Нинка остановилась, крепко сжала мамину руку выше локтя и заглянула ей в лицо. Она смотрела на мать так, как будто произошла ошибка и рядом с ней оказалась чужая, незнакомая женщина. Девочка как бы увидела маму в холодном, безжалостном зеркале. Такой, как она есть. Какой видели ее мы - чужие ребята, жавшиеся к темной стене дома. Мы были так близко от них, что чувствовали запах мыла и ношеной одежды. И, не видя нас, Нинка из седьмой квартиры как бы почувствовала наше присутствие и совершенно другим, спокойным голосом сказала:
- Мама, давай с тобой сыграем в красавицу.
- Глупости!
- Нет, нет, давай сыграем. Я тебя научу. Ты стой и слушай, что я буду говорить.
Она сильней сжала мамину руку, приблизилась к ней и тихо, одними губами стала произносить знакомые слова из нашей игры, которые мы до приезда новых жильцов дарили ей:
- Мама, у тебя лебяжья шея и большие глаза, синие как море. У тебя длинные золотистые волосы и коралловые губы….
Потоки дождя тянулись из невидимых туч. Под ногами разливались холодные моря. И все железо города гремело и грохотало. Но сквозь гудящий ветер, сквозь пронизывающий холод поздней осенней мглы живой теплой струйкой текли слова, заглушающие горе:
- У тебя атласная кожа… соболиные брови… жемчужные зубы…
И они зашагали дальше, крепко прижавшись друг к другу. И уже ни о чем не говорили. И были спокойны. Им помогла придуманная нами игра. Эна, бена, рес… А мы стояли у стены, держа друг друга за рукава. И провожали их взглядом, пока они не скрылись в темной мгле. Квинтер, контер, жес…
Нинка из седьмой квартиры погибла в 1942 году на фронте под Мгой. Она была санитаркой.
"Жених и невеста"
Димка глотнул побольше воздуха и побежал. И сразу тонкие стволы берез превратились в белые мелькающие спицы. Они вырастали перед глазами и, просвистев над головой, падали за спину. А Димке казалось, что он топчется на месте и огромное колесо с белыми спицами катится все быстрее и быстрее.
Неровная челка прилипла ко лбу. Губы пересохли. Сердце било в грудь. А белые спицы так быстро летели навстречу, что даже рябило в глазах.
Маршрут лагерной эстафеты проходил по лесу, пересекал поле и без моста перемахивал через реку. Две палочки - какая быстрее? - должны были совершить кругосветное путешествие и возвратиться в лагерь, как некогда корабли Магеллана, опоясав землю, вернулись в родной порт.
На полпути Димке стало казаться, что если он замедлит бег, то белое колесо отнесет его обратно, а его соперник вырвется вперед.
Соперником была девчонка. Димка не видел ее, только очень близко слышал частое, прерывистое дыхание. Оно подгоняло Димку. Коленки, как выстреленные, взлетали вверх, а локти отталкивались от ветра.
И вдруг дыхание умолкло. Димка подумал, что его соперница отстала, и оглянулся. Девчонка лежала на земле. Она, видно, споткнулась о толстый корень и упала. Сначала Димка обрадовался и припустил сильней, чтобы она не успела подняться и догнать его.
Когда он еще раз оглянулся, девчонка была уже на ногах и, на ходу потирая разбитую коленку, бежала за ним. Локоть тоже был ободран.
Димка замедлил бег. Он почему-то забыл, что девчонка из чужой команды, что она его соперница. Он дал ей догнать себя. И когда она поравнялась с ним, крикнул:
- Не торопись, я не буду тебя обгонять!
- Нет, обгоняй! - вспыхнула девчонка.
Димка опешил. Он хотел было прибавить ходу: не хочешь - не надо! - но продолжал бежать рядом. Он бежал, не глядя на девчонку с разбитой коленкой, а белые спицы мелькали все реже и реже, словно колесо собиралось остановиться. И чем дальше он бежал, тем больше ему нравилось, что она сказала "Нет, обгоняй!"
На повороте Димка украдкой посмотрел на свою соперницу и еще больше замедлил бег. Тогда девчонка крикнула ему через плечо:
- Не смей отставать! Ни на шаг не отставай, слышишь! Тебе говорят!
До рубежа уже оставалось немного. Неожиданно девчонка сказала:
- Меня зовут Ася. А тебя как?
- Дима.
В это время впереди закричали:
- Давай, давай!..
Они сразу отвернулись друг от друга и превратились в соперников. А навстречу им летели голоса:
- Ася, нажимай!..
- Димка, Димка, не отставай! Жми!..
Но никакая сила не могла заставить Димку обогнать Асю.
В полдень на окраине лагеря на высоком столбе горит лампочка. Ее забыли погасить, и никто не замечает, что она светится. Простой лампочке трудно соперничать с ослепительным июльским солнцем. Только ближе к ночи станет заметно, что она горит.
Димка стоит у столба и думает, как погасить бесполезно горящую лампочку. Отыскать выключатель или вскарабкаться на столб? И тут неожиданно появляется Ася.
Лампочка сразу погасла. Димка забыл о ней.
Ася босоногая. На ней узенькие сатиновые брючки и кофта-размахайка. А сама Ася загорелая, коричневая с головы до ног. Только зубы белые. И Димке кажется, что Ася приехала в лагерь с далекого заморского острова, где все люди коричневые и белозубые.
Ася смотрела на Димку, а руки держала за спиной. Потом, не говоря ни слова, она протянула Димке крепко сжатый коричневый кулачок. Что там? Попробуй угадай! Ася улыбнулась уголками глаз и разжала кулак. На ладошке лежало четыре земляничины. Они придушились в кулаке, и ладошка стала розовой от земляничного сока.
Димка уставился на ягоды, не зная, что он должен делать. Ася нетерпеливо повела плечом:
- Ну бери. Бери же!
Димка неуверенно взял одну ягоду, самую маленькую. Ася протянула руку ближе:
- Бери все.
- Давай поровну, - возразил Димка. - Две тебе, две мне.
Ему было неловко есть одному первые появившиеся на свет земляничины.
- Нет, бери все!
И вдруг Ася шагнула к Димке и ладошкой запихнула ему ягоды в рот.
От неожиданности Димка чуть не подавился, а его губы и подбородок стали розовыми. Он чувствовал себя неловко и даже не распробовал вкуса ягод. Ася засмеялась.
- Вкусно? - спросила она.
- Вкусно, - поспешил ответить Димка, вытирая рот рукой.
- То-то! - сказала Ася и, повернувшись на пятках, побежала к зеленому сосняку.
Сам не зная почему, Димка побрел за ней. Он зашагал по белому песку, на котором, как рассыпанные тонкие гвозди, лежали сосновые иглы. На песке Асины босые ноги отпечатали четкие следы. И Димка наступил на них. Следы были маленькие, и он шел на носочках, чтобы не разрушить их. Ему казалось, что они мягкие и теплые не от песка и солнца, а от того, что их оставила Ася. Ася сидела на бугорке, обняв руками коленки и положив на них голову. Она зажмурила глаза и подставила солнцу одну щеку.
Димка остановился перед Асей. Ему хотелось заговорить с ней, но он не знал, с чего начать. Он был уверен, что Ася не видит его, но она, не поднимая головы, неожиданно сказала:
- Садись. Ты заслоняешь солнце.
Димка послушно опустился на песок. Он сел не рядом, а чуть поодаль, там, где стоял.
- Что ты молчишь? - спросила Ася.
Он сказал невпопад:
- На столбе горит лампочка. Надо ее погасить.
- А зачем ее гасить? - отозвалась Ася.
Она открыла глаза и посмотрела на лампочку, которая горела над низкими сосенками, как маленькая бесцветная звезда.
- Звезды тоже горят днем, хотя их никто не замечает, - сказала Ася, не сводя глаз с лампочки.
Теперь Ася думала о лампочке, а Димка - о землянике. Они поменялись мыслями.
Всю жизнь Димка побаивался девчонок. Когда он был поменьше, то бил их из страха, что они первыми поколотят его. Он боялся их насмешливых глаз, их колких шуток, их умения делать все лучше, чем он. Но в Асе не было настырности и обстоятельности, которую Димка терпеть не мог в девчонках. Ася ничего не допытывалась и на лету меняла темы разговора.
- А у меня есть подружка, - неожиданно произнесла Ася. - Клавочка. И она мне вчера сказала: "Я хотела бы стать бабочкой и жить двадцать четыре часа!" Как ты думаешь, она дура?
- Дура, - охотно согласился Димка.
Но Ася покачала головой:
- Просто чудачка.
Она представила себе Клавочку в виде огромной капустницы лимонного цвета. Капустница-Клавочка махала крыльями и летала низко над лагерем. И поглядывала на часы: не пора ли умирать? Ася улыбнулась своим мыслям, а Димка подумал: "Чего она улыбается?" - и пожал плечами.
В это время кто-то совсем близко крикнул:
- Жених и невеста! Жених и невеста!
Димка вскочил на ноги. Глаза его болезненно сощурились, а кровь так горячо ударила в щеки, что они загорелись, как от ожога. Он почувствовал страшную неловкость и не мог взглянуть на Асю, словно в чем-то был виноват перед ней. Тогда Ася поднялась с земли и сама подошла к Димке. Она заглянула ему в лицо, будто ничего не произошло.
- У нас дома есть фотография, - сказала Ася. - Мама снята в белом платье до земли, а папа в вечернем костюме, застегнутом на все пуговицы. Оба стоят навытяжку и смотрят в одну точку. Папа - жених, мама - невеста. Ужасно смешно!
Ася попыталась представить себе Димку в черном костюме, застегнутом на все пуговицы, а себя - в белом платье. Она хотела улыбнуться, но из этого ничего не вышло.
У каждого отряда есть свой вожатый, свой воспитатель и своя самостоятельная жизнь. Ася и Димка были в разных отрядах и поэтому виделись редко.
После случая в сосняке они старались не оставаться одни. И если вели свои разговоры, то на виду у всех ребят. Что здесь такого особенного? Но в лагере заработал "испорченный телефон" - игра, в которой правда превращается в ложь. По невидимым проводам из уха в ухо пошли, пошли четыре слова: "Димка - Ася. Жених - невеста".
Стоило Асе и Димке очутиться вместе, как они начинали чувствовать на себе косые взгляды и до них долетал насмешливый шепоток. Димка краснел и злился. Но это только подливало масла в огонь.
Злые языки дали себе полную волю. Впрочем, языки были не столько злые, сколько длинные и озорные. И у них был свой спортивный интерес подстеречь Димку и Асю и откуда-нибудь из-за угла крикнуть: "Жених и невеста! Жених и невеста!"
Однажды Клавочка отвела Асю в сторону:
- Можно встречаться, но зачем же на виду у всех?
Ася презрительно повела плечами:
- А нам нечего скрываться. Мы дружим. Чего здесь плохого?
- Плохого ничего нет, - сказала бабочка-капустница, - но все же…
Она поджала губы и упорхнула.
В тот же вечер с Асей говорила отрядная вожатая Майя. Она стригла ногти маленькими блестящими ножницами и, как бы между делом, спросила:
- Что это у тебя с Димой?
- Мы дружим, - обрубила Ася.
Веселая, невозмутимая Ася начала терять терпение. Майя испытующе посмотрела на Асю. Блестящие ножницы заработали быстрее.
- Надо дружить со всеми мальчиками.
- А если все мальчики не нравятся?
Ножницы остановились.
- Ах, вот что!.. Хорошая дружба! - Майя даже покраснела от возбуждения. - Значит, дружат только с теми, кто нравится?
- Конечно! Если человек не нравится, какой же он друг?
Ножницы похожи на блестящий птичий клюв. Клюв широко раскрылся от удивления и замер. Майя попала в затруднительное положение. Вероятно, в глубине души она была согласна с Асей, но признаться в этом не решалась.
Ножницы-клюв медленно закрылись, обрезали дальнейший разговор.
А в это время на другом конце лагеря вожатый Большой Сережа и Димка шли, заложив руки за спину.
Сережа был человек огромного роста. На его широких плечах трещали все рубашки, и ни один воротничок не сходился на шее. Поэтому он всегда ходил в майке. А так как ножища у него была дай бог и ботинки ему шили на заказ, то ходил Сережа босиком, не стаптывать же заказные ботинки. Он был кузнецом, а в лагерь попал по комсомольскому поручению.
Этот большерукий и большеногий парень долго не мог приступить к разговору с Димкой. Хорошо, что было темно и Димка не видел, как его вожатый краснел от неловкости. Наконец он выдавил из себя:
- Слушай, что у тебя там произошло с этой… Асей?
- Ничего не произошло! - задиристо ответил Димка. И тут же перешел в наступление: - Что, мне поссориться с ней? Да?
- Ссориться не надо, - примирительно сказал Большой Сережа.
- А что надо? - кипел Димка.
- Что ты меня спрашиваешь! - не выдержал Сережа. - Если бы знал, сам бы тебе сказал… А ссориться не надо.
Вожатый начал отчаянно лохматить свои короткие волосы, будто они виноваты в том, что он попал в такое затруднительное положение. Он бы с радостью помог Димке, но сам был молодым и неопытным.
И вдруг он спросил:
- Слушай, а может быть, ты ее любишь?
Димка резко повернулся. Слово "любишь" обожгло его. Он не знал, что делать с этим словом: отшвырнуть от себя или взять под защиту.
- Мы дружим, - деревянным голосом ответил он и снова отвернулся.
Димка стал держаться особняком. Худой, взъерошенный, он огрызался на каждую шутку. Он все время ожидал подвоха, и ему чудилось, что ребята смотрят на него недобро и насмешливо.
Ася, напротив, держалась как ни в чем не бывало. Она бегала с подружками, отчаянная, босоногая. Ее кофточка-размахайка то появлялась, то исчезала. А Димка думал, что Ася в чем-то предала его, что она чуть ли не на стороне насмешников.
Кожаный мяч взлетает ввысь. Он летит высоко-высоко. Сейчас он выйдет из-под власти земли и превратится в новый маленький спутник. Десятки глаз провожают его. Но мяч останавливается - раздумал покидать землю - и начинает стремительно падать вниз.
Димка первый подбегает к неудавшемуся спутнику и ловко поддевает его стоптанным ботинком. Он бежит по краю большого поля, тоже стоптанного, как ботинок. Может быть, мяч привязан к его ноге невидимой ниткой: почему он не отскакивает дальше метра и никто не может отнять его у Димки? Димка бежит к воротам противника, а мяч послушно катится впереди.
Теперь их уже никто не остановит. Они - мальчик и мяч - вырвались вперед.
И вдруг кто-то крикнул:
- Эй, жених, пасуй мне! Давай сюда, жених!..
Димка останавливается. В десяти шагах от него бежит кряжистый паренек в огромных футбольных бутсах. Это Сашка Лимонов. Димка останавливается и, забыв про мяч, бежит к Сашке.
- Жених, - кричит тот, - что ты отдаешь мяч?
В два прыжка очутился Димка рядом с Сашкой. Тот стоял, ничего не понимая, а Димка налетел на него, сбил с ног и, усевшись ему на плечи, изо всех сил стал дубасить его кулаками.
Он не слышал свистков судьи, не видел сбежавшихся ребят. Он бил Лимона за обиду, за свой стыд, за Асю. Будто один Лимон был во всем виноват.
Ребята оттащили Димку. Кто-то дал ему хорошего "леща". Димка никого не видел и не слышал. Он побрел прочь.
К вечеру весь лагерь знал о происшествии на футбольном поле.
- За что ты побил Лимонова? Отвечай!
Димка стоял перед линейкой и молчал.
- Что, у тебя язык отнялся?
Димка закусил губу, словно боялся проговориться. Его мучила обида. Ему казалось, что за спиной стоит целая шеренга недобрых людей, которые рады потешиться над ним.
- Ты будешь отвечать?
Старшая вожатая теряла терпение.
И вдруг за спиной раздался тоненький голосок:
- Он не виноват. Лимон дразнил его.
- Это еще что за новости?! - сказала старшая вожатая. - Тебе скажут слово, а ты в драку? Как он тебя дразнил?
Димка похолодел. Тонкий голосок сказал:
- Женихом его дразнят.
Голосок принадлежал пареньку из младшего отряда. Он звучал тихо, будто хотел подсказать Димке, но услышали все. Слово "жених" пришлось Димке как удар. Он сорвался с места и побежал. Он бежал, не глядя себе под ноги, и ему казалось, что все триста человек преследуют его.
- Вернись! - крикнула старшая вожатая.
Но Димка не слышал ее голоса.
Он добежал до окраины лагеря и остановился, чтобы перевести дух. Он очутился у лампочки, которая почему-то горела и днем. Это была самая обыкновенная лампочка в сто свечей. Но Димке почудилось, что она посылает во тьму сигналы: "Он здесь! Он здесь!" Димка поднял с земли камень и запустил им в лампочку. Он промахнулся, но задел провод. И лампочка закачалась. Тени забегали по траве. Они то вытягивались, то сжимались. Вся земля качалась. А звезд не было видно. Как эта жалкая земная лампочка сумела затмить их?
Димка отвернулся от столба и увидел Асю.
Неяркий свет лампочки освещал ее лицо. Теперь Ася не показалась Димке туземкой с далекого острова коричневокожих и белозубых. Она была простой девчонкой. В ее глазах светилась тревога, а рот был слегка приоткрыт.
- Ты зачем здесь? - спросил Димка.
Ася пропустила его вопрос мимо ушей.
- Что будем делать? - твердо спросила она.
- Это не твое… - начал было Димка, но запнулся.
Он поднял глаза на Асю и все понял. Значит, она на виду у всех ребят бросилась следом за ним. Не побоялась насмешек, не испугалась совета лагеря. И она не уговаривает его вернуться на линейку, а спрашивает: "Что будем делать?" Димке стало не по себе. Он отвернулся и сказал:
- Я не вернусь в лагерь.
- И я, - отозвалась Ася.
Лампочка все еще качалась, и тени танцевали по траве. Но Димка уже не замечал этого.
- Ты не ходи. Зачем тебе идти? - примирительно сказал он.
- Пошли, - сказала Ася и, не дожидаясь его, направилась к лесу.
Она сказала так решительно, что получалось, будто она уводит его из лагеря, а он послушно идет за ней.
И Димке неожиданно стало легче.
Лесная дорога казалась бесконечным коридором, в котором погашен свет и того и гляди можно на что-нибудь наткнуться. Между ветвями деревьев горели звезды, которые, как известно, горят и днем. Просто они незаметны, как лампочка, которую забыли погасить с приходом солнца.
- Я боюсь змей, - сказала Ася.
- Ночью змеи спят, - отозвался Димка.
Через несколько шагов Ася сказала:
- Ты смелый.
Согласиться с Асей было бы хвастовством, а возразить ей значило бы расписаться в трусости. Димка сказал:
- Это я с тобой не трушу.
- Ты и без меня не трусишь.
- Ну да, в лесу-то?
И снова тихо.
Димка и Ася идут совсем близко. Ася касается его плечом. Правда, Асино плечо пониже. Оно упирается в Димкину руку.
- А ты в какой школе учишься?
Это спрашивает Ася.
- В тридцать второй. А ты?
- В пятьдесят четвертой.
- Недалеко. Остановок пять, а может быть, четыре… А спортзал у вас хороший?
- Потолок низковат… А у вас мальчишки танцуют с девчонками?
- По праздникам.
Они все шли и шли. Им стало холодно, потому что одеты они легко. А лес все темнел. И теперь Ася и Димка уже не видели друг друга. Но Димка слышал Асины шаги, дыхание. И ее плечо упиралось ему в руку.
- Нам только ночь пережить, - сказал в темноте Димкин голос.
- А утром? - отозвался Асин голос.
- Найдем дорогу до станции и уедем. А может, тебе вернуться?