– По обычному драконьему праву, – сказала его рябая голова, седьмая слева. – Мы ко всем людишкам так обращаться привыкли и нарушать своих привычек не намерены.
– Хорошо, – кивнул барон Николай. – Только тогда и я с тобой на "ты" разговаривать буду. Хоть это и не в моих привычках, но по такому экстренному случаю я своим привычкам изменю.
Дракон переглянулся сам с собой всеми одиннадцатью головами.
– А как же это ты с нами на "ты" будешь, когда нас много?
– А так, без церемоний, как с одним сидячим местом. Слышал такую поговорку: "Драконов по хвостам считают"?
В повседневной жизни барон Николай никому так не хамил, но, видимо, от страха повалила из него яростная нерыцарская наглость. Представил он себя стоящим в очереди – и язык сам собой стал откликаться на предлагаемые обстоятельства.
А Спартаку Динамычу не только начало, но и продолжение разговора не понравилось. Насторожило его такое развязное поведение: не может же простой мелкий человечешко, пусть и рыцарь, так дерзко ставить себя перед драконом! Не иначе как есть у него в рукаве некий нечеловеческий козырь. Тут, думает дракон четвертой своею головой, уши надо держать востро!
– Это что же, – пытается он прощупать ситуацию, – ты нам головы порубать хочешь? Сражения с нами требуешь?
– Эх ты, – кривится барон Николай, – серость многотонная! Не бойся, не сражаться я с тобой хочу, а соревноваться по-спортивному. Я, между прочим, рыцарь прогрессивных взглядов, зовут меня барон Николай. Не слышал? И пришел я к тебе безоружным, с одним только требованием: освободи футболистов, которых ты позавчера с тренировки похитил.
То, что рыцарь явился без оружия, еще больше Спартака Динамыча насторожило. Одна его голова, пятая, даже подумала: а не пора ли уже прямо сейчас взять да и сдаться?
– Никаких футболистов я не знаю, – сказала другая голова, вторая справа, одноглазая, – поэтому освобождать мне некого.
– Вот-вот, – подтвердила седьмая голова, рябая да конопатая, – не для того похищали, чтобы обратно освобождать. И самим футбол нужен.
Рыцарь угрожающе-строгим взглядом обвел все одиннадцать морд.
– Может, ты их уже съел?
По рядам драконьих голов пронеслось некоторое волнообразное беспокойство. Спартак Динамыч в нерешительности почесался пузом о землю, подергал лапами, видимо, размышляя, какой из своих голов предоставить слово. Остановился на восьмой – самой плешивой. Говорит рыцарю голова:
– Должны мы тебя, гость непрошеный, огорчить. Мы от поединков освобождены.
– Как это освобождены?
– Так, обыкновенно, по болезни. У нас от ветеринара справка имеется с продолговатой государственной печатью.
– И что же у тебя за болезнь, твое злодейство? – сочувствует рыцарь.
– А болезней у нас много – на каждую голову своя болезнь. Мы, гость непрошеный, болельщик знатный, со стажем, с пожизненными инвалидностями. У нас одних медицинских карт – целая библиотека. Не тебе, малек, тягаться с нами в болезнях-то.
– Понятное дело, – соглашается барон Николай. – Я в этом-то как раз с тобой тягаться и не собираюсь, я болеть не люблю. А ты, как я погляжу, сильно болезни свои уважаешь и болеешь, стало быть, с полной самоотдачей! То-то на твоей территории запах такой больничный и куда ни взгляни – сплошные анализы. Твои болезни, кстати, не того – не заразные?
– Дурень ты, рыцарь незваный! – заявляет восьмая, плешивая. – Мы ж не просто так болеем, мы ж за команды за разные болеем!
– Ах, все ж таки – заразные?
– Да ну тебя! Какой тугодум попался на наши головы! Мы ж говорим тебе: мы не сами по себе болеем, а за разные команды. Тьфу ты... То есть, за команды разные!
– Понял, понял, не кричи, – успокаивает дракона рыцарь. – И за какие же ты команды болеешь, твое злодейство?
Хотел было дракон ответить, да больно насмешливым показалось ему выражение рыцарского лица. Уж не издевается ли тот над ним? И ладно бы только над ним, так он еще его драгоценные драконьи болезни обижает и принижает! А ведь Спартак Динамыч свои болезни и вправду сильно уважал, всячески завышал им цену и любые насмешки в их адрес воспринимал, опять же, очень болезненно. В таком замкнутом круге и существовал. Вот как рыцарь ему тот круг снова замкнул, осерчал на него Спартак Динамыч и пустил в ход свою тяжелую артиллерию – самые грубые головы в беседу ввел, самые злые языки задействовал.
– А ты, что ли, интервью у нас пришел брать? – огрызается на рыцаря одноглазая голова, вторая слева. – Так мы интервью по средам даем, а сегодня пятница – день не приемный. Зайдите позже.
– Да нет, – парирует рыцарь, – мне интервью твои не нужны, и на прием я к тебе записываться не собираюсь. Ты ведь, небось, таких, как я, только внутрь принимаешь? То-то, а я еще снаружи побыть хочу. Мне, твое злодейство, другое надо: намерен я с тобой сразиться, и намерение это мое – ух какое твердое!
– Мы ж объяснили тебе, – сокрушается седьмая голова, конопатая, – с нами сражаться нельзя. Бюллетень у нас, больничный лист, понимаешь? Нарушение режима может получиться. А нам против ветеринаров никак нельзя идти.
– Точно, – кивает восьмая голова, плешивая, – идти против докторов – это все равно, что идти против болезни.
– Это беззаконие! – поддакивает и вторая голова.
– Чего? – возмущается барон Николай и по сторонам оглядывается – призраков да оруженоску в свидетели призывает. – Нет, вы посмотрите на законопослушника! Беззаконие, говорит! Сам законы нарушать горазд, а от других законности требует!
Оруженоска с трудом сдерживается, чтобы в беседу не встрять: обещала она барону Николаю молчать. Вот она и выполняет обещание, только жестами выражает свое отношение к происходящему. Зато уж такие жесты у нее живописные – хоть иероглифы с них рисуй.
– Это какие такие законы мы нарушаем? – осклабилась вторая голова. – Человечьи что ли? Так мы на них плевать хотели жесткой технической слюной. У нас свои законы имеются, по ним и проживаем.
– Погоди, – одергивает вторую голову восьмая и рыцарю объясняет: – Мы, между прочим, и ваши человечьи законы не нарушали вовсе. Нам именно по вашему закону положено по человеку в месяц съедать для поддержания себя в боевой готовности. Показать выписку?
– Да-да, верно, – подтверждает седьмая голова, – мы военнообязанные, мы к штурмовой авиации приписаны. Вот мы свой годовой паек-то и взяли – ни человеком больше, ни человеком меньше, только свое.
– А то от ваших генералов дождешься положенного, как же! – добавляет вторая.
И тут опять зычно заурчало у дракона в животе.
– Жестковат тренер? – сочувствует барон Николай. – Эх-хе-хе.
Ощерился дракон четными головами, нечетными улыбается глупо.
А рыцарь паузой воспользовался, кое-какие предварительные итоги в уме подвел. Вроде он уже окончательно бояться перестал, освоился, привык к драконьим масштабам и пригляделся к его чудовищным головам. Одно ему ясно уже сейчас: у его противника сколько голов – столько и мнений. То он пожизненный инвалид, то он военный авиатор, то болельщик со стажем, – просто шизофрения какая-то, размножение личности. Только главное пока не выяснил – разве ж так сразу же разберешь, кто из голов, так сказать, у руля организма, а кто к хвосту сторожем приписан? Вот, например, седьмая, рябая, голова много активности проявляет, да уж больно простовата. А восьмая, лысая, вроде и с мозгом внутри, да слишком паясничает и хорохорится попусту. Вторая, одноглазая, – совсем уж грубая, неотесанная. Шестая улыбается, позолоченными зубами посверкивает, а не слова не сказала. Четвертая – мало того, что молчит все дорогу, так еще и никаких особых примет не имеет. Пятая трусовата слишком, даже брови у нее дрожат все время, видать, на мокрое место приставлены. Первая, та, что с бородой седою, нечищеной, – слишком дряхлая, изношенная. А об остальных вообще подумать пока нечего, никак себя не проявили. Прикинул барон Николай, что к чему, да и решил пока выводов не делать, а постараться еще с драконом поговорить, чтобы он свои головы рельефнее выставил, чтобы и анфас и профиль засветил.
– Ладно, – говорит, – хватит чепухой заниматься, слушай мои условия. Становимся друг против друга и пробиваем пенальти. Знаешь, что такое пенальти?
Обиделся дракон, первой дряхлой головой затряс старчески.
– Нас, между прочим, Спартаком Динамычем не за красивые глаза зовут, – ворчит. – Ты, малек, еще манной кашей давился, когда мы уже лет двести как за нашу сборную болели с пристрастием!
– Вот и отличненько, приятно иметь дело с больным профессионалом. Значит, пробиваем пенальти по очереди. Мои ворота – вот эти покосившиеся, а твои – вход в пещеру. Играем до трех очков, как в сказках полагается.
– Да что ты такое придумал, гость незваный! – возмущается пятая голова, бровастая. – Зачем пинать нас хочешь!? Что мы тебе сделали плохого?
– Давай лучше в другую какую игру поиграем, – предлагает восьмая, плешивая. – Я вот, например, в "жмурики" люблю играть, а? Только, чур ты – жмурик.
– Дудки! – обрубает рыцарь. – Дело у нас футбольное, значит, и решать его будем футбольным способом. Как правильно сказал один мой коллега: кто с мячом к нам сунется, тот от мяча и погибнет!
– Дык ты, малек, погибели нашей хочешь! – ухмыляется вторая, одноглазая. – А ты про презумпцию невиновности слышал? Ты сначала нашу вину докажи, а потом уже соревнования устраивай! А то, может, мы невиноватые вовсе.
– Вон она, твоя невиновность, – рыцарь пальцем на драконье брюхо показывает, – из желудка твоего голос подает с заметной периодичностью.
– Бездоказательно, – отнекивается седьмая голова. – Может, это у нас язва разбушевалась. У нас, знаешь, она какая: не язва, – Визувий!
И как дыхнет в сторону рыцаря своим многодневным перегаром. Но выстоял барон Николай – слегка только пригнулся да на доспехи свои новые взгляд бросил: не оплавились ли?
– Ты меня отрыжками-то своими не стращай, – отвечает. – Язва – это дело вкуса. А к таким запахам я привычный, у меня у самого вся сознательная юность в общепите прошла. Сам, между прочим, остреньким люблю побаловаться... то есть, любил... – он оглянулся на донью Маню и указал дракону в ее сторону: – Ты вот ей спасибо скажи, что я питаться стал по-человечески, а то бы я тебе сейчас в ответ так дыхнул адекватно, что и продолжения у нашей сказки не последовало бы. Сбил бы всю твою неполную дюжину кеглей одним своим шаром.
Оруженоска поморщилась от таких речей, а дракон "спасибо" говорить ей не собирается, напирает на рыцаря второй головой:
– Что ты прицепился, как банный лист! Не имеешь права, мы – существо неприкосновенное! Мы в красную книгу занесены!
– А я к тебе, твое беззаконие, прикасаться и не собираюсь, мне это даже противно. Я тебя посредством мяча лупить буду. А по любому закону рикошет прикосновением не считается.
Ну, уж таких речей Спартак Динамыч перенести не мог! Это уж чересчур – на его неприкосновенную уникальность посягать, поносить ее последними грязными словами! Нажал-таки рыцарь на любимую драконью мозоль, нашел у него педаль газа.
– Что?! – переспрашивает дракон на всякий пожарный случай, а сам уже огнем наливается.
А рыцарь повторять не спешит и разжигает тот пожар до последней степени сложности.
– А что слышал! – говорит дерзко.
Спартак Динамыч взревел паровозно, выпустил из ноздрей дымные струи и так размахнулся лапищей, что чуть было не размазал рыцаря в лепешку. У самого рыцарского лица остановил свою гигантскую пятерню. А барон Николай даже с места не сдвинулся, только глаза закрыл и с жизнью мысленно попрощался. Но виду, правда, не показал – постеснялся доньи Мани.
Дракон тогда лапу чуть правее отвел да как всковырнет ею землю – что тот экскаватор! Раз поддел – и целую яму вырыл, только комья на рыцаря полетели, только насыпь у его ног образовалась.
– Вот тут твои косточки закопаю, – говорит вторая голова, указывая своим единственным зрачком на свежевырытую яму. – И поливать каждый день буду, регулярно, сам догадайся чем.
Барон Николай сделал два шага и заглянул вглубь.
– Ну что ж! – говорит. – Давай усложним условия, приблизим мой футбол к твоим "жмурикам". Сколько же тут, голов-то твоих уместится? Пожалуй, что три, не более. Давай так: три твоих головы против одной моей. Согласен? Фора очень выгодная: у тебя одиннадцать жизней получается, а у меня – одна всего! В случае выигрыша ты у меня ее – жизнь эту – забираешь, а я у тебя – только футбольную команду да три головы. Ну что ты молчишь, идет?
Задумался Спартак Динамыч, все головы в пучок собрал, пальцами зашубуршил: не может отказаться от такого выгодного предложения.
– Это как? – с мрачной миной переспрашивает седьмая голова. – Не на голы играем, а на головы?
– Голы, головы – какая разница! – заявляет рыцарь. – До трех голов играем – что не понятно?
Спартак Динамыч затих, пошел в нем некий сложный процесс взаимодействия алчности с жадностью. Уж что верх одержало – неизвестно, но решил дракон от такой выгодной сделки морды не воротить. И даже мысль пятой его головы – о том, что раз человек такое глупое предложение делает, значит, точно у него козырь припасен, – не остановила дракона.
– Идет! – говорит после минуты размышления и хвостом хлестко щелкает: приняты условия.
Обговорили детали поединка, отсчитали по одиннадцать метров от обеих ворот, определили поле спортивной брани, очертили боковые линии. Бросили жребий, кому первому бить; выпало барону Николаю. Оруженоска бегает по всему полю, помогает в разметке, крупные камни и острые осколки с поля убирает, а призраки, слуги драконьи, вообще рады-радешеньки: сто лет у них никаких спортивных мероприятий не было, а тут целое футбольное представление намечается.
Вроде все к матчу готово, стороны у своих ворот разминаются. Оруженоска барону Николаю мяч подкинула, тот дракону его показывает, а дракон на это лапой "нет проблем" делает, у него, дескать, свои мячи найдутся.
Метнулись призраки по драконьему указанию в пещеру и притащили из нее большую корзину с десятью мячами – такими же новыми и пахнущими, как и рыцарский мяч-кладенец (их позавчера раздобыли специально для похищенной команды). Высыпали это богатство на землю. "Вот те на! – думает рыцарь. – Как же я кладенец от других мячей отличу?" Оглянулся в замешательстве на оруженоску, а та сама в растерянности пребывает, ничего посоветовать не может. Она и молчать-то устала, а сказать ей на это нечего. Барон Николай подобрал какой-то засохший листок, плюнул на него исподтишка и прилепил к своему мячу. Пометил кладенец таким образом и только после этого вытряхнул его из авоськи в общую кучу.
Спартак Динамыч на все эти приготовления глядит заинтриговано: никак не раскусить ему, чего это рыцарь там мельтешит.
– А позволь узнать, гость непрошеный, – осторожно спрашивает голова номер четыре – самая обыкновенная голова, без особых примет, – кто тебя ко мне подослал и кто тебе подсказал со мною биться?
– Совесть мне подсказала, – отвечает рыцарь, – других подсказчиков не имею.
– Вот как! – удивляется голова и с недоверием на рыцаря смотрит. – То есть, ты по собственной своей инициативе футболистов выручать вызвался? Так, что ли?
– Точно так, твое беззаконие. По собственной инициативе. Я – рыцарь, я футбол люблю и судьба любимой команды мне не безразлична. Вот и пришел я сюда, чтобы защитить спортивную честь моего родного города!
– Ну правильно, – усмехается седьмая голова, – чью еще честь остается защищать рыцарям в наши дни? Только спортивную!
Донья Маня от этих слов покраснела, а барон Николай вспыхнул.
– Ну, знаете ли! – вспылил он. – Это уже хамство! Я не потерплю таких намеков!
Он заходил по полю взад-вперед, потом резко остановился и торжественно заявил, прямо и решительно глядя во все драконьи морды разом:
– Защищайте ваши ворота, милостивый государь! – от возмущения рыцарь временно перешел на "вы". – Я имею честь атаковать вас!
Спартак Динамыч недовольно запыхтел, медленно отполз к воротам и двумя средними лапами на всякий случай прикрыл свое драконье достоинство (оно-то у него как раз в одном экземпляре было).
Глухо загудели зрители-призраки. Оруженоска выбежала на середину поля, взмахнула носовым платком – подала знак к началу игры.
Барон Николай взял первый попавшийся мяч (кладенец пока выискивать не стал), установил его на обозначенном месте, плюнул почему-то на ладони, вытер нос и отошел на два шага назад. Размахнулся – и нанес первый удар.
Мяч сильно влево ушел, в скалах затерялся.
Стало быть, теперь драконова очередь пробивать. Изогнул Спартак Динамыч свое долгое тело бумерангом, подобрал мяч задней правой лапой, вжал его в почву, а затем, добросовестно прицелившись, щелкнул по нему ногтем. Мяч скользнул по гальке, оторвался от земли и, выписав в воздухе дугу, шлепнулся в двух шагах от рыцаря. Барон Николай даже не шелохнулся: сразу просчитал, что мяч летит гораздо выше.
– Мимо, – говорит.
Подбежал к мячам и стал среди них кладенец выглядывать. Но что-то не видать ни на одном боку пометку, наверное, мяч ею вниз повернулся. Барон Николай замер в растерянности, закусил губу, заводил руками, как фокусник. А дракон торопит его, требует немедленно бить, а то он промах засчитает.
Рыцарь схватил наугад приглянувшийся мяч, отошел на исходную позицию, прицелился и ударил "пыром" со всею рыцарской силой. Мяч свистнул стремительно – да и угодил со всего маху дракону в пупок, там и застрял. Спартак Динамыч крякнул и принялся когтем выцарапать мяч из своего лунного кратера.
– Прости, твое злодейство, – сам себе дивится барон Николай. – Это я не специально.
– Ну, готовься, баскетболист, – ворчит дракон второю головой. – Держи сдачу!
– Сдачи не надо! – отвечает дракону рыцарь, а сам вратарскую стойку принимает, от сосредоточенности глаза прищуривает.
Оруженоска, увидев, как дракон разгневался, как всерьез стал к делу подходить, руками за грудь схватилась, нащупала под одеждой ладанку, зашептала что-то многословное.
Ударил дракон по мячу – штанга! Охнули призраки, ахнула донья Маня. Старые ворота от того тычка затрещали, вправо накренились.
Пока рыцарь с оруженоской ворота выравнивали, донья Маня ему какую-то малую вещицу в ладонь сунула. Ойкнул рыцарь – та вещица его в палец уколола.
– Не ойкай, держи, – шепчет оруженоска. – Это булавка, будешь протыкать ею мячи: кладенец сдуться не должен!
Ай да оруженоска! Здорово придумала!
Послал ей барон Николай бесконтактный поцелуй, взял мяч из кучи, думает: "Кладенец я в следующий раз отыщу, а то, не равен час, дракон подвох заподозрит."