Три четверти - Анна Красильщик 4 стр.


- В седьмом, - ответила я с каменным лицом.

- Господи, зачем ты всю себя расковыряла? - в ужасе воскликнула бабушка.

- Вот и мой внук тоже весь расцвел, - поддакнула подруга. - Алешке нашему "Клерасил" очень помогает.

Иногда мне кажется, что у взрослых нет других тем для разговора, кроме моих прыщей. Я отодвинула стул и попыталась незаметно выскользнуть.

- Кажется, ты что-то забыла.

- Спасибо-было-очень-вкусно-можно-выйти-из-за-стола, - протараторила я и вылетела из кухни.

- Грубиянка, - сказал Второй дедушка.

- Что с ней делать? - вздохнул Первый дедушка.

- Родители распустили, - воскликнула бабушка.

- Она у вас злюка и неулыба, - вынесла вердикт гостья.

Как же они меня достали. Я включила кассету с "Битлз" и, перед тем как заснуть, успела подумать, что Джон Леннон мне подошел бы не меньше Кита. Жалко, он любил Йоко и умер до моего рождения.

* * *

На следующее утро, чтобы все успеть, я проснулась в шесть, хотя уроки начинались в девять. В квартире было еще темно, и за окнами тоже. Из комнат доносились храпы всех видов: казалось, дедушки и бабушка выступают в каком-то одном безумном оркестре.

- Хрр…

- Фы-ыррр…

- Кх…

И так далее.

Жуть.

Я громко включила "Битлз", открыла шкаф и разложила на кровати самое красивое: вареную джинсовую жилетку с бахромой, клетчатую байковую рубашку, шелковую черную жилетку, фиолетовую водолазку, мамину блузку в огурцах и с плечиками, вареные джинсы с блестящими камушками, расклешенную мини-юбку, розовый балахон с салатовыми рукавами и надписью Mike.

Пока я выбирала, все успели проснуться.

- Завтрак готов, - позвала из кухни бабушка.

- Сделай потише, - шикнул Второй дедушка за дверью.

- Wednesday morning at five o’clock as the day begins, - запел Маккартни.

В коридоре перед зеркалом Второй дедушка, в пиджаке и галстуке, застегивал дипломат. Потом он аккуратно поставил на голову квадратную меховую шапку, залез в черное пальто с кудрявым воротником, аккуратно обернул вокруг шеи клетчатый ворсистый шарф и бросил на меня подозрительный взгляд:

- Куда это мы так вырядились?

- У нас сегодня дискач.

Дедушка покачал головой и хлопнул входной дверью. Можно подумать, он в своей шапке выглядел здорово.

На кухне сидели Первый дедушка и бабушка. Первый дедушка рассеянно ел кашу. Пока он нес ложку ко рту, половина успевала соскользнуть обратно в тарелку. Малютка еще спала.

Бабушка положила мне каши и сделала горячий "Кола-Као".

- Сегодня веселье, да?

- Типа того.

- Хочешь взять мою помаду?

- Ты серьезно?

- Только аккуратно. До конца не выкручивай, а то сломается, - бабушка протянула мне красный футлярчик с нежно-розовой помадой.

- Ба, ты супер.

Когда я вышла на улицу, оказалось, что снег растаял и превратился в густую серо-коричневую кашу. На остановке я загадала: если подойдет "Б", Кит пригласит меня потанцевать. Пока я ждала троллейбус, оказалось, что в плеере сломалась перемотка. Блин. Пришлось открывать рюкзак, доставать ручку, вытаскивать кассету и, надев на ручку, бешено вертеть вокруг своей оси: я хотела послушать All you need is love. Тут из-за поворота выполз бурый от грязи "Б".

По истуканам в парке тоже стекала грязная жижа. Как будто они принимают грязевые ванны, как Первые бабушка с дедушкой на фотографии с отдыха в Крыму.

Первым уроком была литература. В Старой школе мы читали только рассказы про природу, а в Новой стали проходить поэтов восемнадцатого века.

- Как странно, - сказала мама, когда узнала об этом. - А почему именно восемнадцатого?

- Наверное, потому что учительнице они очень нравятся, - предположила я.

Мама хмыкнула, и я так и не поняла, недовольна она или просто еще не решила, как к этому относиться.

В общем, мы проходили четырех поэтов: Ломоносова, Сумарокова, Державина и Тредиаковского. Первый был скорее счастливым и удачливым, последний - наоборот. Больше всего мне нравился Державин, его стихи хотя бы понятные. Но сейчас, мне было не до него: все мысли крутились вокруг дискотеки, почему-то ныл живот и хотелось в туалет. Я вырвала из тетрадки бумажку и написала записку Воробью: "Ты пригласишь Головастика?" - "Сама не знаю. А ты Кита?"

Пока я писала ответ, в классе повисла тишина. Оказалось, учительница задала мне вопрос, а какой, я даже не слышала. Весь класс захихикал, а я покрылась красными пятнами. Не день, а пытка.

Наконец уроки закончились, пришел Питон и велел мальчикам поставить парты вдоль стен. В Новой школе, конечно, никто не устраивал конкурс талантов или всякое идиотское пение совковых песен. Но все равно без скукоты не обошлось. Питон попросил Овцу принести скрипку, потому что тот учился в музыкальной школе. Овца вытащил скрипку из футляра и вышел к доске. Хотя обычно он все время хихикал, в этот раз лицо у него стало жутко серьезное. Он прижался к скрипке щекой, как ребенок к маме, и долго старательно выпиливал какую-то занудень. Учителя потом хлопали и хвалили Овцу, а он краснел, как маленький, и стеснялся. После этого выступали Рыба вместе с Головастиком. Рыба играл на гитаре, а Головастик тоненьким голоском пел романс про печальное утро и хмурые ивы. Арина Родионовна вытирала глаза большим клетчатым платком, громко сморкалась и открывала рот, как бы подпевая Головастику, а он пытался делать вид, как будто ничего не замечает, и ужасно краснел. Мы с Сыроежкой чуть не умерли со смеху, и учительница математики даже пригрозила, что отправит нас домой. Пришлось сдерживаться и терпеть бульканье смеха внутри. Когда это наконец закончилось - слава богу, никто больше выступать не захотел, - Питон притащил из своего кабинета старый проигрыватель и несколько пластинок. На одной из них была фотография молодого человека с залаченным хохолком и немного мутным взглядом. Первая песня оказалось такой заводной, что ноги дергались сами собой. Парень крякал, икал и выделывал голосом какие-то удивительные штуки. Но танцевать все стеснялись. Клерасил с Пуканом жались к стене. Кит с Овцой ржали, непонятно над чем. Фигура жевал бутерброд и делал вид, что смотрит в окно. И вдруг Головастик подошел к Воробью.

Я не слышала, что он сказал, но видела, как Воробей кивнула. Головастик взял ее за руку и вывел на середину класса. Он положил руки ей на бока, как робот, а она - ладони ему на плечи. Казалось, что Воробей и Головастик деревянные: застыв, они качались посередине класса, и было слышно, как под ними скрипит пол. Мы все, конечно, покатывались со смеху, хотя и завидовали немного. Но танцевали они недолго: примерно через тридцать секунд после начала танца песня закончилась, и в классе повисла тишина.

- Потомники, - хором крикнули Кит и Овца и заржали.

Потом парень запел совсем дикую песню, и все начали танцевать как заведенные. Кто-то погасил свет, дикая песня кончилась, и началась следующая, наоборот медленная, и от ее звуков сердце как будто подпрыгивало куда-то к горлу, а потом падало вниз, в живот.

Я смотрела на Кита и думала, как это сказать. Пойдем потанцуем? Ты танцуешь? Давай потанцуем?

Пока я сомневалась, Кит подошел к Сыроежке, сказал ей что-то, и они вышли на середину комнаты.

- Потанцуем? - это был Фигура.

Пришлось согласиться. Я положила руки ему на плечи, а он - мне на талию, и мы начали качаться под новую красивую песню. Но мне хотелось плакать, а вдобавок я чуть не свернула себе шею, смотря, как Кит танцует с Сыроежкой. От волнения руки у меня стали мокрые и потекли прямо на рубашку Фигуры. Чтобы это было не так заметно, я старалась касаться его запястьями и периодически вытирала ладони о водолазку, но он заметил:

- Чего у тебя руки такие мокрые?

- Не знаю, всегда так. И перчатки потом воняют, - зачем-то объяснила я.

В тот день мы с Китом так и не потанцевали, и настроение у меня жутко испортилось. Когда мы с Воробьем шли к метро, уже стемнело, стало холодно и утренняя жижа превратилась в лед. Мы давили замерзшие лужи и смотрели, как по льду с хрустом расползаются трещинки.

- Кажется, Головастик и правда в тебя втюрился, - сказала я Воробью.

- Я знаю.

- А ты?

- Что я?

- Будешь с ним гулять?

- Не знаю.

- А на каникулах чего будешь делать?

- Дома сидеть. Или у бабушки.

- Ясно.

По дороге от метро до дома я вспомнила, что завтра приезжают мама с папой. А еще что начались каникулы.

Осенние каникулы

На следующее утро наконец можно было не ставить будильник. Но в десять утра в комнату влетела бабушка:

- Какой прекрасный день, какая чудная погода! Вставай, а то все проспишь! - Бабушка ринулась к окну, раскинула шторы и открыла форточку. В комнату ворвался ледяной воздух и мучительный солнечный свет.

На кухне в своем стуле сидела Малютка, с ног до головы заляпанная кашей. Первый дедушка ел, глядя в одну точку, Второй дедушка читал газету и пил чай с сахаром, а бабушка возилась у плиты. Я пролезла на свое место и начала размазывать геркулес по стенкам тарелки.

- Как настроение? - попробовал завязать со мной разговор Первый дедушка.

- Нормально.

- У молодых на все один ответ, - дедушка меня передразнил дурацким голосом. - Нормально!

- Можно я больше не буду?

- Нет, нельзя. Доешь, пожалуйста, - сказала бабушка.

- Хлебом заедай, - велел Второй дедушка.

- В блокаду люди с голоду умирали, а ты кашу не можешь доесть, - обиделся Первый дедушка.

- Еще кашки, - попросила Малютка.

- Умничка ты моя! Порадовала бабку! - умилилась бабушка.

- Во! Наш человек растет! - воскликнул Второй дедушка.

- Лапа моя, - прослезился Первый дедушка.

- Я доела. Можно уже идти? - Я отодвинула стул.

- Не вози стулом об пол, - рассердилась бабушка.

- Волшебное слово? - напомнил Второй дедушка.

А Первый дедушка просто вздохнул.

Родители должны были прилететь вечером. Все время до этого предстояло потратить на уборку комнаты. Я взяла тряпку - рукав старой маминой ночной рубашки - и таз с водой и начала медленно протирать стенку, стол, шкаф и полки. Хотя бы музыку можно послушать. Кит дал мне кассету с какой-то новой группой и сказал, что все современные подростки сейчас это слушают.

- Это еще круче, чем Асе of Base.

- А как называется?

- Титомир.

- А что это значит?

- Килька, ты тупая?

Что это значит, я так и не поняла. На кассете черным фломастером было написано "Мальчишник". Я нажала "плей" и стала слушать. В песне были непонятные слова, и о чем они поют, хотя они пели по-русски, я не совсем понимала. А потом начался припев:

Секс, секс, как это мило.
Секс, секс без перерыва.

Я чуть не поперхнулась и выключила мафон. Надеюсь, хотя бы бабушка не услышала.

Я решила позвонить Воробью.

- Здрасте, можно Таню?

- Можно. Танюша, тебя. - Хоть мы с Воробьем созванивались почти каждый день, каждый раз я забывала о том, что дома ее называют Танюшей.

- Але.

- Привет.

- Привет, Килька.

- Чего делаешь?

- Да ничего. Смотрела мультики на видике.

У Воробья дома был не только записывающий мафон, но и видик, на котором можно было смотреть кассеты с разными мультиками и фильмами. И еще видеокамера, на которую папа Воробья снимал дни рождения и всякую другую семейную скукоту.

- Везука.

- А у тебя чего?

- Ничего. Предки должны приехать. Бабка заставила комнату убирать.

Дома я называла бабушку "баба" или "ба", но почему-то при друзьях этого стеснялась.

- Облом.

- И не говори.

Чем ближе был приезд родителей, тем больше я нервничала. Бабушка мне даже налила валерьянки, которая гадко воняла и навевала сон. Наконец раздался звонок, и вошли мама с папой. Вид у них был какой-то другой - отдохнувший, радостный и как будто удивленный.

- Котик мой, - мама схватила Малютку, взяла на руки и начала целовать (еще бы).

- Привет, малыш, - хотя бы папа обратил на меня внимание.

От родителей пахло чем-то незнакомым и новым. Как от гуманитарной помощи, которую однажды прислали дедушкины знакомые из Швеции. Или как от одежды, которую Первый дедушка привез из Израиля. Или как в магазине рядом с нашим домом, где почему-то всё продавали за доллары. Я туда однажды зашла после школы.

- Ну как ты? - Мама наконец отлипла от Малютки.

- Нормально.

Мама засмеялась:

- И все?

- Кажется, влюбилась, - не сдержалась я.

- Пора пришла, она влюбилась, - снова засмеялась мама, а я обиделась.

- Не шути с женщинами: эти шутки глупы и неприличны, - добавил папа.

Но родители привезли подарки, и такие классные, что настроение сразу подскочило вверх - как температура в градуснике, когда начинается грипп.

Вот что мне привезли родители:

Лосины! Как я мечтала, фиолетовые и блестящие. Воробей умрет от зависти.

Вельветовые штаны-бананы (тоже фиолетовые). Черную водолазку (вообще писк моды).

Ручку розового цвета, внутри которой ездит лодка с человечками.

Новые кроссовки (скорей бы весна).

Значок в виде огромной салатовой пуговицы (отпад).

Брелок-скейтборд (ярко-розовый, и колеса по-настоящему крутятся).

Настоящий лифчик (то есть как настоящий: скорее в форме топика, но и не просто майка на бретельках)!

Трусы с собачками-далматинцами (целых четыре штуки).

Кружку, на которой, если налить горячей воды, проступает картинка с черепашками-ниндзя.

Кассету "Битлз"!

А вот Малютке привезли совсем мало: Барби, семью игрушечных медвежат и несколько шмоток. Есть все-таки какая-то справедливость.

Хотя каникулы только начались, хотелось, чтобы они уже поскорее кончились. Во-первых, потому что я мечтала пойти в школу в новой одежде. Во-вторых, потому что хотела увидеть Кита. Но вот что странно: в день огонька сердце у меня прямо разрывалось от любви и страданий, а уже через несколько дней я не могла вспомнить, какое у Него лицо. Как лицо бабушки, которая умерла.

Однажды на каникулах он мне позвонил. Это случилось в понедельник.

- Тебя к телефону, - позвал папа. - Только побыстрее, я жду звонка (кто бы сомневался).

- Але.

- Привет, - это был он, и мое сердце тут же ухнуло куда-то под коленки.

- Привет.

- Послушала?

- Чего? - Я начисто забыла про кассету.

- Чего-чего, - разозлился Кит. - Титомира.

- А, да.

- Ну и как тебе? Круто, скажи?

- Ну да, - промямлила я. - Но я не все слова разобрала.

- Слова там недетские, - Кит захихикал. - Чего, не знаешь, что такое секс?

- Знаю, - хорошо, что по телефону не видно, когда краснеешь.

- И что?

- Отстань.

- Ладно. Что на каникулах делаешь?

- Да ничего.

- Тупо.

- И не говори.

* * *

На каникулах мы с мамой решили поехать на кладбище к бабушке, которая умерла. Оно было большое и за высоким забором. У входа церковь, потом одна главная дорога, а поперек нее - много маленьких. Повсюду лежал снег, и мы с мамой в некоторых местах расчищали себе дорогу пластмассовой игрушечной лопатой Малютки, которую взяли с собой. Могилы были странные. Некоторые с надписями типа "Любимому сыночку", или "Мужу, отцу, сыну", или "Дорогому коллеге".

Могила бабушки, ее брата и родителей оказалась прямо в стене. А у стены полочка, на которой лежали искусственные, незабудки и почему-то две ириски "Золотой ключик".

- Зачем бабушке положили конфеты?

- Наверное, это её подруга. Для некоторых людей это знак памяти.

- Странновато. Лучше бы сама съела - бабушке-то уже не до конфет.

- Это точно, - сказала мама. Она убрала конфеты, а на их место положила белую веточку хризантем, которую мы купили у входа.

По дороге домой я думала о том, почему все, что связано со смертью, так странно устроено и не имеет никакого отношения к тому, кто умер.

Почему на кладбище прабабушка сфотографирована совсем молодой и кажется своей внучкой?

Почему бабушка на фотографии вообще на себя не похожа?

Почему кому-то важно писать, кем работал тот, кто умер, и какие у него были награды и ордена?

Почему некоторые делают памятники в виде ангелов?

Почему кто-то лежит в земле, а кто-то сидит в стене?

И вообще, каким образом несколько человек можно засунуть на полку размером с книжную?

Назад Дальше