И большое вам спасибо, - добавил он каким-то особым голосом, - за таких учеников, как Рыжкин. - Он положил мне руку на голову, и я завертел ей из стороны в сторону. - Такими учениками можно гордиться. Пока передайте нашу благодарность директору школы устно, позже Лига пришлет письмо. Ну, счастливого пути.
Эльза улыбнулась ему улыбкой Дины Скарлатти и отозвала меня в сторону.
- Было бы неграмотно в этой ситуации, - сказала она, - забивать себе голову посторонними вещами. Можешь быть спокоен, что в дирекции про хомяка действительно никто ничего не узнает. Да я и не собиралась туда идти.
Я обозлился и сказал, как угодно, мне все равно, тем более, что я сам виноват - нарушил инструкцию.
- Не злись, малыш, - сказала Эльза. - Это вредно. Я вникла в твое предложение группе - что ж, идея недурна… Поздравляю.
- Ладно, - сказал я, - попросите Натку Холодкову забрать хомяка к себе.
Эльза пообещала и залезла в салон.
Палыч закрыл люк.
Мы с Лысым пошли к лифту, и, когда сели в лифт и он нажал кнопку, я увидел, как наш "Воробей" задним ходом под мигание разноцветных лампочек в зале, разрешающих вылет, плавно покатил к створкам пропускающих камер.
* * *
В небольшой светлой комнате, куда меня привел Лысый, стояли три маленькие программирующие машины типа "Аргус", возле одной, работавшей, крутился паренек лет восемнадцати в больших черных очках - наверное, Юра. Толстяк прямо весь светился от счастья, а в углу, в кресле сидел маленький, рябой, тихий человечек.
Лысый назвал мою фамилию, толстяк и Юра подошли ко мне и долго трясли мне руку, человечек в углу встал тоже, но не подошел, а Лысый подтолкнул меня к нему.
- Зинченко, - сказал он, робко почему-то улыбнувшись, и легонько пожал мне руку, и я, потому что сам он ко мне не подошел, а после и потому еще, что вспомнил его фамилию, догадался, что он здесь - самый главный. Он снова сел в кресло, и толстяк потащил меня к Юре и работающему "Аргусу".
- Видел когда-нибудь "Аргус"? - спросил он.
- Нет, только на картинке, - сказал я.
- Приглядись внимательно, что непонятно, спроси.
Я стал разглядывать работающий "Аргус", стараясь сообразить, где что и как он работает (машины сходного типа мы изучали в школе), и вдруг, совершенно неожиданно, ну, абсолютно внезапно, очень остро и по каким-то совершенно непонятным причинам почувствовал, что жутко влюблен в Натку Холодкову. Влюблен в нее - и все тут. Мне даже жарко стало, и волосы зашевелились на голове.
- Ну, как? Сообразил? - сказал толстяк, этот Рафа.
- Что? - спросил я. - А-а… да. Да, в общих чертах.
- Черт знает, что делается, - сказал Юра. - Сначала все идет идеально, а потом бред сивой кобылы.
Рафа объяснил мне, как ребенку, что в "Аргус" они вкладывают весь (точнее, почти весь) расчет нового микрокосмолета, который Лига признала идеальным, и одновременно предполагаемый вариант детали "эль-три", тогда машина выдает характеристику нагрузок и возможностей всего корабля. До того, как родилась моя, Рыжкинская, идея, все их варианты давали минус-эффект, и вот только теперь "Аргус-М" выдает сплошные плюсы, но… до определенного момента: дальше идет белиберда, сплошные минусы, в чем дело - неизвестно.
- Если, - сказал Рафа, - что-то с машиной, то ужасно смешно, что вначале выдается сплошной плюс-эффект, ведь все же показания неверны, все!
"Чего они тогда радуются? - подумал я. - Лучше бы домой меня отпустили, хомяк сидит некормленый". - И тут же снова вспомнил про Натку.
- А почему нужно ломать именно семнадцатую молекулу? - спросил у меня Юра. - Чует мое сердце, что здесь и зарыта собака. Ярусность-то до четырех меняется, но не во второй зоне.
- Во второй, - сказал я. - Да и вообще, если взять другую, не семнадцатую, машина бы с самого начала выдавала минус-эффект. Конечно, я не считал, но мне так кажется, и я…
- Уверен?
- Абсолютно. Но можно проверить.
Я взял мел и сделал расчет прямо у них на глазах.
- Да, - сказал Зинченко. - Все верно и гениально просто.
Рафа и Лысый согласились, и еще что непонятно, почему же потом все меняется, и вряд ли дело в "Аргусе-М", тогда бы он все выдавал неверно, с самого начала.
- Цветы! - вдруг заорал я так, что все вздрогнули. - Цветы! Кто их туда поставил? - И я бросился к "Аргусу-М" и подлез под него (он был высокий, на изящных ножках); за ним на окне стояли в банке с водой цветы. Рядом со мной оказался вдруг Юра, и я услышал голос Рафы:
- Это Юрины фантазии. Привез с Земли. А в чем дело?
- Бог ты мой, - сказал я, снова вылезая вместе с Юрой и с цветами из-под "Аргуса". - Вынесите их ненадолго отсюда!
- Не дам, - сказал Юра.
Рафа глядел на меня, вытаращив глаза.
- Да ненадолго, - сказал я Юре. - Ты не беспокойся.
Юра вышел, вернулся без цветов, и, пока я сидел и хохотал как ненормальный, все смотрели на меня так, будто меня укусила собака или я сам сейчас всех перекусаю. Потом я успокоился и сказал:
- Запустите программу снова.
Юра трясущимися руками вложил данные группы и мои данные и включил "Аргус". Все собрались возле окошечка итогов и стали внимательно следить за каждой новой строчкой выкладок.
- Вот тут, - зашептал Рафа. - Вот тут-то все и ломалось.
- А сейчас? - спросил я, когда появилась новая строчка.
- Ой, - сказал Рафа, крепко сжав мой локоть. - Ой!
Юра (я быстро поглядел на него) стоял бледный. Зинченко - спокойный, вообще без всякого выражения на лице.
- Ну, а сейчас? - спросил я, когда появилась новая строчка.
Рафа крякнул и шлепнул меня по попе - я покраснел.
- Рафа, - сказал Зинченко. - Аккуратней.
- Ох ты, щенок! - сказал Рафа, обнимая меня (а я старался вырваться; красный я был - ужас). - Ух ты, наше золотце!
- А сейчас - снова верно? - спросил я. - Совпадает?
- Мальчик - ты прелесть, - сказал Рафа. - Где ты раньше-то был?
И дальше, до самого конца все шло как по маслу.
- Уф-ф-ф! - сказал Рафа. - Слушай, Рыжкин, а что это было? А?!
- Да так, - сказал я. Я вдруг почувствовал, что жутко устал. - Ерунда, в общем-то. Цветы… Живая природа. Биология все-таки. Вот они и оказывают…
- А-а-а! - заорал Рафа, покатываясь со смеху. - Ой, держите меня!.. Биологическое влияние. "Аргус" хоть и "М", а все же "Аргус", ничего не поделаешь, параметры биополя машины меняются…
Теперь уже ржали все, после успокоились, Зинченко вытер слезы и сказал:
- Мы тут решили до твоего прихода, что если ошибка будет найдена, то на время окончания работ по "эль-три" ты станешь руководителем группы из шестнадцати человек. Шестнадцать взрослых мужчин в твоем подчинении! Только не зазнавайся, хотя случай этот в практике редчайший. А со школой мы договоримся. Рафа, вы с Землей связались, как они там?
- Они прибудут сорок восьмым рейсом через две минуты.
- А специалиста по пластмассам заполучили?
- Да, двоих.
- Правильно, что двоих. А то возни с перестройкой этой двухъярусной будет выше головы. Кстати, они должны быть полноправными членами группы Рыжкина, закажите им перед возвращением на землю постоянные пропуска.
- Будет сделано.
- Ну молодец.
Вскоре послышались голоса за дверью, в дверь постучали. "Да-да", - сказал Зинченко, и вошли четверо мужчин.
- Это наш герой, ребята, - сказал Зинченко. - А почему герой, вы сейчас узнаете, - сюрприз, мы вам специально ничего не передали на Землю.
Я молча каждому пожал руку, еще не понимая по-настоящему, в какую сумасшедшую жизнь я внезапно попал.
- А пластмассовики где? - спросил Зинченко.
- Идут за нами.
Дверь снова открылась, вошел какой-то сутулый дядька, а за ним… а за ним - мой папа.
* * *
Мы возвращались на Землю поздно вечером.
Странно, но я ни о чем не думал, только о хомяке, - что он, видно, сидит голодный у чужих людей; ни о Натке не думал (хотя вполне мог подумать - хомяк-то остался у нее, где же еще?), ни, даже, о папе - только о своем голодном хомяке.
Иногда я почему-то с внезапной дрожью вспоминал, что все сидящие в корабле люди, все, кроме Зинченко, - мои подчиненные (мои подчиненные!!!), но тут же забывал об этом.
Все сидели тихо, замотались, разговор внутри группы "эль-три" был жутко длинный, в основном он крутился вокруг пластмассы Дейча-Лядова, как ее, заразу, перестраивать, потому что, сказал Рафа (а Зинченко, соглашаясь, кивнул), полдела сделано: сам-то вид "эль-три" изображен, а размеры и кривые сосчитаны нашим миленьким, маленьким, симпатичненьким, скромненьким, в бесконечной степени архидубльнаигениальнейшим, родным, любимым и уважаемым всеми - школой, городком, Высшей Лигой, страной, планетой и - особенно! - семьёй, чудненьким нашим… младшим Рыжкиным - гениально верно. (Кто его, между прочим, просил вспоминать про семью - не знаю, мог бы и сам вполне сообразить что к чему.)
Когда папа вошел в комнату, где стояли "Аргусы", и его брови сделались уголками вверх, как крыши на старинных домиках (так он удивился, увидев меня на Аяксе "Ц", а я сразу все понял и тут же догадался, что он-то пока ничего еще не понимает, и прямо одеревенел, превратился в чурбашку), все стали называть свои фамилии и знакомиться с вновь прибывшими специалистами по пластмассе. И тут оказалось, что инженер Высшей Лиги, прибывший на Аякс "Ц" под паролем "Я - голубь" - Рыжкин, тоже Рыжкин, второй, кроме меня.
- Рыжкин?! - сказал Зинченко, называя свою фамилию и пожимая папину руку. - Забавно. И вот Рыжкин. - И он кивнул в мою сторону.
- Это мой сын, - сказал папа.
Я быстро поглядел на Зинченко, Юру и Рафу - секунду или больше, не знаю, их лица были не похожими на самих себя, как-то сплющились, что ли, я отвернулся, а Зинченко сказал тихо:
- Я уполномочен заявить присутствующим решение Высшей Лиги: за найденное правильное решение формы детали "эль-три" и предварительно верную идею состава материала "эль-три" - перестройка третьей, девятой и семнадцатой молекулы структуры Дейча-Лядова - до окончания работ над деталью "эль-три" руководителем группы "эль-три" назначается ученик шестого "б" класса Особой высшей технической детской школы номер два Митя Рыжкин. Давайте работать, товарищи.
Но еще целую вечность все стояли молча, и была такая тишина в комнатке, что мне казалось, будто я слышу шорох вращения вокруг земли этого Аякса "Ц" - будь он неладен.
За иллюминаторами стемнело, боковым зрением я видел иногда, как папа сидит, глубоко откинувшись в кресле, и курит, закрыв глаза, а я думал о голодающем хомяке.
Вдруг папа сказал (я вздрогнул, повернулся к нему, но он так и сидел, закрыв глаза):
- Сегодня я обедал дома, приезжал с работы на роллере. Мама сделала свекольник.
- Ка-ак свекольник?!
Я даже немного привстал от полной неожиданности. Уже лет десять свекла на Земле не росла, что-то такое случилось с почвой, свекле неугодное, ну, не уследили, и теперь ее выращивали либо в парниках на промежуточных станциях, куда почва была завезена давным-давно, либо на других планетах, конечно, ближних, - в общем, ее мало получалось, и привозили ее очень редко. Пронесся, правда, слух, что где-то в Дании и на Коморских островах наловчились снова ее выращивать, но и там ее было немного, люди сами были рады-радешеньки, что не надо сложным путем договариваться с другими странами о доставке свеклы из космоса, и если уж и продавали свою, то только на золото: покупать у них - для свеклы получалось дороговато.
- Да, - сказал папа. - Привезли партию. Говорят, с Селены, парниковая. Сегодня весь городок ест свекольник, хотя уже осень, не очень-то и жарко. Многие собираются мариновать.
- Входим в зону приземления! - крикнул пилот. - Пристегните привязные ремни!
Но никто даже не улыбнулся - шутка была заезженная, как в старину говорили - "с бородой": давно уже малые космолеты садились надежно, без аварий.
Мы приземлились мягко, почти незаметно; было темно, накрапывал дождь, где-то на другом конце космодрома плавно оторвался от земли и ушел в космос красавец ТэЭрЭсЭф-Супер-восьмой (я узнал его по сигнальным огням), все распрощались, папа завел "роллер", и мы покатили по мокрому шоссе, в темноте, домой: это был основной космодром нашего городка, километрах в двенадцати от центра.
Наверное, потому, что папа вел "роллер" очень быстро, мы после слабоосвещенного шоссе ворвались в городок, как в другой мир: играла музыка, крутились, мелькали в темном небе огни цветных реклам, возле кинотеатра стояла толпа мальчишек и девчонок - все ели мороженое и были в шикарных, блестящих от дождя плащах. Под козырьком кинотеатра какой-то парнишка скинул плащ и делал стойку на одной руке, а все - я расслышал - громко считали. Над нами, рассекая дождь, то и дело проскакивали такси-амфибии, из их окон несся смех, и на меня вдруг напала такая тоска, такая тоска, что я прижался грудью к спине папы, положил подбородок ему на плечо, ближе к уху, и, чтобы он расслышал, почти крикнул:
- Останови возле "Шоколадницы"!
- Что?! - спросил он. - Не слышу! Ты громче!
- Возле кафе останови! У "Шоколадницы"! Он остановился. Я слез с "роллера".
- Ты куда? - спросил он. - Разве не домой?
- Пап! - сказал я. - Я попозже приеду, можно? Мы…
Ну, в общем, я и один паренек из старой школы давно на этот вечер договаривались задачки порешать, ну, чтобы я ему помог…
- А обедать? Тебя ждет свекольник.
- Я пообедал на Аяксе сразу после занятий, - соврал я.
По-моему, он видел, что я все вру.
- Все-таки свекольник, Митя, - сказал он.
- Ладно, никуда он не денется. Приду - поем.
- Поздно не приходи, мама будет волноваться! - крикнул он, уже укатывая.
Я свернул направо и мимо шикарного магазина "Дары Земли", где стояла большая очередь за свеклой, по переулку Дружбы быстро дошел до Наткиной улицы; смешно, но я не знал ее названия, хотя она была, пожалуй, самой красивой в городке, очень тихая, хотя и рядом с центром, вся в зелени и с очень симпатичными коттеджами, где жили светила науки. Наткин папа тоже был светилом, но по ней это было совершенно незаметно.
Меня вдруг начало колотить оттого, что я сейчас ее увижу, и еще оттого, что ее вполне может и не быть дома. Я отыскал их коттедж, через зелень мне все же удалось рассмотреть, что свет горит, я нашел кнопку, и тут же засветился маленький телеэкран возле калитки. Волновался я ужасно. После из глубины экрана на меня выплыло лицо этого светила - один раз я его видел, посчастливилось.
- Тебя плохо видно, - сказал он. - Не резко.
- Вас тоже, - сказал я. - Может, у вас там винтик отошел на ручке резкости?
- Да нет, - сказал он. - Это новая система, с постоянной резкостью. Наверное, что-то с контактами. Стукни посильнее по калитке. Сильнее, не бойся.
Я влепил по калитке изо всех сил, так что рука заныла, и резкость восстановилась.
- Спасибо, - сказал он. - Ну?
- Извините, Натка… Наташа Холодкова дома? - спросил я. - Я - Рыжкин из ее школы. Помните, один раз я заходил к вам, когда она болела, и приносил ей звуковые кинозаписи пропущенных лекций?
- Да, дома, - сказал он. - Проходи, она в своей комнате, занимается.
В калитке что-то щелкнуло, она отворилась, я пошел, калитка закрылась, и по тропинке, сначала прямо, прямо, среди высоких кустов, а потом налево и направо я дошел до коттеджа.
Я открыл дверь, в прихожей было темно, но в гостиной горела одна секция освещения; смутно, но я вспомнил дверь ее комнаты и, почему-то даже не постучавшись, вошел.
Она сидела ко мне спиной, перед зеркалом, и делала какую-то фантастическую, немыслимую прическу.
- Привет, - сказала она. - Что, сильный дождь?
- Средний, - сказал я. - Знаешь ли, я хотел спросить, ты кормила хомяка? Он где?
- Тихо, тише, - сказала она. - Он спит.
- Голодный?!!
- Да нет же.
- Свекольником кормила?
- Что ты? Он умял огромную сосисищу, вот такую.
- В полиэтилене была сосиска?
- Да.
- А ты ее почистила? Почистила? А то он подохнет, нажравшись полиэтилена.
- Дурачок, - сказал Натка. - Станет он есть твой полиэтилен. Почистила, почистила, успокойся.
- А то он…
- Да брось ты, - сказала Натка.
Она так и сидела спиной ко мне - не оборачиваясь. Жутко было смотреть на ее идиотскую прическу.
- Нравится? - спросила она. - Да ты садись.
- Не очень. Тебе лучше, как обычно.
- Много ты понимаешь! Прическа, как у Дины Скарлатти. Немного напоминает ту сумасшедшую формулу Маллигана из системы Рубинчика, правда? То же сложное переплетение простейших групп.
- Плевал я на формулы, - сказал я.
Натка засмеялась, растрепала прическу, быстро причесалась по-человечески, вскочила, щелкнула меня по носу, схватила за руку и потащила в сад. Дождь кончился, было тихо, и только вдалеке, в центре, играла музыка.
- Пойдем, - сказала она. - Я покажу тебе свой уголок.
За руку она обвела меня в темноте вокруг коттеджа, скоро глаза мои немного привыкли, я рассмотрел деревья, кусты, клумбы, узкую дорожку; она повела меня по этой дорожке куда-то в глубь сада, было холодно и мокро, дорожка стала еще уже, вдруг кончилась, кусты - тоже, впереди была большая поляна с короткой мокрой травой, фа поляной темнело что-то похожее на лесок - Натка повела меня туда.
- Они сделали меня руководителем группы, - вдруг выпалил я.