Он приветливо попрядал ушами и снова исчез во мраке. Некоторое время я слушал, как он продолжает стучать молотком, затем повернул домой. В голове у меня теснился рой мыслей, но вот беда: я не находил им применения и впервые в жизни не испытал ни малейшего удовольствия от дум о самом себе. Я погрузился в глубокое уныние, которое и впоследствии, уже когда я стал взрослым, овладевало мной в те минуты, когда кто-нибудь добивался более ощутимого успеха, чем я.
Тем не менее это новое ощущение почему-то казалось мне очень интересным, и я смутно догадывался, что вопреки всему оно как-то связано с моей одарённостью. Я заметил, что если я окрашивался в достаточно тёмный, под стать ночи цвет, дышать и смотреть на море была прямо-таки благодать. Мне было страшно жаль себя. Это было упоительное переживание.
В таком настроении я по рассеянности стал видоизменять штурманскую рубку, пользуясь инструментами Фредриксона и выброшенными на берег обломками досок. По моему мнению, рубка была слишком низка.
Наконец эта грустная, столь важная для моего развития неделя прошла. Я приколачивал и задумывался, пилил и задумывался, но - вот беда! - в голове у меня ни разу не шумнуло: "шурум-бурум".
В четверг было полнолуние. Ночь стояла совершенно беззвучная. Время от времени верноподданные Самодержца уставали кричать "Ура!" и палить фейерверки. Я закончил лестницу на верхний этаж и сидел у окна, уткнув в лапы нос. Тишина стояла такая, что слышно было, как чистят крылышки мохнатые бражники.
И тут внизу, на песчаном берегу, я заметил маленькое белое существо. На первый взгляд оно напоминало хатифнатта. Но вот оно приблизилось скользящим движением, и я увидел нечто такое, отчего шерсть на мне встала дыбом: существо это было прозрачное. Я отчетливо видел камни прямо сквозь него, к тому же оно не отбрасывало тени. Если добавить, что оно было облачено в некое подобие тонкой белой драпировочной ткани, каждому стало бы ясно, что это - привидение!
Взбудораженный, поднялся я с места. Заперта ли входная дверь? А может, привидение просто возьмёт да и пройдёт сквозь неё… Что делать?! Тут наружная дверь скрипнула. По лестнице потянуло холодком, подуло в затылок.
Сейчас, задним числом, мне представляется сомнительным, будто я действительно испугался, скорее всего, лишь счёл необходимым принять меры предосторожности. Вот почему я мужественно заполз под кровать и стал выжидать. Немного погодя скрипнуло на лестнице. Потом, едва слышно, ещё и ещё. Всего в лестнице насчитывалось девять ступенек, я знал это твёрдо, ибо строить лестницу было особенно сложно (это была винтовая лестница). Так скрипнуло девять раз, после чего наступила гробовая тишина, и я подумал: теперь оно стоит за дверью…
Тут Муми-папа перестал читать и выдержал эффектную паузу.
- Снифф, - сказал он. - Выверни фитиль в лампе. Вы представить себе не можете, как преют у меня лапы и посейчас, когда я читаю про эту ночь с привидением!
- Кто-то что-то сказал? - пробормотал Снифф, проснувшись.
Муми-папа взглянул на него и сказал:
- Пожалуйста, не беспокойся, просто я читаю свои мемуары.
- Привидение - это хорошо, - сказал Муми-тролль; он лежал, натянув на уши одеяло. - Это надо оставить. А вот все эти горестные чувства, по-моему, чуточку ни к чему. Длиннота получается.
- Длиннота? - воскликнул разобиженный Муми-папа. - Что ты под этим подразумеваешь - длиннота? В мемуарах должны присутствовать горестные чувства. Они есть во всех мемуарах. Я переживал кризис.
- Что-что? - спросил Снифф.
- Мне приходилось туго, - сердито объяснил Муми-папа. - Ужасно. Я был до того несчастен, что даже не заметил, как построил двухэтажный дом!
- На дереве Супротивки есть яблоки? - спросил Снусмумрик.
- Нет, - отрезал Муми-папа, поднялся и захлопнул тетрадь в коленкоровой обложке.
- Послушай, папа, про привидение - это просто здорово, - сказал Муми-тролль. - Факт. Мы все считаем, что про привидение просто здорово.
Однако Муми-папа спустился вниз, уселся в гостиной и посмотрел на барометр - он по-прежнему висел над комодом. Ведь теперь-то здесь была не штурманская рубка, а гостиная. Что сказал Фредриксон, когда увидел дом Муми-папы? "Посмотрим, что ты тут намастачил!" - Что-нибудь покровительственное в этом роде. Остальные просто не заметили, что дом стал выше. Быть может, ему и вправду следует сократить эту главу о чувствах. Быть может, она и вправду производит глупое, а вовсе не захватывающее впечатление. Быть может, и вся книга глупа!
- А, это ты сидишь тут в темноте, - сказала Муми-мама, став на пороге кухонной двери. Она ходила в кладовку и сделала несколько бутербродов.
- Полагаю, глава о кризисе моей молодости вышла глупой, - сказал папа.
- Ты имеешь в виду начало шестой? - спросила Муми-мама. Папа пробормотал что-то невразумительное.
- Это лучшее место во всей твоей книге, - сказала Муми-мама. - Повествование становится куда живее в таких местах, где ты не хвастаешься. Дети слишком малы, чтобы понять это. Я принесла тебе бутерброд - на сон грядущий. Ну, пока.
И она пошла вверх по лестнице. Лестница скрипела на тот же лад, что и тогда, - девять раз "скрип", "скрип"… Но эта лестница была сработана гораздо лучше старой… Папа съел бутерброд в темноте, потом также поднялся вверх по лестнице, чтобы продолжить чтение мемуаров Муми-троллю, Снусмумрику и Сниффу.
Тут дверь чуточку приоткрылась, струйка белого дыма скользнула вовнутрь и, свернувшись калачиком, уселась на коврике. В середине этого белого свитка мигали два блёклых глаза. Я видел всё это совершенно отчётливо со своего места из-под кровати.
Это и впрямь привидение, сказал я себе (во всяком случае, глядеть на него было куда менее страшно, чем слышать, как оно поднимается по лестнице). В комнате посвежело, как и полагается в рассказах о привидениях, изо всех углов потянуло холодком, и даже само привидение вдруг чихнуло.
Дорогие читатели, не знаю, с какими чувствами вы воспримете всё это, но я вмиг утратил своё почтение к привидению, вылез из-под кровати (к тому же оно уже заметило меня) и сказал:
- Будьте здоровы!
- Сам будь здоров, - сердито ответило привидение. - Фантомы ущелья ропщут в эту мрачную, роковую ночь!
- Чем могу быть полезен? - спросил я.
- В такую роковую ночь, как эта, - упрямо гнуло своё привидение, - забытые кости бряцают на морском берегу!
- Чьи кости? - поинтересовался я.
- Чьи-чьи, забытые, и всё! - сказало привидение. - Изжелта-блёклый кошмар скалит зубы над этим пропащим островом. Будьте начеку, смертные, я вернусь в полночь на пятницу тринадцатого числа сего месяца!
Тут привидение развернулось и поплыло к полуоткрытой двери, не спуская с меня своего ужасного взгляда. В следующую секунду оно хряснулось лбом о притолоку и, вскричав "Гоп!", выплыло по лестнице на лунный свет и трижды провыло гиеной. Но всё это уже не производило впечатления. На моих глазах привидение превратилось в клочок тумана и поплыло над морем, а я вдруг расхохотался. Вот обещанный сюрприз для колонистов! Теперь я смогу сотворить такой ужас, на какой не отважится никто!
Незадолго до полуночи в пятницу тринадцатого числа я собрал колонистов на морском берегу перед штурманской рубкой. Ночь выдалась тихая и спокойная. Я разложил на песке скромную трапезу: суп, хрустящие хлебцы и сидр Самодержца (этого сидра кто угодно мог нацедить из большущих бочек на каждом перекрёстке). Столовый фарфор я покрыл чёрным велосипедным лаком и украсил изображениями черепа со скрещенными костями.
- Ты мог бы занять у меня немножко красной краски, - сказал Зверок-Шнырок. - Или золотой и синей. Прошу прощения, не стал бы тогда фарфор смотреться уютнее?
- В мои намерения не входит быть уютным, - сдержанно отвечал я. - Сегодня ночью произойдет нечто неописуемо ужасное. Будьте готовы ко всему.
- Это отдаёт ухой. Это плотва? - спросил Супротивка.
- Нет, морковка, - отрезал я. - Ты ешь себе, ешь. Ты, небось, думаешь, что привидения являются всякий будний день!
- А… Так вот оно что. Ты будешь рассказывать истории о привидениях, - сказал Супротивка.
- Обожаю рассказы о привидениях! - воскликнула дочь Мимлы. - Мама всегда стращала нас по вечерам жуткими историями. Она рассказывала и рассказывала и под конец до того застращивалась сама, что мы не спали до полуночи, всё успокаивали её. Ещё хуже обстоит с моим дядюшкой. Как-то раз..
- Шутки в сторону, - сердито бросил я. - Истории с привидениями - ерунда! Я дам вам привидение! Самое настоящее! Я изобрёл его, вызвал волшебством! Ну, что вы на это скажете?
И я обвёл всех ликующим взором.
Дочь Мимлы разразилась аплодисментами, а Зверок-Шнырок со слезами на глазах прошептал:
- Не надо! Не надо, миленький!
- Ради тебя я вызову совсем маленькое привиденьице, - покровительственно сказал я.
Супротивка перестал жевать и с изумлением, если не сказать, с восхищением, уставился на меня. Я достиг своей цели, спас свою честь и лицо! Но, дорогие читатели, можете себе представить, какое беспокойство охватило меня, когда часы наконец показали двенадцать! Явится ли привидение? Будет ли оно достаточно ужасным? А вдруг оно начнет чихать, пороть чушь и испортит мне музыку?
Одна из отличительных черт моего характера - та, что я любой ценой стараюсь произвести впечатление на окружающих, пробуждать в них удивление, сочувствие, испуг или вообще всякие интересные чувства. Скорее всего, тут сказалось моё непонятое детство.
Одним словом, когда стрелка часов подошла к двенадцати, я встал на утёс, воздел нос к луне, магически помахал лапами и издал воющий звук, предназначенный пронизать моих колонистов до мозга костей. Иначе говоря, я вызывал привидение.
Колонисты сидели, оцепенев от напряжения и ожидания, лишь в критически ясных, водянистых глазах Супротивки я видел искорку недоверия. В ту ночь я испытал чувство глубокого удовлетворения - ведь я внушил уважение самому Супротивке. Ибо привидение явилось. Оно таки и впрямь явилось, прозрачное, не отбрасывающее тени, и с ходу пошло пороть чушь о забытых костях и фантомах в ущелье.
Зверок-Шнырок вскрикнул и спрятал голову в песок. Зато дочь Мимлы подошла прямо к привидению, протянула лапу и сказала:
- Привет! Очень приятно познакомиться с настоящим привидением! Не хочешь супа?
Никогда нельзя знать заранее, что может выкинуть мимла!
Естественно, моё привидение оскорбилось. Оно совершенно смешалось, съёжилось, сморщилось и, бедняга, исчезло, превратившись в жалкое колечко дыма. Супротивка рассмеялся, и, я уверен, привидение слышало его. Такой вот букет, ночь была испорчена.
Но колонистам пришлось дорого поплатиться за непростительную бестактность Супротивки, ибо засим последовала неделя неописуемая. Никто из нас не мог спать по ночам. Привидение нашло железную цепь и громыхало ею до четырёх утра. Слышалось уханье филинов и вой гиен, шаркающие шаги и потрескивание, мебель подскакивала и разлеталась на куски. Колонисты возроптали.
- Убери своё привидение, - сказал Супротивка. - Ночью мы хотим спать!
- Так не пойдёт, - серьёзно отвечал я. - Раз уж я вызвал привидение, придётся его терпеть.
- Зверок-Шнырок в слезах, - укоризненно сказал Супротивка. - Привидение нарисовало на его банке череп с костями и написало: "ЯД", и теперь Зверок-Шнырок сам не свой и говорит: "Яд - это отрава, так называют жён, а я до сих пор не женат и, стало быть, уже никогда не женюсь".
- Какое ребячество, - сказал я.
- Да и Фредриксон тоже сердится! - продолжал Супротивка. - Твоё привидение исписало предостережениями весь "Марской аркестр" и крадёт у него стальные пружинки!
- Да, раз так, надо что-то предпринять! - взволнованно воскликнул я. - И немедленно!
Я спешно сочинил объявление и повесил его на дверь рубки. Оно гласило:
"Уважаемое привидение! В связи со случившимся инцидентом в следующую пятницу перед закатом состоится собрание с привидением. Все жалобы принимаются во внимание.
Нелегальная Королевская Колония.
P. S. Железных цепей с собой не брать".
Я долго размышлял над тем, написать ли Королевская или Нелегальная. В конце концов решил написать и то и другое. Таким образом как бы сохранялся надлежащий баланс.
Привидение ответило красной краской на пергаменте (пергаментом послужил старый дождевик Фредриксона, он был приколот к двери хлебным ножом Мимлы).
"Роковой час близится, - писало моё маленькое привидение. - В пятницу, ровно в полночь, когда прозвучит одинокий вой Смерти-Собаки в роковом краю! Тщеславные слизняки, уткнитесь носами в землю, гудящую под тяжкими шагами Незримого, ибо подстерегающий вас Рок написан кровью на стене склепа! Вот захочу - и возьму с собой железную цепь!
Привидение, по кличке Самое Ужасное".
- Эге! - сказал Супротивка. - Рок, сдаётся, его излюбленное словечко.
- Постарайся не смеяться на этот раз, - сурово предупредил я его. - Смех - признак того, что ты не уважаешь ничего на свете!
Зверка-Шнырка послали пригласить Фредриксона на собрание с привидением. Разумеется, я мог бы сходить и сам, но вспомнил слова Фредриксона: "Ты не должен видеть, пока всё не будет закончено. Ты пришел слишком рано. Я малость спешу". Вот и всё, приветливым, но ужасно отрешённым голосом.
Привидение явилось ровно в двенадцать, издав три воющих звука.
- Я здесь! - возвестило оно на свой неподражаемый манер. - Трепещите, о смертные, мщения за забытые кости!
- Ну-ну, - сказал Супротивка. - Чего ты без конца нудишь про какие-то дряхлые кости? Чьи это кости?
Я пнул Супротивку по колену и учтиво сказал:
- Приветствую тебя, фантом ущелья! Как поживаешь? Изжелта-блёклый кошмар скалит зубы над этим пропащим побережьем!
- Не присваивай себе мои реплики! - сердито отрезало привидение. - Такое могу говорить исключительно я!
- Слушай, - сказал Фредриксон. - Имеем мы право спать спокойно? Стращай кого-нибудь ещё, а?
- Да все другие уже привыкли ко мне, - угрюмо ответило привидение. - Даже друнт Эдвард больше не боится меня.
- А я боюсь! - крикнул Зверок-Шнырок. - Я всё ещё боюсь!
- Это очень любезно с твоей стороны, - сказало привидение и поспешно добавило: - Позаброшенные караваны скелетов воют в леденяще-зелёном свете луны!
- Дорогое привидение - ласково сказал Фредриксон. - У тебя, как я погляжу, нервы пошаливают. Слушай, что я тебе скажу. Ты обещаешь уйти со своими острастками куда-нибудь ещё. А я обещаю научить тебя новым способам острастки. Идёт?
- Фредриксон дока по части всякой страсти-напасти! - воскликнула дочь Мимлы. - Ты понятия не имеешь, что он может сотворить из фосфора и жести. Ты сможешь до смерти застращать друнта Эдварда!
- И Самодержца, - добавил я. Привидение в нерешительности смотрело на Фредриксона.
- Собственный ревун? - предложил Фредриксон. - А ещё - страшный фокус с ниткой и канифолью?
- Как это? - с интересом спросило привидение.
- Нитка потолще, - продолжал Фредриксон. - Но не толще двадцатого номера. Цепляешь нитку к чьему-нибудь окну. Становишься снаружи и натираешь нитку канифолью. Жуткий вой.
- Клянусь моим демоническим оком, ты парень свой в доску! - воскликнуло привидение и свернулось калачиком у ног Фредриксона. - А не мог бы ты соорудить мне собственный скелет? Жесть, говоришь? Она у меня есть. Как это сделать?
Тут Фредриксон сел и до самого рассвета описывал, какими способами можно стращать общественность, и рисовал на песке различные конструкции, явно восхищённый этим детским занятием.
Утром он ушёл обратно в Парк Сюрпризов, а привидение мы избрали членом Нелегальной Королевской Колонии с почётным титулом "Страшилище острова Кошмаров".
- Послушай-ка, ты, привидение, - сказал я. - Ты не согласишься пожить вместе со мною? Мне что-то одиноко. Разумеется, я не то чтобы робкого десятка, но иной раз по ночам у меня кошки скребут на душе…
- Клянусь всеми псами ада… - завело было своё привидение, побледнев от обиды. Но затем успокоилось и сказало: - Ладно, пожалуйста, это очень любезно с твоей стороны.
Я постелил привидению в ящике из-под сахара, покрасил ящик в чёрный цвет и нарисовал миловидный фриз - скрещенные кости - так, для уюта. На плошке я написал: "ЯД" (к вящему удовольствию Зверка-Шнырка).
- Колоссально уютно, - сказало привидение. - Тебе не помешает, если я буду немножко побрякивать в полночь? У меня это вроде как привычка.
- Валяй побрякивай, - ответил я. - Только не больше пяти минут, да не разбей пенковый трамвайчик. Это большая драгоценность.
- Пять так пять, - согласилось привидение. - Только не ручаюсь за канун Иванова дня.