Похищение в Тютюрлистане - Войцех Жукровский 9 стр.


Так был образован "Союз Любезных Пчеловодов". Франтишек Хилый принял имя сурового Гуляйноги. Уголёк отпустил огромные усы; навощённые, они торчали в стороны, точно две рапиры. Маленькие птички, думая, что это ветки, садились на усы атамана и нарушали грозное впечатление невинным щебетанием.

- В тот момент, когда я встретился с ними, они готовились к сбору мёда, - воскликнул петух.

- О, у нас традиция, мы делаем это два раза в год, - объяснил Пробка.

- И вам это удаётся?

- Всегда… Это делается так: сзади к карете мы привязываем дырявый мешок с медяками и едем галопом через Скупицы; следом за нами бегут скряги, ссорясь из-за каждого гроша. Так мчатся они за каретой день или два, а в это время мы опустошаем хаты и вытаскиваем из укрытий спрятанное золото.

- Но как же это можно?

- Во-первых, мы делаем это с воспитательной целью, чтобы излечить скряг от скверного порока - от скупости; во-вторых, половину добычи мы всегда отдаем беднякам, которым сами они и не подумают помочь. Впрочем, вы учёная лисица, - обратился он к Хитраске, - вы знаете, что в каждом королевстве найдутся среди финансистов такие чародеи, которые сумеют несколькими заклятиями заставить раскошелиться зажиточных граждан.

- Господа, уже второй час, нам пора в путь…

- А вот мы как раз бедные, - пролепетал Мышибрат.

- Я помогу вам; подождите, пока мы кончим собирать мёд, - вы получите свою долю. Или, может быть, вы спешите?

- Нет, нет, мы не хотим денег, дайте нам чего-нибудь перекусить, - кукурекнул петух, вытягивая клюв в сторону увесистого чемодана.

Юлий Пробка ловко вскочил на крышу кареты, расстегнул ремни, достал буханку хлеба, три локтя колбасы, полпирога с черносливом и оплетённую тростником бутыль, в которой весело булькало вино.

- Выпьем на дорогу, - воскликнул он, наполняя огромные кубки.

- А кому в путь… - вздохнул Гуляйнога.

- Тот должен чем-нибудь подкрепиться, - закончила Хитраска, ловко нарезая колбасу.

Все ели с аппетитом, выпили по нескольку кубков. Пустую бутыль Уголёк забросил в кусты.

* * *

Карета, громыхая, въехала в тёмный проулок между лачугами.

Звякали падающие медяки, багровые в лучах заходящего солнца. Два разбойника крались вдоль плетней, ожидая, когда деревня опустеет, и только слегка развеселённый вином Пробка, развалившись на козлах, щёлкал бичом и пел во горло:

"За пригорком у ракиты
Скрягу грабили бандиты.
Ху! Ха!
Если крепок чей-то лоб,
Мы дубинкой по лбу - хлоп!
Ху! Ха!"

Скупцы выбежали из хат.

По знаку старосты Грошика они сбились в кучу и схватили друг друга за руки.

- На этот раз вам не удастся! Мы помним, как вы нас обобрали! Мы не дураки, - кричали они издалека.

Карета удалялась, падающие медяки позвякивали тише. Вдруг какой-то юркий мальчишка выскользнул из-за кордона и начал собирать деньги в шапку; этого скупцы не перенесли.

Цепь сплетённых рук лопнула. Забыв о прошлых опустошениях, скряги бежали по дороге и, нагибаясь, вырывали друг у друга из-под носа сыпавшиеся гроши. Через минуту деревня опустела. Все жители мчались за удаляющейся каретой.

- Удалось, - шепнул Мышибрат, дивясь пчеловодам.

- Так и надо скрягам, - топнула ногой королевна.

Тайна петуха

Небо потемнело; несмотря на слабый ветерок, было душно.

- Ну, и нам пора в путь.

Стоя на коленях, Хитраска упаковывала запасы. Она томно подняла глаза, в которых отражались еще хлеб и колбасы, посмотрела на петуха и сказала:

- Что бы мы стали делать без тебя, капрал? Ты наш опекун, наш лучший товарищ…

- Ты избавил нас от голода, - мяукнул Мышибрат, нежно обнимая друга.

- Э, не преувеличивайте… - скромно потупившись, ответил капрал.

- Скажи, - как ты сумел отобрать у них мою шкуру?.

- Что касается меха, то он его отдал с охотой.

- С охотой?

- Понимаешь, - и тут петух почесал голову и спину, - ну, понимаешь - блохи!

- Что?

- Блохи защищали твой мех.

Зардевшаяся Хитраска прошептала: "Мои милые, мои верные блошки…"

Ей ответили радостные и признательные писки.

- А я утверждаю, что это не петух, а свинья, - крикнула королевна.

Смущённый петух осмотрел свой гребень и хвост и не заметил никакой перемены: он был тем же старым петухом-ветераном.

- Виолинка! Как ты можешь!

- Только свинья может скрывать от нас еду, когда мы голодаем; а ночью втихомолку обжираться…

- Клянусь, я делился с вами всем, что имел!

- А мы нашли у тебя куриное яйцо!

Тут петух побледнел. Никогда еще звери не видели его в таком отчаянье и смятенье.

- Что вы сделали с этим яйцом?!!

Обшарив весь узелок, Пыпец кружился на месте, схватившись за голову.

- Оно там, - крикнула Виолинка, - теперь, наверно, уже испеклось вкрутую.

- Боже мой, - простонал петух; он рухнул на колени, разгреб пепел и, достав нагретое яйцо, дул на него, чтобы остудить.

- Вы видите, ему жаль для нас глупого яйца, - пискнула королевна.

- В этом яйце мой сын, - застонал петух, и слёзы закапали с его клюва.

Все умолкли, потрясённые признанием. В глубокой тишине послышалось тихое постукивание, словно кто-то обходил стены тюрьмы и, стуча в них пальцем, искал тайный выход.

- Что ты сделала, гадкая девчонка! - обрушилась лиса на Виолинку.

- Подумаешь, страшная история! У нас в замке сотни таких яиц…

- Тихо! Замолчите все, - взмолился петух, прикладывая яйцо к уху. Он стоял с минуту, внимательно прислушиваясь. Сомнений не было.

- Свершилось, - воскликнул он.

Яйцо переходило из рук в руки. Звери взволнованно вслушивались в движения малютки; уже видна была крохотная дырочка, в которую он выставил клювик. Повидимому, тепло костра помогло цыплёнку вылупиться.

- Мой сыночек! Мой дорогой… - петух покрывал яйцо поцелуями. - Ты жив… Ты жив…

- Но что мы будем делать с ним, когда он вылупится, - в дороге с малышом столько хлопот.

- Можно его выпотрошить и съесть, - сухо выговорила королевна.

Петух окаменел, прижав яйцо к груди.

- Ты, неблагодарная пигалица! - крикнула лиса. - Ты не стоишь нашей заботы и внимания.

- Боже! Ты слышишь и не гремишь, - заломил лапки Мышибрат. И вдруг раздался грохот. Молния зелёной стрелой разорвала сизые тучи. Дикая груша затрепетала, несколько мелких плодов упало на землю. Тяжёлые брызги косого дождя забарабанили по листьям.

Друзья побежали. Их догоняла высокая стена гудящего ливня. Гремел гром.

Прибытие в Тулебу

Снова настали хорошие дни. Знойная пора августа несёт с собой звон отбиваемых кос, сухой шорох срезанных колосьев. Среди лугов, где лениво сочатся голубые ручейки, аисты учат аистят охотиться на перепуганных жаб. Леса источают душный запах. Порой промелькнувшая белка задевает рыжим, как пламя, хвостом верхушки ёлок. Обвитые золотыми нитками смолы шишки уже утратили свой розовый цвет и отвердели; с шуршанием ударяясь о ветви, они падают в мох. Поляны усеяны крохотными фиолетовыми колокольчиками, а на вырубках уже начинает синеть вереск.

По вечерам, когда падает роса, усталые крестьяне возвращаются домой. Мокрые от пота рубашки овевает тёплое дыхание близящейся ночи. Крестьяне садятся на завалинке и слушают, как мирно скрипят журавли, плещется вода в желобах, как хрипит и переступает с ноги на ногу испуганный жеребенок. Иногда какая-нибудь звездочка заглядится в своё отражение и мелькнёт зелёной молнией, падая в пруд.

Но напрасно будешь искать на земле радость, над всем нависла угроза близкой войны: королевну до сих пор не нашли. Люди обсуждают новости, беспокойно вглядываются в сгущающиеся сумерки. Им кажется, что они слышат рокот барабанов и стук пушечных колес. Но это шелестят соломой о придорожный кустарник возвратившиеся с поля последние косматые возы с золотыми снопами, пахнущими хлебом и сытостью.

И тогда все спокойно вздыхают и тихо улыбаются, а ночные бабочки, привлечённые белизной рубашек, порхают вокруг, касаясь крыльями задумчивых лиц. Как раз в такое время трое друзей приближались к стенам Тулебы.

Хотя Виолинка не попросила извинения у петуха, он великодушно простил.

"Молодая, неразумная, она даже не понимает, что обидела меня", - думал он, прижимая к груди яйцо.

На дороге становилось оживлённее, чувствовалась близость города. Друзья повеселели. Мышибрат насвистывал песенку и щурил от удовольствия глаза при мысли о взбитых пуховиках, в которые он плюхнется вечером в каком-нибудь трактире. И только королевна была сердита на весь мир. Виолинка дала себе слово: пока с лица не сойдут чары цыгана, она не явится на королевский двор. Навстречу путникам шли крестьяне с пустыми корзинами и крестьянки с бидонами за спиной.

За скрытой в кустарнике часовенкой друзья услышали пронзительный свист и радостные крики. Паровоз, тащивший за собой девять вагончиков, состязался в скорости с запряжённым шестерней дилижансом. Высунувшись из окон, пассажиры покрикивали на машиниста, который бросал поленья в открытую топку. Длинная труба, похожая на катушку из-под ниток, обтянутую проволокой, дымила и шипела. Какой-то старичок пытался сэкономить пар и дудел в свёрнутую трубочкой газету, подражая паровозному гудку. Три мальчика, желая облегчить ход поезда, бежали вдоль полотна. Долговязый франт, выскочив из первого вагона, нарвал полевых цветов и вскочил на буфер, рядом с кондуктором, держащим высоко над головой красный флажок. Он карабкался теперь по крышам, чтобы вручить букет невесте. Встревоженная мать утихомиривала двух малышей; они высунулись из окна и размахивали вышитыми подтяжками задремавшего отца.

А внизу мчался дилижанс. Почтмейстер то щёлкал бичом, то, приложив к губам рожок, издавал весёлые звуки. Несколько усатых дворян, презирая станционную толчею, сажу и копоть, обещали ему, если он выиграет это состязание, большую бочку вина. Они небрежно кивали в сторону обезумевшего машиниста и курили, благовонные трубки, набитые мятовым листом. В облаках пыли и грохоте колёс дилижанс и поезд скатились с холма, устремляясь к воротам столицы.

- Пойдёмте, посмотрим, кто победит, - крикнула Виолинка.

Друзья побежали. С вершины холма им открылся вид на город, сверкнули золотистым пламенем купола церквей. По длинной тополевой аллее, пересечённой голубоватыми тенями стволов, уносился вдаль дилижанс.

Дома сверкали глазированным кирпичом, стаи голубей кружились в лазури. Издалека, с людных рынков, доносились говор и крики. Часы хрипло пробили шесть. Над зелёными верхушками садов, над гребнями крутых красных крыш, предвещая хорошую погоду, поднимались в небо тонкие струйки дыма. До зверей донёсся аромат готовящегося на плите ужина.

Взгляд петуха помутился от слёз. Там у каждого есть свой дом, стол, на котором книги шелестят пергаментными страницами, тихая жена, которая движением руки разглаживает на лбу морщины забот, и альков, где, устав от дневных дел, можно уснуть, нежно обнимая друг друга, вдыхая запах цветущей в горшках резеды. А за приоткрытым окном, в соседнем саду, поёт поздняя птица, месяц освещает фонариком шкафы, зеркала и буфеты. Алебардники покрикивают:

"Эй, гасите всюду свечи:
Тёмна ночка недалече!.."

И горожане засыпают, вслушиваясь в хрипение часов, и не знают, то ли покосами так пахнет родина, то ли это аромат волос любимой жены.

Петух вытянул оба крыла, словно хотел обнять милый сердцу город. За его покой он столько раз сражался и даже сегодня готов за него погибнуть, он, бездомный ветеран, скиталец…

Затуманенному слезой взору казалось, что город улетает в голубоватую мглу, - город далёкий и прекрасный, как самый дивный сон.

Петух наклонился, точно хотел удержать это видение, но тут яйцо выскользнуло у него из-под перьев и, постукивая скорлупой, начало скатываться по откосу.

Когда Пыпецу, наконец, удалось поймать яйцо и он в отчаянье взглянул на него, то оказалось, что скорлупа уже лопнула, - цыплёнок высунул свою маленькую головку, украшенную гребешком, и бойко оглядывался вокруг.

- Что мы с ним будем делать? - простонал петух, хотя его сердце билось от радости. - Где я найду ему няньку? Не мог ты выбрать другой минуты, чтобы родиться?

- Какой хорошенький петушок! - воскликнули, обступив его друзья. - Вылитый папа!

Они были уже недалеко от городских ворот. На придорожном камне сидел старичок и, попыхивая трубкой, паял кастрюлю. Махорочный дым то поднимал крышку трубки, расползаясь в надвигающемся вечере, то исчезал в глубине чубука. Старичок напевал:

"Сущий клад - даю вам слово -
встретить слесаря такого,
дырку в дне и дырку сбоку
зачиню в мгновенье ока!"

Вдруг петуху пришла в голову спасительная мысль.

- Мастер, - крикнул он, - обтяни проволокой эти скорлупки, - ты избавишь меня от больших хлопот: мой малыш хочет до времени вылупиться на свет.

Старичок поправил очки: "Всю жизнь чиню и паяю, но еще никогда не делал такой работы!"

Он сунул руку в ящик, достал тонюсенькую проволочку и обтянул треснувшую было скорлупу крепкой сеткой.

- Папочка, пусти меня хоть на минутку, ножки размять, - пищал цыплёнок, но петух ласково объяснил сыну:

- Не время мне теперь жену искать, - мы накануне войны, а связаться с первой встречной наседкой, благодарю покорно, я уже учёный! Ничего не поделаешь, сынок, придётся подождать, пока папа разбогатеет и построит приличный курятник.

Яйцо было починено, и друзья отправились дальше.

На стенах города по обеим сторонам ворот виднелись огромные афиши:

ЗАВТРА!!! ЗАВТРА!!!

БОЛЬШОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ ЦИРКА

МЕРДАНО

ЛЕДЕНЯЩАЯ КРОВЬ ДРЕССИРОВКА ХИЩНЫХ

БЛОХ

МАЭСТРО

НАГНЁТКОМ

На афише был изображен улыбающийся цыган, который взвил бич над дюжиной блох, обнаживших острые зубы. В сгустившихся сумерках руки его, обтянутые белыми перчатками, высовывались из афиши, и друзьям казалось, что он вот-вот выскочит и расправится с ними.

Мышибрат всматривался в Нагнётка, ощетинив шерсть:

- Чувствую, что он принесёт нам несчастье…

- Уйми ты это глупое предчувствие, - дружески похлопала его по плечу Хитраска, - здесь в городе нам нечего бояться.

В темноте из аркады выбежал какой-то толстяк и, растолкав животом зевак, попытался обнять петуха.

- Кого я вижу? - гаркнул он, сердечно поцеловавшись с Пыпецом. - Где ты пропадал столько времени?

Пушкарь Пукло! - ударил изо всех сил приятеля по плечу капрал. - Здравствуй, старина!

- Ты что-то неважно выглядишь, - Пукло сочувственно посмотрел на петуха, - может быть, слишком много этого… (Тут он поднёс руку ко рту, словно опрокидывал кубок.)

- Да где там… Зато ты цветёшь, - шутливо щёлкнул Пыпец пушкаря по огромному животу.

- Ну, и что же, - рассмеялся Пукло, - выросло у меня пузо, теперь есть на что ордена вешать. Я содержу в Тулебе постоялый двор, частенько за кружкой пива с дружками я вспоминаю старые времена, и только тебя не хватает в нашей компании. Да, да, - болтал он, взяв капрала под крыло. - Пойдём ко мне, жена будет рада…

- Я не один, - буркнул Пыпец, указывая на лису, прижимавшую к себе сонную королевну, и на Мышибрата. - Я не хотел бы наделать тебе хлопот…

- Пустяки, пожалуйста, не стесняйтесь, слава богу, у меня хватит места на всех… Найдём что поесть и выпить. Пошли, все пошли, - подталкивал он друзей.

Едва они миновали ворота, как на городской стене запели трубы. Какой-то человечек влезал на лесенку и зажигал перед домами фонари. В вечерних сумерках с грохотом закрывались ворота города.

Тулеба ложилась спать.

Рынок аппетитного чихания

Уже наступило утро, когда королевна в одной рубашке подбежала к окну. Зубчатые тени домов вырисовывались на другой стороне улицы. Погожее осеннее небо пестрело стаями танцующих голубей.

- Ты проснулась, малютка, - сказала Хитраска, закручивая перед зеркалом локоны. - Быстро одевайся, мы пойдём в замок…

Виолинка посмотрела на своё отражение в зеркале. Рядом с изящной мордочкой лисицы она увидела своё веснущатое, опухшее после сна личико. "Я не хочу, не пойду! - завизжала королевна, замахав руками. - Разве вы не понимаете, что мне стыдно?"

Прежде чем Хитраска опомнилась, Виолинка нырнула под одеяло и зарылась в подушки.

- Капрал, на помощь! - крикнула Хитраска, пытаясь вытащить девочку из-под одеяла.

- Добрый день, друзья мои, - приветствовал их, звеня сверкающими шпорами, капрал Пыпец. - Что вы тут делаете? - Он уставился на шевелящееся одеяло. Вчера петух до поздней ночи сидел за кружкой пива, болтая со старым другом.

- Я не пойду, слышите, я не хочу! - визжала, брыкаясь, королевна.

Мышибрат открыл окна. Холодный свежий воздух наполнил комнату. Складывая крылья, голуби садились на подоконник и с любопытством заглядывали внутрь. В окнах напротив уже выставили на просушку пухлые полосатые матрацы и пышные подушки.

Озябшая королевна позволила себя одеть. Она съела завтрак и вместе со зверями отправилась в город.

- Даю тебе слово, - сказал капрал Пыпец, - что ты в таком виде не вернёшься в замок, ты должна снова стать красивой.

- И доброй, как раньше, - мяукнул Мышибрат.

На улицах было людно. Толпы горожан сновали взад и вперёд. В пёстрой суматохе мелькали жёлтые и красные бархатные куртки. Шуршало накрахмаленное кружево воротников, звякали на груди золотые цепочки. Матроны, скромно потупив глаза, шли в окружении служанок - румяных смешливых девушек. Проходя мимо них, петух воинственно вскидывал голову и крутил ус.

По неровной, выложенной каменными буханками мостовой громыхали телеги, запряжённые ленивыми волами. Иногда какой-нибудь автомобиль с пронзительными гудками проезжал по улице и внезапно останавливался на ближайшем перекрёстке; тогда из него выскакивал шофёр и, поправив очки, огромной рукояткой заводил пружину. Порой, звеня подвешенными на палке бубенцами, кричали скороходы: "Место светлейшему советнику Иллариону Руптуре!" В застланном бархатном паланкине дремал на подушках дородный советник, а скорчившийся у его ног секретарь читал ему вполголоса Chronique scandaleuse Скандальная хроника (фран.) - перечень беспутств золотой молодежи - из газеты "Голос Тулебы".

Назад Дальше