Тот, кто украл ослика
Наутро ослик исчез. Ослик и большая часть наших пожитков и припасов. Мех для воды. Лепешки. Сушеные финики. Ржаное печенье и белый козий сыр. Сецуан купил его в усадьбе, где мы ночевали последний раз.
- Он не мог отвязаться сам? - осторожно спросила я.
- И прихватить две из наших седельных сумок, - ответил Сецуан. - Вряд ли. У этого вора были руки.
Я бы поискала ослика, но Сецуан сказал, что это бесполезно.
- Если это разбойники, надо радоваться, что они не перерезали нам горло, пока мы спали, - угрюмо произнес он. - Мне следовало бы лучше сторожить.
- Что ты имеешь в виду, говоря, "если это разбойники"? - спросила я.
Он бросил на меня взгляд, словно хотел узнать, каково мне…
- Не только разбойники есть на свете, - ответил Сецуан. - Если это он, то ослик сам по себе вернется или не вернется вообще.
Да. Кто-то шел за нами следом.
- Кто он? - резко спросила я, желая услышать правду.
Сецуан колебался.
- Один больной человек, - сказал наконец он, - бедняга, но бедняга опасный. Некогда его звали Нацим, но ты не смей называть его так, а не то он придет в ярость.
- С чего бы я стала называть его так? - спросила я. - Разве что увижу его!
Сецуан вздохнул:
- Надеюсь, обойдется без этого.
- Ну, а если?
- Он называет себя Скюгге.
- Тень! Это же не имя.
- Разумеется! Но он вообще уже больше никакой… совсем не нормальный человек. Дина, если теперь… если теперь должно чему-то случиться, а меня здесь не будет… Поговори с ним по-доброму. Не приводи его в ярость. И не смотри на него слишком долго, этого он терпеть не может. Лучше притвориться, будто не видишь его вообще.
Солнце уже начало согревать окрестные скалы, но меня все равно начал бить озноб.
- А почему он преследует нас? - спросила я дрогнувшим голосом.
- Потому что он сумасшедший.
- И дело только в этом? - спросила я.
- Для Скюгге - только в этом, - коротко ответил Сецуан, не желая больше говорить о нашем преследователе.
Мы не завтракали. Да и откуда взяться завтраку? У нас не было даже воды. Остался лишь единственный приспособленный для воды сосуд - котелок для чая, который со вчерашнего вечера стоял рядом с прогоревшим костром. Я потрясла его, но плескаться в нем было нечему.
- Я схожу по воду, - предложила я.
- Нет, - возразил Сецуан. - Мы пойдем вместе.
- Ну, а как с нашим добром? Что если он удерет, прихватив остальное? Например, одеяла. Ночами будет холодно без них.
Пришлось взять их с собой.
Пусть у нас оставалось не так много поклажи, но без ослика и седельных сумок было все-таки тяжело. Нам пришлось связать узлы из одеял и нести их как мешки на спине, а кружки и ложки все время звякали, ударяясь друг о друга, и упирались мне в спину, когда я шла. У Сецуана в руке был наш маленький топорик, а я несла котелок.
Мы остановились у небольшого ручья и напились вволю. Потом наполнили котелок и снова двинулись в путь. А в животе у меня шел спор - урчать ему или бурчать. Холодная вода плохая замена завтраку, но если мы не найдем вора или не встретим гостеприимного крестьянина в горах, то надежды на основательное угощение придется отложить надолго.
Солнце всходило. Да и тропка вела все вверх и вверх… Повороты, изгибы, извилины. И ни одного живого существа, если не считать ящериц, птиц и еще кое-кого в том же роде. Никаких похитителей ослов, ни единого гостеприимного крестьянина в горах…
Не было даже коз. Только суровое жгучее солнце и скалы - еще суровее. Пыль. Терновник. Камни, камни, камни…
Мои мышцы болели оттого, что дорога долго поднималась вверх по склону. Но когда мы наконец достигли вершины и смогли взглянуть на следующий отрезок пути, он был так же каменист, крут и безлюден, как тот подъем, что мы с трудом только что преодолели. "По крайней мере, теперь идти вниз", - подумала я и потерла свою злосчастную голень. Должна же она помочь в ответ на ласку.
И поначалу это помогло. Но вот вместо голени у меня заныли бедра.
Солнце пекло. Одежда на спине промокла насквозь, а пальцы онемели и вспотели оттого, что держали грубое шерстяное одеяло. Примерно на полпути вниз по следующему откосу одеяло выскользнуло из рук, и одежда, кружки, тарелки и ложки вывалились из узла и рассыпались по горному склону. Вдобавок, пока я пыталась спасти узел, меня угораздило уронить котелок, так что теперь мы остались без воды.
Я потерла усталые глаза. Такая жара, а мы - без воды. Нехорошо! От этого можно захворать, и кто знает, когда мы в следующий раз придем к роднику или ручью. Нельзя сказать, что ручьи, родники и прохладные лесные озерца попадались здесь на каждом шагу.
Сецуан не ругал меня. Он только помог собрать вещи и как следует увязать их. Но по его лицу не видно было, что он собирается идти дальше.
- Так дело не пойдет, Дина, - молвил он. - Я вынужден пустить в дело флейту.
- А чем она поможет? Здесь ведь ни одной живой души.
- Быть может, мы здесь одни, - сказал он. - Но это неизвестно. Подожди, увидишь!
Оглядевшись, он указал на заросли аконита рядом с тропкой.
- Сядь там! - велел он. - И сделай вид, будто тебя здесь нет!
Я, поколебавшись, посмотрела на высокие сине-лиловые цветы. "Аконит! Венерин цвет, - подумала я. - Ядовитый". Но я же не собиралась есть эти цветы, мне только надо было укрыться среди них. Если получится. Они доставали мне почти до пояса, но вряд ли это было самое укромное местечко.
- Ты хочешь, чтоб я спряталась там? - неуверенно спросила я.
Он покачал головой.
- Тебе прятаться не надо. Тебе надо только сесть и представить себе, что тебя там нет.
В этом было что-то таинственное. Вполне возможно, он мог так спрятаться при ярком солнечном свете. "Сецуана видят, только когда он сам того желает", - говорила матушка. Но я-то была не Сецуан.
- Просто сядь! - сказал он. - И молчи.
Ну, это нетрудно. Я уселась среди цветов, и золотисто-бурые пчелы и мелкие цветочные мушки беспрепятственно сновали вокруг меня. Я не видела, как он достал флейту. И вот осталась только музыка - великая и ошеломляющая, суровая, как скала. Совсем не такая, какую он играл для меня. Теперь уже никаких роз и лошадиных морд. Теперь это был гром и трубный глас, будто сигнал, призывавший солдат к битве. "Ступай! - призывала флейта. - Слушай!" Звуки маршировали через дол длинными рядами. И мне захотелось маршировать вместе с ними. Но звуки призывали не меня, и я осталась сидеть, где сидела, окруженная кивающими мне цветами.
Ничего не произошло. Никакой таинственный Скюгге не вынырнул из-за валунов. Да и вообще никто не появился.
Между тем Сецуан не сдался сразу. Он играл, пока капли пота не заблестели на его лице. Но в конце концов он отнял флейту ото рта.
- Может, его и вправду нет, - пробормотал он.
Я медленно поднялась. От долгой неподвижности у меня затекло все тело.
- Пойдем дальше? - спросила я.
- Придется!
Сецуан снова сунул флейту за пояс. Я собрала свой узел и закинула его за спину. Мы двинулись дальше.
Он стоял на тропке перед нами, словно внезапно вырос из-под земли. Рот у него был открыт, и он переводил дух, словно раненое животное. Мое сердце подпрыгнуло, и я снова уронила узел.
"Не смотри на него", - велел Сецуан. Но это было нелегко. Его вылинявшая красная рубашка была на груди мокрой от пота, его волосы, что некогда были такими же короткими и хорошо подстриженными, как у Сецуана, теперь были перемазаны глиной и золой. Так что было не разглядеть, какого они цвета, но уж не черные, как мне показалось, когда я увидела его на каштане у постоялого двора "Золотой Лебедь".
Но это был он. Никакого сомнения! Даже та длинная палка была при нем. Он стоял, вцепившись в нее, непонятно - то ли чтобы опереться на нее, то ли чтобы поколотить нас.
Не произнося ни слова, Сецуан поднял флейту. Глаза чужака следили за каждым его движением, но вообще-то он стоял смирно. Сецуан извлек из флейты короткую трель, словно подзывая собаку. Палка упала на землю, а этот человек - Скюгге, пожалуй, буду называть его так, - рухнул в пыль к ногам моего отца.
- Местер! - прошептал он. - Местер…
Сецуан, отняв флейту ото рта, глядел на коленопреклоненную фигуру. Я не понимала, о чем отец думал и что чувствовал.
- Где ослик? - спросил он, и голос его был так холоден, что мне стало ужасно жалко человека на земле. Поначалу Скюгге не ответил. Вместо этого он поднял голову и посмотрел прямо на меня, и тут мне не было надобности гадать, что чувствовал он. Его глаза от ненависти превратились в узенькие щелочки.
- Маленькая Змея, - сказал он, и голос его прозвучал так, словно говорил после многих лет молчания. - Маленькая Змея! Берегись! Гляди, чтобы большой Змей не сожрал тебя!
Сердце у меня снова подскочило. Недавно мне было просто жалко его. А теперь я его боялась. И каким гадким именем он меня назвал? Маленькая Змея! Знал ли он, что Сецуан мой отец?
- Где ослик? - повторил Сецуан, и на этот раз голос его был, если это только возможно, еще холоднее.
- Удр-а-а-л прочь! - пропел Скюгге. - Удр-а-а-л про-очь, про-очь, про-очь! - Он улыбался, и я заметила, что у него не хватает зуба в верхней челюсти. - Что дадут Скюгге, если он отыщет его?
Он посмотрел на Сецуана, и лицо его просветлело от ожидания, как у ребенка, который знает: у дедушки в мешочке есть какая-то вкуснятина. А Сецуану было, ясное дело, известно, что хотел получить Скюгге.
- Сон! - сурово ответил Сецуан. - Покажи нам ослика, и я дам тебе сон.
Ослик стоял привязанный к кусту боярышника в какой-то полумиле от нас внизу в долине. Седельные сумки тоже были там, но совсем пустые. Скюгге высыпал, что в них было, и теперь все наше добро было разбросано по долине. Все, что можно было открыть, было открыто, все, что разорвать в клочья, - разодрано. Остатки лепешек превратились в грязные пыльные крошки, а то, что лежало, напоминая слой снега на камнях, было солью, высыпавшейся из маленького мешочка Сецуана. Я опустилась на корточки и, обессилев, не спускала глаз со всего этого разорения.
- Зачем он это сделал? - прошептала я Сецуану. Я так боялась Скюгге, что мне страшно было даже взглянуть на него. А говорить с ним я и вовсе не смела.
Сецуан мне не ответил.
- У меня ничего не осталось! - гневно сказал он Скюгге. - Ты мог бы поберечь свой труд!
"Чего нет?" - подумала я.
- Местер обещал Скюгге сон, - упрямо напомнил Скюгге. - Скюгге отыскал Местеру ослика и теперь желает получить свой сон.
- Ты не отыскал его, ты его украл! - воскликнул Сецуан.
- Местер обещал!
- Да, - тихо вымолвил Сецуан, - я это сделал. Дина, пойди немного прогуляйся!
Прогуляться? Да мы ничем другим целыми днями не занимались, кроме как шли, шли, шли! Но я ведь понимала, что ему надо избавиться от меня, пока он одарит Скюгге сном. Скрывая досаду, я поднялась.
- Куда? - спросила я.
- Возьми мех для воды. Мне кажется, вода внизу, у зарослей вербы.
Он указал на несколько редких стелющихся кустов вербы в долине. У меня не было ни малейшего желания тащиться одной в такую даль к кустам вербы. К тому же мне было любопытно - что же хотел скрыть от меня Сецуан. И все-таки в поведении Сецуана и Скюгге было нечто, от чего мне хотелось убраться подальше.
- Иди! - велел Сецуан.
Глаза его были темными, даже темно-зелеными, как вода в озерах с мшистыми берегами.
Я ушла. Пустой мех для воды висел у меня на спине, болтаясь, словно утонувший котенок. Выпил ли Скюгге воду или вылил ее на землю? По крайней мере, он не выплеснул ее, как сделал это, опустошив седельные сумки. За спиной я уже слышала звуки флейты, мягкие и по-кошачьи ласковые. Мне хотелось заткнуть уши, потому что звуки сладостные и вместе с тем гибельные липли к коже, как забродившая патока. Больные звуки. Неправильные.
У зарослей вербы вода была - тоненький, чуть сочившийся ручеек, недостаточно глубокий, чтобы наполнить мех целиком. Я смочила руки, протерла себе шею, затылок и попыталась не слушать флейту. Только когда ее звуки смолкли, я осмелилась вернуться к Сецуану, Скюгге и ослику.
Сецуан стоял с на удивление отсутствующим видом. Скюгге, наоборот, лежал, растянувшись на земле и разбросав руки по сторонам, словно собираясь кого-то обнять. Его глаза были наполовину закрыты, но хотя я могла видеть его зрачки, большие и темные под тяжелыми веками, было ясно, что сам он ничего не видел. Тонкая ниточка слюны тянулась из уголка его рта.
Я содрогнулась.
- Что с ним? - спросила я.
- Он смотрит сон.
- Мне тоже снятся сны, но я так не выгляжу.
- Некоторые сны могут быть опасны. Если с ними не справляешься. Если их не обуздаешь.
- Обуздать? Их? Кто это может? Я не в силах распоряжаться своими снами.
Сецуан молча протянул руку к меху с водой. Я подала ему мех, и он плеснул немного воды в свою согнутую ладонь, большую часть выпил, а затем мокрыми руками протер лицо.
- Быть может, настанет день, когда ты к этому придешь. - сказал он. - Этому можно выучиться.
- Если у тебя есть Дар Змеи?
- Не обязательно. Но если он есть, это помогает.
У меня пропало желание задавать новые вопросы, и я смолкла. Но тут вдруг Сецуан заговорил и стал охотно рассказывать.
- Ты спросила, почему он это сделал? - Сецуан кивнул в сторону разодранных седельных сумок.
- Он, верно, был не в себе. Уж во всяком случае, он злился на нас.
- Нет! Он кое-что искал!
- Что?.. - вырвалось у меня, хотя я решила больше ни о чем не спрашивать.
- Мы - чернокнижники - называем это "сонный порошок" или "порошок сновидений". Он изготовлен из орехов, что растут на юге долины. Некоторые чернокнижники употребляют его, когда наставляют ученика, чтобы тот лучше усвоил природу снов. Умение управлять снами требует долгого учения. Сонный порошок - это опасный кратчайший путь. Это тот самый путь, которого тебе следует избегать!
Он серьезно поглядел на меня, но я не могла понять, ради чего все эти предупреждения. Я и раскаленными угольными щипцами его змеиных премудростей не коснусь, хоть с сонным порошком, хоть без него.
По его лицу было заметно, что он ждет ответа, но я не знала, что он хочет от меня услышать. В конце концов он вздохнул, отпил еще воды, а потом, протянув мне мех, сказал:
- Попей, а не то у тебя заболит голова!
Напившись, я покосилась на Скюгге, который лежал на спине, глядя прямо на солнце. Не повредит ли это ему? Мне казалось, что я должна прикрыть ему лицо, но страшно было притронуться к нему.
- Поэтому-то у него и вид такой? Потому что ты дал ему сонный порошок?
Сецуан покачал головой.
- Нет! Я ведь говорил, что у меня ничего нет. Сильный чернокнижник не нуждается в порошке. Но с этого у Скюгге и началось. Так он мало-помалу и свихнулся. Теперь он раб снов, а не их властелин. А это нехорошо!
Я посмотрела на пустые глаза Скюгге, на его полуоткрытый рот. Нехорошо!
Сецуан поднял палку Скюгге и взглянул на нее. А затем бросил ее как можно дальше. Она закружилась в воздухе и, лениво описав дугу, приземлилась в кустах жимолости чуть дальше по склону.
- Нам нужно идти! - сказал Сецуан. - Попробуем взгромоздить его на ослика.
А мне хотелось оставить его там, где он лежал.
Но ведь может появиться какой-нибудь зверь, даже волк. А такой, как сейчас, он не в силах защититься и от муравья. Он и пальцем не пошевелил, чтобы помочь Сецуану или вырваться, когда тот поднял его на руки и попытался взвалить на спину нашего осла.
- Тебе придется помочь, - сказал отец. - Возьми его за руки и тяни, когда я начну его поднимать.
Я с отвращением поглядела на Скюгге. У меня не было ни малейшего желания дотрагиваться до него. От Скюгге несло кислым запахом немытого тела. Хуже, чем от ослика, от которого пахло, как обычно пахнет от ослов. Однако я взяла Скюгге за руки и потянула их так, как мне велел Сецуан. Что-то неладное творилось с его кожей - она шелушилась, и мелкие струпья от нее остались у меня на пальцах после того, как я прикоснулась к нему. Я отерла ладони о платье, но хотелось-то мне вымыть их как полагается. Мысль о том, что ничтожные кусочки кожи Скюгге останутся на мне, была отвратительной.
Ослик нехотя двинулся с места, и слабое тело Скюгге снова чуть не соскользнуло с него.
- Держи его покрепче, - раздраженно велел мне Сецуан. - Придется мне найти что-нибудь и привязать его.
Я с отвращением взяла Скюгге за руку, на этот раз выше, чтобы не касаться его худого обнаженного запястья. Сецуан взял веревку, которой мы обычно привязывали ослика, и накрепко прикрутил эту неудобную ношу к спине животного. Казалось, Скюгге перестал быть человеком и превратился в неудобную и бесполезную поклажу.
- Так! - сказал Сецуан и затянул последний узел. - Неужто этот не выдержит?
Ослик прядал ушами и чему-то радовался. Теперь, когда Скюгге превратился в поклажу, нам пришлось тащить на себе большую часть снаряжения, которое перепортил Скюгге. Но, по крайней мере, у нас был мех с водой.
Солнце сияло так ярко, что скалы казались белыми. Красно-бурая ящерица таращилась на нас своими выпуклыми глазами. А долина была пустынна.
- Идем! - позвал Сецуан. - Ведь где-то здесь должны жить люди.
Мой живот, в котором была только вода, от голода урчал. Люди! Хлеб! А может, все-таки немного козьего сыра? А куда девать Скюгге? Ни один крестьянин, сколько бы Сецуан ни играл для него, не пригласит Скюгге под свой кров. Значит, нужно подумать об этом заранее. Сперва нам нужно встретить хоть кого-нибудь. Я заставила ослика, понукая его, сдвинуться с места, и мы пошли. Пошли медленно, ведь Скюгге был тяжкой ношей для маленького ослика. "Тот, кто с волами едет, все одно движется вперед", - бывало, говаривала мама, когда я теряла терпение. Но путь до Сагис-Крепости по-прежнему оставался долгим, и как раз сейчас казалось, будто нам никогда не добраться до нее.
Рассказывает Давин
V. Замок-крепость
Морской Змей
Лодка тихо скользила по темной воде. Весла беззвучно и осторожно разрезали водную гладь, и слышалось лишь неторопливое поскрипывание уключин. Никто не произносил ни слова. На корме стояли двое с длинными копьями в руках и зорко глядели в воду. Это продолжалось уже больше часа. Хотелось бы знать, против кого они собрались пустить в ход копья? Кого они высматривали? Рыбу или еще что-нибудь? Им не нужно было добывать пропитание. Два свежезаколотых теленка лежали у их ног.
Тонкая дымка тумана расстилалась над водой. Всякий раз, когда весло касалось глади, дымка на краткий миг расступалась, видно было черное зеркало вод. Здесь было глубоко. Если что-нибудь упадет за борт, назад не выудить.
Я попытался сесть, чтобы ребрам не было так больно. Цепи зазвенели, и один из стражей обернулся в раздражении.
- Тише! - прошипел он. - А не то мы живо отправим тебя…