- Вы мои умницы. Только зал потом заприте, ключ в дверях.
И она вышла, подтягивая на ходу лосины.
Мы сели на маты, а Сыроежка принялась кувыркаться на брусьях: это у нее получалось довольно здорово.
- Килька, ты целовалась когда-нибудь?
В старой школе Алеша Тананыкин один раз поцеловал меня в щеку. Но сказать, что я никогда не целовалась, почему-то было стыдно.
- В каком-то смысле да.
- То есть?
- В щеку.
- Это не считается. Правда, Воробей?
- Не считается. Мне девчонки во дворе рассказывали, что настоящий поцелуй называется взасос.
- Да, потому что они сосут друг другу языки.
- Гадость какая. Они же все в слюнях.
Пока мы все это обсуждали, в зал пришли Кит, Головастик и Овца.
Кто-то предложил обложить брусья матами. Один положили вниз, другой сверху на перекладины, а из остальных сделали стенки. Получился такой домик, и даже уютный. Кит запер зал изнутри и велел Головастику погасить свет. Стало темно и немного страшно. Мы залезли внутрь. Воробей с Головастиком сели в правом углу, Сыроежка и Овца посередине, а мы с Китом слева. Я чувствовала запах носков Овцы, от этого немного кружилась голова и подташнивало. Овца захихикал и хрипло сказал:
- Ну че? Целоваться будем или глазки строить?
- Да отвали ты, - ответила Сыроежка.
Тогда Овца обхватил ее рукой за шею и начал целовать в рот.
Мы все заржали, но Кит прикрикнул:
- А ну заглохли, а то к потомникам пойдете.
Кит взял меня за руку и прижался губами к моим губам. Я подумала, что сейчас он засунет язык мне в рот, но почему-то он не стал это делать. Или просто не успел.
- Кто тут? - Снаружи кто-то начал колотить в дверь зала и дергать ручку.
- Тихо, - шепнул Кит, хотя мы и так молчали.
- Сейчас же откройте дверь! - раздался голос Мочи. Мы тихо перетащили маты на место. Овца зажег свет, и он противно впился в глаза. Кит открыл дверь.
- Привет, пап.
Чего это вы? Физкультурой решили позаниматься?
- Да, в бадминтон играли, - объяснил Овца.
- Молодцы! Ну, пойдем домой, Китик, уже поздно. Физкультпока, ребята.
Моча с Китом ушли, и мы даже не успели попрощаться.
* * *
Весь вечер я была как пьяная. По крайней мере взрослые, когда выпьют, ведут себя точно так же: шатаются, странно говорят и по-идиотски улыбаются, даже если совсем не смешно.
- Ты сегодня какая-то странная. Все в порядке? - спросила вечером мама.
- Все нормально, - ответила я, хотя вид у меня был загадочней некуда.
- Что в школе?
- Ничего особенного.
- Какие отметки?
- Да особо никаких.
- Ты хоть что-нибудь можешь рассказать?
- Да нечего рассказывать.
- Ясно. - Мама поставила передо мной тарелку с оладьями и сняла фартук. - Не хочешь разговаривать, не надо, - сказала она и вышла из кухни.
Так что ужинала я в одиночестве.
Весь вечер в постели, уже погасив свет, я играла в подушку. Я представляла себе, что Кит обнимает меня и целует, и шептала от его имени:
- Килька, я люблю тебя.
- И я тебя люблю.
- Ты очень красивая.
* * *
Мы с Китом стали гулять. Официально. Мы даже ходили по коридору в обнимку. Однажды какой-то третьеклашка засмеялся и закричал что-то типа: "Тили-тили-тесто, жених и невеста". Кит погнался за ним, зажал в углу и схватил за шиворот:
- Еще раз возникнешь, получишь по яйцам. Третьеклашка заплакал и убежал.
В другой раз мы переписывались на инглише, а Головастик перехватил нашу переписку, чтоб посмеяться. Кит вскочил, прямо на уроке, одним махом перепрыгнул через парту, схватил Головастика за горло и сказал:
- А ну отдал быстро, а то прибью.
- Мальчики, сейчас же сядьте на свои места, - сказала училка. Но Кит ее даже не заметил. Он смотрел на Головастика, как будто хотел убить его взглядом. Глаза у Головастика наполнились слезами. Он кинул смятую в комок записку в угол. Кит долбанул его кулаком по плечу, по ходу пнул Пукана и поднял комок. Тут учительница тонким голосом заверещала:
- Оба. К директору. Немедленно.
Она вышла из класса. А Головастик и Кит вместе с ней.
Когда дверь закрылась, Овца вытащил из ручки стержень и начал тыкать им Пукана в спину. Сыроежка достала бутерброд.
Клерасил громко вздохнул и уставился в окно.
Я поймала на себе взгляд Фигуры.
- Чего зыришь?
- Думаешь, он самый крутой?
- Покруче некоторых.
- Ну-ну.
- В смысле ну-ну?
- Смысл тебе явно не понять.
- Да пошел ты.
Фигура хмыкнул и отвернулся. А у меня почему-то испортилось настроение.
После уроков мы с Китом пошли в парк.
- Что было у директора? - спросила я Кита.
- Когда эта корова нас притащила, Рыба начал пугать: мол, выгоню из школы за непослушание. Начал просить Головастика извиниться, ну и меня тоже. Но я ж не дебил: сказал им все, что думаю.
- Что сказал?
- Что они оба потомники, даже бабы нормальной в доме нет.
- А Рыба?
- Покраснел весь, как будто сейчас пернет. Но тут отец пришел и сказал Рыбе, чтоб отвалил от меня.
- А он?
- А он повырубался для приличия, а потом прогнал нас с Головастиком. Дальше уже они сами за дверью выясняли.
- Здорово, что он тебя защитил.
- Да он пальцем меня никому не даст тронуть - всегда на моей стороне.
Наступил декабрь. В зале мы тусоваться перестали: в дверь то и дело кто-то стучал, и было стремно.
Поэтому теперь после уроков мы зависали у гаражей за школой.
Однажды Кит с Овцой купили сигареты. На них было написано HB - как на простых карандашах. Кит заранее стащил у Мочи зажигалку Мы встали в узком проходе между двумя гаражами, а Кит и Овца закурили. Кит, как взрослый, пускал дым, а Овца сразу дико покраснел, закашлялся и стал задыхаться.
- Слабак, - презрительно сказал Головастик, но сам курить не стал, якобы потому, что у него астма.
- Кто еще хочет? - Кит протянул нам пачку. Все молчали. Кит посмотрел на меня.
- Давай я.
- Вот Килька молодец, - похвалил меня Кит.
Я втянула в себя дым - земля быстро поехала из-под дог и почему-то ужасно захотелось в туалет. Я сделала еще одну затяжку, и из глаз полились слезы.
- Дай мне, - Кит забрал у меня сигарету и сделал затяжку.
Голова кружилась, как после маршрутки, тошнило, а во рту был ужасный вкус. Дома я сразу помчалась в ванную, достала мамин дезодорант и прыснула им на волосы.
- Что в школе? - спросила мама и сама же ответила: - Ах да, прости, забыла. Наверное, все нормально, да?
- Ага.
- Ты что, брала мой дезодорант? - Мама подозрительно на меня посмотрела и принюхалась.
- Ну…
- Тебе нужен дезодорант?
- Ну…
- Я не замечала, чтобы от тебя пахло потом.
Слава богу, от меня ничем таким не пахло - вот Овца воняет так, что подойти невозможно. Но на следующий день я пришла из школы, а на кровати у меня лежал новенький дезодорант. Внутри катался шарик, и пах он так же приятно, как мамины духи.
Однажды, когда мы тусовались у гаражей, Овца достал мелок, который стащил из школы, и написал на стене очень плохое слово. По крайней мере я никогда не говорила его вслух. Вообще-то один раз я сказала другое очень плохое слово, хотя и совсем короткое, при сестре. Малютка, конечно, немедленно выдала все маме, мама рассказала все папе, папа пришел в ярость и устроил мне разговор. Один из тех разговоров, которые потом трудно забыть, хотя очень хочется.
Папа сказал:
- Ты же девочка. Как тебе не стыдно?
Я промолчала.
- Ты не можешь Сквернословить, как мужик.
Я промолчала.
- Ты же таким образом саму себя унижаешь.
А потом мне на всю неделю запретили смотреть телевизор.
Но Кит сказал:
- Круто, Овца! Давайте размалюем эту стену.
И все начали писать. Сначала Кит, потом Головастик, потом Сыроежка.
- Килька, давай, - крикнул Овца.
Кит протянул мне мелок.
И я написала. То самое слово, из-за которого был разговор с папой. Сама не знаю, почему я так сделала. Когда я дописала последнюю букву, кто-то резко схватил меня за рукав куртки, и мелок выпал из рук. Я обернулась и увидела, как убегают Кит, Сыроежка, Овца и Головастик. Меня держал за рукав какой-то злобный старикан в спортивной шапке с детским помпоном, и взгляд у него был такой, что хотелось умереть или как минимум провалиться сквозь землю. Но самое ужасное, что чем-то он напоминал Первого дедушку, и от этого мне стало совсем не по себе.
- Шпана! - крикнул он. Голос у него дрожал и был совсем высокий, как у женщины. - Черти! Сейчас отмывать у меня тут будешь все.
В носу странно защипало, и я увидела, как слезы, оставляя мокрые полоски на куртке, падают на снег. Дед отпер гараж, достал оттуда грязную тряпку и заставил оттирать стенку. Пока я стирала мел, он бубнил:
- Чему вас только учат в этой школе? Лучше бы сразу в колонию отправили. Одни хулиганы. Куда только родители смотрят.
Когда ругательства наконец закончились, я бросила тряпку в снег и побежала. Я бежала к метро, а рыдания, которые я пыталась сдержать у гаража, вырывались наружу. Я даже не думала, что еще умею плакать как Малютка - долго, безутешно и как будто с удовольствием. На троллейбусной остановке около гастронома никого не было. Я села на скамейку, хотя бабушка говорит, что туда писают и плюют бездомные, и закрыла лицо руками. Все тело содрогалось от плача, и, что самое глупое, я даже толком не понимала, почему не могу успокоиться. Наверное, поэтому я не заметила, что кто-то сел рядом.
- Килька, ты чего?
Я подняла голову. Это был Фигура.
- Чего случилось?
- Все нормально, - попыталась сказать я, но вышло что-то типа "А-а-а, ы-ы-ы".
- Чего-чего?
Я помотала головой и выговорила:
- Неважно, все нормально.
- А так и не скажешь.
- Отвали. Не твое дело. - Я вытерла нос рукавом куртки.
- Ну как знаешь, - Фигура вскинул рюкзак на плечо и пошел к метро. А я еще минут десять сидела на остановке, чтобы успокоиться.
Вечером мне позвонил Кит, но почему-то разговаривать с ним не хотелось.
- Ну че, ты как? Жива?
- Нормально.
- Пердун старый не убил тебя? Мы хотели вернуться, но боялись, что он пойдет к Рыбе, и тогда мне точно конец.
- Понятно.
- Ты дуешься, что ли?
- Все нормально.
- Да ладно, с кем не бывает. В этот раз тебя поймали, в другой раз - кого-то еще.
* * *
Как-то незаметно вторая четверть подошла к концу.
- А у нас будет праздник? - спросили мы Питона.
- А надо?
- Да! - хором закричали мы, а Кит даже присвистнул.
- Ну, раз так, будет вам праздник.
Новогоднюю вечеринку решили устроить в среду, потому что это был последний день учебы. Во вторник утром к нам в класс пришел Рыба. Он встал у доски, потом подозвал к себе Головастика и положил руку ему на плечо.
- Ребята, мы решили позвать всех в гости. Чего в школе сидеть? Лучше дома у нас отпразднуем. Встречаемся завтра в 16:00 в центре зала на "Речном вокзале". Ждем вас всех, берите с собой родителей, сестёр, братьев.
Но когда я проснулась на следующее утро, горло мне сжимал гадкий железный комок, все тело ломило и хотелось спать. За завтраком мама посмотрела на меня подозрительно и положила руку на лоб:
- Я так и знала. Марш в постель.
- Я полежу немного, а потом все-таки встану. У нас сегодня тусовка у директора.
- Еще чего не хватало.
- Ну мам!
- И никаких "мам".
Градусник, который пришлось сунуть под мышку, показал 39, и мама была непреклонна. Я позвонила Воробью и сказала, чтобы меня не ждали.
- Ты только потом все мне расскажи обязательно.
- Ладно, завтра созвон.
Весь день я спала, пила гадкий кислый морс, который сварила мама, дышала паром от вареной картошки, снова спала, парила ноги в горячей воде и мерила температуру. Классный праздник, ничего не скажешь. Но на следующий день мне стало лучше, и я даже дошла до дедушкиной комнаты, чтобы позвонить Воробью. Судя по всему, она еще не проснулась, потому что к телефону шла минут десять, не меньше.
- Ты че там, умерла?
- Блин, Килька, выходной же - дай поспать.
- Расскажи про вчера.
- Да нечего рассказывать.
- Как это нечего? Ты ходила же?
- Ну ходила.
- И чего?
- Да ничего. Слушай, попозже позвоню тебе, тут матери телефон нужен.
Все это было не похоже на Воробья, которая всегда была готова круглосуточно трепаться по телефону и все пересказывала в занудных подробностях. Я подождала два часа, но Воробей так и не перезвонила. Тогда я перезвонила ей сама.
- Теперь можешь?
- Ну могу.
- Ну?
- Да ничего. Встретились у метро, потом шли долго домой к ним.
- Ты видела жену Рыбы?
- Не было там никакой жены. Только Арина Родионовна. Напекла пирогов с какой-то фасолью, салаты там наготовила с майонезом.
- А кто был?
- Да все были, и учителя еще.
- И чего, все вместе тусили?
- Ну, сначала вместе за столом сидели, пили там, ели. Потом играли в какие-то игры.
- В бутылочку?
- Ты че, совсем тю-тю? С учителями, что ли? Да не - в фанты, в гоп-доп, в крокодила.
- И Пукан с Клерасилом тоже?
- Пукан не пришел, а Клерасил был, да.
- А потом?
- Ну потом все закончилось, и мы еще решили потусоваться и поехали к Сыроежке.
- А там чего?
- Слушай, спроси у Сыроежки.
- В смысле?
- Мне пора идти, родители ужинать зовут.
- Воробей!
Но она уже повесила трубку. Все это было более чем подозрительно, но звонить Сыроежке мне не хотелось. Сама не знаю почему, но нетерпение превратилось в волнение, которое неприятно клокотало в животе. Я еще раз позвонила Воробью, но к телефону никто не подошел. Тогда я набрала номер Кита, хотя обычно он сам мне звонил. Трубку взял Моча, и от ужаса мне захотелось ее бросить. Но я сдержалась и позвала к телефону Кита.
- Але.
- Привет.
- Привет.
- Как дела?
- Нормально.
- Кит, это я, Килька.
- Я понял.
В разговоре повисла длинная пауза.
- А я заболела.
- А мне какое дело?
- Ну просто… Подумала, что ты не в курсе.
- Килька, не звони мне больше, лады? Я теперь с Сыроежкой гуляю, и мне на тебя плевать.
Я услышала короткие гудки. Я так и стояла с трубкой в руках, пока не поняла, что со мной разговаривает дедушка:
- Сколько можно болтать по телефону, нам никто не может дозвониться!
- Отстань от меня.
- Хамка!
Я хлопнула дверью и ушла к себе в комнату. Там я легла на кровать и повернулась лицом к стенке. Чтобы никто не видел, что я плачу.
Сначала пришла мама. Она пыталась узнать, в чем дело, но мне не хотелось говорить.
Через некоторое время пришла Малютка. Она ничего не сказала, а просто стояла и гладила меня по голове. От этого почему-то хотелось плакать еще сильнее, поэтому я была рада, когда она ушла.
Потом стемнело, и я сама не заметила, что заснула. На следующий день было 31 декабря. Мама, как всегда в этот день, суетилась и резала салаты. Папа пошел в магазин за вином. Малютка мешалась у всех под ногами. А я все-таки не выдержала и позвонила Воробью.
- Расскажи мне, что случилось.
- Он сказал тебе?
- Да.
- Короче, Кит с Овцой стащили бутылку с водкой, - а Сыроежка предложила всем поехать к ней, потому что никого не было дома. Потом мы приехали, Овца и Кит начали бухать, Сыроежка тоже выпила немного, а я попробовала и чуть не вырвала. Ты пробовала?
- А дальше?
- Кит и Овца напились, и Овце стало плохо. Его стошнило у Сыроежки в коридоре, а потом еще раз на коврик в ванной. Меня саму чуть не стошнило потом. А Сыроежка с Китом начали обниматься, а потом целоваться взасос, и она сказала, что на все готова, если он хочет быть с ней.
- В смысле - на все?
- В смысле на вообще все.
- А потом?
- А потом я пошла домой, но Сыроежка мне потом позвонила и рассказала, что Кит теперь с ней гуляет. Вот. Але? Килька, ты еще тут?
- Тут.
- Ну ты не расстраивайся. Может, он передумает еще и опять будет с тобой гулять. И вообще, Новый год сегодня.
Про Новый год я как-то забыла, потому что настроение было совсем не новогоднее. Мама накрыла стол, пришли Вторые бабушка с дедушкой, папина сестра с мужем и две мамины подруги, у которых мужей нет. Нас с Малюткой поставили у елки и сфотографировали. Уже после Нового года папа проявил пленку и распечатал фотографии. На той фотографии у елки я улыбаюсь и совсем не видно, что внутри у меня все разрывается на куски.