- Понятия не имею, о чем ты говоришь!
- Ну да, конечно, - он выгнал Нима из комнаты и остановился на пороге. - Я могу рассчитывать, что вы не убежите снова?
- С чего нам так поступать? - спросил я. - Мы же хотим встретиться с мистером Бентамом.
- Мы никуда не уйдем, - заверила его Эмма. - Но почему ты еще здесь?
- Мистер Бентам попросил меня присмотреть за вами.
Я задумался, означает ли это, что Шэрон остановит нас, если мы попытаемся уйти.
- Должно быть, ты здорово обязан ему, - хмыкнул я.
- Колоссально, - ответил он. - Я обязан этому человеку своей жизнью.
И согнувшись почти пополам, он протиснулся в дверной проем и вышел в коридор.
* * *
- Ты переодевайся там, - Эмма указала на дверь, ведущую в маленькую ванную, - я переоденусь здесь. И не подглядывай, пока я не постучу!
- Ла-адно-о! - протянул я преувеличенно разочаровано, пытаясь не показать, что я действительно разочарован. Хотя увидеть Эмму в нижнем белье было, несомненно, заманчивой перспективой, то, что нашим жизням последнее время постоянно угрожала смертельная опасность, отправило эту часть моего подросткового мозга в глубокую заморозку. Еще пара серьезных поцелуев, однако, и мои базовые инстинкты могут начать проявлять себя.
Ну да ладно.
Я закрылся в ванной, которая вся сияла белым кафелем и тяжеловесной железной сантехникой, и наклонился над раковиной, чтобы рассмотреть себя в посеребренном зеркале.
Выглядел я жутко.
Мое лицо было раздуто и расчерчено воспаленными красными линиями, которые хоть и заживали быстро, все еще были заметны, напоминая о каждом ударе, обрушившимся на меня. Туловище представляло собой географическую карту из синяков, безболезненную, но уродливую. В труднодоступных складках ушей запеклась кровь. При виде ее у меня закружилась голова, и я сжал край раковины, чтобы не меня не шатало. Отвратительные воспоминания внезапно нахлынули на меня: ноги и кулаки колотят меня, земля поднимается навстречу.
До этого никто еще не пытался убить меня голыми руками. Это было что-то новое, отличное от того, когда на тебя охотятся пустóты, которых ведет инстинкт. Отличалось это и от того, когда в тебя стреляют: пули были быстрым, безликим способом убийства. Использовать для этого свои руки, да, это требует усилий. Для этого необходима ненависть. И было странно и горько осознавать, что подобная ненависть была направлена на меня. Люди, которые даже не знали моего имени, в какой-то миг коллективного безумия возненавидели меня настолько, что готовы были забить до смерти одними только своими кулаками. Я чувствовал стыд от этого, даже какое-то унижение, хотя не мог понять, почему. Это было что-то, над чем я еще должен буду поразмыслить, если когда-нибудь у меня будет такая роскошь, как время чтобы размышлять над подобными вещами.
Я открыл кран, чтобы ополоснуть лицо. Трубы задрожали и застонали, но, после громкого тожественного аккорда, икнули и выдали лишь пару капель ржавой воды. Этот Бентам может быть и был богат, но никакое богатство не могло отгородить его от того адского места, где он жил.
Как он вообще оказался здесь?
Еще более интригующим было то, как он познакомился, или вообще узнал о моем дедушке? Несомненно, именно о нем говорил Шэрон, когда упомянул, что Бентам искал старика, который может разговаривать с пустóтами. Возможно, мой дед встретил Бентама во время войны, после того как покинул дом мисс Сапсан, но до того, как приехал в Америку. Это был определенный период его жизни, о котором он очень редко рассказывал, и никогда не вдавался в детали. Несмотря на все, что я узнал о дедушке за последние несколько месяцев, во многих отношениях он по-прежнему оставался для меня загадкой. Теперь, когда его не стало, подумал я с грустью, возможно, он останется таким для меня навсегда.
Я надел костюм, который Бентам приготовил для меня: голубую рубашку и серый шерстяной свитер, которые сделали меня похожим на выпускника престижной частной школы, и простые черные брюки. Все это село на мне идеально, словно здесь знали, что я приду. Когда я всовывал ноги в пару коричневых кожаных полуботинок, в дверь постучала Эмма.
- Ну как успехи?
Я открыл дверь и был ослеплен взрывом желтого цвета. Эмма с несчастным видом стояла в огромном канареечно-желтом платье с пышными рукавами и длинным подолом, который колыхался возле ее ног.
Она вздохнула:
- Это было самое меньшее из зол среди всех произведений портняжного искусства там, уверяю тебя.
- Ты похожа на Большую Птицу, - пошутил я, выходя следом за ней из ванной, - а я похож на мистера Роджерса. Этот Бентам жестокий человек.
Оба сравнения ничего не говорили ей. Проигнорировав меня, она подошла к окну и посмотрела наружу.
- Ага. Отлично.
- Что отлично? - спросил я.
- Уступ. Он размером с Корнуолл, и там повсюду есть за что уцепиться. Безопаснее, чем на детской площадке.
- И почему мы должны беспокоиться о безопасности уступа? - поинтересовался я, выглядывая в окно рядом с ней.
- Потому что Шэрон караулит коридор, следовательно, мы не можем выйти тем путем.
Иногда мне казалось, что Эмма проигрывает все разговоры со мной у себя в голове (причем я на них не приглашен), а потом ее раздражало, что я не понимаю, о чем речь, когда она, наконец, разрешала мне принять участие в беседе. Ее мозг работал так быстро, что иногда обгонял сам себя.
- Мы не можем никуда идти, - возразил я. - Нам нужно встретиться с Бентамом.
- И мы встретимся, но пусть меня повесят, если я проведу целый час в этой комнате, глядя в потолок. Этот святоша мистер Бентам - изгой, живущий в Акре Дьявола, что означает, что он, скорее всего - опасный мерзавец с сомнительным прошлым. Я хочу осмотреть его дом и выяснить, что мы можем узнать о нем. Мы вернемся раньше, чем кто-нибудь заметит, что нас нет. Честное слово.
- А, отлично, тайная операция. Тогда мы одеты просто идеально.
- Очень смешно.
Я был в туфлях на твердой подошве, которые заставляли каждый шаг звучать, как удар молота, а она - в платье желтее, чем знак опасности, к тому же я только недавно нашел в себе силы встать с постели, и, тем не менее, я согласился. Она часто оказывалась права в подобных вопросах, и я доверился ее интуиции.
- А если кто-нибудь заметит нас, ну и пусть, - заявила она. - Судя по всему, этот человек ждал целую вечность, чтобы встретиться с тобой. Он же не выгонит нас теперь, только за то, что мы устроим себе небольшую экскурсию.
Она открыла окно и вылезла на уступ. Я осторожно высунул голову. Мы были двумя этажами выше пустынной улицы в "хорошем" районе Акра Дьявола. Я узнал поленницу дров: именно за ней мы и прятались, когда Шэрон вышел из заброшенного с виду магазина. Прямо под нами была юридическая контора "Мандей, Дайсон и Страйп". Такой фирмы, конечно же, не существовало. Это было прикрытие, секретный вход в дом Бентама.
Эмма протянула мне руку:
- Я знаю, ты небольшой любитель высоты, но я не дам тебе упасть.
После того как нами размахивала над кипящей рекой пустóта, небольшое падение казалось не таким уж страшным. К тому же Эмма оказалась права, уступ был широким, а из кирпичной кладки повсюду торчали декоративные ручки и морды горгулий, представляя собой естественные упоры для рук. Я выбрался наружу, схватился за них и пополз следом за Эммой.
Когда уступ повернул за угол, и мы были полностью уверены, что двигаемся параллельно коридору, вне поля зрения Шэрона, мы попытались открыть окно.
Оно оказалось запертым. Мы, балансируя на уступе, продвинулись к следующему окну, но и оно было заперто, так же как третье, четвертое, и пятое окна.
- Скоро у нас так закончится здание, - заметил я. - Что если ни одно из них не откроется?
- Вот это окно откроется, - заявила Эмма.
- Откуда ты знаешь?
- Я - ясновидящая.
С этими словами она ударила ногой по стеклу. Осколки посыпались внутрь комнаты и зазвенели по тротуару перед зданием.
- Да нет, ты - хулиганка, - проворчал я.
Эмма ухмыльнулась и ладонью выбила последние куски стекла из рамы.
Она шагнула внутрь. Я, пусть и неохотно, последовал за ней и оказался в просторной темной комнате. Потребовалось пара секунд, чтобы наши глаза привыкли. Единственным источником света здесь было окно, которое мы только что разбили, его слабый свет выхватывал из темноты границы рая для барахольщика. Повсюду до самого потолка шаткими штабелями громоздились коробки и деревянные ящики, оставляя между их рядами лишь узкий проход.
- Мне кажется, этот Бентам не любит ничего выбрасывать, - заметила Эмма.
В ответ я трижды оглушительно чихнул. В воздухе летали тучи пыли. Эмма сказала "будь здоров", зажгла на ладони шар пламени и поднесла его к ближайшему ящику. Он был помечен "Рм. АМ-157".
- Как ты думаешь, что там? - спросил я.
- Нам понадобится лом, чтобы выяснить, - ответила Эмма. - Эти ящики крепкие.
- А я думал, ты - ясновидящая.
Она состроила мне недовольную гримасу.
За неимением лома, мы осторожно двинулись вглубь комнаты, и Эмма делала свое пламя все ярче, по мере того, как свет из окна за нашими спинами постепенно угасал. Узкий проход между коробками вел через арочный дверной проем в другую комнату, которая была такая же темная и почти такая же заставленная. Вместо ящиков, она была забита громоздкими предметами, спрятанными под белыми чехлами. Эмма уже собиралась потянуть один такой за край, но я перехватил ее руку.
- Что такое? - спросила она недовольно.
- Там может быть что-то ужасное.
- Вот именно, - ответила она и сорвала покрывало, вызвав целый ураган пыли.
Когда воздух немного очистился, мы увидели себя, отражающимися в тусклой витрине, какую можно увидеть в музее. Она была нам по пояс и площадью почти четыре фута. Внутри, аккуратно разложенные и подписанные, находились: резная скорлупа кокосового ореха, расческа, сделанная из позвонка кита, маленький каменный топор и еще несколько предметов, о назначении которых трудно было судить с первого взгляда. Табличка на стекле гласила: "Предметы домашнего обихода странных людей острова Эспириту-Санто, Новые Гебриды, юг Тихого океана, около 1750"
- Хмм, - произнесла Эмма.
- Странно, - отозвался я.
Она вернула чехол на место, хотя в том, чтобы прятать следы нашего присутствия было мало толку (как будто мы могли снова сделать целым разбитое окно), и мы медленно пошли дальше, снимая покрывала наугад. Под всеми ними находились разного рода музейные витрины. Их содержимое мало чем было связано между собой, за исключением того, что все эти вещи когда-то использовались странными людьми. Одна витрина содержала коллекцию ярких шелков, которые носили странные Дальнего Востока примерно в 1800 году. В другой на первый взгляд находился широкий поперечный срез дерева, но при ближайшем рассмотрении это оказалась дверь с железными петлями и круглой ручкой, сделанной из сучка дерева. Табличка на ней гласила: "Вход в жилище странных людей, Великая Ирландская Глушь, около 1530".
- Ух ты! - изумилась Эмма, наклоняясь, чтобы взглянуть поближе. - Я и не знала, что нас в мире так много.
- Или было, - добавил я. - Интересно, они все еще живут там?
Последняя витрина, которую мы осмотрели, была помечена "Вооружение странных хеттов, подземный город Каймаклы", без даты. К нашему замешательству, все, что мы увидели внутри, были мертвые бабочки и жуки.
Взмахнув рукой с пламенем, Эмма развернулась ко мне:
- Думаю, мы установили, что этот Бентам - любитель истории. Готов двигаться дальше?
Мы быстрым шагом прошли еще через две комнаты, заставленные зачехленными витринами, и оказались перед простой лестницей, по которой поднялись на следующий этаж. С площадки дверь вела в устланный роскошным ковром длинный коридор. Он, казалось, тянулся вечно: располагавшиеся через равные промежутки двери и повторяющийся узор на обоях создавали иллюзию бесконечности.
Мы шли по коридору, по пути заглядывая в комнаты. В них были одинаковые обои, одинаковая планировка, одинаковая мебель: в каждой стояли кровать, ночной столик и шкаф, точно так же, как в комнате, в которой я очнулся. Узор из красных маков вился по стене и продолжался гипнотическими волнами на ковре, заставляя это место выглядеть так, словно его постепенно отвоевывает природа. Фактически, комнаты были бы неотличимы одна от другой, если бы не маленькие латунные таблички, прибитые к дверям, которые давали каждой комнате уникальное название. Все звучали очень экзотично: "Комната Альп", "Комната Гоби", "Комната Амазонки".
В коридоре располагались, наверное, около пятидесяти комнат, и мы прошли его уже до половины, почти бегом, уверенные, что больше не найдем здесь ничего полезного, когда внезапный порыв ветра налетел на нас, такой холодный, что у меня защипало кожу.
- Ух! - вздрогнул я, обнимая себя за плечи. - Откуда это?
- Наверное, кто-нибудь забыл закрыть окно, - предположила Эмма.
- Но снаружи не холодно, - возразил я, и она пожала плечами.
Мы продолжили наш путь, и чем дальше мы шли, тем холоднее становился воздух. Наконец, мы повернули за угол и оказались перед участком коридора, где с потолка свисали сосульки, а на ковре блестел иней. Холод, похоже, исходил из одной конкретной комнаты, и мы стояли как раз перед ней, глядя, как снежинки, одна за другой выпархивают из щели под дверью.
- Это очень странно, - произнес я, дрожа от холода.
- Действительно необычно, - согласилась Эмма, - даже по моим стандартам.
Я шагнул ближе, хрустя ногами по заснеженному ковру, и прочитал табличку на двери. "Комната Сибири" было написано не ней.
Я посмотрел на Эмму. Она посмотрела на меня.
- Это, наверное, всего лишь гиперактивный кондиционер, - предположила она.
- Давай откроем ее и узнаем, - потянулся я к двери.
Я попробовал повернуть круглую дверную ручку, но она не поддалась.
- Заперто.
Эмма положила на ручку ладонь и подержала несколько секунд. Внутри начал таять лед, и из нее закапала вода.
- Не заперто, - заметила Эмма. - Замерзло.
Она повернула ручку и толкнула дверь, но она приоткрылась всего на дюйм - с той стороны намело сугроб снега. Мы налегли на дверь плечами и на счет "три" толкнули. Дверь распахнулась, и в нас ударил порыв ледяного ветра. Снег взвился вокруг, полетел нам в глаза и в коридор за нами.
Прикрыв лица, мы заглянули внутрь. Комната была обставлена также как и остальные: кровать, шкаф, ночной столик, но здесь они выглядели как непонятные белые кучи, будучи погребенными под толстым слоем снега.
- Что это? - спросил я, перекрикивая завывание ветра. - Еще одна петля?
- Не может быть! - крикнула Эмма в ответ. - Мы уже в петле!
Нагнувшись против ветра, мы вошли внутрь. Я подумал сначала, что источником снега и льда было открытое окна, но когда метель улеглась, я увидел, что никакого окна нет, как нет и стены в дальнем конце комнаты. По обеим сторонам от нас стояли покрытые льдом стены, над нами был потолок, и где-то под нашими ногами, возможно, и ковер, но там, где должна была быть четвертая стена, комната выходила в ледяную пещеру, а за ней было небо, земля и бесконечный простор из белого снега и черных камней.
Это была, насколько я мог судить, Сибирь.
Выкопанная в снегу дорожка вела из комнаты в белую даль. Мы побрели по тропе, вышли из комнаты и из пещеры, не переставляя изумляться творившемуся вокруг. Гигантские пики льда вырастали из пола и свисали с потолка, словно лес из белых деревьев.
Эмму трудно было впечатлить, ей было почти сто лет, и она много странного повидала на своем веку, но это место, похоже, по-настоящему удивило ее.
- Это поразительно! - воскликнула она, нагибаясь, чтобы набрать пригоршню снега. Она бросила ее в меня, смеясь. - Правда же, это поразительно?
- Правда, - произнес, я, клацая зубами, - но что это место здесь делает?
Мы проскользнули между гигантскими сосульками и вышли на открытый воздух. Оглянувшись, я не смог увидеть комнату вообще, она была идеально спрятана внутри пещеры.
Эмма поспешила вперед, затем обернулась и позвала:
- Сюда! - в ее голосе звучала тревога.
Я пробрался к ней по снегу, который становился глубже с каждым шагом, и встал рядом. Впереди расстилался причудливый пейзаж. Прямо перед нами лежало ровное белое поле, за которым земля была изрыта глубокими волнообразными трещинами похожими на расселины.
- Мы не одни, - Эмма указала мне на деталь, которую я упустил. На краю одной из расселин стоял человек и смотрел вниз.
- Что он делает? - задал я в какой-то степени риторический вопрос.
- Похоже, что-то ищет.
Мы смотрели, как он медленно ходит по краю расселины, заглядывая внутрь. Примерно через минуту я понял, что замерз так, что уже не чувствую лица. Налетел шквал снежного ветра и скрыл все из виду. Когда, несколько секунд спустя, ветер стих, человек смотрел прямо на нас.
Эмма замерла:
- Ой-ей…
- Думаешь, он видит нас?
Эмма посмотрела на свое яркое желтое платье:
- Да.
