совсем не логично в нашем, человеческом понимании. Время и пространство умеют по-своему, как тот буферный раствор, о котором рассказывал Киту старший князь, защищаться от вторжения из будущего. И если ты, пришелец из будущего, вламываешься в прошлое, время там для тебя и всех, с кем ты там общаешься, начинает течь не только в длину, но и как бы растекаться в ширину и по протокам… ну, что-то в этом роде.
- В дом! В дом давай поскорее! - уже не так строго велел князь, выдохнув облако пара. - А то околеешь тут живо!
- Да не холодно, - ответил Кит, глядя, как князь, высоко задирая ноги в сверкающих чернотой сапогах, спешит по глубокому снегу не к дому, а к распахнутой двери сарайчика, стоящего в другой стороне, у ограды.
Оттуда, из темной утробы сарайчика и доносилась заклятая мелодия. Да и сам граммофон проклевывался во мраке.
- Это у тебя от нервов! - бросил через плечо князь. - На дворе минус пять, не меньше. Тотчас прохватит…
Он подхватил граммофон, сразу онемевший у него на руках, и так же поспешил обратно и мимо Кита - к дому. Только теперь уже не скача, а разгребая и разбрасывая снег ногами.
- Давай, торопись! - крикнул он Киту через другое плечо. - Тут у нас болеть накладно. Врачей не сыщешь. Все попрятались, кого большевики не постреляли за морды буржуйские.
- Самолет бы сначала починить… - запоздало заволновался Кит.
- Успеется, - как бы отмахнулся князь, но тут же понял, что перегнул, и, остро глянув на Кита, сделал озабоченный вид по поводу самолетной беды в чужом для него будущем. - Так мы этим делом и занимаемся, в сущности. Давай, давай, шире шаг… Ты думаешь, чтО с вашим аэропланом случилось? А ты сначала погадай, зачем мне было на "Лебеде" в твоем времени всплывать? Это же какие хлопоты и усилия, вообрази! Не на прогулку же по облакам, они во всех веках одинаковые… Толкай дверь, открыта.
Они уже поднялись на крыльцо, звонко похрустывавшее на морозце. Князь гулко постучал сапогами друг об друга.
Кит первым вошел внутрь, вдохнул кисло-деревянный дух старой дачи, придержал дверь для князя.
- Проходи вперед, по коридору направо, - сказал князь. - Только там тепло.
Кит прошел по полутемному коридорчику и открыл еще одну дверь, вставшую на пути. Она не скрипнула, а залихвастски крякнула.
В комнате было тепло, но как-то угасающе тепло. Кит огляделся. Увидел он вот что: угольной черноты шкаф, такого же обугленного вида бюро с развалом старых книг, выглядевших дровами, диван с уродливо выгнутыми и как будто отмороженными ножками. На нем была свалена какая-то военная одежда. Против дивана стояли напольные часы с мертвым маятником и стрелками, показывавшими давно забытое время, а рядом с часами, у стены, - огромная и пустая рама от потерявшейся где-то картины прошлого. Предметом, не вполне подходящим к интерьеру, была вторгшаяся сюда чугунная печка. Она примостилась к окну, героически пропускавшему сквозь себя ее коленчатую трубу.
Князь локтем отодвинул стопку книг, свалив пару на пол, и поставил граммофон на бюро. От бюро он метнулся к печке и чуть не обнял ее всю, как самого близкого друга.
- У-ух, еще теплая! - с наслаждением протянул он. - Большую печь топить нельзя было. Увидят дым издали над деревьями, налетят. Спалят вместе с домом.
Он оторвался от печки, перешел к дивану и первым делом накинул на себя шинель, лежавшую сверху. Под ней оказалась другая.
- Тоже еще теплая, - повторил он. - Живо одевайся, Никита. Эта шинель твоя, кадетская, без погон… от греха подальше. И фуражка. Еще фуфайка английская на тебя. Надевай. Сапоги в шкафу. Тут тебя за твои эти белые буржуйские черевички, - он указал на новые Китовы кроссовки, - издали стрельнут, не глядя. Тут вот еще… - Он приподнял кадетскую шинель. - Кальсоны есть… Только не надо такую кислую мину делать. Зима. Нечего себе студить, сам знаешь что. Я за тебя перед твоей матерью в ответе.
- Ага, - кивнул со значением Кит. - Это точно.
- Одевайся, пока все тепло не ушло, - приказал князь, между делом, построже. - Я на минуту тебя покину. Примус заодно принесу. Раскочегарим, чайку попьем, перекусим, чем Бог послал в годину испытаний… и делом займемся.
Все произошло именно так, как он сказал. Минут через пятнадцать, после изрядных княжеских мучений с примусом, они начали пить чай из стаканов с подстаканниками, которые в музее можно выставлять, и закусывать галетами и тонкими ломтиками сала. Сало Кит не очень любил, но дальновидно поддержал компанию. Да, это был не тот званый обед, что ознаменовал его первый вояж в прошлое!
Пока не был получен первый кипяток, князь не проронил ни одного дельного слова, только чертыхался на примус и другие видом не княжеские вещи. И Кит ему не мешал, терпеливо дожидаясь раскрытия всех тайн, накопившихся за год, а по меркам прошлого - за два с небольшим года. Одевшись в тяжелую и грузную допотопную одежку, но оставив на себе кроссовки (он, конечно, пообещал князю надеть сапоги, пугавшие его своей неказистостью), Кит сидел, привыкал к ней и тупо наблюдал.
Казалось, князь успел замерзнуть куда сильнее его, Кита, еще хранившего в себе курортное греческое тепло. Князь брал подстаканник обеими руками, грелся об него. Кит вдруг только сейчас приметил, что у Георгия Януариевича пробились светловатые усики… и вновь напомнил себе с трепетом, что там, в прошлом, времени пролетело на полтора года больше, чем в его собственном, а это означало… ой-ёй-ёй, что это означало!
- Спрашивай, - пошмыгав носом, с хрипотцой сказал князь.
Он сам, видно, приметил на лице Кита тихий испуг не известного ему назначения.
То, о чем хотел спросить Кит в этот миг, он не спросил, а стал, робея, подбираться издалека… ну, не то, чтобы совсем издалека, а как раз с самой близи, еще пахшей пластиком салона.
- Так что с самолетом? Опасно?
Князь сделал еще один осторожный глоток с поддувом, оберегая губы, и улыбнулся, всем своим видом показывая, что паниковать и дергаться Киту еще рано.
- К вам в аэроплан на ходу вломилась безбилетница, - все просто объяснил он. - Опасно ли это для такого большого аэроплана, не могу точно сказать, тем более, что ты как будто успел его мимоходом немного подлатать. А вот то, что это безбилетница опасна и даже архиопасна, - это сомнению не подлежит.
- И чего ей там надо? - деловито вопросил Кит, слегка успокоенный тем, что он покинул самолет, успев его "как будто подлатать".
Хотя это "как будто" продолжало сверлить глубину души, как червяк - упавшее яблоко.
Князь усмехнулся и брови приподнял:
- А за тобой охотится…
Вот теперь Кит, наконец, почувствовал холод - холодок такой гнусный, полезший щупальцами к нему под шинель.
- А что я ей сделал? - так прямо и пожаловался Кит.
- Еще не сделал, но она хочет, чтобы сделал… - стал издевательски, в своем репертуаре, темнить князь. - Хочет, чтобы ты ее починил.
Стало не особо яснее, но, опять же, немного спокойнее. Починить можно было все, что угодно, если хорошо попросят… Правда, людей он еще не чинил, и на доктора учиться не собирался.
- Ну и где она?.. И кто она вообще? - поинтересовался Кит, даже забыв про главный свой вопрос.
- Фотографической карточки сыскного отделения у меня на нее, увы, не имеется, - сказал князь и отхлебнул еще чайку. - Может быть, даже красивая… Полагаю, даже очень красивая на вид. Только как восковая кукла… А может, напротив, страшна, как смерть, вселившаяся в куклу… в манекен. Ты не видел кого-нибудь такого среди пассажиров?.. На ходячий труп похожего? Хотя что я спрашиваю: верно, не видел, раз она до тебя не успела добраться…
Как-то странно - бойко и многословно - разговорился князь, будто пил чай, незаметно подлив в него что-нибудь крепкое - коньяку, к примеру, или рому. Кит повел носом. Вроде спиртным не пахло.
- Вот за ней-то я и гнался на "Лебеде", смекаешь? - свел брови князь. - Думал, успел ее прихватить, когда фейерверк начался… ан нет, оказалось, только слегка сбил ей прицел. Она окопалась где-то там, в аэроплане… Не сбивать же его, верно?
- Кто бы сомневался… - отбубнил Кит, уже раздражаясь не в первый раз на аристократа, умевшего витиевато кружить вокруг да около.
- Вот именно. Поэтому мы оба здесь. - Князь со стуком и звяком поставил пустой стакан перед собой на пол. - Знаешь, как это называется?
- Как? - уже почти злобно откликнулся Кит.
- План "Б", - сказал князь так важно и многозначительно, будто сам первым придумал этот термин… впрочем, не исключено, что так оно и было с учетом года.
- Ну, а как она сама называется?.. Или оно… И с чем её едят? - Тут Кит вспомнил, как можно было звать князя в теплую минуту: - Жорж, ты не темни больше, а? Скажи, как есть.
Князь дико посерьезнел вдруг. И хлопнул себя по коленям.
- Извини. Разболтался, - взросло и басовито отчеканил он. - Просто дух переводил. Ты бы знал, как надо было крутиться, чтобы сюда живо вернуться и все наладить для твоего… кхм, визита… Это когда я понял, что в нее снарядом не попал… Ее зовут Эн. Просто буквой "Н". "Неизвестная", как надо полагать. Но посвященные знают другое имя. Или прозвище, если угодно… Спящая Охотница! И она - самое страшное оружие на Земле. А может, и во всей Вселенной! Знакомого нашего маркшейдера новое детище. И если бы не она, я бы сейчас не с тобой чаи тут, на даче, гонял, а бился бы с большевиками, как мои товарищи-юнкера… Неважно, что проиграем сейчас, зато грядущие века нам честь отдадут. Их и осталось-то, друзей моих… Эх! - Князь зажмурился как будто от боли смертной, потряс головою. - Как тех индейцев-могикан!
- А кто на "Лебеде" остался? - осторожно спросил Кит, заодно чтобы отвлечь князя от мрачных исторических мыслей.
- Да вот вообрази, пришлось Евсеичей немного подучить управлению и на них положиться, - ответил князь и снова тяжко вздохнул. - На безрыбье и раки за рыбу сойдут.
- А Лиза? - выпалил Кит, не выдержав напора души.
И весь ознобом так и облился с макушки до пяток.
Князь стрельнул в Кита глазами. Дуплетом! Вот так бы он в эту Спящую Охотницу попал, как в Кита. Бедный Кит последний вздох потерял от такого взгляда.
- А, Элиз… Елизавета Януариевна пребывает в добром здравии, кланяться велела, - с необъяснимой смесью укори и издёвки в голосе доложил князь. - Подросла, похорошела, но не скажу, чтобы вровень с тем поумнела… Впрочем, для девушек это и не обязательно. Да только не в нынешней обстановке. Говоря прямо, отбилась от рук. Считай, свое дело завела…
И замолк, дыша на Кита тишиною.
Мерцающее торнадо предположений, неясных картин и портретов пронеслось в сознании Кита. Какое-такое "дело"?! Может, смертельно повздорив с братцем, кому командовать, княжна Лиза свой собственный геоскаф завела и, теперь бьется с будущем в одиночку? Или надумала пиратствовать где-то в веках, нападая на геоскафы маркшейдера Вольфа?
Кит перетерпел, не разразился суматошными и дурацкими вопросами. И это служило еще одним подтверждением того, что за год он повзрослел.
- Вы бы, право, повлияли на нее при оказии, Никита Андреевич? - как будто из последних сил заставляя себя не кривить губы в усмешке, проговорил князь. - Она ведь к вам… сами знаете…
Кит сделал вид, что занят проглатыванием куска сухой галеты, и этот кусок встал у него поперек горла. Кит кашлянул, вытолкнул его обратно и, по дури, сунул в рот еще и сухой остаток. Где трагически захрустело - во рту, в голове или где-то на улице, на морозе, - было уже не понять… Вот и князь съежился в большой своей шинели и прислушался опасливо.
Точно! Хрустнуло то ли деревянно, то ли железно и раскатилось там - наружи!
- Вот черт! - хрипнул князь и кинулся к окну… вернее, мимо окна, прямо в стену рядом, будто решился проскочить сквозь нее и чудесным появлением наружи спугнуть кого-то там, в зиме среди сосен.