* * *
Возвращаясь с охоты, Гаинде-лев повстречал Лёка-зайца. В тот день лев нес большую антилопу, и ему приходилось часто отдыхать по дороге. Гаинде-лев и Лёк-заяц беседовали в тени баобаба, когда перед самым носом у них стала летать Н’Джугуп - летучая мышь. Со свойственной ей невежливостью она дразнила их оскалом зубов и почти задевала мохнатыми крыльями. Это оскорбляло Гаинде.
Одним ударом лапы он сбил мышь и дал ее Лёку, так что тому пришлось провожать льва до его жилища.
У самого дома Гаинде скакала и резвилась Бей-коза, еще более невоспитанная, чем Н’Джугуп-летучая мышь. Бей-коза слышала от Тиуая-попугая, что Гаинде-лев приютил у себя Буки-гиену. Поэтому легковерная Бей вообразила, что заключен мир между всеми животными, а может быть, и между животными и людьми.
Лев, видно, оставил сегодня свое долготерпение и доброе настроение в постели, уходя из дому с первым криком петуха. Поведение козы он принял за насмешку. Бросив антилопу, он одним ударом сломал хребет Бей-козе. Затем отнес антилопу во двор и вернулся за козой, которая еще хрипела. А Лёк-заяц, несший останки Н’Джугуп - летучей мыши, последовал за ним и был радостно встречен сыновьями льва.
- Дядя Лёк! Зайчик, зайчик пришел!
- Где Буки? - спросил отец.
- Она спит, - отвечали малыши.
- Пойдите позовите ее!
И львята побежали будить Буки-гиену. Потягиваясь и с трудом продирая глаза, она недовольно прогнусавила:
- Ну, что еще?
- Тебя отец зовет, - объяснили львята.
- Опять?..
- Буки! - зарычал Гаинде-лев со двора.
- Я здесь! - откликнулась Буки сонным голосом и, зевая, неторопливо направилась во двор.
- Буки! - повторил Гаинде.
- Слушаю, хозяин, - отвечала Буки уже поживее и чуть-чуть заторопилась.
- Раздели добычу! - приказал Гаинде.
- Хорошо, хозяин.
Буки посмотрела на антилопу, козу, летучую мышь и спросила:
- Разделить эту добычу?
- Да, попробуй, - предложил Гаинде-лев.
- Но между кем и кем? - спросила Буки, окончательно проснувшись.
- Между нами всеми, - пояснил Гаинде раздраженно, уже теряя терпение.
- Хорошо, хозяин, - сказала Буки. - Я думаю, что эта антилопа будет для тебя и твоих детей. Она достаточно велика и жирна для вашего обеда. Сама я давно уже не пробовала козьего мяса, и эта коза меня вполне удовлетворит. А дядя Лёк за труды возьмет себе Н’Джугуп - летучую мышь, потому что я не знаю, что делать с этим остроухим и зубастым чудищем…
Буки не докончила - правая лапа Гаинде ударила ее по пасти и вырвала левый глаз гиены, который пролетел перед трепещущим носом Лёка-зайца.
И Буки рухнула на землю с раскроенным черепом и оскаленной пастью.
- Дядя Лёк, - позвал Гаинде.
- Слушаю, владыка! - откликнулся Лёк-заяц.
- Раздели эту добычу!
- Хорошо, владыка! - согласился Лёк-заяц. - Я думаю, что на завтрак тебе и твоим детям еле хватит этой маленькой антилопы, - да что поделаешь, ведь у нас пока еще голодное время, почти голодное! За обедом вам придется удовольствоваться Бей-козой, которая пришла прямо сюда, чтобы предложить себя тебе в дар. Этого маловато, но малышам вечером понадобится немного: за день они наиграются и так устанут, что, конечно, им будет не до еды. Завтра день будет жаркий, и прежде чем идти на охоту, ты заморишь червячка, съев эту летучую мышь!
- Кто научил тебя так хорошо делить, дядя Лёк? - изумился Гаинде-лев.
И Лёк-заяц объяснил:
- Левый глаз Буки-гиены, который задел кончик моего носа.
Грязная ложка
Сирота Бинта жила в отцовском доме, где вторая жена отца не жалела для нее тяжелой работы, придирок, брани и колотушек. Сводная сестра Бинты, Панда, только играла да наряжалась, а Бинта собирала хворост, ходила по воду, толкла просо, стирала белье и стряпала. Иногда она тайком убегала из дому на кладбище - поплакать на могиле матери, но мать, неизвестно почему, никогда не отвечала на ее жалобы. И бедная сирота, всегда одетая в лохмотья, возвращалась домой еще несчастнее, чем прежде, чтобы снова слушать брань и терпеть побои мачехи, часто даже на глазах у отца. А отец ее был самым презренным из мужчин, - проще сказать: муж под башмаком у жены. Он не решался защитить сироту - ведь всякий раз, когда он пробовал повысить голос, жена грозила ему:
- Если будешь мне перечить, я тебя больше и близко к себе не подпущу.
Жалкий человек, отдав бедную дочь во власть злой мачехи, предоставил сироту ее горькой судьбе.
Как-то к вечеру, перемыв гору посуды и калебасов, которые ей приходилось чистить после каждой еды, Бинта до того выбилась из сил, что забыла вымыть одну маленькую деревянную ложечку. Увидев это, мачеха пришла в страшную ярость. Она орала, вопила и опять набросилась на девочку с кулаками, а устав колотить ее, приказала:
- Ступай вымой эту ложку в Данианском море.
- А где… - начала было сирота.
- В Данианском море! - взревела злая мачеха. - Пошла вон! - С этими словами она вытолкала бедную Бинту за дверь.
И сирота ушла в темную ночь.
* * *
Она шла и шла, пока небо над нею не покрылось звездами. Шла, пока не остыла земля. Вот уже пропели первые петухи, потом вторые, а Бинта все шла. Вот ожили деревни, в домах застучали пестики, зазвенели детские голоса. Владения диких зверей и духов наполнил веселый шум дня. Ушли на покой ночные хозяева леса и саванны. Никто из них не тронул девочку.
Солнышко вышло на небо. Оно совершило уже половину своего каждодневного пути, а сирота Бинта все шла и шла.
Снова настала ночь, за ней - новый день, а сирота Бинта все шла.
Трижды солнце сияло над землей людей и палило ее, трижды уносило оно с собой ношу добрых и дурных дел людских. И вот сирота Бинта подошла к грудному дереву, которое само стряхивало на землю свои плоды. Девочка опустилась на колени и вежливо поздоровалась с ним.
- Куда идешь ты так поздно и совсем одна, дитя? - спросило дерево.
- Мачеха послала меня вымыть ложку в Данианском море.
- Бог да не покинет тебя в пути, - пожелало дерево и сбросило девочке целую горсть своих плодов.
Еще три ночи и три дня шла Бинта вперед. Чуть свет, когда солнце еще не умыло темное лицо ночи, девочке повстречались две лепешки, которые весело гонялись друг за другом.
Она опустилась на колени и вежливо поздоровалась с ними.
- Куда идешь ты так рано и совсем одна, дитя? - спросили лепешки в один голос.
- Мачеха послала меня вымыть ложку в Данианском море.
Лепешки отломили от себя по большому куску и дали девочке со словами:
- Бог да не покинет тебя на твоем пути.
И еще три ночи и три дня шла Бинта. Солнце стояло уже высоко в небе, когда ей встретился по дороге котелок, в котором сам собой варился рис. Она опустилась на колени и вежливо поздоровалась.
- Куда идешь ты на таком солнцепеке и совсем одна, дитя? - спросил котелок.
- Мачеха послала меня вымыть ложку в Данианском море.
Котелок дал ей полную пригоршню риса и пожелал:
- Да не покинет тебя бог на твоем пути.
Снова зашагала Бинта вперед и к исходу третьего дня увидела старую-престарую женщину перед хижиной. Соломенную кровлю ее хижины растрепали ветры со всех концов света.
Девочка опустилась на колени и вежливо поздоровалась.
- Куда идешь ты совсем одна, дитя? - спросила старуха.
- Мачеха послала меня вымыть ложку в Данианском море.
- Данианское море здесь, - сказала старуха, - здесь живут все звери бруссы. Все они мои дети. Положи свою ложку. Вот тебе просяное зернышко - истолки его в той ступе.
Бинта взяла зернышко и положила его в ступу. Едва она стукнула пестиком, как ступа наполнилась мукой, и одной горсти этой муки хватило на целый калебас кус-куса.
- Разведи огонь, - сказала Мать зверей, - принеси котелок воды и свари в нем эти кости.
Кости были обглоданы добела и наверняка лежали с незапамятных времен. Бинта развела огонь, положила кости в котелок - и он тотчас наполнился до краев сочными кусками мяса, жиром и мозгом. Бинта приготовила кус-кус и поела вместе с Матерью зверей.
Затем старуха дала ей длинную острую иглу.
- Спрячься теперь под кровать, сейчас вернутся из леса мои дети. Они лягут спать, а ты покалывай их потихоньку. Они подумают, что в постели завелись блохи и клопы, и встанут пораньше.
Первой пришла гиена Букп. Она повела носом, понюхала воздух и объявила:
- Здесь пахнет человеком!
- Человеком? - удивилась старуха. - Из людей здесь живу только я. Если ты, Буки, хочешь меня съесть…
- Ну, разве я посмею? - прогнусавила гиена. - Я просто пошутила, Мать.
- Хорошо, - сказала Мать зверей, - ступай теперь спать. - И покорная Буки-гиена, волоча зад, пошла спать. Затем Гаинде-лев, Сег-пантера, Тиль-шакал и все остальные звери один за другим вернулись домой и улеглись.
Тут Бинта стала осторожно покалывать их иглой, как велела старуха.
- Что это? Здесь, кажется, клопы! - проворчала Буки-гиена.
- Замолчи, не мешай нам спать, - заворчал Гаинде-лев. И в тот же миг он почувствовал укол в зад.
- Ты права, Буки, - согласился он, - постель полна клопов.
- Да, да! - сказали Лёк-заяц и Ниэй-слон.
- Ой, сколько клопов! - закричали другие звери.
Это Бинта продолжала свое дело.
Едва запел первый петух на крыше дома, где он ночевал, звери покинули свое неудобное ложе и вернулись в бруссу.
* * *
Сирота Бинта приготовила завтрак для Матери зверей, поела вместе с ней и пошла вымыть свою ложку.
Когда она вернулась, старуха дала ей пять яиц и сказала:
- Как дойдешь до саванны, запой:
Я одна! О, я одна!-
и разбей вот это яйцо. Посреди саванны пропой те же слова и разбей вон то. Третье яйцо разобьешь около леса. Только не забудь спеть, как я тебя учила. В самой чаще спой опять:
Я одна! О, я одна!-
и тогда бросай четвертое. А пятое разобьешь, когда выйдешь из леса. Ступай, дитя, да не покинет тебя бог на твоем пути.
Сирота Бинта горячо поблагодарила Мать зверей и пустилась в долгий обратный путь.
На краю саванны она остановилась и пропела:
Я одна! О, я одна! -
а потом бросила на землю первое яйцо. И вдруг ее окружили мужчины, женщины, вооруженные всадники на великолепных конях, рабы. Все они почтительно последовали за ней.
Посреди саванны Бинта спела:
Я одна! О, я одна!-
и разбила второе яйцо. Вокруг нее появились вороха бубу, шелковых платков, повязок всех оттенков из самых разных тканей. Все это несли рабы.
Войдя в лес, Бинта опять запела:
Я одна! О, я одна!-
и разбила третье яйцо. Вокруг нее появились слитки золота и серебра, кучи золотого песка, золотые и серебряные украшения, кольца и браслеты, цепочки, груды благоуханной амбры, и все это несли рабы.
Когда она снова запела в чаще леса:
Я одна! О, я одна! -
и разбила четвертое яйцо, из него с мычанием хлынуло огромное стадо быков, коров, волов и телок; его гнали рабы.
Выходя из леса, Бинта запела в последний раз и уронила последнее яйцо. Из него появились злые дикие звери - львы, пантеры, шакалы, гиены. Они грозно рычали. Но всадники набросились на лютых зверей и перебили их всех до единого.
Наконец сирота Бинта со своей свитой, богатствами и огромным стадом вернулась в родную деревню. Она пошла отдать вымытую ложку мачехе.
Что же сказала та, когда увидела сироту в богатом наряде, ее стадо и подданных, несущих несметные сокровища? Повторить эти слова невозможно. Мачеха так закричала, что крики ее слышны еще до сих пор, а придя в себя, набросилась на Панду, свою дочь:
- Негодная бездельница, - вопила она, - посмотри, с чем вернулась эта мерзавка! - и, схватив ложку, она протянула ее дочери:
- Сейчас же испачкай эту ложку и ступай к Данианскому морю мыть ее.
И Панда отправилась к Данианскому морю.
* * *
Как и ее сводная сестра Бинта, она шла долго, днем и ночью, через леса и реки, деревни и саванну. Однажды вечером она подошла к грудному дереву, которое стряхивало свои плоды. Панда не поздоровалась, не подождала, пока с ней заговорят, - она захлопала в ладоши и воскликнула:
- Вот здорово! Где это видано, чтобы дерево само сбрасывало свои плоды? Когда я расскажу про это дома, меня назовут лгуньей!
- Бог да покинет тебя на твоем пути, - пожелало ей дерево.
Панда шла еще три дня и три ночи и встретила две лепешки, которые весело гонялись друг за другом.
- Как? - воскликнула она, не сказав ни слова привета, и, всплеснув руками, захохотала. - С каких это пор лепешки бегают вперегонки? В жизни не видела ничего подобного! Да мне никто не поверит, если я расскажу об этом в деревне!
- Бог да покинет тебя на твоем пути, - пожелали ей лепешки и тут же умчались.
И еще три дня и три ночи шла Панда. Тень ее уже жалась к ее ногам, когда девочка увидела котелок, в котором сам собой варился рис.
- Ой-ой-ой! - поразилась она и всплеснула руками, даже не поздоровавшись. - Где это слыхано, чтобы рис в котелке варился сам собой? Если я заикнусь об этом у нас в деревне, все решат, что я сошла с ума, и тут же заткнут мне рот!
- Бог да покинет тебя на твоем пути, - сказал котелок.
Панда все шла и шла и наконец увидела жилище Матери зверей.
- Эй, старуха, не знаешь, где Данианское море?
- Оно здесь, дитя, а я Мать всех зверей бруссы.
- Ну, незавидное у тебя потомство! Ладно, я ухожу, мать послала меня вымыть эту ложку.
- Возьми сначала это просяное зернышко да истолки его в ступе, - сказала Мать зверей.
- Одно-единственное зернышко? Ты что, старая, смеешься надо мной? Где это видано? Да пестик и не заденет его в такой большой ступе.
Тогда Мать зверей дала Панде полный калебас проса, и та целых полдня его толкла, сеяла, веяла, месила, варила - и приготовила в конце концов только полкалебаса кус-куса.
- Возьми эти кости и свари их в котелке, - приказала Мать зверей.
- Эти кости? Да они давным-давно обглоданы. Это все равно что варить камни.
Старуха дала Панде барана, которого та заколола и сварила, и обе поели. Потом Мать зверей протянула девочке длинную, острую иглу:
- Спрячься под кровать. Мои дети вернутся и лягут спать, а твое дело - покалывать их потихоньку.
Панда не спросила, зачем, и забралась под кровать.
Звери вернулись из бруссы и легли спать. Входя в дом, Буки-гиена учуяла запах человека. Она не решилась об этом сказать вслух и только усиленно принюхивалась. Не успела она захрапеть, как Панда вонзила ей в зад иглу и проколола мясо до самых костей. Буки вскочила с постели, на которую сразу закапала кровь, выбежала из хижины и скрылась во мраке. Вслед за ней, воя от боли, убежали все другие звери - так сильно колола их Панда.
На заре Панда вымыла ложку и вернулась к Матери зверей. Та дала ей пять яиц и напутствовала так же, как сироту Бинту.
И Панда пустилась в долгий обратный путь. На краю саванны она остановилась, запела:
Я одна! О, я одна!-
и хотела разбить яйцо. Но тут же раздумала и сказала себе:
- Почему старуха велела разбить сначала это яйцо, а не то? В этих краях все делается шиворот-навыворот, так лучше уж я начну с конца.
И она разбила последнее, пятое яйцо. Тут же со всех сторон появились злые дикие звери. Они набросились на Панду и сожрали ее. Только один маленький кусочек остался - ее сердце, от которого отказались все, даже Танн-стервятник не стал есть его. Он схватил сердце в когти и унес его высоко в небо. Он летел долго-долго, а когда долетел до деревни, где жила Панда, бросил сердце и насмешливо запел:
В Данианском море
Дочка ложку мыла,
Принимайте сердце ее в дар!
Сердце, от которого отказались даже звери, упало в калебас с кус-кусом. А этот кус-кус варила злая женщина, мать Панды. Танн-стервятник все пел:
К морю за богатством
Дочь твоя ходила,
Принимай же дар, дарр, дарр!
Лигиди-Мальгам
А. Ж. и Н. Гидон-Лавалле
После третьей аварии мы остановились неподалеку от Тенкодого, в деревушке Лигиди-Мальгам. Только что отстроенный мост выдержал бы нас без особого труда, но шофер Алоис неожиданно затормозил: вероятно, ему просто надоело крутить баранку пикапа на размытых тропическими ливнями дорогах.
Название деревни мне понравилось - оно привлекало своей звучностью, музыкальностью. А узнав, что оно означает: "Серебро - мое добро", я сразу решил про себя, что деревня, должно быть, очень, очень стара и, наверное, существовала еще до того, как в стране появились каури - ракушки, занесенные первыми работорговцами с берегов Великого Моря. Каури заменяли деньги, но затем их вытеснили медные монеты, которые позднее сменились бумажными деньгами, менее ценными в глазах всех, кому приходилось что-нибудь продавать на рынке.
Как это часто бывало и раньше, я не предупредил коменданта округа о часе своего приезда. Ибо трудно было рассчитывать, что доберешься до места точно в назначенный срок. Вот, например, месяца за два перед тем я оказался у границ Золотого Берега и северной оконечности Того, и на пути от Уага́ до Дапанго нам пришлось сделать сто пятьдесять семь объездов! Снесенные мосты, от которых оставались одни сваи, были далеко не обычным препятствием и мешали добраться к тем, кто нас ожидал, в мало-мальски подходящее время.
Но больше всего нас задерживали не мосты, разрушенные давно. Главной помехой были простые проколы. Мне не забыть первого из них - так же, как всех тех случаев, когда мне грозила непоправимая беда. Пока шофер, его подручный и повар исправляли повреждение, я, бродя в высокой траве, неожиданно вышел на вытоптанную площадку, место отдыха семейства львов! Зверей не было видно, но резкое зловоние распространялось над влажной, еще теплой от мочи землей. Тут же валялись остатки падали. И все это в каких-нибудь двухстах шагах от дороги Уага - Ниамей!
Итак, мы остановились в деревне Лигиди-Мальгам.