Превращение свершилось в мгновение ока! С жестким гофрированным воротником на шее, с тяжелой короной на голове и в мантии с длинным-предлинным хвостом Пьер стоял посреди огромного зала в центре толпы придворных, склонившихся в глубоком поклоне.
Не зная, что сказать в ответ на подобное приветствие, он оглядел всех и спросил: "А в котором часу, господа, дадут есть?"
- В девять часов утра, Ваше Величество! - услышал он в ответ.
Как мы уже говорили, обычно наш герой просыпался в восемь часов, а потому сейчас был страшно голоден и, не удержавшись, спросил о чашечке кофе с кусочком сыра.
Тут же ему ответили, что кофе он уже выпил, а что касается сыра, то подобная пища слишком груба для высокородного государя.
В это самое время Пьер заметил среди придворных старую гусыню, присевшую в книксене.
- Как вам здесь нравится, сир? - спросила она довольно ехидным тоном, который все чаще звучал в ее голосе.
- Вот что я вам скажу, госпожа гусыня, - ответил он, - если быть королем означает исполнять чужую волю, а не свою, а также не есть, когда голоден и обедать с этим испанским воротником на шее, из-за чего невозможно поднести ложку или вилку ко рту, то я готов отречься хоть сейчас! Но… на улице светит солнце, и я, пожалуй, спущусь в сад и поваляюсь на травке…
Едва король произнес эти слова, как к нему подскочил перепуганный человек и сказал:
- Сир, не делайте этого! Это опасно!
Изумленный Пьер спросил:
- Что опасного в том, что я хочу полежать на лугу?
- Дело в том, что я только что раскрыл страшный заговор против Вашего Величества.
- Вы?
- Да. Я.
- Вы кто? Министр по делам полиции?
- Ваше Величество изволит шутить?.. Вы должны меня хорошо помнить, сир… Вчера вы назначили на эту должность именно меня.
- Ах ты, черт! - воскликнул Пьер и поскреб затылок. - Так вы говорите, меня собираются того… убить?
- Сир, тридцать заговорщиков сегодня ночью поклялись страшной клятвой, что если вы избежите пули, то от клинка вам не спастись! Но ежели избежите кинжала, то яда - никогда!
- Ну что, госпожа гусыня? - обратился Пьер к советчице.
- Только то, что если этот заговор не вымысел префекта полиции, то ваше положение незавидно.
- А почему это должно быть вымыслом префекта? Что за корысть в этом?
- А та, что вы теперь поверите в его необходимость!.. Мне известно немало начальников полиции, продержавшихся на своих постах от восьми до десяти лет благодаря вымышленным заговорам, которые они раскрывали каждую неделю.
- О-хо-хо… - вздохнул наш герой. - Посторонитесь-ка, моя милая.
- В чем дело? - удивилась птица.
- Ну дайте же пройти! Черт вас побери!
- Да куда же вы?
- У меня появилось срочное желание позавтракать ломтем бекона, лежа на траве перед собственным домом… На кухне у меня как раз висит отличный окорок, а под окном имеется отличная лужайка!.. А это значит - да! Да! - это значит, что я просто возвращаюсь к себе на ферму!
- Кстати, сир! - воскликнула гусыня. - Сегодня утром, отправляясь к вам, я прихватила яйцо, так что если до возвращения в деревню у вас появится желание загадать еще что-нибудь, то лучше пораскиньте-ка умом и придумайте что-либо поинтереснее!.. Что же касается фермы, то вместо окорока вас там ожидает голая кость, а это, на мой взгляд, довольно скромный завтрак.
- Говоря по чести, у меня уже нет сил придумывать желания… Ну да ладно… Где оно, это яйцо?
- Под креслом, Ваше Величество.
Одежды на Пьере были страшно накрахмалены, и до яйца он дотянулся с большим трудом.
- Ну что ж, - произнес наш герой, - как мне думается, самым независимым человеком в мире является командующий флотом. Всю свою жизнь он проводит в плаваниях и, скитаясь по дальним морям, никому не подотчетен. К тому же, помнится, адмиральский мундир довольно красив.
Пьер был скор в исполнении принятых решений. Находившееся в его руке яйцо было тут же разбито, и парень превратился в семидесятипятилетнего адмирала с повязкой на глазу, с деревянной ногой, но зато с великолепным костылем из красного дерева под мышкой и с изогнутой тростью в руке, к тому же одетого в роскошный мундир с аксельбантами и богатой золотой и серебряной вышивкой, но с таким жестким воротником и такой тяжелый, что Пьеру, ставшему дряхлым старцем, не удалось бы устоять на ногах, если б не костыль.
- Что за дьявол! - выругался Пьер. - Я просил сделать меня флотоводцем, а не адмиралом в отставке, без глаза и ноги, да еще семидесятипятилетним, готовым отдать Богу душу!
- Позвольте заметить, Ваше Сиятельство, - проскрипела гусыня, - назначать адмиралами юношей не принято, и потому звание это получают только в том возрасте, когда человек уже ни на что не годен… разве что лежать на теплой лежанке.
- Идите вы к черту! - простонал Пьер. - Вы просто дура, моя милая!.. А пока со мной не случилось под этой жалкой оболочкой какого-нибудь несчастья, я желаю стать самим собой!
И наш герой снова оказался дома, за собственным столом, в компании старой гусыни.
Но птица напрасно поспешила устроиться напротив своего хозяина. Она не учла одного очень важного момента: гнева Пьера! Схватив со стола нож, он кинулся на зловредное пернатое, втянувшее его во все эти злоключения. Но гусыня вовсе не была так проста, как казалось, дорогие дети! Она стала бегать по комнате, гогоча громче обычного и упрекая Пьера в черной неблагодарности, напоминая об огромных благодеяниях, которыми она его осыпала и которых хватило бы на двадцать человек, более умных, чем он.
В конце концов ей удалось убедить Пьера, что это он был глупым гусем, а не она, существо доброе и разумное… И несчастный малый принялся хлестать себя по щекам, приговаривая:
- Вот тебе, бестолочь! Вот тебе!
- Послушайте, мэтр Пьер, - успокаивая его, сказала гусыня. - А не отправиться ли вам в путешествие? Это очень полезно для саморазвития… Я часто видела вас за чтением книжек о путешественниках… Я не ошибаюсь?
- Нет, нет! - обрадовался Пьер. - Вы совершенно правы! Только такие книги по-настоящему интересны!.. Особенно про Робинзона или Гулливера!..
- Так отчего бы вам не стать героем одной из этих книжек? - подхватила гусыня.
- Ха-ха! Неплохая мысль, госпожа гусыня!.. Вот бы в самом деле стать Робинзоном Крузо и жить на необитаемом острове!.. А? Быть посему!
Он взял очередное яйцо и раздавил его ногой.
К несчастью, Пьер забыл уточнить размер желаемого острова, и потому оказался на простой скале, среди ревущего океана. На голом, просоленном от морской воды камне не росло ни деревца, да что там - даже самый пытливый естествоиспытатель на свете не отыскал бы там ни кустика, ни пучка травы. Свирепый ветер свистел в его ушах, а вокруг с жалобными криками летали чайки да буревестники.
Но сам остров был действительно необитаемым.
Однако, что это было? Всего шесть жалких квадратных футов!.. Только и славы, что суша!
Но долго ли ей еще оставалось существовать? Волны, будто злясь на то, что скала избежала их плена, били по ней с устрашающей настойчивостью, явно поклявшись завладеть ею и увлечь в пучину океана.
- Боже мой! Куда я попал? Вот несчастье-то! - стонал Пьер, дрожа от холода и страха. - Как же мне возвратиться домой? Разве что у меня отрастут плавники и хвост… Но я так боюсь воды, что, даже превратясь в рыбу, не решусь сунуться в море.
Едва он кончил причитать, как послышался хорошо знакомый гогот… Обернувшись, Пьер увидел качавшуюся на волнах гусыню.
- Не все рыбы одинаковы, мэтр Пьер, - философски заметила она.
Нашему герою ничего не оставалось, как согласиться:
- Вы правы, госпожа гусыня… существуют рыбы летающие.
Не сдержавшись, та съязвила:
- Стоило ли читать столько книг о путешествиях, чтобы в нужный момент не уметь воспользоваться полученными знаниями?
- Где яйца? - сердито спросил парень.
- Справа от вас, мэтр Пьер! В расщелине…
- Черт побери! Их осталось не так уж и много!
- Так поберегите их! Оставайтесь здесь!
- Нет уж, дудки! Пусть они вызволят меня с этого треклятого острова!
И Пьер расколол яйцо, пожелав стать летающей рыбой.
Тут же он почувствовал, как руки его стали вытягиваться, превращаясь в длиннейшие прозрачные плавники, ноги срослись и выпрямились, а ступни, заняв, как говорят в балете, первую позицию, стали превосходным хвостом.
Одновременно какая-то неведомая сила столкнула его в воду.
Забыв недавний страх перед бушующей стихией, Пьер поплыл и, надо заметить, дорогие дети, не без удовольствия. Он даже стал находить, что жизнь летающей рыбы не лишена приятности. Но тут наш герой заметил, что из морских глубин всплывает какое-то чудище раз в пятьдесят больше него и, разинув рот, собирается его проглотить.
С таким же проворством, с каким он бросился в море, несчастный Пьер выскочил из воды и замахал плавниками-крыльями, да так хорошо, что мгновенно оказался в нескольких метрах над волнами.
Но не успел он похвалить себя, порхая над опасным морем и остужая перья в пене волн, как резкий крик, долетевший из-под облаков, заставил его вздрогнуть. Пьер посмотрел на небо и увидел белую точку, летевшую в его сторону, быстро увеличиваясь по мере приближения. Это был альбатрос, большой любитель летающих рыб. Клюв его был широко раскрыт, когти выпущены. Наш бедняга почувствовал себя уже наполовину съеденным.
К счастью, страх сковал его. И вместо того, чтобы еще сильнее замахать крыльями, он сложил их. Точнее, они сами сложились… Пьер плюхнулся в море. Как ни скор был враг, но наш герой уже был на несколько футов под водой, тогда как тот лишь подлетал к поверхности моря.
Однако не успел бедняга пустить в дело плавники, как снова увидал чудовище, от которого недавно так ловко ускользнул. Но и на этот раз ему повезло: страшилище рассчитало неудачно, и его зубастая пасть захлопнулась в нескольких сантиметрах от хвоста Пьера.
- Проклятье! - воскликнул он. - Еще пять минут в воде или в воздухе - и я пропал! Скорее! Скорее на сушу! Ах, как мне хотелось бы оказаться у своего дома!
Едва юноша произнес это пожелание, как тут же очутился на дороге, проходившей возле его фермы, у порога которой он и шлепнулся.
Пьер поднялся и ударом ноги открыл дверь. Она с грохотом отлетела, а находившаяся на кухне старая гусыня при виде хозяина так и села от удивления. И было от чего, дорогие дети! Пьер так спешил домой, что не успел до конца превратиться в человека, и потому голова его еще оставалась рыбьей!
После этого приключения Пьер с неделю сидел дома, блаженствуя перед камином или же на лужайке, отдыхая от превращений и путешествий.
Однако мысль снова попытать счастья время от времени возникала в его буйной голове. Парня так и подмывало узнать, будет ли новая попытка удачнее предыдущих. И шепотом, но не трогая гусиных яиц, он высказывал разные пожелания, из которых одно было фантастичнее другого. Как всякий лентяй, он мечтал о вещах самых несбыточных. Но надо заметить, дорогие дети, мысль о работе ни разу не появилась в его планах.
Спать спокойно Пьер уже не мог. Целыми днями он бродил по ферме в компании гусыни. Она так и увивалась за ним, неся всякую чепуху, как это принято у старых гусынь. Болтовня птицы, в конце концов, так доняла парня, что он решил разбить еще одно яйцо. Но что пожелать?.. Пьер этого не знал. В одном только он был уверен - в том, что ни за какие коврижки он не хотел бы снова стать тем, кем уже побывал: ни журавлем на тонких ногах; ни солдатом, которого могли убить в любую минуту; ни обладателем денег, обязанным их стеречь и жить в постоянном страхе; ни королем, не имеющим права есть, когда хочется, и чувствующим себя в своих облачениях более скованным, чем отшельник в цепях; ни изуродованным, кривым и хромым адмиралом, передвигающимся на костылях; ни обитателем штурмуемой волнами скалы, незаконно присвоившей себе имя острова; ни летающей рыбой, преследуемой акулами в воде и альбатросами в воздухе. Нет, нет и нет! Ему нужно было положение солидное, дающее возможность пить, есть и ничего не делать!
Найти такую работу, как вы догадываетесь, было трудно.
В тот момент, когда Пьер усиленно размышлял над решением этой задачи, возле него раздалось какое-то ворчание, полное довольства и умиротворенности. Звук этот исходил из свиного хлева.
Пьер подошел и стал свидетелем сцены соблазнительнейшей удовлетворенности, равной которой не было ничего на белом свете.
Воплощением этого блаженства была жирная свинья. Глаза ее были полузакрыты, а хвост и уши шевелились ровно столько, сколько требовалось для отпугивания мух.
- Ах ты, боже мой! - воскликнул Пьер. - И как это я до сих пор об этом не подумал?! Честное слово - вот истинно счастливое существо!.. Или я ни в чем не разбираюсь… Оно имеет обильную пищу, совершенно не заботясь о том, как ее добывают. Спит оно вволю. Подвижность ушей и хвоста позволяет ему отгонять мух даже во сне! Где яйцо, госпожа гусыня? Давайте-ка его сюда!
Мы уже знаем, что Пьеру было достаточно лишь протянуть руку, чтобы найти очередное волшебное яйцо. И он расколол его.
И моргнуть он не успел, как оказался лежащим на свежей соломенной подстилке с полным до краев корытом возле самого рыла.
Первое же, что ощутил Пьер, было чувство бесконечного блаженства! Он сладко потянулся под ласковым солнцем, с наслаждением схрумкал несколько яблок, упавших с соседской яблони, и предался тому прелестному состоянию дремы, что соблазнило его минуту назад.
Однако, едва Пьер погрузился в дивное состояние полусна, как вдруг какой-то малосимпатичный тип бесцеремонно вошел в хлев и принялся совать ему под бока пальцы, чтобы проверить качество мяса и толщину сала.
Это было тем более неприятно, что Пьер, в бытность человеком, очень не любил щекотки. Поэтому он и попытался было сказать непрошеному гостю: "Эй, вы! Что вы делаете? Это не только неприлично, но и весьма неприятно! Если я стал свиньей, это не значит, что я стал бесчувственным! Оставьте меня в покое!"
Но совершенно равнодушный к переживаниям Пьера, человек продолжал ощупывать его в самых интимных местах. По всей вероятности, колбасник, - а это был именно он, дорогие дети! - был удовлетворен результатами обследования. Во всяком случае, мурлыча себе под нос что-то веселенькое, он закатал рукава, как это делают мясники, принимаясь за работу, и вытянул из-за пояса нож.
Поскольку работа эта, как догадался Пьер-поросенок, непосредственно касалась его персоны, он открыл один глаз и насторожился, чтобы не оказаться застигнутым врасплох. Но человек не обращал на возросшее беспокойство свиньи никакого внимания и, взяв свое оружие в зубы, схватил Пьера за ухо и за ногу, перевернул его и зажал между колен. Затем мясник стал ощупывать шею Пьера, ища нужную точку. Найдя, он нажал на нее большим пальцем и взял нож в руку.
Пьер сообразил, что, если промедлить и не открыть колбаснику, кем он является на самом деле, тот его заколет. Разинув пасть, он крикнул, стараясь произносить слова как можно членораздельнее:
- Эй! Животное! Я не поросенок!
Колбасник выронил нож. Колени его задрожали, он выпустил нашего героя. На четвереньках отползши к выходу, бедняга вскочил и, подгоняемый ужасом, бросился наутек.
Пьер поднял нож своими, уже снова человечьими, руками и кинулся вслед за обидчиком, решив познакомить его самого с остротой лезвия.
Тот обернулся и, завидев свиноголовое чудовище - а голова Пьера действительно запаздывала с превращением! - закричал дурным голосом и прыгнул в реку, где чуть было не захлебнулся. Выбирался он из нее так суматошно и смешно, что окончательно возвратившийся в человеческий облик Пьер покатывался со смеху и даже выронил нож, поскольку руками приходилось подпирать бока, как всегда поступают во время приступа хохота.
Продолжая смеяться, Пьер вошел в свой дом. Не привыкшая к такому состоянию хозяина, гусыня спросила, что развеселило его. И парень с удовольствием рассказал своей приятельнице историю с колбасником…
Вечером был устроен ужин, как говорят дипломаты, тет-а-тет, то есть на двоих.
За десертом, пребывая в отличном настроении, Пьер заявил сотрапезнице:
- Госпожа гусыня, мне до смерти надоели все эти птицы, рыбы и прочие животные, и в следующий раз я желал бы стать кем-нибудь красивым… Прошу вас как друга: посоветуйте, ради Бога, как сделать, чтобы мои пожелания не заканчивались неприятностями?
- Не знаю, - честно призналась гусыня. - Кстати, мэтр Пьер, вы, должно быть, обратили внимание на то, что чем меньше остается яиц, тем медленнее протекает превращение?
- Да-да!.. Я в самом деле заметил, что метаморфозы - будь то превращение в кого-либо или же возвращение в человеческий облик - происходит все труднее… Ну да ладно… Что вы думаете, госпожа гусыня, о бабочках? Я полагаю, быть бабочкой легко и красиво. Невелик труд порхать от цветка к цветку. К тому же, у бабочек прелестные ложа: они спят, как правило, в кустах роз или среди лилий… Ну так что скажете, к примеру, о махаоне?.. Жить я буду в своем саду, который же вдобавок стану украшать своей персоной!
- Ей-богу! - ответила птица, начинавшая побаиваться ответственности за даваемые советы. - Я считаю, мэтр Пьер, что вам следует действовать исключительно по собственному усмотрению. Что до меня… я совершенно не хочу больше вмешиваться в ваши дела…
Но, как мы говорили, дорогие дети, когда Пьеру что-нибудь взбредало в голову, то выбить из нее это уже было невозможно… И вот наш герой взял предпоследнее яйцо и без долгих колебаний разбил, пожелав стать самой красивой бабочкой.
Пьер сидел на хромом табурете, а гусыня стояла перед ним.