- Да ничего, милая, - ответил отец и открыл атлас на карте России, которую они разглядывали до этого. Пальцем он очертил круг над огромной северо-восточной частью страны, где на карте располагалась надпись "СИБИРЬ". Там не было географических названий, не переплетались извилистые линии магистралей и железных дорог - только широкие пятна всех оттенков зеленого и белого да кое-где волнистая голубая полоса, на которую было нанизано несметное количество озер. - Есть в мире места, где люди просто не живут. Там слишком холодно, или слишком много деревьев, или горы слишком крутые. Как бы то ни было, никому не пришло в голову проложить там дороги - а без дорог не будет домов, без домов не будет городов. - Он снова открыл атлас на карте Портленда и постучал пальцем по буквам Н. Ч. - Это значит "Непроходимая чаща" - чаща там и есть.
- А почему там никто не живет? - спросила Прю.
- Потому же, почему никто не живет в той части России. Когда сюда пришли первые поселенцы и основали Портленд, никто не хотел строить там дом: слишком густой лес, слишком крутые холмы. Домов не было, не было и дороги. Так, без домов и дорог, место и осталось пустовать. А со временем лес разросся и стал еще непроходимее. Поэтому его назвали Непроходимой чащей, чтобы все понимали, что туда хода нет. - Отец с пренебрежением махнул рукой на карту и нежно взял Прю двумя пальцами за подбородок. Приблизив ее лицо к своему, он добавил: - И я не хочу, чтобы ты туда ходила. Никогда. - Шутливо покачав ее головой, он улыбнулся: - Ясно, солнышко?
Прю, скорчив рожицу, выдернула подбородок.
- Ага, ясно.
Они снова уткнулись в атлас, и Прю положила голову отцу на грудь.
- Я серьезно, - сказал он, и она щекой почувствовала, как напряглись его мышцы.
Так что Прю знала, что подходить к Непроходимой чаще нельзя, и еще один лишь раз потревожила родителей расспросами. Но вот не думать о ней у Прю не получалось. Пока в центре одна за другой поднимались многоэтажки, а шоссе на окраинах города обрастало терракотовыми торговыми центрами, этот огромный кусок земли прямо рядом с городом, к изумлению Прю, оставался нетронутым, неиспользованным, невостребованным. И притом взрослые, кажется, вовсе не упоминали его в разговорах. Такое ощущение, что в умах большинства людей Чащи вообще не существовало.
О Непроходимой чаще говорили только в одном месте - в школе, где Прю училась в седьмом классе. Среди старшеклассников ходила невероятная история о человеке - вроде как это был чей-то дядя, - который случайно забрел в Непроходимую чащу и исчез на многие годы. Его семья со временем забыла о нем и продолжала жить как ни в чем не бывало, а однажды он, откуда ни возьмись, появился на пороге. Он не помнил ничего, что случилось за эти годы, только говорил, что заблудился в лесу и зверски проголодался. Прю с самого начала сомневалась во всей истории: личность этого "человека" то и дело менялась. В одном рассказе это был чей-то отец, в другом - своенравный двоюродный брат. Кроме того, детали тоже не совпадали. Один выпускник рассказал развесившим уши одноклассникам Прю, что тот человек (в этой версии - старший брат самого выпускника) вернулся из своих удивительных скитаний в Непроходимой чаще страшно постаревшим, с длинной белой бородой, спускавшейся до самых его изодранных ботинок.
Как бы сомнительны ни были эти рассказы, Прю стало ясно, что большинство одноклассников слышали от родителей то же, что она от отца. Лес незаметно просочился в их игры: пространство вокруг квадратного двора школы, которое раньше было озером кипящей лавы, стало теперь Непроходимой чащей, и горе любому, кто пропускал удар и должен был бежать за красным резиновым мячом в эти дебри. В салках водящего называли теперь не "вода", а дикий койот из Непроходимой чащи, и ему полагалось носиться вокруг разбегающихся одноклассников с лаем и рычанием.
Именно мысли об этих койотах и заставил Прю во второй раз спросить родителей о Непроходимой чаще. Однажды она в испуге проснулась от отчетливого собачьего лая. Девочка села в постели, прислушиваясь к тому, как в соседней комнате хнычет также проснувшийся четырехмесячный Мак, а родители тихонько его успокаивают. Это был лишь далекий отголосок лая, но от него кровь стыла в жилах. Какофония жестокости и хаоса становилась все громче, и соседские собаки начали вступать. Прю заметила, что отдаленный лай не похож на гавканье местных собак - он был куда резче, беспорядочней и злее. Она откинула одеяло и пошла в комнату родителей. Взгляду предстала зловещая картина. Мама качала на руках притихшего Мака; родители стояли у окна и, побелев от страха, немигающим взглядом смотрели за город, на далекий западный горизонт.
- Что это за звук? - спросила Прю, подойдя к родителям. Перед ними расстилались огни Сент-Джонса, россыпь мерцающих точек, идущих до самой реки и тающих во тьме. При звуке голоса Прю оба вздрогнули, и отец сказал:
- Просто какие-то старые собаки воют.
- А там, дальше? - настаивала Прю. - Не похоже на собак.
Родители переглянулись, и мама сказала:
- Солнышко, в лесу водятся всякие дикие звери. Это, наверное, стая койотов тоскует по хорошей мусорке, где можно покопаться. Не стоит волноваться, - улыбнулась она.
Лай в конце концов прекратился, окрестные собаки успокоились, и родители Прю довели ее до комнаты и уложили в постель. Это был их последний разговор о Непроходимой чаще, но он не утолил любопытства Прю. Она не могла избавиться от ощущения смутной тревоги: ее родители, которые всегда были оплотом силы и уверенности, казалось, на удивление взволновались от ночных звуков. Будто бы Чаща пугала их так же, как саму Прю.
В общем, несложно представить себе ужас, который овладел Прю, пока она наблюдала, как черный шлейф воронов исчезает во тьме Непроходимой чащи вместе с ее маленьким братом.
* * *
День почти превратился в вечер, солнце закатилось за холмы, а она все стояла, застыв с раскрытым ртом на краю обрыва. Внизу загремел двигатель, и по железнодорожному мосту, низко нависающему над кирпичом и металлом Промышленного пустыря, проехал поезд. Поднялся ветер, и Прю покрылась мурашками под курткой, по-прежнему не спуская взгляд с узкого просвета между деревьями, в котором исчезли вороны.
Начался дождь.
Прю чувствовала себя так, будто кто-то просверлил в ней дыру размером с баскетбольный мяч. Ее брат пропал в буквальном смысле, птицы схватили его и унесли в глубокий, непроходимый лес, и кто знает, что они там с ним сделают. И все из-за нее. Небо из густо-синего стало темно-серым, на улицах неспешно, один за другим, начали зажигаться фонари. Наступал вечер. Прю понимала, что стоять здесь бесполезно. Мак не вернется. Прю медленно развернула велосипед и пошла обратно вверх по улице. Как она расскажет родителям? Они будут раздавлены горем. Прю накажут. Ее и раньше наказывали - за то, что поздно возвращалась со школьных вечеров, что гоняла на велосипеде по району, но в этот раз наказание будет таким, какое ей и не снилось. Она потеряла Мака, единственного сына своих родителей. Своего брата. Если за пару поздних возвращений ее на неделю оставляли без телевизора, то справедливое наказание за потерю брата и представить невозможно. Несколько кварталов она прошла словно в трансе и почувствовала, что глотает слезы, когда заново представила себе, как вороны исчезают в лесу.
- Соберись, Прю! - сказала она вслух, вытирая слезы со щек. - Думай!
Глубоко вздохнув, она принялась перечислять в уме варианты действий, взвешивая все "за" и "против". Полиция отметается сразу - там точно подумают, что она свихнулась. Прю не знала, что в полиции делают с психами, которые являются в участок и кричат о стаях воронов и украденных годовалых детях, но подозрения у нее были. Скорее всего, ее увезут в бронированном фургоне и запрут в какой-нибудь подземной камере в далекой-предалекой психушке, где она всю оставшуюся жизнь будет слушать завывания сокамерников и безуспешно убеждать проходящего мимо сторожа в том, что она не чокнутая и заперли ее по ошибке. Мысль о том, чтобы поспешить домой и рассказать все родителям, приводила Прю в ужас: это просто разобьет им сердца. Они так долго ждали Мака. Ей не все было известно, но вроде бы родители собирались завести второго ребенка раньше, только не получалось. Они были так счастливы, когда узнали про Мака, просто светились. Весь дом ожил и засиял. Нет, она не готова принести им страшную весть. Можно было бы сбежать - это выход. Прыгнуть в один из поездов, идущих по мосту, свалить отсюда, путешествовать из города в город, берясь за всякую странную работу и предсказывая будущее за деньги, - может, по дороге ей даже встретится маленький золотистый ретривер и станет ее верным спутником, и они будут вместе бороздить страну, словно пара цыган-кочевников, и ей никогда больше не придется глядеть в глаза родителям или думать о бедном пропавшем братике…
Прю остановилась посреди тротуара и горестно покачала головой.
"О чем ты думаешь? - отчитала она себя. - Совсем двинулась!"
Она глубоко вздохнула и снова покатила велосипед вперед. Осознав единственный выход, который у нее оставался, Прю похолодела.
Нужно пойти за ним.
Нужно отправиться в Непроходимую чащу и отыскать брата. Задача казалась невыполнимой, но выбора не было. Дождь усилился и теперь поливал улицы и тротуары, собираясь в огромные лужи, которые тут же заполняли целые флотилии сухих листьев. Прю обдумывала план действий, тщательно взвешивая опасности, которые сулил подобный поход. На вымокшие насквозь улицы покрывалом опустился вечерний холод; идти на ночь глядя будет небезопасно. "Пойду завтра, - подумала она, не замечая, что некоторые слова бормочет вслух. - Завтра утром, рано утром. Маме с папой даже знать необязательно". Но как сделать так, чтобы они не догадались? Сердце екнуло, когда она вернулась на место, откуда Мака похитили, - на детскую площадку. Лесенки и качели одиноко мокли под дождем. Макова красная тележка стояла на асфальте, наполняясь водой, внутри валялось промокшее насквозь скомканное одеялко.
- Точно! - воскликнула Прю, подбегая к тележке. Она встала коленями на сырой асфальт и принялась сворачивать мокрое одеяло, придавая ему форму спеленатого ребенка. - Убедительно, - решила девочка и уже было прицепила тележку к велосипеду, как вдруг ее окликнули:
- Эй, Прю!
Прю сжалась и оглянулась через плечо. На тротуаре неподалеку от площадки стоял мальчишка, неузнаваемый под дождевиком. Он откинул капюшон и улыбнулся.
- Это я, Кертис! - крикнул мальчик и помахал рукой.
Кертис был одноклассником Прю. Он с родителями и двумя сестрами жил на той же улице, что и она. В школе они сидели за две парты друг от друга. Кертис постоянно получал нагоняи от учителя за то, что рисовал на уроках картинки, где супергерои сражались с суперзлодеями. Из-за этой одержимости рисованием у него были проблемы и с одноклассниками, потому что остальные перестали рисовать супергероев еще несколько лет назад - некоторые вовсе прекратили рисовать, а остальные если только разрисовывали бумажные обложки учебников логотипом любимой группы. Прю была одной из немногих, кто перешел от рисования супергероев и сказочных персонажей к изображению птиц и растений. Одноклассники смотрели на нее косо, но по крайней мере не приставали. Над Кертисом же издевались за пристрастие к теме, вышедшей из моды.
- Привет, Кертис, - как можно беззаботнее поздоровалась Прю. - Что делаешь?
Он снова натянул капюшон.
- Вышел погулять. Мне нравится гулять в дождь. Народу мало. - Он снял очки и, вытянув из-под дождевика край воротника рубашки, принялся их протирать. Круглое лицо мальчика венчала шапка черных кудрей, которые торчали из-под капюшона, словно кольца стальной стружки. - А ты чего сама с собой разговаривала?
Прю замерла.
- Что?
- Ты говорила сама с собой. Вон там. - Он указал в сторону обрыва и снова надел очки. - Я вроде как за тобой шел. Собирался позвать, но ты была такая… не в себе.
- Неправда, - сказала Прю единственное, что пришло ей в голову.
- Ты говорила сама с собой, пока шла, потом останавливалась и качала головой, и вела себя очень странно, - настаивал он. - И чего ты так долго стояла у обрыва? Просто пялилась в никуда?
Прю посуровела. Она подошла вместе с велосипедом к Кертису и ткнула ему пальцем в лицо.
- Слушай, Кертис. - Она призвала на помощь самый свой резкий тон. - Мне нужно кое-что обдумать. Не доставай меня, ладно?
К ее облегчению, мальчишку оказалось на удивление легко запугать. Он поднял руки и сказал:
- Ладно! Ладно! Мне просто было интересно.
- Ничего интересного, - перебила она. - Просто забудь все, что видел, ясно?
С этими словами она развернула велосипед к дому. Усевшись на сиденье и поставив ноги на педали, Прю повернулась к Кертису и добавила:
- И я не сумасшедшая.
И уехала.
Глава третья
Перебраться через мост
Когда Прю подъехала к дому, было почти семь. В окнах гостиной горел свет, и девочка разглядела очертания склоненной над вязанием маминой головы. Отца видно не было, и Прю осторожно прокралась вдоль стены дома, двигаясь медленно, чтобы не шуршать гравием. Сырое одеяло в тележке напоминало задремавшего малыша, но, конечно, тщательного осмотра ему было не выдержать, поэтому Прю едва дышала, изо всех сил надеясь не наткнуться на любознательного родителя. Но надеждам ее не суждено было сбыться - завернув за угол дома, она увидела, что отец возится во дворе с мусорными баками. Назавтра должны были забирать мусор, а вытаскивал контейнеры на тротуар всегда отец. Заметив Прю, он отряхнул руки и окликнул ее:
- Привет, ребенок!
Лампа на крыльце лила тусклый свет на темнеющую лужайку.
- Привет, пап, - отозвалась Прю. С колотящимся сердцем она медленно подвела велосипед к дому и прислонила его к стене. Папа улыбнулся.
- Припозднились что-то. Мы уже волноваться начали. И, кстати, ужин вы пропустили.
- Мы заехали в кафе здорового питания по дороге домой, - сказала Прю, - взяли овощное жаркое на двоих. - Она неловко шагнула в сторону, чтобы заслонить от отца тележку. Прю пыталась изобразить непринужденность, но болезненно остро ощущая каждое движение. - Как прошел день, пап?
- Нормально, - ответил он. - Эта ярмарка - сплошная карусель. Улавливаешь? Карусель на ярмарке?
Прю громко хихикнула и тут же осознала, что нужно было вздохнуть осуждающе - как она делала всегда, когда папа отпускал дурацкие шутки. Он, кажется, тоже заметил ее необычную реакцию и, вскинув бровь, спросил:
- Как дела у Мака?
- Замечательно! - воскликнула Прю, возможно, чересчур торопливо. - Спит!
- Да ну? Рановато для него.
- Ну, день прошел… насыщенно. Он много бегал туда-сюда. Мне показалось, Мак устал, так что после еды я укутала его в одеяло, и он уснул. - Улыбнувшись, она махнула рукой в сторону тележки. - Без задних ног.
- Гм, ну что ж, неси его в дом и переодень в пижаму. Видно, он в полном нокауте, - вздохнув, отец снова сосредоточился на мусорных баках и потащил их в сторону улицы.
Прю облегченно выдохнула. Обернувшись, она осторожно вытащила влажное одеяло из тележки и зашла в дом, покачивая сверток на ходу и тихонько нашептывая ему что-то.
Задняя дверь вела в кухню, и Прю прошла по пробковому полу так тихо, как только могла. Она уже почти добралась до лестницы, как вдруг мама окликнула ее из гостиной.
- Прю? Это ты?
Остановившись, девочка прижала мокрое одеяло к груди.
- Что, мам?
- Вы пропустили ужин. Как Мак?
- Хорошо. Спит. Мы поели по дороге домой.
- Спит? - спросила она, и Прю представила, как ее глаза за стеклами очков обращаются к часам на каминной полке. - Ясно. Тогда переодень его…
- В пижаму, - закончила за нее Прю. - Как раз собиралась.
Она бросилась наверх, перепрыгивая через ступени, и влетела в свою комнату. Кинув промокшее одеяло в корзину с грязным бельем, она вернулась в коридор и зашла в комнату Мака. Прю схватила мягкую игрушку - плюшевую сову - и положила ее в кроватку, тщательно прикрыв одеялами. Удовлетворенная тем, что кулек на первый взгляд напоминает спящего ребенка, она кивнула сама себе и выключила свет. Вернувшись в свою комнату, девочка закрыла дверь и рухнула на кровать, зарывшись лицом в подушки. Сердце по-прежнему бешено колотилось, и потребовалось несколько секунд, чтобы кое-как успокоить дыхание. Дождь тихо стучал в оконное стекло. Прю подняла голову и оглядела комнату. Внизу закрылась входная дверь, отец прошел в гостиную. Послышались приглушенные голоса родителей, и Прю, скатившись с постели, принялась готовиться к завтрашнему приключению.