Две недели следопыт вместе с освобожденными гномами ломали змеиные самострелы. Только один - самый большой - оставили целым. Вынули из него ядовитые зубы, растоптали на земле. Потом следопыт усадил всех гномиков в большую корзину и, усевшись на стрелу самострела, нажал кнопку. Поднялась стеклянная крыша, и взмыла вверх стрела. Наверное, до облаков унесла бы она седоков, если бы следопыт не остановил ее, ухватившись за еловую лапу. А в отверстие хлынула болотная жижа и затопила логово Мортигов.
Через неделю пришли сюда следопыты, замостили камнем дно, песком посыпали и позвали тучи. Три дня и три ночи лили воду. А на четвертый заголубело на месте бывшего болота большое прозрачное озеро. По берегам озера посадили следопыты сосновые семена, и проросла старая сосна десятками маленьких сосенок. Гномики остались жить здесь - много в этой земле было алмазов и золота. А ведь главное дело гномов - искать драгоценные камни. Следопыты же принялись за свое старое дело - отыскивать и осушать грязные болота, на которых находит себе приют тоска.
Заметили вы, что все меньше и меньше тоски в мире? Это работа болотных следопытов. Настанет время - и она исчезнет совсем. Навсегда!
Книжка умолкла. Мурашка и Зучок переглянулись - неужели все? Ведь обещала две сказки рассказать, неужели забыла? И только было Мурашка открыл рот, чтоб напомнить книжке о ее обещании, как снова зашуршали листья, и сквозь их шуршание стали проступать слова, и снова потекла сказка...
Давно ли это случилось или недавно - не знает никто. То ли весенние ручейки подслушали где-то эту историю, то ли травы нашептали, то ли капли дождя отстучали - не знаю...
Все короче становились дни, все длиннее ночи. Все дольше пряталось солнце за тучами, и слабели его лучи. Прилетел из страны льдов холодный северный ветер Жемиес, забросал землю колючим снегом, намел скрипучие сугробы. Холодно и неуютно стало в мире. Улетели в теплые края птицы. Укрылись гномы в домиках под старыми пнями дожидаться весны.
И вот наступила новогодняя ночь. Гномы собрались в гости к самому старому из них - дедушке Лабасу, который прожил на свете две тысячи восемьсот лет и знал очень много интересных историй...
Мурашка даже привскочил, посмотрел на Зучка:
- Слышишь - старый Лабас! Это тот гном, что дедушке Ротриму волшебную раковину подарил, да?
- Да, - шепотом ответил Зучок, - тихо. Давай слушать.
...Мерцали светлячки на еловой лапе - у гномов тоже бывает новогодняя елка. И уж было собрались все поздравить друг друга с праздником, как в двери кто-то постучал.
Старый Лабас отворил дверь, и вместе с порывом метели через порог шагнул небольшой старый краб.
- А, это ты, Грут? Входи, входи!
Все сразу узнали старейшину прибрежных крабов Грута Гракка. Краб перевел дыхание и, усаживаясь на придвинутый стул, торопливо заговорил:
- Я пришел за помощью, друзья. Не помню я на своем веку такого - а я ведь ненамного моложе тебя, Лабас. Не помню я, чтобы замерзало наше море. Тяжелый лед сковал его грудь, и не может оно дышать. И даже солнце не в силах помочь ему, оно само ослабело. Умирает наше море, и вместе с ним умрем мы. Я пришел просить вас помочь нам сломать ледяные оковы моря, дать вздохнуть ему...
Пробираясь между корнями вековых сосен, что уносят свои красные стволы к самому небу, зашагали гномы к морю. Вот уже совсем близко оно, только не слышно рокота волн - на лету схвачены они лютым морозом. И во все стороны далеко-далеко под холодным лунным светом распростерлась ледяная равнина.
Застучали молоточки гномов, высекая холодные синие искры. Ледяная пыль повисла в воздухе. А когда встал серый зимний рассвет, все увидели, как мало сделано. Совсем приуныл старый краб, и никто не решался его утешать. Ледяной панцирь, слегка поцарапанный молоточками гномов, продолжал душить море.
И вдруг что-то вспыхнуло вокруг, будто брызнуло летнее солнышко. Оглянулись гномы и в изумлении замерли. На берегу, подняв лицо к слабому солнцу, стояла девушка. Золотые волосы струились по плечам ее до самой земли, и там, где они касались земли, снег таял.
- Кто ты? - спросил старый Лабас.
- Я Дайна, - просто ответила девушка и, наклонившись, взяла старого гнома на ладонь.
- "Дайна" - значит "песня", - сказал Лабас.
- Да, песня. А что вы делаете здесь?
Старый краб Грут невесело рассказал о беде, которая ждет море.
- За дело! - сказала Дайна, и все гномики снова бодро застучали своими молоточками - с песней всегда работается легче. А Дайна распустила золотые косы по ледяной равнине моря, и из-под них брызнули голубоватые ручейки тающего льда. И вот широкая трещина рассекла ледяной панцирь. Набрало море полную грудь, напряглось и разорвало тяжелые оковы! Выглянули из-под снега первые любопытные травинки. Заплясали от радости гномы и Грут Гракк со всем своим племенем, освобожденным из ледяного плена. А когда оглянулись - никого уже рядом не было.
- Дайна! - закричали гномы.
И то ли послышалось им, то ли вправду донеслось сквозь шорох ветвей:
- До свиданья! Я лечу дальше...
- Дедушка, - сказал самый маленький гном, - а может, это была весна?
Старый Лабас помолчал, глядя куда-то вдаль, и сказал:
- И у песни, и у весны одно дело - приносить радость... Летает песня по свету и входит в дома, неся людям радость. Бросает солнце в море лучи, и выносит море на берег солнечные камешки - может, найдет их Дайна. И находят люди осколки солнца, и приходит к ним радость. И песня. Потому и зовется с давних времен это море Янтарным. И еще говорят старые моряки, что в сильный туман, когда корабль сбивается с курса и гибель грозит ему, если прислушаться - издалека доносится тихая песня. Правь на голос, и ты придешь к цели. А самым веселым морякам иногда даже удается разглядеть у берега девушку с золотыми косами. Веселые верят в это, а хмурые говорят, будто это солнечные блики пляшут на воде. Кто знает...
- Спасибо, книжка, - сказал Зучок, когда страницы смолкли. А Мурашка снова огорченно подумал: вот ведь сколько повидал Синий Ветер, а тебе хоть глазком бы глянуть, да куда там. Хорошо хоть книжку дедушка Ротрим подарил. Да и то как посмотреть: и слушать интересно, и досада берет.
Домой шагали молча.
- Слушай, Мурашка, - Зучок остановился, словно споткнувшись, - знаешь, кто мы с тобой?
- Ты что? Как это - кто мы? - удивился Мурашка. Но Зучок продолжал:
- Нам ведь надо было сказки книжкины записывать!
- Это еще зачем? - еще больше удивился Мурашка. Зучок посмотрел на него с сожалением:
- Ты что, не заметил - мы ведь ее каждый день заново перелистываем, а она каждый раз новую сказку рассказывает.
- Ну и что тут плохого? - язвительно спросил Мурашка.
- А если ты еще раз захочешь услышать то, что она однажды уже рассказала?
- Попросим - расскажет, - не очень уверенно сказал Мурашка.
- Ну что ж, надо проверить, - с сомнением проговорил Зучок, - только я думаю, что ничего не выйдет.
- Выйдет - не выйдет, посмотрим, - отрезал Мурашка, - вечно ты должен гадать!
- Ладно-ладно, - примирительно сказал Зучок, и вдруг снова остановился как вкопанный: - Слушай, да ведь мы теперь каждый день сможем к старому дубу ходить!
- А школа? - с недоумением спросил Мурашка, удивленно глядя на товарища: что это такое он городит?
- Школа, школа, - засмеялся Зучок, - да в субботу последний день!
Но Мурашка и сам уже все вспомнил - с понедельника ведь каникулы!
- Уррра! - закричали они в один голос. Из-за листка высунулись рожки, и заспанная улитка неприязненно спросила:
- Чего это вы расшумелись, а? Сами не спите и другим не даете!
- Белый день на дворе - кто же спит-то в такую пору? - удивился Мурашка. - Шутишь, что ли?
- Когда хочу, тогда и сплю, - недовольно пробурчала улитка, втягиваясь в свой домик, и изнутри пригрозила: - Смотрите, родителям пожалуюсь!
- Ябеда-карябеда, - сказал Мурашка, но Зучок остановил его:
- Пусть спит себе, пошли...
В субботу Зучок и Мурашка со всех ног помчались домой - хвастать. Хоть вообще-то хвастать не очень хорошо, но, по правде говоря, Зучку и Мурашке было чему радоваться: не каждый же день первоклассники переходят во второй класс, да еще и с круглыми пятерками в табеле!
Наскоро попрощавшись у развилки, Мурашка еще раз напомнил:
- Значит, завтра в восемь!
- Ясное дело, - подтвердил Зучок, - как всегда...
Наутро Мурашка, наскоро перекусив, помчался к старому дубу. Но на этот раз ему пришлось ждать. Зучка - точного Зучка! - так долго, что даже надоело. А когда надоело совсем, Мурашка рассердился и, не разбирая дороги, понесся к дому Зучка, чтобы сказать ему все, что он о нем думает. Притаившись за травинкой, он тихонько свистнул, подождал, свистнул громче. И снова никто не отозвался. "Ну, Зучок, держись!" - подумал Мурашка и свистнул так, что у самого уши заболели. Хлопнула дверь. Мурашка высунулся из-за своего укрытия и тут же присел. Но было поздно. Прямо перед ним стоял не Зучок, а дядя Жук.
- Я думаю - что это за соловей тут развлекается, а это, оказывается, ты, - сказал дядя Жук.
Мурашка виновато промолчал. Дядя Жук почесал в затылке:
- Ты бы мог так целый месяц свистеть без толку.
- Почему? - удивился Мурашка. Он уже понял, что дядя Жук не сердится.
- А потому, что Зучок к бабушке уехал. На целый месяц.
Мурашка очень огорчился, так огорчился, что только спросил:
- А почему же он мне ничего не сказал?
- Да он и сам не знал. Бабушка неожиданно приехала. Утром сегодня. И тут же укатила. Зучок хотел к тебе сбегать, но не успел. Я сам собирался вечером в Муравейник - Зучок очень просил, чтобы ты не обижался.
- Да я не обижаюсь, - уныло сказал Мурашка, - до свиданья, дядя Жук. - И Мурашка поплелся куда глаза глядят. "Вот тебе и дела, - грустно размышлял Мурашка, - сначала Кузя уехал неизвестно куда, теперь Зучок... А я сиди тут один-одинешенек..."
Но не таков был Мурашка, чтобы долго унывать. И мало-помалу он приободрился, а вспомнив, что Зучок должен вернуться всего-то через месяц и все потечет по-старому, Мурашка недолго думая двинулся к старому дубу. Ведь если Зучок уехал, это вовсе не значит, что он, Мурашка, не должен ходить к книжке. Но, уже приближаясь к заветному месту, он вдруг остановился, повернул и со всех ног помчался домой. Что случилось? Ничего, просто нужно было взять карандаш и тетрадку. Зачем? А вдруг Зучок прав и книжка не станет пересказывать однажды рассказанные сказки? Что тогда? А вот что: получится, что те сказки, которые книжка расскажет Мурашке одному, Зучку уже не услышать - книжка повторять не станет. Мурашка вообще-то надеялся, что если хорошенько попросить - перескажет, ну а вдруг Зучок все-таки прав - и книжка просто не умеет повторять?
В общем, через час Мурашка уже сидел в дупле старого дуба, старательно водя карандашом в тетрадке. А книжка, как будто зная, что слушатель ее может не поспеть, рассказывала медленно, чуть растягивая слова:
- Высоки и суровы Карпаты. В белые облака уходят они своими вершинами. На склонах их, поросших сочной травой, пасут овец пастухи. В лесах, которыми, как поясом, подпоясались горы, живут дровосеки. Рубят лес дровосеки, вяжут бревна в плоты и спускают их вниз по горным рекам в долины. А там раскинулись зеленые виноградники, золотистые полоски пшеницы, рассыпались у подножья гор белые хатки-мазанки. "Привольно и весело, должно быть, живется здесь", - подумал бы каждый, впервые взглянув с высоты гор на страну, раскинувшуюся у их подножья.
Но только издалека могло показаться так. Одинаково жилось крестьянину везде - в Карпатах и в Кодрах, в земле украинской и в других землях одинаково гнул он спину на помещика и богатея от зари до зари. И одна им была защита - храбрые гайдуки. Разные дороги привели их в лес. Одни из-под турок бежали, из дунайской земли, другие из сел разоренных. Разные дороги - судьба одна. Был меж ними один - из страны венгров. Иштван звали его. Добрый был гайдук. Сложил голову в бою с боярскими стражниками. Но это позже было. Славно рубился Иштван, но уже лучше играл на флуере. Не простой флуер был у него - сто лет ему было или двести, а может, и больше. От отца к сыну переходил флуер в роду Иштвана.
Иной раз устанут гайдуки до смерти, уходя от погони. Ноги будто каменные, сабля за пояс к земле тянет; кажется, еще шаг - и на землю повалишься. Вынет Иштван флуер, поднесет к губам - и словно смыло усталость свежей волной.
Была у Иштвана мечта: найти страну, про которую ему еще дед рассказывал. Вольно живут там люди. Нет ни богачей, ни бедняков. Красивое ремесло у людей той страны. Выращивают они чистые звезды и выпускают на небо, чтоб сияли над миром. Но никто не знал дороги туда. На каждом привале поиграет Иштван на флуере да и спросит:
- Может, поищем, други, звездную страну?
И вот однажды, дело уже поздней осенью было, тронулась дружина в дальний поход. На зиму в Кодрах оставаться нельзя было. Жить негде. Зимой в лесу далеко видно, а княжеские стражники так и рыщут. Решено было уйти в Карпатские горы, переждать зиму в пастушеских колибах, отдохнуть, подлечить раны и к весне дальше трогаться. Может, и отыщется путь в звездную страну, и научат там гайдуков, как навсегда избавиться от богачей, как сделать всех счастливыми.
Заметил ли кто из врагов или случайно наткнулись гайдуки на засаду, только окружили их уже в самых предгорьях стражники. Много их было, не счесть. Гайдуков же семеро.
На счастье, был меж ними казак - Остапом звали. Знал он Карпаты, как свою хату, что отобрал у него пан. Ущельями и тропками, только ему ведомыми, вывел он товарищей на свободную дорогу.
- Давай, хлопцы, еще немного, - говорил Остап, подбадривая отставших. Но только выбрались они на высокую полонину, как путь пересекло широкое и глубокое ущелье. От моста через пропасть осталась только одна тоненькая жердочка. Перейти невозможно. А внизу уже замелькали черные точки, их становилось все больше и больше. Настигала погоня. Спасения не было.
- Ну, что ж, братья, - сказал Остап товарищам своим, - последний бой подходит. Семеро нас. Так пусть каждый за семерых бьется - даром жизни свои не отдадим!
А черные точки все ближе и ближе, уже большими становятся. И, если хорошо приглядеться, видно, как посверкивают на солнце сабли и копья. И тоскливо стало на сердце у гайдуков - умирать не хотелось.
И тогда вытащил из-за пояса Иштван свой волшебный флуер. Поднес к губам. И метнулась в поднебесье, взмахнув могучими крылами, песня. А Иштван играл и играл. И песня подлетела к товарищам, подхватила их под руки, и легкими уверенными шагами один за другим зашагали они по тоненькой жердочке. Где-то далеко внизу клубился поток, ворочая камни. А здесь, в небесной высоте, один за другим, в обнимку с песней шагали гайдуки по невесомому мостику через бездну. Последним, все играя на флуере, перешел на другую сторону Иштван. И когда, не веря чуду, собрались гайдуки у края ущелья, на противоположной стороне показались стражники. Они остановились, совещаясь. И наконец один опасливо ступил на край жердочки. Гневно и сурово зазвучал флуер Иштвана. Рванулась вперед грозная песня, толкнула врага в грудь, и он, взмахнув руками, полетел вниз, в пропасть, ломая тоненький мостик.
И поняли гайдуки, что они спасены. Но радоваться было рано. Черное дело случилось. Не заметили гайдуки, как один из стражников приложился к ружью, только выстрел услышали. И вдруг тихо-тихо стало. Выскользнул флуер из пальцев Иштвана, и сам он медленно опустился на снег.
Три дня и три ночи несли товарищи тяжело раненного Иштвана. А на четвертый день дошли до пастушьей колибы. Еще неделю промучился гайдук, не помогли ни травы, ни козье теплое молоко. Схоронили товарищи Иштвана у высокой сосны и рядом с ним положили флуер. Минули годы. Проросло тело гайдука зеленой травой, побежала кровь его по жилам молодых деревьев, землей и цветами стал Иштван...
А до звездной страны гайдуки так и не дошли. Воротились весной назад: мстить за Иштвана, за всех людей. Но кто-нибудь другой когда-нибудь найдет ту страну, потому что она есть...
Конечно, ни сном ни духом не мог предположить, не мог и подумать Мурашка, что этот самый другой, кому доведется побывать в звездной стране - стране, где люди выращивают звезды, - будет он сам! Да и кто на его месте мог бы подумать такое? И сейчас, шагая домой с зажатой под мышкой тетрадкой, Мурашка размышлял совсем о другом, и не без гордости, - вот какой он все-таки молодец: догадался - и не только догадался, а и сумел записать книжкину сказку о волшебном флуере - и какой это будет подарок Зучку. И тут Мурашке пришла такая мысль, что он даже подпрыгнул: а зачем ждать, сказал он себе, пока Зучок вернется?
И Мурашка повернул к дому Зучка, радуясь собственной находчивости: чего проще взять у дяди Жука адрес бабушки и написать Зучку письмо. А в конверт вложить сказку о флуере! Вот удивится и обрадуется Зучок!
Мурашка так размечтался, что чуть не налетел на дядю Жука, шагавшего навстречу.
- Ты куда летишь? - спросил дядя Жук. - Себя перегнать хочешь?
- Здравствуйте, дядя Жук, - ответил запыхавшийся Мурашка. - Я к вам шел.
- Это называется "шел", - усмехнулся дядя Жук, - чуть с ног меня не сбил. Это я шел, и, между прочим, к тебе.
- А? - удивился Мурашка. - Ко мне?
- К тебе, к тебе. Я теперь, значит, вроде почтальона. Зучок письмо тебе прислал, просил срочно передать. Вот я и несу.
Вот те раз, подумал Мурашка, опять Зучок меня опередил. Я только собрался ему написать, а он уже успел.
Тем временем дядя Жук порылся в карманах и вытащил аккуратно склеенный из виноградного листа конверт:
- Держи.
- Спасибо, дядя Жук, - сказал Мурашка и спросил: - А как же я отвечу, то есть куда мне ответ слать? Я к вам как раз за адресом шел...
- На конверте обратный адрес есть, - снисходительно сказал дядя Жук и добавил: - Писать будешь, не забудь привет передать. А то тебе он написал, а нам не удосужился.
- Передам, передам, - пообещал Мурашка, разглядывая конверт. Внизу под черточкой было нацарапано: "Жуковая поляна, Зучок".
- До свиданья, дядя Жук, спасибо, - спохватился Мурашка.
- Беги, беги, я тоже тороплюсь.
Мурашка хотел было снова к старому дубу отправиться, но так не терпелось прочитать, что же там написал Зучок, так не терпелось, что Мурашка устроился в тени первого попавшегося подорожника и осторожно надорвал край конверта.
"Ух, и длиннющее же письмо! - удивился Мурашка. - Целую неделю читать. Ну да ладно, почитаем!" Зучок писал:
"Здравствуй, Мурашка! Я тебе вот почему пишу. Во-первых, чтоб поздороваться, а во-вторых, чтоб про новость рассказать. Когда я тебе говорил, что книжкины сказки надо записывать, ты вроде сомневался. А вот теперь смотри, если бы так вот сомневался еще кто-то, то письма тебе я не написал бы такого. А он не сомневался, так что теперь и я, и ты прочитать можем".