- Любезные сограждане, буду говорить откровенно. Хотя между муравьями племя скотоводов и считается вообще не ниже нашего, земледельческого, но в душе каждый из пас, конечно, считает себя выше их. И точно, о земледелии они и понятия не имеют. Зато молочное хозяйство у них доведено до такого совершенства, что поспорит даже с нашим земледелием. Да, скажу по совести, меня зависть взяла! "Да что же у них может быть такое?" - спросите вы. "А вот что. Каждый из вас ведь тоже не прочь в жаркую пору прохладиться молочком: подвернется корова - ну, как упустить, не подоивши? А там у них, вообразите, не только содержится постоянный домашний скот, а заведены даже особые питомники телят! И взращиваются у них эти телята всех цветов радуги и самых изящных форм. "Да что проку в этом?" - скажете вы. Прок огромный! С формой и цветом скотины меняется и вкус молока, и какого ни отведаете - пальчики оближете! А есть и такое, под названием "маковая росинка", что от одной капли охмелеешь, повеселеешь и всякое горе забудешь, и весь свет обнять готов. Но это не все: муравьиная детвора у них ничем иным не кормится, как парным молоком. И посмотрели бы вы, какие все пузыри! А о детских болезнях у них, говорят, и слыхом не слыхать. Так вот что значит образцовое скотоводство!.. Любезные сограждане, хорошее перенимать никогда не поздно. Век живи, век учись. Не послать ли нам кого из нашей молодежи в науку к скотоводам?
Речь молодого атамана произвела глубокое впечатление. Вся громадная вечевая зала разом зашумела, загудела, как вскипевший над огнем котел. Напрасно почтенная мать-муравьиха возвышала голос, чтобы восстановить тишину. У нее, бедной, была одышка, и тонкий голосок ее совершенно затерялся в общем гомоне.
Тут сквозь передние ряды черни протискался вперед невысокий, но дюжий чернокожий.
- Прошу слова, атаман!
Грызун приподнял его за усы и усадил к себе на плечи. Оттуда чернокожий оратор окинул всю аудиторию быстрым взглядом и заговорил:
- Дорогие сограждане! Все мы здесь - и черные, и рыжие, - разумеется, с самым лживым участием выслушали любопытный рассказ нашего уважаемого атамана-богатыря о путешествии его в коровье царство. Все мы одинаково сочувственно отнеслись к его мысли - завести и у нас правильное молочное хозяйство. Но… едва ли я ошибусь, если скажу, что последнее его предложение - идти в науку к скотоводам - не нашло того же сочувствия.
- Верно; слушайте! - раздались отовсюду поощрительные возгласы.
- Ведь это, другими словами, чтобы мы, земледельцы, ходили на задних лапках перед кем? - перед муравьями, не знающими и азбуки полеводства, перед какими-то скотоводами! А ну как, в довершение позора, они ушлют нас еще с длинным носом? Тогда война неизбежна. Так не проще ли начать прямо с этого - с войны? Угнать у них весь скот - и дело в шляпе. Кто за войну - вверх усы!
Вся зала ощетинилась усами.
- За войну, кажется, все единогласно? Итак, остается выбрать только главнокомандующего. Но о выборе, я думаю, теперь и речи быть не может. Один муравей у всех на виду: наш славный атаман-богатырь Грызун.
- Грызуна! - заревела ликующая толпа.
- Любезные сограждане! - заговорил тут в свою очередь Грызун. - Я глубоко тронут… Я не знаю, как и выразить свою благодарность… Но, расставаясь с атаманом скотоводов, я поклялся ему в вечной дружбе. Как ни ценю я ваше высокое доверие, но должен отказаться от незаслуженной чести…
Кругом пронесся угрожающий ропот.
- Ты не имеешь никакого права отказываться! - запальчиво вскрикнул на шее Грызуна чернокожий оратор. - Какое дело нам до твоих личных отношений к тому или другому? Народ тебя выбрал, - и ты должен повиноваться.
- Пропустите, господа, мать-муравьиху, - послышались тут голоса, - матушка говорить хочет.
Толпа расступилась: несколько услужливых рук подхватили грузную матушку-муравьиху и поставили ее на камешек рядом с Грызуном. Она сострадательно оглядела последнего, обняла его усом и обратилась затем к народу:
- Милые дети мои, рыжие и черные! Грызун принимает ваш выбор и приложит весь свой ум, всю свою хитрость, чтобы с наименьшею потерей обеспечить нам полную победу. С закатом солнца он двинет всю нашу боевую армию в поход. Теперь же, на прощанье, общий отдых и двойной паек на брата.
Воздух огласился радостными криками:
- Ай да матушка-муравьиха!
И все трое - муравьиха, Грызун и чернокожий оратор - очутились на руках ликующего народа.
VIII. РАЗГРОМ КОРОВНИКА
Около полуночи армия рыжих переступила уже в строгом порядке границу коровьего царства. Здесь главнокомандующий, остановившись перед фронтом, изложил воинам свой боевой план.
- Вы слышали, ребята, - говорил он, - что наказывала нам мать-муравьиха? Победить с наименьшею потерей. Штурма, следовательно, быть не может. Мы устроим правильную осаду и заставим скотоводов добровольно уступить нам половину своего молочного скота. Чтобы осада была неотразимая, мы возведем вокруг всей столицы их траншею.
Сказано - сделано. Сама природа, казалось, покровительствовала осаждающим: ночь была безлунная, темь непроглядная. Неслышно подступило рыжее войско к неприятельскому муравейнику, неслышно принялось за земляную работу.
На рассвете глазам ничего не чаявших скотоводов представилось диво-дивное: весь муравейник их был обведен кругом, как плотным кольцом, высоким валом, а из-за вала непрерывною щетиной грозно торчали усы рыжего войска.
- К оружию! - пронесся по всему муравейнику боевой клич, и все способное к военному делу население муравейника бросилось к главным воротам и на городской вал, около пастбища, чтобы остановить нападение врагов.
Но к немалому изумлению скотоводов, земледельцы не трогались в своей траншее. Один только рыжий усач вылез из завала с зеленой веткой в при- поднятой руке и безбоязненно направился к муравейнику
- Парламентер!
Атаман осажденных, Сосун, с такою же ветвью мира вышел к нему навстречу.
- Вы ли это, полковник? - удивился он, узнав недавнего своего друга
- Как видите, - отвечал Грызун, - хотя, впрочем, уже не полковник, а генерал, главнокомандующий.
- Не поздравляю, - с презрительной усмешкой сказал Сосун. - Вы этим, видно, хотите отплатить нам за наше гостеприимство?
- Сам я не имею решительно ничего против вашего народа, а лично к вам, господин Сосун, питаю самые теплые, дружеские чувства… - начал Грызун.
- Рассказывайте!
- Уверяю же вас…
- Так я вам и поверю! Хороша дружба, нечего сказать! Оставьте, пожалуйста, эту дружбу вашу при себе и отвечайте просто: зачем пожаловали?
- Будь по-вашему, - сказал со вздохом Грызун. - Станем говорить лишь о деле. Восхищенный вашим образцовым молочным хозяйством, я имел неосторожность предложить своему народу взять с вас пример. Но в нашем народе преобладает боевой дух. Против моего желания было решено силою отнять у вас скот. Меня выбрали главнокомандующим. Мог ли я отказаться? Но проливать кровь вашего племени я ничуть не желал бы, поэтому предлагаю вам полюбовную сделку: уступите нам без боя половину вашего скота - и мы, как пришли, так и уйдем.
- Ни одной штуки! - воскликнул Сосун.
- Будьте благоразумны, - настаивал Грызун. - У вас останется ведь половина скота. При вашем искусстве разводить телят вы в какой-нибудь год удвоите опять свое стадо.
- Ни одной штуки! - с решительностью повторил Сосун, - Мы веками неусыпным уходом развивали эти редкие породы, а вы, не ударив палец о палец, хотите забрать себе вдруг ни более, ни менее, как половину того, что мы нажили!..
- Да ведь вы в нашей власти, - доказывал Грызун. - Мы - коренное воинское племя: сквозь цепь нашу вам не прорваться.
- Штурмуйте, если хотите. Мы за себя тоже постоим.
- Нет, штурмовать вас мы не будем; но мы заморим вас голодом.
- О, провианта у нас довольно!
- Ну, этому-то я не поверю. Не сами ли вы два дня назад говорили мне, что магазины ваши еще пусты?
- Магазины - да. Но у нас есть образцовое стадо коров; оно прокормит нас хоть круглый год.
- Так вы добровольно не сдадитесь? - спросил Грызун.
- Разумеется, нет.
- Ну, так мы заставим вас сдаться!
- Это как же?
- А вот увидите.
Оба военачальника холодно отдали друг другу честь и разошлись.
Вернувшись в свой лагерь, Грызун созвал в траншее военный совет.
- Так и так, - рассказал он, - они не сдаются. Вскоре, конечно, раскаются, безумцы, но прежде, чем обратиться к крайнему средству, к грубой силе, я думаю испытать еще одну военную хитрость. Дело опасное, и потому я рискую только одним собой. В полночь я отлучусь. Если к рассвету я не вернусь, то, значит, хитрость не удалась и меня нет в живых. Тогда можете избрать из своей среды другого главнокомандующего, и он уже наметит дальнейший план действий.
В полночь Грызун в самом деле исчез. Куда? Никто не видел. Но за полчаса до рассвета на неприятельском валу поднялась суматоха. Вслед за тем в траншею к рыжим скатился сам Грызун.
При слабом свете предрассветных сумерек рыжие воины с ужасом увидели, что главнокомандующий их серьезно ранен: левая задняя нога его была начисто оторвана, тело в нескольких местах расправлено едкой муравьиной кислотой.
- Росы… - прошептал он.
Роса была тут же подана, раны обмыты и обложены целебной травой.
Из неприятельского лагеря донеслись жалостные вопли.
- Ага! Заметили, небось! - проговорил с усмешкою Грызун.
- Да что вы там натворили, генерал? - спрашивали, недоумевая, окружающие.
- Перегрыз им всю траву на пастбище, стебель за стеблем. Теперь у их скота нет корма, и они во-лей-неволей должна будут сдаться.
- Да как же вы попали туда?
- Ас дерева, вон, спрыгнул к ним вниз. Назад только пришлось идти по земле; ну, и поплатился немножко. Но, друзья мои, я, признаться, устал таки от работы. Дайте соснуть часок.
Он накрылся одеялом-листочком и тут же забылся богатырским сном. С восходом солнца на неприятельском валу появился с зеленой веткой Сосун. Сон подкрепил Грызуна, и бодрый, как всегда, он пошел к демаркационной линии между двух лагерей, где ожидал уже его Сосун.
- Доброго утра!
- Здравствуйте.
- Сдаетесь?
- Не безусловно, - отвечал Сосун. - С пастбищем нашим вы подкосили, правда, и нас. Но зимой мы держим скот дома, в коровнике, стало быть, с грехом пополам прокормили бы его и там. Тем не менее, от бескормицы мог бы открыться падеж скота. Поэтому мы готовы расстаться с половиной скота…
- А мы тотчас же снимем осаду, - прервал Грызун.
- Погодите, дайте досказать. И мы. как и вы, благородные муравьи. Отдать вам без боя половину своего добра значило бы уронить себя навеки. Бой неизбежен. Но мы не заклятые кровопийцы. Вопрос может быть разрешен простым единоборством между вами и мною. Победите вы - берите себе без разговоров половину скота, побью я вас - уходите с чем пришли.
- Бой, значит, на жизнь и на смерть?
- Ну, разумеется. Согласны?
- Нет, не согласен.
- Так вы трусите?
Грызун вместо всякого ответа указал только на то место, где у него недоставало шестой ноги.
- Это вас сегодня так изувечили? - не без некоторого участия спросил Сосун.
- Расплата за ваше пастбище! - отшутился Грызун. - Одно другого стоит. Но пять ног, как видите, еще целы и на век мой хватит их.
- Почему же вы отказываетесь драться со мной?
- Потому что, как вы сами говорите, бой должен быть на жизнь и на смерть. Дать убить себя - значило бы предать своих; убивать же вас я не желаю.
- Что за великодушие?
- Не великодушие, а дружба. Я поклялся вам в вечной дружбе и никогда не подниму на вас руки.
Сосун хотел уже, казалось, протянуть верному другу свой ус, но воздержался.
- Как знаете, - холодно сказал он. - А так мы ни за что не сдадимся.
- Мы подождем. Нам некуда спешить.
Грызун готов был ждать. Но его воинственная армия не разделяла его миролюбивого взгляда. Осада продолжалась день, другой, третий, а осажденные и не думали сдаваться. Напротив, каждую ночь они делали отчаянные вылазки. Выбить рыжих из их траншеи им, конечно, не удавалось; всякий раз они отступали с уроном, но эти нападения раздразнили боевые инстинкты рыжих до последней крайности. До слуха главнокомандующего доходил уже явный ропот. Сегодня войско его еще слушалось; завтра, быть может, оно, не спросясь его, бросится на приступ. Оставалась только последняя мера.
С наступлением сумерек лучшие землекопы рыжих были призваны к тайной земляной работе. В течение ночи они должны были прорыть брешь в муравейнике. По точному исчислению Грызуна, брешь должна была прийтись как раз к месту подземного коровника. При нападении врасплох можно было угнать оттуда добрую половину скота без серьезного кровопролития.
Так рассчитывал Грызун. Но он не принял в расчет воинственный дух своего войска.
К утру брешь действительно была пробита. Но в тот же миг землекопы обратились уже в воинов и с диким боевым криком ворвались в коровник. Крик этот для всей армии был сигналом к общему штурму. В несколько минут городские ворота были взяты, городской вал занят. Рыжие победители вторглись уже в самый муравейник; и бурые хозяева, слабо только отбиваясь, искали спасения в отдаленнейших закоулках города.
Так главная сила бедных скотоводов скопилась в коровнике. Теснимые рыжими, они прибывали туда все новыми массами. Напор стал наконец так силен, что проникавшие в коровник сквозь брешь землекопы рыжих не могли устоять. Они были вытеснены назад и смяты. Роковая брешь обратилась теперь для скотоводов в спасительный выход, в отдушину, в которую живым потоком полилось из муравейника все коренное его население. Но, оставляя город свой на разграбление победителю, скотоводы не забыли-таки захватить с собой свой молочный скот. У каждого беглеца в зубах или под мышкой было по малютке-корове.
- Держи их! Лови! Отнимай коров! - кричал вне себя Грызун, выброшенный вместе со своими землекопами из бреши:
- Стой! Разбойник! Защищайся! - раздался тут за спиной его громовой голос.
Сзади на Грызуна наскочил Сосун и крепко обхватил его вокруг стана. Грызун не думал защищаться, и тот разом разгрыз его пополам. Оторванная от брюшка передняя часть туловища муравья-богатыря с головой и ногами судорожно трепетала и извивалась по земле.
- Отчего вы не защищались, генерал? - в отчаянии говорил Сосун.
- Оттого, что хотел быть верен своему слову…- прошептал умирающий. - Мое дело все равно проиграно… Я не жилец на этом свете… А вы, пока можно, спасайтесь…
И с последним напряжением угасающих сил он вполз в земляную скважину. Сосун последовал совету неприятеля-друга и в самом деле успел спастись. Прибывшие на выручку своего главнокомандующего рыжие воины с недоумением озирались кругом: главнокомандующий их исчез куда-то бесследно.
Прошли годы со времени достопамятного разгрома коровника. Изгнанные оттуда муравьи-скотоводы возвели на чужбине новый муравейник, завели новый коровник, и скотоводство у них процветает чуть ли не лучше прежнего.
У муравьев-земледельцев все также по-прежнему: то же образцовое земледелие, тот же воинственный дух и то же рабство. Грызун был прав: дело его было безнадежно проиграно. Уведенный его армией скот в короткое время весь передох от неумелого ухода.
Но память о Грызуне, славном муравье-богатыре, еще свежа в его народе. О подвигах его сложилась целая легенда. Как подобает герою, он не умер обыкновенной смертью. После славного разгрома коровника он, бессмертный герой, растворился внезапно в золотых лучах солнца. Так гласит, по крайней мере, муравьиная легенда.
