Пронизывая собой повседневность, риторика направлена на изучение природы человека, так как в речевой деятельности проявляются духовная сущность чело века, его замыслы, эмоции и воля, с помощью речи происходит социализация личности. Изучение речи, с одной стороны, раскрывает "индивидуально неповторимое" в личности, с другой – динамику развития общества, реализацию его общественных идеалов в практической деятельности людей. По мысли ученых, появилась необходимость в создании риторики, целью которой было бы не вербальное принуждение, а переговоры и обмен мыслями, разрешение противоречий, существующих между людьми. Риторика есть средство для изучения недопонимания между людьми и поиск средств к устранению этого, к предупреждению и устранению потерь в процессе коммуникации.
Средства массовой информации – мощная сила в становлении общественного мнения. Технические средства выступают как инструменты "просвещения", тиражируя готовые мыслительные продукты. Современная система подачи новостей, информации и поп-культуры формирует единодушие общества. Слово в реальной жизни манипулирует информацией, а значит, умами, эмоциями. Возможность управлять информацией – это важнейший рычаг в управлении обществом. Включенность речи в средства массовой информации, несомненно, велика. Риторику интересуют факторы эффективности речевого воздействия, поиск аргументации, психология аудитории, помехи, препятствующие воздействию на аудиторию. Достижение желаемого результата выдвигается на первый план, т. е. является конечной целью процесса "говорения". Отсюда одной из важнейших является категория результата речи – ef ect, ее продуктивность, действенность, понимаемая как конкретное изменение в поведении аудитории, вызванное речью. Риторика включается в общую систему наук о коммуникации. Массовая коммуникация, по словам американского социолога В. Шрамма, это техническая форма коммуникации, позволяющая почти одновременно производить быструю передачу информации обществу для больших гетерогенных и безличных аудиторий.
Индустрия коммуникации нуждается в активных и энергичных исполнителях, и риторика, по мнению американских речеведов, призвана их воспитать. Преподавание предметов речевого цикла ставит своей целью формирование особого типа личностных качеств. Речевое воспитание направлено на развитие активности, инициативности, самоуверенности, способности эффективно отстаивать личные интересы с помощью речи, речевой манеры, ориентированной на успех. В американской теории общения первостепенное значение придается манере говорить. По мнению западных специалистов, лишь 7 % успеха зависит от того, что лидер говорит, а 55 % – как он говорит, как выглядит, какое впечатление производит. Имидж – одна из важных составляющих его успеха. Имидж – это репутация. Имидж – это индивидуальный стиль в общении. Имидж – это достижение эффекта личного обаяния. Разговорный стиль, открытость, уравновешенность, воспитанность, задушевность, простота, непосредственность и доверительность оратора – это новые краски, продиктованные временем, отличные от высокого ораторского стиля древних. Естественность и непринужденность выступления, размышление и выбор, рождение слова "на глазах аудитории" очень важны. Бодрость, уверенность в своих силах и энтузиазм оратора – наиболее убедительные аргументы в публичном выступлении, считают американские практики.
Теория и практика американской риторики представляют большой интерес, так как имеют богатый опыт и характеризуются попытками синтеза различных подходов к изучению речевой личности и создания речевой практики, адекватной потребностям сегодняшнего дня.
4.2. Социальные и духовно-нравственные проблемы отечественной риторики
В ходе революций 1917 г. в России развернулось особое митинговое ораторское искусство. Оно отличалось большим агитационным запалом, повышенной эмоциональностью, необычайно широким распространением. Нельзя не выделить этот период в истории советского ораторского искусства, закончившийся в 1930-х гг., как особый период расцвета практики публичной речи. Были предприняты попытки по-новому осмыслить силу слова и использовать на новый лад, применительно к новым социальным условиям.
В Петрограде в 1918 г. для комплексного изучения устной речи и обучения речевому мастерству был создан Институт живого слова, он просуществовал до 1924 г… В работе нового учебного заведения принимали участие В. Н. Всеволодский-Гернгросс, Ф. Ф. Зелинский, Е. И. Тиме, Ю. Н. Юрьев, Н. А. Энгельгардт, Л. В. Щерба, Э. З. Гурлянд-Эльяшева, Н. С. Гумилев, В. Э. Мейерхольд, А. Ф. Кони, А. В. Лу начарский и другие деятели науки и искусства. Три основных отделения: научное, учебное и просветительное, – ставили, соответственно, зада чи научных исследований проблем живого слова, подготовки мастеров ораторского дела и распространения и культивирования риторической теории и практики.
Широкая разработка взаимоотношений мышления и речи велась новой в то время школой психологии, связанной с именем Л. Выготского. Значительную роль в развитии теории и практики советского ораторского искусства в начале 1930-х гг. сыграли Институт агитации им. В. Володарского в Ленинграде и Ленинградский научно-исследовательский институт речевой культуры, имевший специальную лабораторию публичной речи. Курсы мастерства публичной речи включались в программы высших учебных заведений. Однако гуманитарная суть риторики, поиски путей раскрытия истины, искусство убеждения оказались чужды идеологии советского общества. От слова требовались пропагандистская направленность, служение интересам нового класса. За пределами образовательной системы было оставлено как понятие гуманитарной культуры, так и понятие риторики.
Методы политического насилия в целях удержания власти в области культуры были радикальными. Утверждение в культуре "экспертов" культурного развития влекло за собой тоталитарный контроль за мыслью и словом. Диктат сниженных, упрощенных, сведенных к шаблонам требований и нормативов вел к упрощению эталонов культурного развития. Наряду с силами разрушительными, направленными на революционное обновление всей общественной системы, включая куль туру, существовали и другие силы, препятствующие радикальной ломке культурных традиций. Это было залогом стойкости культуры перед лицом таких испытаний, как революция, война, террор, репрессии, тирания, анархия и т. п.
Строгость классовой доктрины, сильные централизованные связи и требования безоговорочного выполнения директив вели к речевому единообразию. Митинги, собрания, съезды, конференции, пленумы, заседания коллегий бюро и ячеек способствовали распространению языковых черт, присущих речи авторитарных представителей командных высот. Язык подвергался безжалостному уродованию. Сокращение слов, как отмечали исследователи, носило "исступленно-стихийный характер" и угрожало сделать речь нечленораздельной. Языку стали присущи категорическая императивность, изобилие терминов военного происхождения, вульгаризмы, жаргон, похабные, крепкие словечки. А. Блок предлагал самым образованным, думающим людям взять на себя ответственность за все происходящее. По его мнению, теперь, когда на арене европейской истории появилась новая движущая сила – не личность, а масса, – "наступил кризис гуманизма".
На смену риторической традиции пришло явление, вобравшее в себя в основном самые негативные качества, среди них – прямолинейность и агитационно-лобовую напористость. Новыми риторическими формами стали плакат, памятки, лозунги, агитки, им соответствовало и новое определение: советское ораторское искусство – острое оружие пропаганды, агитации и информации, действенное средство убеждения и воспитания масс, одна из важных форм руководства людьми. Агитация и пропаганда, в их специфически советском значении, не были способом культурного развития, они выражали собой вполне определенное противостояние культуре, оказывали деструктивное воздействие на нее. Пафос захлестнул собою Этос.
Тем деятелям отечественной культуры, которые не поддавались служению партийно-государственным целям и оставались самими собой, – т. е., по терминологии тех лет, были "индивидуалистами", "карьеристами", "анархистами", "буржуазными интеллигентами" и т. п., – не оказывалось места в советской литературе, искусстве, науке. Необходимо было уметь во что бы то ни стало "втиснуть" любые формы творчества в русло исходного "политического замысла". Идеологическая доктрина, лишение свободы слова привели к такому тяжелому социальному последствию, как безответственность. Коллективность решений без индивидуальной моральной ответственности, анонимность общественного мнения становятся практически формой безответственности. Язык готовых словесных конструкций идентичен специально сконструированному новоязу Океании, описанному в антиутопии Д. Оруэлла "1984". Новояз Океании был разработан в соответствии с идеологическими потребностями ангсоца для общества, не способного мыслить самостоятельно, утратившего свободу и индивидуальность. С забвением старого языка уходит в прошлое и "еретическое" мышление. Усваивание мнения большинства, стереотип мышления делают слово догматическим и авторитарным, угрожает индивидуальности как общему творческому началу в человеке. Герои исчезли, остался хор, заключает Х. Ортега-и-Гассет, давая философское осмысление проблеме массового сознания. Автор оценивает "массу", столь люби мое понятие советской пропаганды, как множество людей без особых достоинств, как множество средних заурядных людей, каждый из которых не ощущает в себе никакого дара или отличия ото всех. То, что раньше воспринималось как количество, теперь предстает как качество, становится общим социальным признаком человека без индивидуальности, без личного общего типа. Причем общий тип стал главенствовать в таких сферах, которые по самой своей природе требуют особых качеств, дарований, талантов, это государственное управление, судопроизводство, искусство, политика.
Проблема всевластия языка, "одурачивания масс средствами риторики" в эпоху тоталитарных режимов, основывающихся на тоталитарной пропаганде, поднималась многими авторами. В книге "LTI. Язык Третьего рейха" немецкий ученый-филолог В. Клемперер пишет о сознательном использовании нацистами языка в качестве орудия духовного порабощения на рода. Книга показывает, как с помощью механизма языка осуществляется управление жизнью людей. Речь – не просто способ человеческого общения, не просто носитель информации, хранитель накопленного культурного опыта, но властный распорядитель жизни. Речевые шаблоны, проходившие нормативную обработку в партийных инстанциях, свидетельствовали о полной стандартизации письменной и устной речи. Слова, пишет Клемперер, как мизерные дозы мышьяка: их незаметно для себя проглатывают, они вроде бы не оказывают никакого действия, но через некоторое время происходит отравление. Страх перед мыслящим человеком, ненависть к мысли проявлялись в таких принципиальных качествах языка, как его однообразие, бедность и убогость, отсутствие каких бы то ни было моральных предписаний и эстетических норм. Речь была превращена в мощнейшее, одновременно пре дельно открытое и предельно скрытое средство вербовки. LTI (Lingua Tertii Imperii – Язык Третьей империи) не различал устную и письменную речь: в нем все неизбежно становилось обращением, призывом, подхлестывающим окликом "базарного агитатора-крикуна". Языковая истерия – так характеризуется ораторский стиль самого Гитлера, его неизменные атрибуты: сжатые кулаки, искаженное лицо, срывающийся хриплый голос. Все на грани исступления, речь, похожая скорее на дикий крик, на взрыв ярости. Театральные приемы напоминают культовое священнодействие проповедника-сектанта, нацеленного на достижение массового экстаза. Аудитория должна реагировать, не напрягая разума, только чувством. Сознательное отключение или оглушение разума – важнейший механизм совращения народа.
С середины ХХ столетия речь, как составная часть арсенала политического деятеля, с помощью новых технических изобретений получает возможность распространяться на безграничные пространства. Создавшаяся в нашей стране в постсоветский период качественно новая ситуация, переход к большей свободе индивидуального выбора, возрастание роли субъективного, личностного начала стали проверкой социальной и духовно-нравственной культуры каждого. Основой любого исторического типа культуры является соответствующий ей тип личности. Несвободный, разобщенный, пассивный, ограниченный человек опасен для культуры, ему может быть противопоставлен риторический тип личности, через слово осуществляющий одну из важнейших человеческих потребностей – потребность в других людях. Риторика помогает процессу последовательного становления, самопознания, самовозвышения личности. В заключение отметим, что опыт и традиции, теоретические основы и принципы риторики никогда не оставались в пределах того или иного культурного контекста, а развивали, отрицали и обогащали риторику разных времен, делая ее примечательным показателем культурного уровня общества. В любые времена риторика в своих лучших образцах всегда составляла органическое единство мысли, слова и дела, оспаривая классическую фигуру антириторики "res, non verba!" (лат.) – "дел, а не слов!".
Глава 5. Художественно-выразительные возможности речевого действия
5.1. Исполняя "роль" оратора
Речь – это творческий процесс. Предписывать, как творить, опасно. Еще Дидро предупреждал, что правила могут превратить искусство в рутину. Поскольку путь мысли (а значит, и слова) каждого человека неповторим, единого неукоснительного способа эффективного речевого действия как единственно правильно выбранного, раз и навсегда определенного, безошибочного быть не может. И все же знание законов звучащего слова поможет интуиции верно сработать в момент творчества. Само понятие искусства ("техне") появилось в античной философии для обозначения всякой умелой практической деятельности: "Итак, искусство, как сказано, есть творческая привычка следовать истинному разуму" [2: 143]. Вот было бы хорошо, чтобы в соответствии с этими словами Аристотеля, каждый "истинный разум" сделал искусство речи для себя творческой привычкой!
Художественно-выразительные возможности речи можно считать артистической стороной риторического действия. Ритор должен "показать себя человеком определенного склада" [там же: 59], в известном смысле – качественно и профессионально исполнить свою роль: роль учителя, журналиста, политика и т. п., каждая из которых имеет свои правила речевого поведения. Личность, как правило, предстает в обществе носителем целого ансамбля социальных ролей. Словосочетание "исполнить роль" ошибочно отождествлять со словами "лицедейство" и "лицемерие", вкладывая в это негативную оценку. Риторический этос предусматривает благопристойное и добропорядочное речевое поведение, ответственность за свои поступки. "Если скажут, что несправедливо пользующийся силой слова может причинить много вреда, то таково общее свойство всех благ (исключая добродетель), и главным образом тех, которые наиболее полезны – таких, как физическая сила, здоровье, богатство, обладание военной властью: применяя эти блага в согласии со справедливостью, можно принести много пользы, а вопреки справедливости – много вреда" [там же: 8]. Риторический пафос питает собой выразительность и артистизм речевого действия.
В анализе структур социального бытия одним из "важнейших средств выстраивания, функционирования и обновления форм человеческих взаимоотношений", "фундаментальной связью, обеспечивающей согласованное бытие" [43: 304] может быть рассмотрен многомерный феномен, название которому игра. Сопричастность игре самых так называемых "серьезных" форм человеческой деятельности, например, политики или искусства – проблема философской, культурологической, искусствоведческой, педагогической литературы.
Вопрос о соотношении игры и искусства был поставлен И. Кантом и получил философско-антропологическое обоснование у Ф. Шиллера. С именем последнего принято связывать начало разработки общей теории игры. Шиллер видит в игре специфически человеческую форму жизнедеятельности, т. е. характеристику сущности человека вообще: человек играет только тогда, когда он в полном значении слова человек, и он бывает вполне человеком лишь тогда, когда играет. Отмечая эстетическую природу игрового действия, философ обращает внимание на особенное чувство наслаждения, получаемое от проявления "бьющей через край" энергии, что можно считать началом всякого искусства.
Игровой характер отличает любое состязание, в нем присутствует некое напряженное движение, в результате которого выявляется победитель. Чтобы игра состоялась, "другой" не обязательно должен в ней действительно участвовать, однако всегда присутствует воображаемый некто (или нечто), с кем играющий ведет игру и кто отвечает на его действия встречным действием. Такое действие несет с собой определенный риск для игрока. Все очарование игры состоит в непредсказуемости и рискованной свободе выбора решения.
Хейзинга нашел игровой момент во всей культуре в целом, считая игровой инстинкт, стремление к соревнованию, поединку, демонстрации, вызову, основным источником культуры: культура возникает в форме игры, культура первоначально "разыгрывается".
В психологии первая фундаментальная концепция игры была развита в самом конце XIX в. немецким философом и психологом К. Гросом, понимавшим игру как приспособление к будущей жизни. Он не отрицал понимания игры как возможной основы эстетики.
Известен подход, трактующий игру как проявление и возможность реализации избытка сил. Источником игры является инстинкт подражания. Упражнение ("искусственное упражне ние силы") есть основная функция игры.