- Вижу, ты разговаривал с моим братом, - заметил Каул. - Тогда ты также должен знать: я уже почти осуществил это. После целой жизни поисков я наконец-то нашел Абатон, а имбрины, вот эта самая идеальная комбинация имбрин, открыли для меня дверь. Увы, только тогда я понял, что мне по-прежнему недостает еще одного компонента. Странного со специфическим талантом, который не так то часто встретишь в наши дни. Я уже почти отчаялся найти такого человека, когда узнал, что внук некоего странного может подойти, а эти имбрины, все равно уже бесполезные для меня, могут послужить приманкой. И так и произошло! Я, правда, верю, что это судьба, мой мальчик. Ты и я, вместе мы войдем в историю странного мира.
- Мы никуда не пойдем вместе, - ответил я. - Если у тебя будет такая сила, ты превратишь жизнь на земле в ад.
- Ты не так меня понял, - откликнулся Каул. - Это не удивительно, большинство людей не понимают меня. Да, мне пришлось превратить жизнь в ад тем, кто стоял у меня на пути, но теперь, когда я почти достиг своей цели, я готов быть великодушным. Благородным. Прощающим.
Музыка, все еще звучащая из динамика на фоне его голоса, сменилась на спокойную инструментальную композицию, так не соответствующую той панике и ужасу, которые я испытывал, что у меня мороз пробежал по коже.
- Мы, наконец, заживем в мире и гармонии, - продолжал он, его голос стал спокойным и убеждающим, - и я буду вашим королем, вашим богом. Это естественная иерархия странного мира. Мы никогда не должны были жить вот так: децентрализованными и беспомощными. Управляемыми женщинами. Больше не придется скрываться, когда я встану у руля. Не придется трусливо прятаться за юбками имбрин. Мы, странные, займем наше законное место во главе человеческого стола. Мы будем править землей и всеми ее народами. Мы, наконец, заберем себе то, что наше по праву.
- Если ты думаешь, что мы будем играть в этом хоть какую-то роль, - заявила Эмма, - то ты повредился умом.
- Я и не ожидал от тебя ничего другого, девочка, - откликнулся Каул. - Ты такая типично воспитанная имбриной странная: ни амбиций, и никакого здравого смысла, одна только привычка жить на всем готовом. Помолчи, я разговариваю с мужчиной.
Лицо Эммы вспыхнуло в тон ее пламени.
- Давай выкладывай, - коротко бросил я, думая о том, что охрана, наверняка, уже на пути сюда, а наши друзья все еще возятся с ключами в коридоре.
- Вот мое предложение, - произнес Каул. - Позволь моим специалистам провести с тобой эту процедуру, а когда я получу, что хочу, я отпущу тебя и твоих друзей на все четыре стороны. Да и ваших имбрин тоже. Они все равно уже не будут представлять для меня никакой угрозы.
- А если я откажусь?
- Если ты не позволишь изъять твою душу легким и безболезненным способом, тогда это с огромным удовольствием сделают мои пустóты. Они, правда, не славятся врачебным тактом, а когда они закончат с тобой, боюсь, я буду бессилен помешать им переключиться на ваших имбрин. Так что, как видишь, я в любом случае получу, что хочу.
- Ничего у тебя не выйдет, - заявила Эмма.
- Ты о том небольшом фокусе мальчика? Я слышал, он смог взять под контроль одну пустóту, но как насчет сразу двух? Или трех, или пяти?
- Столько, сколько пожелаю, - ответил я, стараясь звучать уверенно и невозмутимо.
- Вот на это я очень хотел бы взглянуть, - откликнулся Каул. - Так я принимаю это за твой ответ?
- Принимай, как хочешь, - огрызнулся я. - Я тебе не помогаю.
- О, славненько, - отозвался Каул. - Так даже будет гораздо веселее.
Мы услышали, как он смеется в динамике, а затем раздался громкий звонок зуммера, заставивший меня подпрыгнуть.
- Что ты теперь сделал?! - крикнула Эмма.
Я почувствовал резкую пульсацию у себя в животе, и безо всяких объяснений Каула уже точно мог представить, что происходило: в туннеле под комнатой с имбринами, глубоко в недрах комплекса была выпущена пустóта. Она приближалась, карабкаясь к решетке в полу, которая со скрежетом отъезжала в сторону. Вскоре она будет среди имбрин.
- Он выпускает пустóту! - крикнул я Эмме. - Она направляется в ту комнату!
- Начнем всего с одного пустóты, - сообщил Каул. - А если тебе удастся с ним справиться, я познакомлю тебя с его друзьями.
Я забарабанил по стеклу:
- Впусти нас!
- С удовольствием, - откликнулся Каул. - Уоррен?
Уоррен нажал еще одну кнопку на пульте. Секция стекла размером с дверь скользнула в сторону.
- Я иду туда! - бросил я Эмме. - Оставайся здесь и сторожи его!
- Если мисс Сапсан там, я иду тоже!
Было ясно, что мне не переубедить ее.
- Тогда берем его с собой! - велел я.
Уоррен попытался броситься наутек, но Эмма ухватила его за воротник халата.
Я вбежал через дверь в темную заставленную комнату, за мной Эмма, держа одной рукой за шиворот извивающегося безротого интерна.
Я услышал, как за нами захлопнулась стеклянная дверь.
Эмма выругалась.
Я обернулся.
По другую сторону стекла на полу валялся пульт управления. Мы были заперты.
* * *
Мы пробыли в комнате всего несколько секунд, а интерн уже умудрился вывернуться из рук Эммы и броситься в темноту. Эмма кинулась было преследовать его, но я остановил ее - он был для нас не важен. Что было сейчас важно, так это пустóта, которая почти выбралась из дыры и вот-вот будет в комнате.
Она была очень голодна. Я буквально чувствовал ее мучительный голод, словно он был моим собственным. С минуты на минуту она начнет лакомиться имбринами, если только мы не помешаем ей. Но сначала нам нужно было найти ее, а комната была так наполнена хламом и тенями, что моя способность видеть пустóт была слабым преимуществом.
Я попросил у Эммы больше света. Она увеличила пламя в ладонях так сильно как могла, но от него, казалось, только удлинились тени.
Чтобы уберечь ее, я велел ей оставаться возле двери. Она отказалась.
- Держимся вместе, - заявила она.
- Тогда держись позади меня. Далеко позади.
Это, по крайней мере, она сделала. Пока мы проходили мимо сидящей в ступоре мисс Клёст и углублялись дальше в комнату, она отставала от меня на несколько шагов, держа одну руку высоко над головой, чтобы освещать нам путь. То, что мы могли разглядеть, напоминало бескровный полевой госпиталь: повсюду валялись разобранные человеческие фигуры.
Моя нога пнула руку. С глухим стуком та отлетела в сторону. Пластик. Тут на столе стоял торс. Там плавала в наполненной жидкостью банке голова с широко открытыми глазами и ртом, почти наверняка настоящая, но замаринованная явно уже давно. Здесь у Каула, похоже, одновременно была и лаборатория, и пыточная, и кладовка. Он тоже был барахольщиком, как и его брат, коллекционером странных и жутких вещей; только там, где у Бентама все было разложено по полочкам, Каул отчаянно нуждался в горничной.
- Добро пожаловать на игровую площадку пустóт, - объявил Каул, его усиленный динамиками голос эхом разносился по комнате. - Здесь мы проводим над ними эксперименты, кормим их, смотрим, как они поглощают свою пищу. Интересно, какую часть тебя они съедят первой? Некоторые пустóты предпочитают начинать с глаз… так сказать, с легкой закуски…
Я споткнулся о тело, которое взвизгнуло, когда моя нога наступила на него. Взглянув вниз, я увидел лицо насмерть перепуганной женщины средних лет, которая смотрела на меня безумными глазами. Незнакомая мне имбрина. Не останавливаясь, я нагнулся и прошептал:
- Не волнуйтесь, мы вытащим вас отсюда.
"Нет", - подумал я, - "не вытащим". "Это нагромождение из форм и безумных теней станет местом нашей смерти", - Старый Джейкоб поднялся во мне вновь, пророчествующий гибель и незатыкаемый.
Я услышал, как что-то движется в глубине комнаты, затем последовал протяжный влажный звук раскрывающихся челюстей пустóты. Она была уже здесь среди нас. Я нацелился на нее и побежал, спотыкаясь и едва не падая. Эмма побежала следом, крича:
- Джейкоб, быстрее!
Каул по системе громкой связи передразнил нас:
- "Джейкоб, быстрее!"
Он включил музыку: быструю, ритмичную, безумную.
Мы пробежали мимо трех, четырех и еще нескольких имбрин, все связанные и пытающиеся освободиться, а потом я увидел это.
Я остановился, задыхаясь, моя голова шла кругом от ее огромного размера. Эта пустóта была гигантом, на несколько голов выше той, что я приручил, ее череп почти задевал потолок, даже несмотря на ее сутулое тело. Она находилась от нас в двадцати футах, ее челюсть была широко раскрыта, а языки полоскали по воздуху. Эмма резко остановилась в нескольких шагах впереди меня и вытянула руку, показывая на что-то и одновременно освещая это.
- Там! Смотри!
Она увидела не пустóту, конечно же, а то, к чему она направлялась: женщину, подвешенную вниз головой и вращающуюся, словно коровья туша. Ее черные юбки упали ей на голову. Но даже так, даже в темноте, я понял кто это. Мисс Королек.
Эддисон висел рядом с ней. Они бились в путах, с завязанными ртами, и были всего лишь в нескольких шагах от пустóты, чьи языки уже тянулись к ним, скользили вокруг плеча мисс Королек и втягивали ту в ее челюсти.
- СТОЙ! - закричал я, сначала на английском, затем на скрежещущем языке, который пустóта могла понять. Я крикнул это еще раз, и еще, до тех пор, пока она действительно не остановилась, но не потому, что была под моим контролем, а потому, что неожиданно я стал более интересной добычей.
Она отпустила имбрину, и та закачалась как маятник. Пустóта развернула свои языки ко мне.
- Срежь мисс Королек, а я уведу пустóту подальше, - бросил я Эмме.
Я отходил от мисс Королек, продолжая непрерывно говорить с пустóтой, и надеясь отвлечь ее внимание от имбрины и переключить на меня.
"Закрой рот". "Сидеть". "Лежать".
Она отвернулась от мисс Королек, - хорошо, хорошо, - я попятился, и она направилась за мной.
Так. Ладно. Что дальше?
Мои руки потянулись к карманам. В одном у меня было то, что осталось от пальца Матушки Пыль. В другом - секрет… пузырек амбро, который я прихватил из предыдущей комнаты, пока Эмма не смотрела. Я взял его, поддавшись временно охватившей меня неуверенности. Что если я не справлюсь собственными силами? Что если мне понадобится поддержка?
"Сидеть", - велел я. - "Стой".
Пустóта хлестнула языком в мою сторону. Я пригнулся за манекен, и язык обвил его вместо меня, поднял в воздух и швырнул об стену, где тот разлетелся на куски.
Под второй язык я поднырнул. Ударился ногами об перевернутое кресло. Язык хлестнул по пустому месту, где я только что был. Пустóта пока только играла со мной, но вскоре она перейдет к убийству. Необходимо было что-то предпринять, и этого "что-то" у меня было два.
Пузырек или палец.
Я никак не смогу контролировать эту пустóту без усиления моих способностей, которое может дать пузырек амбро. К тому же раскрошенный палец Матушки - это не то, что я смогу использовать на расстоянии, а маску я потерял. Я лишь усыплю себя, что было бы более чем бесполезно.
Еще один язык с силой ударил в пол рядом со мной. Я скользнул за стол и вытащил пузырек из кармана. Я не решался открыть его, мои руки дрожали. Сделает он меня героем или рабом? Сможет ли один пузырек и в самом деле сделать меня зависимым на всю жизнь? И что будет хуже: быть зависимым и рабом, или быть мертвым и переваренным в желудке этой пустóты?
Стол отлетел в сторону, оставив меня на виду. Я вскочил на ноги. "Стой! Стой!", - кричал я, понемногу отпрыгивая назад от языков пустóты, которые хлестали по мне, промахиваясь буквально на дюйм.
Спина ударилась о стену. Дальше отступать было некуда.
Я получил удар в живот, затем язык, который ударил меня, развернулся и потянулся ко мне, чтобы обвиться вокруг шеи. Нужно было бежать, но я стоял там, согнувшись пополам, силясь сделать вдох. И тут я услышал злобное рычание, которое издавала не пустóта, и отважный, разносящийся эхом, лай.
Эддисон.
Внезапно, язык, который почти добрался до моей шеи, напрягся, будто от боли, и потянулся обратно через комнату. Пес, этот храбрый маленький боксер, укусил его. Я услышал, как он рычит и лает, сражаясь с невидимым существом почти в двадцать раз больше его.
Я съехал по стене на пол, дыхание восстановилось, и я снова наполнил свои легкие. Я поднял пузырек, теперь уже решившись. Убедил себя, что без него у меня нет шансов. Вытащил пробку, поднял бутылочку над глазами и откинул голову…
И тут я услышал свое имя. "Джейкоб", - позвал кто-то в темноте в нескольких шагах от меня.
Я обернулся и увидел, как там, на полу, среди разбросанных частей тел, лежит мисс Сапсан. В синяках, связанная, пытающаяся говорить через завесу боли или дурмана. Но, тем не менее, это была она, и она смотрела прямо на меня своими пронзительными зелеными глазами.
- Не надо, - произнесла она слабо. - Не делай этого, - ее голос был едва слышен, едва различим.
- Мисс Сапсан!
Я опустил склянку, заткнул пробку и на четвереньках подполз туда, где лежала она. Моя вторая мама, эта странная святая. Павшая, раненая. Может быть даже умирающая.
- Скажите, что вы в порядке, - попросил я.
- Убери это, - прошептала она. - Тебе это не нужно.
- Нет, нужно. Я не такой как он.
Мы оба знали о ком я: моем дедушке.
- Нет, ты такой же, - произнесла она. - Все, что тебе нужно, уже внутри тебя. Убери это и возьми лучше вот это, - она кивком указала на что-то, лежащее между нами: зазубренный кусок дерева, оставшийся от сломанного стула.
- Я не могу, этого недостаточно.
- Достаточно, - заверила она меня. - Просто целься в глаза.
- Я не могу, - повторил я, но я смог. Я убрал пузырек и взял палку.
- Молодец, - прошептала она. - А теперь иди и сделай с ним что-нибудь ужасное.
- Сделаю, - кивнул я, она улыбнулась, и ее голова опустилась обратно на пол.
Я встал, теперь точно полный решимости, сжав в руке деревянный кол. На другом конце комнаты Эддисон глубоко вонзил свои зубы в один из языков пустóты и оседлал его как ковбой в родео, доблестно цепляясь за него и рыча, пока пустóта хлестала им взад и вперед. Эмма срезала веревку, на которой висела мисс Королек и стояла над имбриной, вслепую размахивая пылающими руками.
Пустóта шлепнула Эддисона об столб, и пес отлетел в сторону.
Я бросился к пустóте, помчавшись так быстро как мог через полосу препятствий из разбросанных конечностей. Но, как мотылька свет, существо, казалось, больше привлекала Эмма. Оно начало приближаться к ней, и тогда я крикнул ему, сначала на английском: "Эй! Сюда!", потом на языке пустóт:
- Иди и возьми меня, ублюдок!
Я схватил первое, что оказалось под рукой (это оказалось рукой), и швырнул ее. Она отскочила от спины пустóты, и существо развернулось ко мне лицом.
"Иди и возьми меня, иди и возьми меня".
На несколько секунд пустóта была сбита с толку, что дало мне достаточно времени, чтобы приблизиться к ней и не быть пойманным ее языками. Я ударил ее колом, раз, второй, в грудь. Она отреагировала так, словно ее укусила пчела, не больше, и затем свалила меня языком на пол.
- Стой! Стой! Стой! - орал я на пустóтном, отчаянно пытаясь хоть как-то достучаться до него, но чудовище, казалось, было пуленепробиваемым, совершенно невосприимчивым к моим приказам. И тут я вспомнил про палец, тот маленький остаток мелка из пыли в моем кармане. Пока я лез за ним, язык обвился вокруг меня и поднял в воздух. Я слышал, как Эмма кричит, чтобы чудовище отпустило меня… и Каул тоже.
- Не ешь его!!! - визгливо орал он в динамике. - Он - мой!!!
Пока я вытаскивал палец Матушки из кармана, пустóта уронила меня в свои распахнутые челюсти.
Я был зажат у нее во рту от коленей до груди, ее зубы вонзились в меня и начали погружаться в плоть, челюсти стали быстро растягиваться, чтобы проглотить меня.
Вот он мой последний акт. Мое последнее мгновение. Я раскрошил палец в руке и стряхнул его в то, что я надеялся, было горлом чудовища. Эмма била его, жгла его. А затем, когда оно уже собиралось захлопнуть свои челюсти и перерезать меня зубами пополам, существо начало давиться от кашля. Оно отшатнулось от Эммы, обожженное и задыхающееся, и направилось к решетке в полу, откуда оно выползло. Скачками понеслось назад в свое гнездо, где у него будет сколько угодно времени, чтобы расправиться со мной.
Я пытался остановить его, кричать ("Отпусти меня!"), но оно вонзало зубы все глубже, и боль была такой ослепляющей, что не давала думать… И вот мы уже у решетки и соскользнули вниз. Его рот был так заполнен мной, что оно не могло ухватиться за ступени в стене, и оно падало, падало и задыхалось, и я каким-то образом все еще был жив.
Мы ударились о землю с громким хрустом ломаемых костей. Удар сплющил наши легкие и отправил всю анестезирующую пыль, что я стряхнул в глотку пустóты, в воздух. Она оседала как снег вокруг нас, и я уже чувствовал, как она действует, притупляя мою боль и затуманивая мой разум, и, наверное, то же самое она делала и с пустóтой, потому что та уже едва вонзала в меня зубы, ее челюсти расслаблялись.
Пока мы лежали там одурманенной и обездвиженной кучей, быстро погружаясь в сон, я смог разглядеть сквозь кружащиеся белые частички очертания мрачного темного туннеля, заполненного костями. Последнее, что я увидел до того, как пыль завладела мной, была группа пустóт, сутуло ковыляющих к нам и глядящих на нас с любопытством.
Глава Восьмая
Я проснулся. Думаю, это само по себе уже достойно внимания, учитывая обстоятельства.
Я был в норе пустóт, и вокруг меня грудой лежали множество тел этих существ. Они, возможно, были мертвы, но вероятнее всего они надышались того, что осталось от мизинца Матушки Пыль, и в результате получилась спутанная куча спагетти из смердящей, храпящей, и в основном бессознательной пустóтной плоти.
Я возблагодарил про себя Матушку Пыль и теперь с нарастающей тревогой гадал, сколько я уже нахожусь здесь. Час? День? Что случилось со всеми остальными наверху?
Нужно было идти. Несколько пустóт очнулись от сна, как и я, но они все еще были вялыми. С большим усилием я встал. Очевидно, мои раны были не такими глубокими, а кости не такими сломанными. Я стоял, покачиваясь, чувствуя головокружение, затем собрался и начал продвигаться через переплетение пустóт.
Я случайно пнул одну по голове. С ворчанием она проснулась и открыла глаза. Я застыл, думая о том, что если побегу, она лишь погонится за мной. Она посмотрела на меня, но похоже, не увидела во мне ни угрозы, ни потенциального обеда, а затем опять закрыла глаза.
Я продолжил пробираться дальше, стараясь внимательно выбирать место, куда поставить ногу, пока, наконец, не миновал ковер из пустóт и не достиг стены. Здесь туннель кончался. Путь наружу был надо мной: вертикальный желоб, около ста футов высотой, ведущий наверх, к открытой решетке и той захламленной комнате. Вдоль всего желоба располагались скобы, но расстояние между ними было слишком большим: они были построены для гибких языков пустóт, а не человеческих рук и ног. Я стоял и вглядывался в кольцо света над моей головой, в надежде, что там появится знакомое лицо, но не осмеливался позвать на помощь.