Ни Маша, ни Фрява на это справедливое замечание ответить не успевают, потому что в подвале вновь – в который уже раз! – раздается отчетливый металлический стук.
– Ай! Тут мыши! – негромко вскрикивает Маша и падает в настоящий обморок. Плохо бы ей пришлось, если бы не подставленные вовремя Фрявины руки:
– Ну какие в трубах могут быть мыши, дурочка?! – На что Маша отвечает, не открывая глаз:
– Ты, Фрява, придумай, пожалуйста, что там стучит?
– Ну, это, например… вода.
– Вода? – Маша чуть приоткрывает свои красивые глаза.
– Такая, знаешь, стукловатая вода: бежит себе потихоньку да потихоньку стучит. Не бойся, Маша. Вставай и пошли искать наше стеклышко!
– А у тебя сильные руки, Фрява!… – замечает Маша. – И без того большие и красивые глаза Маши распахиваются шире и становятся еще красивее.
– Может быть. Я по утрам зарядку делаю… Я…
– А по-моему, ты просто зануда, – вдруг жестко заключает Маша. – Я таких не люблю! – И поднимается на ноги, и тут же между ней и Фрявой вспыхивает короткая ссора:
– А всех и не нужно любить. Ты ведь, наверное, согласишься с тем, что все люди разные? – начинает Фрява.
– Может быть.
– Раз так, значит можно допустить, что где-то должны быть и такие, как я? Это логично?
– "Логично"! Как на математике! Но ее я тоже не люблю! – Маша обижается на Фряву все больше и больше.
– А что вы сейчас проходите?
– Все то же самое: дроби. Я бы тебе объяснила, что это такое, но для тебя это будет чересчур. И вообще, хватит! Хватит!! Хватит!!! Хватит!!!!! Тебя ведь не переспоришь никак! Кому нужна твоя логика?!
– Думаю, есть люди, которые с ее помощью по одному-единственному стакану воды могут предположить, что где-то есть океаны!… – о чем-то совсем уже непонятном для Маши заключает Фрява.
– А океаны точно есть? – мгновенно забыв о ссоре, осторожно спрашивает Маша.
– Думаю, да.
– Большие?
– Да, очень.
– Неужели больше нашего фонтана? Только ведь этого все равно не может быть! Да?
Но Фрява ничего не успевает ответить, потому что где-то рядом с ними вновь раздается громкий стук по металлу. А потом еще один и еще.
– Ах, Фрява, – грустно улыбается Маша. – Я думаю, что на этот раз это все-таки мыши. И они очень большие! – И она начинает примериваться, чтобы поудобнее упасть в обморок перед Фрявой еще раз (ей, хорошенькой, легкомысленной, все бы играть!) – И, похоже, они к нам приближаются!!
Металлический стук повторяется совсем близко. Свет в окне подвала вспыхивает ярче. Слышно, как где-то рядом одну за другой начинают открывать бутылки с шампанским: шпок, шпок, шпок. И после этого – ш-ш-шшш… ш-ш-шшш… ш-ш-шшш… – принимаются шипеть, как змеи, пенные струи. Это дружно провожают Старый год. Глаза Фрявы при этих звуках начинают подозрительно блестеть.
– Год истекает! Скорей! – торопит друзей Помогай.
И тут Маша выдает совсем уже неожиданное:
– Значит, ты меня ни капельки не любишь? – спрашивает она Фряву.
И Фрява окончательно теряется.
– Все. Это конец! – замогильным голосом заключает Помогай, и совсем уже непонятно как заскакивает в фильм его навсегда отлетающая мечта: свободный мир, где живут настоящие Помогаи: там проносятся их быстрые тела, летят заплетенные в косички гривы, развиваются по ветру прекрасные, длинные, ухоженные хвосты…
В этот момент начинают бить часы, отмеривая полночь. И вместе с тем за окном подвала в ночное небо взлетает с шипением ракета и по огромной дуге улетает прочь. Двор освещается сполохами фейерверка – наступает Новый год. Через подвальное окно видно, как из всех домов, подвалов и из разных щелей вылезают во двор опухшие от беспробудного праздника беззаботные люди, чтобы, взявшись за руки и, едва переступая ногами на утоптанном снегу, начать свой невиданный карнавал: хоровод, игру в снежки, катание на ледяной горке с бенгальскими огнями в руках, стрельбу из хлопушек, забавы с шелестящими змеями серпантина и прочее, прочее, прочее – все то великолепное и необычное, что случается с людьми только в новогоднюю ночь. (Из-за яркой вспышки света за окном подвала автоматикой робота совершенно некстати был включен электронный "шумодав", и изображение ненадолго "стерилизовало" – как на кадрах фальшивой, смертельно надоевшей всем нам рекламы.) От праздничного шума в полутьме подвала оживают обморочные Воркис и Алибаба Викторовна Яицких.
Торжественно и гулко бьет последний двенадцатый удар. Вместо с ним из-за котла появляется невысокий сутулый человек в ватнике, ватных же брюках, кирзовых сапогах и "водопроводной" кепке, которую за ее сказочную неприхотливость так любят носить истопники во все времена.
Увидев человека в ватнике, Помогай принимается метаться по подвалу и в отчаянии вскакивает на подоконник, и героически распластывается на окне, как на амбразуре, заслоняя своим телом льющийся в подвал свет праздничной ночи.
КАССЕТА ВТОРАЯ. РЕПОРТАЖ СЕДЬМОЙ. МЕСТО НАБЛЮДЕНИЯ: ПОДВАЛ. ВРЕМЯ НАБЛЮДЕНИЯ: 00.00. ТОЧКА НАБЛЮДЕНИЯ: ИЗ-ЗА ТРУБ (ПОЗИЦИЯ ВТОРАЯ).
– Дядя Костя! – кидается Маша к вновь прибывшему, чтобы повиснуть у него на шее. – Дядя Костя, помогите нам! – Отыскав взглядом распластавшегося на окне Помогая, она улыбается ему: – Ты чего испугался, Помогай? Это же Дядя Костя, наш истопник. Он добрый!
– Вижу, вы сюда за стеклышком явились?! – неожиданно спрашивает дядя Костя и незло грозит пальцем Воркису и Алибабе Викторовне: – Вот, значит, как вы мне служите? Так помогаете воспитывать благодарных детей? Приучаете их к этому новому миру?
– Дядя Ко… Хо… Хозяин! – начинает мямлить Воркис и позорно валится на колени, прямо на грязный пол подвала.
– Хозяин! – вторит Воркису Алибаба Викторовна и так же рушится с высоты своего роста на колени.
– Накажите ее, Алибабу Викторовну, как следует! Такая непроходимая дура, слов нет! Секретик для вас я найду и без нее. На что он ей? – скулит Воркис.
С таким развитием событий Алибаба Викторовна не согласна:
– Лучше наказать, Воркиса, Хозяин! – негромко и по возможности вежливо вскрикивает она. – Я его перехитрила. Я уже давно все поняла и только прикидывалась идиоткой, его испытывая, следя!
– Вам вовсе не нужно было ею прикидываться! – негромко и по возможности тоже вежливо шипит, как подожженная новогодняя петарда, Воркис.
После этого они начинают неслышно пересвистываться друг с другом злым шепотом.
– Пожалуй, я накажу вас всех! – снова незло грозит дядя Костя. – А тебя, Помогай, больше других! Пожалел я тебя тогда в ноябре, помнишь?… "Помогай обыкновенный, большой энциклопедический словарь, дополнительный том, страница триста шестнадцать…"
– И сноска! – упрямится Помогай и с тяжелым вздохом слезает с окна.
– И маленькая сноска! – соглашается дядя Костя. – А наказ мой ты не забыл? Не попадаться мне на глаза! И все-таки привез их ко мне в Мурманск?! Ну что с тобой за это сделать? – С этими словами дядя Костя достает из-за котла ножовку по металлу и идет с ней к Помогаю.
– Дядя Костя! – в страхе кричит Маша. – Что вы хотите сделать? – Машу вдруг начинает бить крупная дрожь. Дядя Костя улыбается ей:
– Ну, если ты об этом просишь, Маша… – Он прячет ножовку за котел и так странно и рассеянно смотрит на Машу, что ту вновь начинает сотрясать крупная дрожь. – Сейчас я тебе объясню… Основные несчастья на земле происходят от непомерных человеческих желаний. А я дал людям все! Избавив их от старости и связанных с ней разочарований и прочих неприятных последствий. И, кроме того, придумал им массу игрушек, великолепно развил зимние виды спорта: одиннадцать олимпийских чемпионов по лыжам только за один день! Каково? Мягкая зима, чистый, с морозцем, воздух, утренняя гимнастика, блоковский снежок… Курорт, благодать! И всего этого вы хотите их лишить? Боюсь, они вас не поймут! – Дядя Костя кивает на окно подвала, за которым шумит карнавал и, подождав немного, добавляет: – Вы, конечно, можете возразить, что пока они веселятся, кто-то должен работать, чтобы оплатить все эти страшные расходы! Правильно. Потому что Зеленое стеклышко – это лишь половина дела! – Говоря это, дядя Костя счастливо смеется и потирает руки. – В том-то и заключается настоящее волшебство, что за них давно уже работают… деньги! Деньги выращивают в теплицах хлеб, собирают урожай, пекут пироги… Вот только подавать их на стол пока приходится вручную. Но в ближайшее время я отрегулирую и этот вопрос. Деньги кормят и доят коров на прекрасных, просторных, хорошо вентилируемых фермах… – Не дождавшись и на этот раз возражений, он говорит: – Вы, понятное дело, можете заметить, что деньги тоже должны браться откуда-то?! – Дядя Костя вновь счастливо смеется: – Они и берутся. Из других денег. Деньги делают деньги. Это известно даже ребенку. Вечный двигатель человечества не только изобретен, он уже давно работает! А что можете предложить людям вы? – И, выдержав по его представлениям достаточную паузу, заключает: – Вот видите!… Вчера мне принесли несколько замечательных проектов. – С этими словами, кряхтя, дядя Костя лезет куда-то за котел, достает оттуда и разворачивает легкие бумажные трубы каких-то чертежей. – Только один из них: телескопическая карманная новогодняя елка с надувными игрушками. Что вы на это скажете? – Дядя Костя нажимает на котле какие-то кнопки, и в его руках тут же появляется крошечная уже готовая новогодняя елка. – А насчет смысла жизни мы можем и поспорить. Думаю, он в получении удовольствий. Не так ли? Не станут же люди на земле жить ради несчастий! Кто с этим согласится? Разве что сумасшедший?! Бабуля? Да, она вечно будет болеть. Может быть, ей даже будет все хуже и хуже. Но зато она никогда не умрет! Я накормил людей! Я дал им счастье! Я воплотил в жизнь давнюю мечту человечества: Я СДЕЛАЛ ЕГО БЕССМЕРТНЫМ! – В подтверждение своих слов загадочный истопник кивает на цифру "100 000", горящую высоко в темном небе за окном подвала. – Остановив "прекрасное мгновенье", – пользуясь выражением "из бака". – Он внимательно смотрит на Фряву. – Для философов тоже найдется дело в этом мире: сколь угодно долго они могут думать о вечном. Выгляните из окна: в городе царит счастье. И ему нет конца!
– А Синича? Синича, моего друга, ты куда закатал, Хозяин? – наконец решается подать голос Помогай.
– Ну, ты скажешь тоже – "закатал"!… Твой Синич всему городу тепло дает! – с этими словами дядя Костя распахивает дверцу котла, и подвал заливается пронзительным, нестерпимым, как электросварка, светом: в глубине котла виден прикованный, словно Прометей, сказочный герой Синич с солнцем на удивительных, ослепительно-синих крыльях. Показав пленника, Дядя Костя закрывает дверцу котла, щелкает переключателем на его боку, проверяет какие-то прикрепленные к нему приборы и что-то записывает в лежащий тут же журнал.
– Чем счастья больше, тем оно вечнее! Не так ли?
Под сводами подвала раздается негромкий голос Фрявы:
– Праздник, который вы нам устроили, это праздник вечных второгодников!
Видимо, этого дядя Костя не ожидал. Он выдерживает паузу и добавляет с уже знакомой холодной улыбкой, от которой крупной дрожью Машу пробивает в третий раз: – Я мог бы вас, друзья, просто уничтожить…
– Нас теперь… пятеро! – не очень уверенно возражает ему Фрява.
На это дядя Костя морщится и продолжает так:
– …но, пожалуй, я сделаю иначе: я… отдам вам ваше стеклышко. Легко! Надеюсь, вы используете его по назначению? – Некоторое время дядя Костя любуется произведенным эффектом и снова странно и рассеянно улыбается, отчего Машу в очередной, в четвертый, кажется, раз, пробивает крупной дрожью.
– Дядя Костя, вы нас обманете! Потому что я догадалась, кто вы… Мне бабуля про вас книжку рассказывала! – кричит она.
ИЗ ДЕЛА (ПОКАЗАНИЯ ВТОРОГО МЕЧТАТЕЛЯ):
Дядя Костя, фамилия и отчество не выяснены. Возраста неопределенного, роста среднего. Социальное положение – неизвестно. Профессия – истопник.
(Против этого наблюдения двое других мечтателей возразили следующее: именованный "Дядей Костей" является хорошо известным персонажем русских народных сказок.)
– Небось, "Кащей Бессмертный и Василиса Прекрасная"? – веселится дядя Костя – Ну что ж, Кащеи не люди, по-вашему, что ли? Мне ведь почти миллион лет, я стар и мудр. А тебе, если не ошибаюсь, еще нет и двенадцати? Стыдно мне обманывать малолетних. Да еще в юбилей! – с этими словами он достает из кармана ватника Зеленое стеклышко Машиной бабушки и смотрит через него на свет. – Как красиво!… Если взглянуть в полночь через него на улицу, год начнется заново: клонируется, – говоря техническим языком!
– Вот оно что! – вырывается у Фрявы.
– Зеленое стеклышко! Моя мимолетная молодость! – не своим голосом взвывает на одной ноте, как циркульная пила, Алибаба Викторовна и заламывает руки, и тянет их к дяде Косте.
– Мое непрожитое детство! Верните мне его! – вторит ей Воркис и так же тянет к Зеленому стеклышку свои руки с пухлыми, как булки, ладонями.
– К чему вам детство, Воркис? – строго спрашивает Алибаба Викторовна и сама себе отвечает: – А! Я поняла! Вы хотите сбежать туда от меня? Потому что вы не способны к вечной любви, да? У вас это не получится! Я вам запрещаю!
– Готов держать пари: вы первыми не выдержите в мире, который хотите навязать другим! – добавляет к сказанному дядя Костя.
– Он просто не мог его не украсть! – вворачивает Помогай. – И еще, наверное, календарь накрутил!… Как же я сразу не догадался?!
Не обращая внимания на Воркиса, Алибабу Викторовну и Помогая, дядя Костя обращается к Маше и Фряве:
– Знаете его историю? Она проста! Ведь только в детстве мир полон скрытых значений и тайн. Потом – циничными, взрослыми – люди смиряются с ними или перестают обращать на них внимание. Но ведь тайны от этого не исчезают, да и меньше их не становится. Не так ли? Вот и с этими стеклышками та же беда: люди со временем забывают о них или выбрасывают. А Машина бабушка – единственная из всех – сберегла! Позаимствовать его у нее было делом техническим. И, выражаясь техническим же языком, – "триальную версию довести до релиза". Конечно, пришлось помучиться! – С этими словами дядя Костя протягивает Зеленое стеклышко Маше. – Но только я хотел бы спросить тебя, Маша… Что ты с ним собираешься делать? Ведь это все… – Он кивает на окно подвала, за которым кружится и светится карнавал. – И праздник, и все остальное… Благодаря одному Зеленому стеклышку!
Маша изо всех сил сжимает в кулачке бабушкино маленькое сокровище и молчит. В наступившей тишине становится слышно, как шепчутся Воркис с Алибабой Викторовной:
– Что же нам делать, Воркис? Думайте быстрее! Закончится этот диспут, и он нас накажет за то, что мы!… Думайте! Думайте!
– Думаю, Алибаб Викторовна, думаю!
– Сокращайте, Воркис! – шепотом же визжит Алибаба Викторовна. – Вы что, ненормальный?
– Сокращаю. Алиба… Викторов… Алиб… Викто…
– Еще сокращайте! Отрывайте к черту все лишнее! – продолжает негромко визжать Алибаба Викторовна.
– Алиб… Викт… Али… Вик… Ал… А… В… В… – Воркис издает губами пустой звук и разводит руки в стороны. – Извините, но пустой звук получается!
– Ты спрашивала, о чем я думаю, сидя за баком? – Фрява решает вернуть Машу к действительности.
И Маша вдруг отвечает Фряве так:
– О том, что жизнь не может быть бесконечным праздником! Да? И еще о том, что жизнь не должна быть жирной и сытой! О том, что жизнь должна быть свободной! Я же ведь не безнадежно, не бесконечно, не повсеместно… глу! – С этими словами она поднимает высоко в руке Зеленое стеклышко, намереваясь разбить его вдребезги о бетонный подвальный пол.
Помогай кидается к Маше на помощь:
– Счастье – это в самом деле свобода! Это путешествия! Это погоня! Это ветер в лицо! – Повертевшись на месте, он исправляется: – В крайнем случае, – в хвост! Счастье это лишения! Это ночь в палатке под снегом и дождем, озябшие ноги и промокший свитер! Это насморк! Больные гланды! Это гитара и песни у костра под звездным небом!…
От Помогая дядя Костя отмахивается даже небрежнее, чем до этого от Воркиса и Алибаба Викторовны:
– Подумай хорошенько, Маша, ведь ты лишишься торжества!
– Плевать! – Маша не отрывает от Фрявы сверкающих глаз.
– Но может статься, у тебя не будет сытой жизни! – продолжает гнуть свое дядя Костя.
– Подумаешь! Я ее никогда не любила!
– А как же карнавал? Танцы? Блестящий паркет? – говоря это, Дядя Костя тонко улыбается.