Помирились и отправились вместе к своему хозяину; прибежали к столбу, Васька вскочил в окошечко и спрашивает:
– Жив ли, хозяин?
– Здравствуй, Васенька! Я уж думал, вы не воротитесь; три дня как без хлеба сижу.
Кот подал ему чудодейное кольцо; Мартынка дождался глухой полночи, перекинул кольцо с руки на́ руку – и тотчас явилось к нему двенадцать молодцев:
– Что угодно, что надобно?
– Поставьте, ребята, мой прежний дворец, и мост хрустальный, и собор пятиглавый и перенесите сюда мою неверную жену; чтобы к утру все было готово.
Сказано – сделано.
Поутру проснулся король, вышел на балкон, посмотрел в прозорную трубочку: где избушка стояла, там высокий дворец выстроен, от того дворца до королевского хрустальный мост тянется, по обеим сторонам моста растут деревья с золотыми и серебряными яблоками.
Король приказал заложить коляску и поехал разведать, впрямь ли все стало по-прежнему или только ему привиделось? Мартынка встречает его у ворот, берет за белые руки и ведет в свои расписные палаты.
– Так и так, – докладует, – вот что со мной королевна сделала.
Король присудил ее казнить: по его слову королевскому взяли неверную жену, привязали за хвост к дикому жеребцу и пустили в чистое поле; жеребец полетел стрелою и размыкал ее белое тело по яругам, по крутым оврагам. А Мартынка и теперь живет, хлеб жует.
Безногий и безрукий богатыри
Задумал царевич жениться, и невеста есть на примете – прекрасная царевна, да как достать ее? Много королей, и королевичей, и всяких богатырей ее сватали, да ничего не́ взяли, только буйные головы на плахе сложили; и теперь еще торчат их головы на ограде вокруг дворца гордой невесты. Закручинился, запечалился царевич; не ведает, кто бы помог ему?
А тут и выискался Иван Голый – мужик был бедный, ни есть, ни пить нечего, одежа давно с плеч свалилася. Приходит он к царевичу и говорит:
– Самому тебе не добыть невесты, и коли один поедешь свататься – буйну голову сложишь! А лучше поедем вместе; я тебя из беды выручу и все дело устрою; только обещай меня слушаться!
Царевич обещал ему исполнять все его советы, и на другой же день отправились они в путь-дорогу.
Вот и приехали в иное государство и стали свататься. Царевна говорит:
– Надо наперед у жениха силы пытать.
Позвала царевича на пир, угостила-употчевала; после обеда начали гости разными играми забавляться.
– А принесите-ка мое ружье, с которым я на охоту езжу, – приказывает царевна.
Растворились двери – и несут сорок человек ружье не ружье, а целую пушку.
– Ну-ка, нареченный жених, выстрели из моего ружьеца.
– Иван Голый, – крикнул царевич, – посмотри, годится ли это ружье?
Иван Голый взял ружье, вынес на крылечко, пнул ногою – ружье полетело далеко-далеко и упало в сине море.
– Нет, ваше высочество! Ружье ледащее, куда из него стрелять такому богатырю! – докладывает Иван Голый.
– Что ж это, царевна? Али ты надо мной смеешься? Приказала принести такое ружье, что мой слуга ногой пнул – оно в море упало!
Царевна велела принести свой лук и стрелу. Опять растворились двери, сорок человек лук со стрелой принесли.
– Попробуй, нареченный жених, пусти мою стрелку.
– Эй, Иван Голый! – закричал царевич. – Посмотри, годится ли лук для моей стрельбы?
Иван Голый натянул лук и пустил стрелу; полетела стрела за сто верст, попала в богатыря Марка Бегуна и отбила ему обе руки. Закричал Марко Бегун богатырским голосом:
– Ах ты, Иван Голый! Отшиб ты мне обе руки; да и тебе беды не миновать!
Иван Голый взял лук на колено и переломил надвое:
– Нет, царевич! Лук ледащий – не годится такому богатырю, как ты, пускать с него стрелы.
– Что же это, царевна? Али ты надо мной потешаешься? Какой лук дала – мой слуга стал натягивать да стрелу пускать, а он тут же пополам изломился?
Царевна приказала вывести из конюшни своего ретивого коня.
Ведут коня сорок человек, едва на цепях сдержать могут: столь зол, неукротим!
– Ну-ка, нареченный жених, прогуляйся на моем коне, я сама на нем каждое утро катаюся.
Царевич крикнул:
– Эй, Иван Голый! Посмотри, годится ли конь под меня!
Иван Голый прибежал, начал коня поглаживать, гладил, гладил, взял за хвост, дернул – и всю шкуру содрал.
– Нет, – говорит, – конь ледащий! Чуть-чуть за хвост пошевелил, а с него и шкура слетела.
Царевич начал жаловаться:
– Эх, царевна! Ты все надо мной насмешку творишь; вместо богатырского коня клячу вывела.
Царевна не стала больше пытать царевича и на другой день вышла за него замуж. Обвенчались они и легли спать; царевна положила на царевича руку – он еле выдержать смог, совсем задыхаться стал.
"А, – думает царевна, – так ты этакий богатырь! Хорошо же, будете меня помнить".
Через месяц времени собрался царевич с молодой женою в свое государство ехать.
Ехали день, и два, и три и остановились лошадям роздых дать. Вылезла царевна из кареты, увидала, что Иван Голый крепко спит, тотчас отыскала топор, отсекла ему обе ноги, потом велела закладывать лошадей, царевичу приказала на запятки стать и воротилась назад в свое царство, а Иван Голый остался в чистом поле.
Вот однажды пробегал по этому полю Марко Бегун, увидел Ивана Голого, побратался с ним, посадил его на себя и пустился в дремучий, темный лес.
Стали богатыри в том лесу жить, построили себе избушку, сделали тележку, добыли ружье и зачали за перелетной птицей охотиться. Марко Бегун тележку возит, а Иван Голый сидит в тележке да птиц стреляет: той дичиною круглый год питались.
Скучно им показалося, и выдумали они украсть где-нибудь девку от отца, от матери; поехали к одному священнику и стали просить милостыньку. Поповна вынесла им хлеба и только подошла к тележке, как Иван Голый ухватил ее за руки, посадил рядом с собой, а Марко Бегун во всю прыть побежал, и через минуту очутились они дома в своей избушке.
– Будь ты, де́вица, нам сестрицею, готовь нам обедать и ужинать да за хозяйством присматривай.
Жили они втроем тихо и мирно, на судьбу не жаловались.
Раз как-то отправились богатыри на охоту, целую неделю домой не бывали, а воротившись – едва свою сестру узнали: так она исхудала!
– Что с тобой сделалось? – спрашивают богатыри. Она в ответ рассказала им, что каждый день летает к ней змей; оттого и худа стала.
– Постой же, мы его поймаем!
Иван Голый лег под лавку, а Марко Бегун спрятался в сенях за двери.
Прошло с полчаса, вдруг деревья в лесу зашумели, крыша на избе пошатнулася – прилетел змей, ударился о сырую землю и сделался добрым молодцем, вошел в избушку, сел за стол и требует закусить чего-нибудь. Иван Голый ухватил его за ноги, а Марко Бегун навалился на змея всем туловищем и стал его давить; порядком ему бока намял!
Притащили они змея к дубовому пню, раскололи пень надвое, защемили там его голову и начали стегать прутьями.
Просится змей:
– Отпустите меня, сильномогучие богатыри! Я вам покажу, где мертвая и живая вода.
Богатыри согласились.
Вот змей привел их к озеру; Марко Бегун обрадовался, хотел было прямо в воду кинуться, да Иван Голый остановил.
– Надо прежде, – говорит, – испробовать.
Взял зеленый прут и бросил в воду – прут тотчас сгорел. Принялись богатыри опять за змея; били его, били, едва жива оставили.
Привел их змей к другому озеру; Иван Голый поднял гнилушку и бросил в воду – она тотчас пустила ростки и зазеленела листьями. Богатыри кинулись в это озеро, искупались и вышли на берег молодцы молодцами; Иван Голый – с ногами, Марко Бегун – с руками. После взяли змея, притащили к первому озеру и бросили прямо вглубь – только дым от него пошел!
Воротились домой; Марко Бегун был стар, отвез поповну к отцу, к матери и стал жить у этого священника, потому что священник объявил еще прежде: кто мою дочь привезет, того буду кормить и поить до самой смерти. А Иван Голый добыл богатырского коня, и поехал искать своего царевича.
Едет чистым полем, а царевич свиней пасет.
– Здорово, царевич!
– Здравствуй! А ты кто такой?
– Иван Голый.
– Что ты завираешься! Если б Иван Голый жив был, я бы не пас свиней.
– И то конец твоей службе!
Тут они поменялись одежею; царевич поехал вперед на богатырском коне, а Иван Голый вслед за ним свиней погнал.
Царевна увидала его, выскочила на крыльцо:
– Ах ты, неслух! Кто тебе велел свиней гнать, когда еще солнце не село? – И стала приказывать, чтоб сейчас же взяли пастуха и выдрали на конюшне.
Иван Голый не стал дожидаться, сам ухватил царевну за косы и до тех пор волочил ее по двору, пока не покаялась и не дала слова слушаться во всем мужа. После того царевич с царевною жили в согласии долгие годы, и Иван Голый при них служил.
Звериное молоко
Слыхали вы о Змее Змеевиче? Ежели слыхали, так вы знаете, каков он и видом и делом; а если нет, так я расскажу о нем сказку, как он, скинувшись молодым молодцом, удалым удальцом, хаживал к княгине-красавице. Правда, что княгиня была красавица, черноброва, да уж некстати спесива; честным людям, бывало, слова не кинет, а простым к ней доступу не было; только с Змеем Змеевичем ши-ши-ши! О чем? Кто их ведает!
А супруг ее, князь-княжевич Иван-королевич, по обычаю царскому, дворянскому, занимался охотой; и уж охота была, правду сказать, не нашим чета! Не только собаки, да ястреба, да сокола верой-правдой ему служили, но и лисицы, и зайцы, и всякие звери, и птицы свою дань приносили; кто чем мастерил, тот тем ему и служил: лисица хитростью, заяц прыткостью, орел крылом, ворон клёвом.
Словом, князь-княжевич Иван-королевич с своею охотою был неодолим, страшен даже самому Змею Змеевичу; а он ли не был горазд на все, да нет!
Сколько задумывал, сколько пытался он истребить князя и так и сяк – все не удалось! Да княгиня подсобила. Завела под лоб ясные глазки, опустила белые ручки, слегла больна; муж испугался, всхлопотался: чем лечить?
– Ничто меня не поднимет, – сказала она, – кроме волчьего молока; надо мне им умыться и окатиться.
Пошел муж за волчьим молоком, взял с собой охоту; попалась волчица, только что увидела князя-княжевича – в ноги ему повалилась, жалобным голосом взмолилась:
– Князь-княжевич Иван-королевич, помилуй, прикажи что – все сделаю!
– Давай своего молока!
Тотчас она молока для него надоила и в благодарность еще волчоночка подарила. Иван-королевич волчонка отдал в охоту, а молоко принес к жене; а жена было надеялась: авось муж пропадет! Пришел – и нечего делать, волчьим молоком умылась, окатилась и с постельки встала, как ничем не хворала. Муж обрадовался.
Долго ли, коротко ли, слегла опять.
– Ничем, – говорит, – мне не пособишь; надо за медвежьим молоком сходить.
Иван-королевич взял охоту, пошел искать медвежьего молока. Медведица зачуяла беду, в ноги повалилась, слезно взмолилась:
– Помилуй, что прикажешь – все сделаю!
– Хорошо, давай своего молока!
Тотчас она молока надоила и в благодарность медвежонка подарила.
Иван-королевич опять возвратился к жене цел и здоров.
– Ну, мой милый! Сослужи еще службу, в последний раз докажи свою дружбу, принеси мне львиного молока – и не стану я хворать, стану песни распевать и тебя всякий день забавлять.
Захотелось княжевичу видеть жену здоровою, веселою; пошел искать львицу. Дело было нелегкое, зверь-то заморский. Взял он свою охоту; волки, медведи рассыпались по горам, по долам, ястреба, сокола поднялись к небесам, разлетелись по кустам, по лесам, – и львица, как смиренная раба, припала к ногам Ивана-королевича.
Иван-королевич принес львиного молока. Жена поздоровела, повеселела, а его опять просит:
– Друг мой, друг любимый! Теперь я и здорова и весела, а еще бы я красовитей была, если б ты потрудился достать для меня волшебной пыли: лежит она за двенадцатью дверями, за двенадцатью замками, в двенадцати углах чертовой мельницы.
Князь пошел – видно, его такая доля была! Пришел к мельнице, замки сами размыкаются, двери растворяются; набрал Иван-королевич пыли, идет назад – двери запираются, замки замыкаются; он вышел, а охота вся осталась там. Рвется, шумит, дерется, кто зубами, кто когтями ломит двери. Постоял-постоял, подождал-подождал Иван-королевич и с горем воротился один домой; тошно у него было на животе, холодно на сердце, пришел домой – а в доме жена бегает и весела и молода, на дворе Змей Змеевич хозяйничает:
– Здорово, Иван-королевич! Вот тебе мой привет – на шейку шелкова петля!
– Погоди, Змей! – сказал королевич. – Я в твоей воле, а умирать горюном не хочу; слушай, скажу три песни.
Спел одну – Змей заслушался; а ворон, что мертвечину клевал, поэтому и в западню не попал, кричит:
– Пой, пой, Иван-королевич! Твоя охота три двери прогрызла!
Спел другую – ворон кричит:
– Пой, пой, уже твоя охота девятую дверь прогрызает!
– Довольно, кончай! – зашипел Змей. – Протягивай шею, накидывай петлю!
– Слушай третью, Змей Змеевич! Я пел ее перед свадьбой, спою и перед могилой.
Затянул третью песню, а ворон кричит:
– Пой, пой, Иван-королевич! Уже твоя охота последний замок ломает!
Иван-королевич окончил песню, протянул шею и крикнул в последний раз:
– Прощай, белый свет; прощай, моя охота!
А охота тут и есть, легка на помине, летит туча тучей, бежит полк полком! Змея звери в клочки расхватали, жену птицы мигом заклевали, и остался князь-княжевич Иван-королевич один с своею охотою век доживать, один горе горевать, а стоил бы лучшей доли.
Говорят, в старину всё такие-то удальцы рожались, а нам от них только сказочки остались.
Притворная болезнь
Бывали-живали царь да царица; у царя, у царицы был один сын, Иван-царевич. Вскоре царь умер, сыну своему царство оставил.
Царствовал Иван-царевич тихо и благополучно и всеми подданными был любим, ходил он с своим воинством воевать в иные земли, в дальние края, к Пану Плешевичу: рать-силу его побил, а самого в плен взял и в темницу заточил.
А был Пан Плешевич куда хорош и пригож! Увидала его царица, мать Ивана-царевича, влюбилась и стала частенько навещать его в темнице.
Однажды говорит ей Пан Плешевич:
– Как бы нам сына твоего, Ивана-царевича, убить? Стал бы я с тобой вместе царствовать!
Царица ему в ответ:
– Я бы очень рада была, если б ты убил его!
– Сам я убить его не смогу: а слышал я, что есть в чистом поле чудище о трех головах. Скажись царевичу больною и вели убить чудище о трех головах да вынуть из чудища все три сердца; я бы съел их – у меня бы силы прибыло.
На другой день царица разболелась-расхворалась, позвала к себе царевича и говорит ему таково слово:
– Чадо мое милое, Иван-царевич! Съезди в поле чистое; убей чудище о трех головах, вынь из него три сердца и привези ко мне: скушаю – авось поправлюсь!
Иван-царевич послушался, сел на коня и поехал.
В чистом поле привязал он своего доброго коня к старому дубу, сам сел под дерево и ждет...
Вдруг прилетело чудище великое, село на старый дуб – дуб зашумел и погнулся.
– Ха-ха-ха! Будет чем полакомиться: конь – на обед, молодец – на ужин!
– Эх ты, поганое чудище! Не уловивши бела лебедя, да кушаешь! – сказал Иван-царевич, натянул свой тугой лук и пустил калену стрелу; разом сшиб чудищу все три головы, вынул три сердца, привез домой и отдал матери.
Царица приказала их сжарить; после взяла и понесла в темницу к Пану Плешевичу.
Съел он, царица и спрашивает:
– Что – будет ли у тебя силы с моего сына?
– Нет, еще не будет! А слышал я, что есть в чистом поле чудище о шести головах; пусть царевич с ним поборется. Одно что-нибудь: или чудище его пожрет, или он привезет еще шесть сердец.
Царица побежала к Ивану-царевичу:
– Чадо мое милое! Мне немного полегчило; а слышала я, что есть в чистом поле другое чудище, о шести головах; убей его и привези шесть сердец.
Иван-царевич сел на коня и поехал в чистое поле, привязал коня к старому дубу, а сам сел под дерево.
Прилетело чудище о шести головах – весь дуб пошатнулся:
– Ха-ха-ха! Конь – на обед, молодец – на ужин!
– Нет, чудище поганое! Не уловивши бела лебедя, да кушаешь!
Натянул царевич свой тугой лук, пустил калену стрелу и сбил чудищу три головы.
Бросилось на него чудище поганое, и бились они долгое время; Иван-царевич осилил, срубил и остальные три головы, вынул из чудища шесть сердец, привез и отдал матери.
Она того часу приказала их сжарить; после взяла и понесла в темницу к Пану Плешевичу.
Пан Плешевич от радости на́ ноги вскочил, царице челом бил; съел шесть сердец – царица и спрашивает:
– Что – станет ли у тебя силы с моего сына?
– Нет, не станет! А слышал я, что есть в чистом поле чудище о девяти головах; коли съем еще его сердца́ – тогда нешто будет у меня силы с ним поправиться!
Царица побрела к Ивану-царевичу:
– Чадо мое милое! Мне получше стало; а слышала я, что есть в чистом поле чудище о девяти головах; убей его и привези девять сердец.
– Ах, матушка ро́дная! Ведь я устал, пожалуй, мне не состоять супротив того чудища о девяти головах!
– Дитя мое! Прошу тебя – съезди, привези.
Иван-царевич сел на коня и поехал; в чистом поле привязал коня к старому дубу, сам сел под дерево и заспал.
Вдруг прилетело чудище великое, село на старый дуб – дуб до земли пошатнулся.
– Ха-ха-ха! Конь – на обед, молодец – на ужин!
Царевич проснулся:
– Нет, чудище поганое! Не уловивши бела лебедя, да кушаешь!
Натянул свой тугой лук, пустил калену стрелу и сразу сшиб шесть голов, а с достальными долго-долго бился; срубил и те, вынул сердца́, сел на коня и поскакал домой.
Мать встречает его:
– Что, Иван-царевич, привез ли девять сердец?
– Привез, матушка! Хоть с великим трудом, а достал.
– Ну, дитя мое, теперь отдохни!
Взяла от сына сердца́, приказала сжарить и отнесла в темницу к Пану Плешевичу.
Пан Плешевич съел, царица и спрашивает:
– Что – станет ли теперь силы с моего сына?
– Станет-то станет, да все опасно; а слышал я, что когда богатырь в баню сходит, то много у него силы убудет; пошли-ка наперед сына в баню.
Царица побежала к Ивану-царевичу:
– Чадо мое милое! Надо тебе в баню сходить, с белого тела кровь омыть.