- Благодарю за лестные слова, которые я, скажу без ложной скромности, несомненно, заслужил. Постараюсь и в дальнейшем трудиться на благо нашего клуба и оправдать ваше доверие.
Секретарь собрания, сидевший с самого края, записал в протокол фамилию первого кандидата: "Доррман".
Господин с микрофоном спросил:
- Какие будут еще предложения?
Господин Дауме опять обернулся. С каждой секундой он нервничал все больше и больше.
И тут дверь распахнулась и вкатился господин Жабман. На ногах у него были первоклассные однополозные коньки. Рассекая воздух, он пролетел мимо остолбеневших зрителей и лихо вспрыгнул на сцену, чуть не своротив стол. Стол покачнулся, микрофон поехал, но господин Жабман успел его подхватить. Теперь он стоял на сцене с микрофоном в руках и жизнерадостно притоптывал левой ногой.
- Привет, старичье! - бодро прокричал он.
Я торопился очень к вам,
Я говорил своим ногам:
Шуруйте быстро, не ленитесь!
На выборы скорей катитесь!
Меня не подвела новинка!
Эй, Дауме, почеши мне спинку
В награду за такой пробег!
Рекорд мой вам не повторить вовек!
Публика развеселилась и опять принялась хлопать. Господин Жабман раскланялся, сел на свое место и помахал рукой господину Дауме, который поспешил отвернуться и сделал вид, что к нему это не относится.
- Благодарим вас за энергичное приветствие, господин Жабман! - сказал со сдержанной улыбкой господин Доррман. - При такой энергии могли бы и не опаздывать, - заметил он не без ехидства.
- Энергичное опоздание не нуждается в оправданиях! - ответил с радостной улыбкой господин Жабман. - Смотри правило номер сто девять из Сводных правил Суб… то есть Жабмана.
- Это очень мило, господин Жабман, - сказал президент, - что у вас так много правил, которые вы активно соблюдаете. Но в нашем клубе тоже есть свои правила. Своим появлением вы нас перебили. Мы как раз приступили к выдвижению кандидатур на пост президента нашего клуба. Так что попрошу вас больше никого не перебивать. Вот такое у нас правило!
- Конечно, - согласился господин Жабман. - Мне вас всех тут и не перебить. Я вообще драться не люблю. Тем более со старичками. Старших нужно уважать, верно? Я вот то же самое и своей собаке втолковываю! Не цапай за ноги старушек! Не цапай! А она, вредная такая, любит бабушек погонять! - тараторил господин Жабман.
- Послушайте… - начал было президент, багровея.
- А-а-а, какой же я тугодум! Вы, наверное, совсем в другом смысле говорили! Чтобы я не встревал, так сказать! Это я пожалуйста, не буду. Я и свою собаку все время учу: не тявкай, когда другие разговаривают! А она все тявкает и тявкает! Хотя, если вдуматься…
- Господин Жабман! - прикрикнул на говоруна господин Доррман.
- А что вы встреваете? - возмутился господин Жабман. - Сами же сказали, что у вас есть правило - не перебивать! Это что же получается: одним можно, а другим нельзя? Еще мой дедушка по отцовской линии, его случайно тоже звали Жабман…
- Господин Жабман! - строгим голосом сказал президент, пытаясь призвать самозваного оратора к порядку.
- Да, верно, по правилам нужно было бы сказать "господин Жабман", - продолжал тараторить нарушитель спокойствия. - Ведь он же мужского пола, мой дедушка. Стало быть, он господин. А вот бабушка моя, она, соответственно, звалась "госпожа Жабман". Хотя это "жа" - ни к селу ни к городу. Почему "госпожа"? Правильнее было бы "господинка", верно? Но бабушка у меня была хорошая, покладистая такая - госпожа так госпожа…
Собравшиеся слушали выступление господина Жабмана с выпученными глазами. Секретарь собрания нервно теребил ручку, не зная, что писать.
- Дома-то ее все равно никто госпожой Жабман не величал, - продолжал вещать господин Жабман. - Дети ее все больше мамочкой называли. Даже папа мой, знаете, тоже говорил ей "мамочка". Хотя, если вдуматься, это неправильно.
Господин Дауме пытался изо всех сил поймать взгляд господина Жабмана. Он даже привстал и показал на часы.
Но господин Жабман упорно игнорировал его. Одарив публику лучезарной улыбкой, он потянулся и взял кружку с пивом, которая стояла перед его соседом. Не успел тот оглянуться, как господин Жабман выпил залпом у него все пиво, после чего ловким движением подцепил его галстук, отер кончиком галстука пену со рта, громко рыгнул и сказал:
- Правило номер сто десять из Сводных правил Жабмана:
Делиться пивом нужно с соседом,
Тебя угостит он за это обедом!
Приличье пивное всегда соблюдай
И галстук ему непременно подай,
Чтоб вытер он губы от пены пивной,
Иначе не будет дружить он с тобой!
Публика начала проявлять явное беспокойство. Собрание гудело, как растревоженный улей.
- Какая наглость! - проговорил сосед господина Жабмана, отбирая у него конец мокрого галстука.
- Жабман! Прекратите немедленно! - закричал президент, уже не стесняясь. - Еще одно слово, и я вынужден буду попросить вас со сцены!
Все это время господин Дауме с искаженным лицом ерзал на своем месте и каждую секунду смотрел на часы. Теперь он не выдержал, резко вскочил и прокричал, обращаясь к президиуму:
- Мы собрались тут для выдвижения кандидатур! Вместо этого мы уже полчаса занимаемся черт знает чем!
- Если не целых тридцать минут! - поддакнул господин Жабман и согласно закивал головой. - Вот почему мне придется предложить в качестве предложения противоположную фигуру атлетического сложения, а именно - господина Дауме.
- Дауме? - переспросил шепотом президент, обращаясь к секретарю. - А кто это?
- Который только что выступал, нервный такой, - прошептал секретарь в ответ. - Учитель физкультуры из местной школы имени Альберта Швейцера.
- Вы действительно хотите предложить этого господина Дауме? - тихонько спросил секретарь, вытянув шею, чтобы лучше видеть господина Жабмана.
- Не хочу, но предлагаю, - загадочно ответил господин Жабман.
- Конфуз! - пробормотал секретарь. - Дауме!
- Не Конфуз, в Фитцгеральд Дауме! - поправил его господин Жабман. - Так и запишите!
Секретарь внес в список второе имя, а господин Жабман тем временем снова завладел микрофоном.
- Что-то у меня нос чешется, и вообще, мне кое-куда надо, надеюсь, вы меня простите, - проговорил он. - Правило номер сто одиннадцать:
Если чешется вдруг нос,
Верный признак, что понос!
- Я покину вас ненадолго, - продолжал господин Жабман. - А может быть, и надолго. Не знаю. На всякий случай я с вами прощаюсь! Но прежде чем уйти, мне бы хотелось сообщить всем собравшимся, что сегодня у меня день рождения, мне исполнилось пятьдесят семь лет. Вот почему я хочу угостить всех присутствующих шампанским, а тех, кто совсем не пьет, апельсиновым соком. Пожалуйста, прошу всех в буфет, заказывайте кто сколько хочет! Господин президент, распорядитесь, чтобы счет прислали на мой домашний адрес.
- Ах вот почему вы у нас сегодня такой веселый! - сказал с облегчением президент. - Вы уже попраздновали дома! Разогрелись немножко! Ну что же, давайте поблагодарим господина Жабмана за угощение! Многие лета, многие лета, многие лета господину Жабману! - затянул он, и зал дружно подхватил:
- Многие лета, многие лета, многие лета господину Жабману!
Господин Жабман помахал всем и покатил на выход. Господин Дауме поспешил следом за ним.
В вестибюле господин Дауме нагнал юркого конькобежца, который успел изрядно уменьшиться в размере. На голове у него уже пробивались рыжие волосы.
- Тебе обязательно нужно было устраивать весь этот цирк? - прошипел господин Дауме, припирая мнимого господина Жабмана к стенке. - Я уж думал, что ты вообще не успеешь меня предложить! И где ты обретался? Почему так поздно явился? В наказанье запру тебя опять в шкафу!
- Лучше в темном шкафу сидеть, чем на Дауме все время глядеть! - пропел господин Жабман, который на глазах становился все меньше и меньше. - В шкафу тепло и очень даже уютно! Я у Мартина в лагере тоже все время в шкафу прятался!
- Тихо! - свистящим шепотом проговорил господин Дауме и быстро повернулся, чтобы загородить спиной Субастика.
- Что случилось? - поинтересовался Субастик, выглядывая из-за его ноги.
- Жабман идет! - ответил господин Дауме. - Откуда он тут взялся? Он же в пробке должен сидеть!
- Значит, пробка рассосалась! - высказал предположение Субастик. - А рассосавшаяся пробка - это уже не пробка; стало быть, Жабману при всем желании негде было застревать.
Господин Жабман пересек быстрым шагом вестибюль, не обратив внимания на странную пару, и вошел в зал. Тут он застыл на пороге. Дружные аплодисменты встретили его, у многих в руках были бокалы с шампанским.
- Простите, - запинающимся голосом сказал господин Жабман. - Я задержался, застрял в пробке. К сожалению.
В ответ раздался оглушительный смех любителей роликовых коньков.
- В пробке, значит, застряли? Очень оригинально, - проговорил господин Доррман. - Прошу вас, дорогой господин Жабман, садитесь на свое место. Позвольте мне еще раз вас поблагодарить!
- За что? - удивился господин Жабман.
- Вот это называется скромность! - воскликнул президент. - Такие люди, как вы, украшение нашего клуба!
Господин Жабман так и не понял, за что его так нахваливают и благодарят, но почел за благо не выяснять. Польщенный, он улыбнулся и принялся раскланиваться на все стороны.
Секретарь, который понял последнее замечание господина Доррмана по-своему, тут же выкрикнул:
- Предлагаю господина Жабмана в кандидаты на пост президента нашего славного клуба! Ура!
- А вот это уже лишнее, - проговорил сквозь зубы господин Доррман. - Мало нам этого Дауме?! Угомонитесь!
Но было уже поздно.
Зал ответил громким "ура", и в списке появилась еще одна фамилия: Жабман.
Эта новость уже не дошла до ушей господина Дауме, потому что он в это время вместе с Субастиком шагал домой.
На другое утро в квартире Пепперминтов раздался звонок в дверь. Господин Пепперминт пошел открывать. На пороге стоял какой-то мужчина, который показался ему смутно знакомым. Но господин Пепперминт так и не вспомнил, где он мог раньше видеть этого неведомого гостя.
- Добрый день, - поздоровался незнакомец. - Мы, кажется, встречались. Давным-давно. Вы заходили в ресторан, где я работал официантом. С вами еще был такой забавный рыжий мальчик. Порядочный нахал, осмелюсь заметить. Такого запомнишь на всю жизнь!
- Да, что-то такое припоминаю, - промямлил господин Пепперминт. - Что вас привело ко мне?
- Письмо от господина Жабмана, - сказал официант. - Вы знакомы с ним?
- Только шапочно, - смутившись, ответил господин Пепперминт.
- Но письмо адресовано именно вам, если вы, конечно, действительно Пепперминт, - проговорил официант.
- Да, да, я Пепперминт, - подтвердил господин Пепперминт. - Так что с письмом?
- Вчера я помогал в буфете нашего клуба любителей роликовых коньков, - принялся объяснять официант. - У них там было важное заседание. Когда оно уже началось, вкатился господин Жабман на роликовых коньках. Ну, это ладно. В конце концов, для того этот клуб и создан. Странно другое. Он подлетел к буфету, заказал десять порций сосисок и проглотил их за три минуты!
- Десять штук - это, конечно, многовато! - покачал головой господин Пепперминт.
- Да не десять штук, а десять порций, по две штуки каждая! - разволновался официант. - Представляете?! И вот при этих обстоятельствах он потребовал у меня листок бумаги и карандаш, быстро что-то написал и попросил меня отнести вам это послание, но ни в коем случае никому другому его не показывать!
С этими словами официант вручил господину Пепперминту сложенную вчетверо записку, попрощался и ушел.
Господин Пепперминт прошел к себе в комнату, сел в кресло и развернул записку. Текст был написан так убористо и буквы были такими мелкими, что господину Пепперминту пришлось подняться и взять лупу, чтобы разобрать написанное.
Папа Пепперминт! Помоги мне! - прочитал он. - Господин Дауме держит меня взаперти. Я стал совсем крошечным. Если он пожелает, чтобы я стал таким же маленьким, как мальчик-с-пальчик, то скоро меня совсем не станет. Мой водолазный костюм мне уже настолько велик, что пришлось от него отказаться. Теперь хожу, обвязавшись кухонным полотенцем, которое достает мне до пяток. Вот как я скукожился! Помоги!
Твой Субастик
Господин Пепперминт пришел в ужас. Он позвал госпожу Пепперминт, плотно затворил дверь и прочитал ей письмо.
- Какой кошмар! - ахнула госпожа Пепперминт. - Бедный Субастик!
- Тихо! Не кричи! - прошептал господин Пепперминт. - Мартину ни слова! Он у нас такой чувствительный, что будет думать об этом день и ночь. И кроме того, господин Дауме все-таки его учитель! А что если Мартин пойдет к нему и выложит все. Не знаю… Как бы ему не вышло это потом боком.
- А это не тот ли, о котором Мартин нам рассказывал? - спросила госпожа Пепперминт. - Ну, с которым они ездили в лагерь?
- Да, он еще себе завел шикарную машину, - добавил господин Пепперминт и замер. - Это значит, что он может распоряжаться веснушками Субастика?! Конечно! Ведь Субастик на это и намекает в своем письме. Иначе откуда у этого Дауме могла появиться такая дорогущая машина? Похоже, что он заполучил возвратные капли!
- Ты хочешь сказать, что он украл пузырек у Мартина? - спросила госпожа Пепперминт. - Тогда мы обязательно должны рассказать обо всем Мартину. Ему нужно остерегаться этого опасного господина Дауме.
- Нет, нет, Мартину ничто не угрожает, - заверил ее господин Пепперминт. - Давай не будем впутывать его в это дело. Я лучше сейчас позвоню Понеделькусам. Нам нужно разработать план, как вывести на чистую воду этого господина учителя. У Антона голова хорошо работает. Он нам поможет. Точно.
Господин Пепперминт задумчиво покачал головой.
- Я только одного не понимаю, - тихо сказал он. - Как этот Жабман мог написать письмо от имени Субастика?
Глава девятая
Взломщики
В понедельник утром господин Дауме стал директором.
Госпожа Блюмляйн рассказала всем под большим-большим секретом о том, что сначала пришло письмо, а потом последовал соответствующий звонок из Городского отдела школьного образования. Поступила информация о том, что господин Шеллинг отправлен в краткосрочный отпуск по состоянию здоровья в связи с небезызвестным инцидентом, произошедшим в четверг на уроке четвертого "А".
В четвертом "А" все были возмущены Рольфом Ольшлегером. Его отец был членом городского совета и заведовал этим самым Городским отделом школьного образования.
- Настучал, да? - говорили ему одноклассники. - Все из-за тебя! Рассказал папаше, как Шеллинг газонокосильщика изображал!
- Ну, рассказал, - спокойно отвечал на это Рольф. - Можно подумать, что вы не рассказали!
Тут он, конечно, был прав. В классе, пожалуй, не было ни одного, кто не сообщил бы родителям о том, что происходило на уроке литературы у господина Шеллинга.
Но еще более удивительным, чем отставка господина Шеллинга, было назначение на его место господина Дауме.
Сначала эта новость распространилась на уровне слухов. За минуту до начала большой перемены, однако, об этом было заявлено уже официально.
Из общешкольного громкоговорителя раздался легкий треск, потом три раза пикнуло, и все услышали голос господина Дауме:
- Объявление для всех учащихся школы имени Альберта Швейцера. В нашей команде, говоря спортивным языком, произошла замена капитана. Господин Шеллинг временно отстранен от своих обязанностей по болезни. Теперь я ваш новый директор. Хочу предупредить вас о том, что в самое ближайшее время произойдут изменения в учебном плане, которые мы, однако, должны обсудить с членами преподавательского состава. Более подробную информацию вы получите позднее. Пока же могу вам только сообщить, что в нашей школе, в порядке эксперимента, будут введены дополнительные предметы: спортивная гимнастика, работа на спортивных снарядах, а также специальная физическая подготовка. На эти дисциплины будут отведены дополнительные часы сверх обычных уроков физкультуры.
Йенс Ульман и некоторые другие мальчики, любители спорта, из четвертого "А" запрыгали от счастья, но их радостные вопли утонули в общем улюлюканье, которым четвертый "А" встретил объявленные новшества.
- Что будем делать? - спросил Мартин Роланда, когда они спускались по лестнице. - Если Дауме теперь директор, то он будет торчать в директорском кабинете, а там сидит госпожа Блюмляйн. Прощай наш ключ, раз Дауме теперь не будет переодеваться в учительской раздевалке!