Он прошмыгнул внутрь и тут же вышел обратно с двумя курами под мышкой. Огляделся, хихикнул сам с собой и понес их в избу. Скоро по избе бродили все обитатели курятника. Они расселись на столе, сундуке, безмятежно спящей Матрене, клевали что-то на полу и стенах, чистились. Старуха посапывала во сне и не просыпалась. Лис, залезши под стол, стал оттуда дразнить петухов. Они пока немного побаивались и вели себя нерешительно. Наконец один из них - самый молодой и наглый, громко захлопал крыльями и закукарекал. Бабка дернулась от неожиданности, медленно села на кровати, протерла глаза и остолбенела. Где-то далеко в деревне на крик ее петуха откликнулся другой, потом чуть ближе еще один, и, наконец, по всей деревне прокатилась волна петушиного кукареканья. Словно присоединяясь к этой побудке, бабка Матрена закричала так, что куры разлетелись от нее во все стороны, а наглый петух спрятался в чулане. Глаза старухи округлились, как два яблока, а в раскрытый рот могла пролететь одна из ее кур. С трудом передвигая ноги от смеха, бес выбрался на улицу, подобрал оставленный у запертого курятника топор и двинулся к лесу, где его дожидался Мухомор.
В деревне потом неделю только и было разговоров, что о бабкиных курах.
- Погреться они пришли, - смеялась вся деревне. - Красота бабке, и ходить за сплетнями никуда не надо, все сами к ней идут.
Мухомор встретил беса ехидной улыбкой.
- Ты, хвост хорьковый, куда за топором бегал, уж не за море?
- За море, за море, заморыш.
- А в голове у тебя что?
- А в голове у меня умок.
- Нет, в волосьях на голове у тебя что?
Лис воткнул в волосы длинное перо из петушиного хвоста, которое он нашел в курятнике.
- А это, пенечек, птички Симург перышко.
- Таких птичек не бывает, а перо на петушиное похоже, - торжествующе проскрипел деревянный леший.
- Нет, милок сучковатый, это петух на Симурга похож, только у него нос подлиней и глаза как звезды.
- Ну, значит он только перьями не вышел. Принес топор-то, ус жучиный?
Лис показал топор, подбросил его высоко в небо и побежал ловить. По дороге стряхнул снег с трех деревьев, но топор поймал.
- Ох, и ловок же, бес, - пробормотал Мухомор и, не торопясь, поплелся за ним, тяжело переступая через поваленные, занесенные снегом деревья.
Озеро походило сейчас на обычную лесную поляну. Трудно было догадаться, что внизу прячутся несколько метров воды, русалки, водоросли и рыбы. Лис выскочил на лед, снега было немного - по щиколотку, и заплясал, вертя топором в воздухе.
- Где рубить будем?
- На глубине, - вышел из-за деревьев леший.
Лис махал топором, пока не утомился. Осколки льда летели во все стороны, покалывали лицо. Он зажмурил глаза, чтоб в них не попало, а Мухомор отошел подальше - хоть и деревянный да все равно лучше отойти. Бес устал, опустился на корточки, выгреб из ямы ледяное крошево, передал топор лешему. Яма была уже в две ладони глубиной и четыре шириной.
- А я не могу, - вдруг сказал тот. - Мне топор держать нечем.
Показал Лису свои корешки.
- У-у-у, - закружился на месте бес. - Ах, ты, щепка гнилая, недорубок каверзный, пыль короедная. Значит, я один работать буду?
- Ну, ты же видишь, чем мне работать?
- Клювом долби, как глухарь.
Мухомор виновато шевелил корнями и молчал. Лис крякнул селезнем и продолжил работу. Время от времени он поднимал голову и мычал на лешего:
- У-у, работничек…
Лис совсем умаялся, пока дорубился до воды. Она заплескалась на дне, поднимая ледяную крошку. Он выгреб осколки и обрубил у ямы края. Прорубь получилась большая, темная озерная вода тяжело задышала в ней. Некоторое время в этой непроглядной темноте ничего не было видно, потом у поверхности замелькали похожие на потускневшее серебро рыбы, они теснились спинами у открытой воды, жадно хватая ртами морозный воздух. От их толкотни во все стороны летели брызги, на морозе казавшиеся поначалу почти теплыми, и сразу превращавшиеся в ледяные шарики.
- Ух вы, - Лис сунул руку в самую рыбью гущу. Те кинулись было врассыпную, но тут же их ряды снова сомкнулись и они оживленно продолжили свою веселую возню. Бес попытался ловить их, но это было не так просто. Рыба скользкая, только под жабры и ухватишь. Конечно, Лису было совсем нетрудно наловить сколько угодно, но ему хотелось порезвиться, и он, делая неловкие движения, хватал руками воду, приговаривая:
- Ушла. И эта ушла. Ох, скользкая какая, - дурачился он, потом сделал вид, будто оступился, и плюхнулся в прорубь, подняв столбы брызг, и теперь уж точно отогнав всю рыбу от чистой воды. Он завизжал от удовольствия и нырнул под лед. Вынырнул он уже с двумя карасями в руках и одним ротаном в зубах, выбросил их на снег, сказал Мухомору: "Постереги", - и нырнул снова. Из-под воды, одна за одной, стали вылетать рыбы и мягко шлепаться в белый пух снега, который тут же облеплял их, как саваном. Усеяв так весь лед вокруг проруби, Лис появился из-под льда и, лукаво улыбаясь, глянул на лешего:
- Что, деревянненький, пойдем, искупаемся?
- Не захлебнись, выдра бесхвостая, - ответил он, оглядывая россыпь добычи.
Лис брызнул на него водой и снова пропал. Подо льдом было темно, но Лиса это не смущало, он хорошо знал озеро и ориентировался даже в полной темноте. Плывя близко ко льду, он двинулся на дальний конец озера, где в омутах спали долгим зимним сном русалки. Сейчас, когда озеро вместе с миром замерзло и застыло, они не могли выходить на берег, чтобы водить хороводы и искать себе суженых. Поэтому они спали здесь на коврах из водорослей, укрывшись одеялами из тины и тесно обнявшись друг с дружкой. Лис укрыл их получше, поправил на головах венки из увядших лилий - когда придет весна и сойдет лед, они сплетут себе новые. На прощание поцеловал каждую в бледную щеку и отправился обратно.
Когда бес попытался вынырнуть на поверхность, мощные мухоморовы корни охватили его голову и окунули под воду. Потом леший накрыл ими всю прорубь словно густой сетью, закрыв выход из воды.
- Купайся, купайся, пискарь, - приговаривал он, заталкивая Лиса обратно и поедая рыбу трещиной в стволе.
- Ну, сморчок, - только и успел сказать мокрый бес, и толстые корни снова погрузили его под воду.
- Помойся, а то снегом разве отмоешься, - пробормотал с набитым ртом Мухомор, вкусно хрустя рыбьими костями.
Лис повисел недалеко от светлого окна проруби, размышляя, как ему быть, потом поплыл, стараясь держаться ближе к поверхности. Между водой и льдом есть маленький воздушный зазор, где, в крайнем случае, всегда можно немного подышать. Пока он не знал, что можно придумать, чтобы обмануть хитрого лешего, но надеялся, что что-нибудь обязательно придумается. Он совсем не собирался плавать здесь всю зиму. Главное было не останавливаться и искать выход.
Внизу мелькнула тень, похожая на огромную рыбу с человечьим туловищем. "Водяной", - обрадовался пленник. Водяной был бледен, с круглой лысой головой и детским лицом. Руки, похожие на плавники, и все его мягкое тело с рыбьим хвостом было покрыто слизью, отчего он масляно блестел на свету. Водяные не разговаривают, но всегда и все понимают. Лис несколько раз волнообразно кивнул ему для приветствия, тот повторил его движения. После, размахивая руками и вертясь всем телом, бес объяснил ему своё положение. Водяной смотрел на него умными серыми глазами и не двигался. Когда же Лис дернул головой, спрашивая, согласен ли он, водяной повторил волнообразные движения и пропал в темноте. Лис подплыл к проруби, где дневной свет по-прежнему загораживали мелькающие силуэты рыб и сеть корней лешего.
Мухомор одну за другой выискивал разбросанных карасей и уплетал их, не отряхивая от снега. При этом он что-то не переставая бубнил и потрескивал от удовольствия. Озеро блестело снежной гладью на солнце, рыбы было много, побежденный Лис сидел под водой, и все было хорошо. Счастливый Мухомор оглядывался и весело помахивал в воздухе корешками. Невдалеке раздался негромкий удар, как будто кто-то из-под воды ударил по льду камнем. Леший быстро засунул в рот поднесенную рыбу и прислушался. Вокруг стояла тишина. Он постоял, поплотней укрыл прорубь, боясь, как бы не вылез пролаза-Лис. Удар повторился, и снова наступила тишина. Вдруг удары посыпались часто-часто, как капли во время дождя. Тук-тук-тук. Тук-тук-тук. Стук приближался к нему. Мухомор беспокойно затоптался на месте. Удары подошли совсем близко, и вдруг закружились вокруг него, как в хороводе.
- Бес, не пугай, - зашлепал он корнями по воде, - не напугаешь. Стук кружился вокруг него, все сужая и сужая круги, пока не забился на одном месте прямо под ним, словно внизу обосновался водяной дятел, захотевший пробить лед.
- У-у, бес долбливый, - лешачок посмотрел себе под ноги.
Стук становился все быстрее. Мухомор переступал на месте, но не двигался, только все чаще смотрел себе под ноги. Наконец он не выдержал и, не открывая проруби, перешел на несколько шагов в сторону. Удары также переместились вслед за ним и снова оказались у него под ногами. Мухомор подождал, хлопнул со всей силы по воде и перешел еще раз. Звук двинулся за ним. Так продолжалось еще несколько раз. Наконец леший не выдержал и побежал прочь от дыры во льду. Стук преследовал его по всему озеру. Лешачок, хоть и был сейчас деревянным, ужасно разнервничался и загудел от негодования на все озеро. Тут из проруби вырвался мокрый Лис и рысью набросился на него. Капли в его волосах застыли и звенели серебряными колокольчикам на всю округу прозрачным звоном.
- Эгей, старая морковка, теперь я тебя погоняю, - закричал он, ухватив Мухомора за похожий на нос сучок, и волоча его за собой.
- Скрип - скрип, - загундосил леший, - сломаешь, сломаешь.
- Молчи, репа пустая, чуть не утопил меня.
Мухомор пытался ухватить его корнями, но тот ловко уворачивался и только смеялся над противником. Наконец одному корешку удалось обвиться вокруг бесовой ноги, тот споткнулся, и они вместе полетели в снег. Потом они долго барахтались, Лис хохотал, а лешачок громко ухал. Лис победил - он завязал все корни узлами, встал в полный рост над побежденным. Острые обломки ствола и веток расцарапали ему руки и грудь, кровь мышиным горошком катилась по ним, но он не обращал на это внимания.
- Сдаешься, оборотень?
- Уху.
- То-то, свинушка прошлогодняя, - поучительно сказал Лис, после чего они принялись распутывать узлы на корнях.
Из проруби на них смотрела бледная голова с умными детскими глазами.
- Спасибо, - крикнул ей бес, танцуя, и помахал руками.
Водяной улыбнулся и нырнул под воду, а рыбы потом еще долго барахтались у поверхности, хватая ртами свежий воздух.
Лис встретил его в лесу, бродящим без дорог, с паутиной в волосах и палыми листьями за пазухой. Он шел, вытаскивал их из-за отворота рубахи, и разбрасывал по лесу.
- Аль, делом каким занят? - спросил его бес.
Парень остановился, задумчиво посмотрел на неожиданного собеседника.
- Осень сею. На, - и протянул ему большой красный кленовый лист.
- Зачем? Июль ведь только.
Человек усмехнулся.
- Ничего, прорастет. Я всегда её сею. Ещё я зиму сеять могу. Смотри, - он достал из рубахи, из-под сердца, полную ладонь снега и тоже отдал её Лису. Было жарко, и снег начал быстро таять. Лис подержал его на ладони, посмотрел на бегущие к локтю холодные капли и протянул обратно.
- Не надо, и лист забери.
Парень пожал плечами, засунул непринятые дары обратно за пазуху.
- Как хочешь.
- А что ты еще можешь?
- Больше уже ничего не могу.
- А раньше?
Парень грустно опустился в траву.
- Раньше…
Медленно разложил вокруг себя листья, стал их рассматривать на свет.
- Когда листья перепревают, от них остается только сеточка из жилок, тогда они становятся похожи на голые деревья зимой. Правда, здорово?
- Конечно, здорово, - согласился Лис.
- Жилки - как голые ветки, черенок - как ствол. Наберешь охапку, словно зимний лес в руках. Ты любишь лес зимой?
- Я лес всякий люблю, - агукнул он, бегая неподалеку и собирая цветы. Перед тем, как сорвать каждый цветок, он гладил его по стеблю и что-то шептал, извиняясь.
Парень негромко запел.
Ой, да желтый лист
С ветки упал.
Да упал - упал
Во студен ручей.
Запрудил тот лист
Да студен ручей.
Разлилась вода
Да без берегов.
Смыла вода
Три деревни да город Злат.
Разорила весь край.
Мимо бежала мышь,
Лист задела хвостом-помелом
И ушла вода
Во круты берега.
И построили снова
Три деревни да город Злат.
Лис прибежал к нему с большим букетом, где были колокольчики, пастушья сумка, иван-чай, пахучий чабрец, несколько кустиков земляники с красными ягодами.
- Возьми.
Парень долго рассматривал подарок, будто ни разу до сих пор не видел живой травы.
- А зачем они мне?
- Зимой сеять будешь.
Парень отвел руку за спину.
- Я не умею.
- Бери, бери. А то, вдруг, мы без лета останемся?
- Не надо, я боюсь.
- Чего ты, глупый, боишься?
Парень отвернулся, положил подбородок на подобранные колени и тихо пробормотал.
- Цветов боюсь.
- Как же можно цветов бояться?
Парень только сильнее сжал колени и ничего не ответил. Лис пожал плечами и стал плести себе венок из собранных цветов. Человек долго молчал, потом стал тихо-тихо рассказывать.
Раньше, когда он жил среди людей, его звали Ильей. Когда ему исполнилось семнадцать лет, ему понравилась девушка из их села. Девушка была странная, нелюдимая. Ни с кем из девок не дружила, с парнями не зналась. Жила на отшибе, белый домик за деревьями не сразу и углядишь. Невысокая была, на голове платок черный носила, будто монашка. Глаза глубокие, как омуты, так и затягивает, если взглянешь в эту зелень. Волосы под платок прятала, но кто видел, говорили, что длинные они у нее, красивые. Катериной ее звали. Илья с месяц за ней ходил, все заговорить хотел. Она же, как воды в рот набрала - не отвечает ни слова ему. Через месяц улыбаться стала, встречаясь с ним, но говорить не хотела. Почти через полгода первый раз с ним гулять пошла, и то за деревню, в глушь, чтоб не видел никто. Так и гуляли они с ней, пока осень не наступила. Он тогда ей последних цветов принес, думал, обрадуется, а она засмеялась и говорит:
- Зачем принес? Не люблю ведь я их…
- А что ж ты, Катенька, любишь?
- Шиповника цветы люблю. Да чтоб не розовые, а красные.
- Так не бывает же красных.
А Катерина будто и не замечает его, на вечернее небо смотрит и продолжает:
- Чтоб, как солнце на закате красные, как снегири.
Осеннее небо вечером багровое, холодное. Полоска заката, как след от кнута, кровью сочится. Вечера стылые, зимой с неба тянет. Травы жухлые, от инея ломкие, как стекло. Зима скоро.
Илья замолчал, не зная, что сказать, и Катерина медленно пошла домой. С деревьев падали красные и желтые листья. Катерина, не оглядываясь, свернула за поворот, и он остался один в листопаде. Листья летали, задевая его лицо и руки, словно укрывая землю, стынущую в кристалликах льда яркой дорогой тканью. То, что когда-то пришло из темноты подземелья возвращалось обратно красивым, отжив свое лето и не жалея о том. Праздник продолжался уже не для них, но их это не заботило.
Не замечая ничего вокруг, Илья побрел домой, думая о Катерине. Этот праздник был тоже не для него, он сам чувствовал себя опавшим листом. Но если для листьев просто наступил срок, то он сам, добровольно уходил от радости, от жизни, от чудес превращения.
С тех пор он ходил как больной. Из рук все валилось, начнет что делать и застынет. Глаза невидящие в одну точку вперит и стоит, пока не окликнут. Отзывался с трудом, чувствовал, что не понимает, что вокруг происходит, да сделать ничего не мог.
Через неделю пришел к Катерине снова. Опять ходили вместе долго, молчали.
- Ну что, принесешь красный шиповник? - вдруг остановилась девушка и пристально поглядела на него.
- Да где ж я его возьму? - как прорвало несчастного Илью. - Что ж ты мучаешь меня, всю душу вытравила!
- Да ты подожди, не кричи. Я научу, где взять.
Посмотрел парень в ее глаза и провалился в их глубину, закрутило его, охватили холодные руки русалок, потянули на дно, во тьму.
- Где, скажи, - жадно, как голодный впился в нее взглядом.
Катерина победно засмеялась и вдруг побежала от него по шуршащим листьям. Илья за ней. Она, уворачиваясь от его объятий, носилась меж деревьями. Платок сорвался с ее головы, волосы рассыпались по спине вольным потоком. Преследователь догнал свою жертву, прижал к стволу осины.
- Говори.
- Лог за деревней знаешь? Тот, что возле сада?
Он кивнул, не отрывая от нее взгляда.
- Там на дне растет куст шиповника. Цветы у него самые обыкновенные - розовые. Но если хочешь добыть для меня красные цветы, надо его три ночи кряду кровью поливать. Тогда по весне и зацветет он цветами, яркими, как закат.
- А чьей же кровью его поливать надо?
Катерина засмеялась и вырвалась из его рук.
- Своей.
Следующей ночью они встретились возле сада. Катерина была в длинной черной юбке и темной накидке. Илья оделся легко, но холода не ощущал. Внутри был такой мороз, что все тело от него словно бы онемело и стало бесчувственным.
- Не боишься? - спросила она его.
Влюбленный только и смог покачать головой. На краю оврага они остановились.
- Спускайся, - приказала она.
- А ты? - непослушный язык еле ворочался.
- Я буду здесь.
Илья начал медленно и осторожно спускаться. Внизу было темно, он шел ощупью, опасаясь споткнуться. Шершавые мерзлые травы хватали его за одежду и жестяно переговаривались за спиной. Когда долез до дна, и его глаза привыкли к темноте, он увидел куст шиповника. Он стоял одиноко и напоминал брошенного ребенка. Вокруг него была мертвая тишина. Казалось, все замерло и ждет того, что должно здесь произойти. Илья поднял глаза. Катерина темной фигурой стояла на фоне неба, и звезды, как светящиеся пчелы, роились вокруг нее. Она молчала, лица ее видно не было. Парень опустил голову, вынул из-за голенища сапога припасенный нож и сильно полоснул себя по запястью. Из раны брызнула кровь, он занес руку над кустом. Кровь горячим зверьком пробежала по руке и сорвалась вниз. Капли падали, повисая на ветках и шипах, как почки невиданных листьев. Он почувствовал странное облегчение, как будто вместе с раной он перерубил в душе какие-то узлы, стягивавшие ее в тугие петли. Впервые за последние недели ему дышалось легко и свободно. Боли не было. Он посмотрел на небо и засмеялся. Голова слегка закружилась, как будто глотнул вина.
- Хватит, - донеслось сверху.
Илья достал веревку и, помогая себе зубами, перетянул руку выше локтя. Кровь остановилась, рука начала неметь. Он немного отдышался, спрятал нож обратно за голенище, и принялся выбираться по склону оврага к ожидающей его темной фигуре. Она неожиданно тепло улыбнулась, взяла его под руку, прижалась к нему.
- Страшно было? - участливо спросила она.
- Нет, что ж тут может быть страшного…
Он казался себе таким невесомым, что думал, что сейчас взлетит. Все вокруг тоже словно потеряло вес, слегка покачиваясь вместе с ним. Счастливая Катерина зарылась лицом в рукав его рубахи.