- Не вас, а тебя!
Кстати, я часто думал о том, что неравноправие между нами и взрослыми начинается с этого самого; они нас - на "ты", а мы их - на "вы".
7
Мама, отец и Людмила, как я уже говорил, очень любят изучать моих новых друзей. Если приятель им не понравится, они обязательно дадут мне это почувствовать. Конечно, каждый по-своему, потому что у каждого из них свой характер.
Отец постарается, чтоб то, что мой новый приятель ему неприятен, мне было приятно. Или по крайней мере, чтоб я не очень расстроился.
- У тебя же есть просто замечательные друзья, - скажет он. - Слишком уж расширять этот круг - все равно что разбавлять вино водопроводной водой: оно крепче от этого не становится. У тебя же есть такие отличные друзья. Такие надежные! Все к тебе тянутся… Любят тебя, мерзавца!
- Это даже хорошо, что ты прощаешь ему все недостатки, - скажет мама про моего нового друга. - Значит, ты добр…
Таким образом я пойму, что у приятеля есть недостатки. Ну, а Людмила и в этом случае не станет переиначивать арии.
- Что касается друзей, то тут я не за количество, а за качество, -скажет она. - Не знаю, так ли уж великолепны твои другие товарищи, но этот проверки на качество не выдерживает.
Ну, а если я все равно захочу проводить время с новым приятелем, они начнут отвлекать меня от него всеми существующими на земле удовольствиями: фильмами, пьесами, футбольными матчами.
В общем, я знал, что в тот вечер, когда должен будет прийти мой новый товарищ, они все трое окажутся дома.
- Надень, пожалуйста, свой тренировочный синий костюм, - попросил я Людмилу.
У нее был новый спортивный костюм, который мне очень нравился.
- Зачем? - спросила сестра. - Ходить по квартире в спортивном костюме?
- Он тебе очень идет. Гораздо больше, чем платье.
Людмила пожала плечами.
- Понимаешь, я рассказывал этому другу, что ты спортсменка… что играешь в теннис и волейбол. Я хочу, чтобы он поверил.
- А он считает тебя лгуном?
За полчаса до того, как должен был явиться мой друг, Людмила стала заниматься гимнастикой, хотя всегда занимается ею по утрам. Нет, она и не думала выполнять мою глупую просьбу, но, когда Иван позвонил к нам в дверь, она случайно оказалась в" том самом спортивном костюме.
Я побежал открывать…
Когда Иван вошел в комнату, все усиленно занимались своими делами: отец, прикрыв глаза, слушал музыку (в этот день он купил огромные пластинки, на которых умещались целые оперы и симфонии), мама вязала мне свитер, а Людмила водила рейсфедером и линейкой по своей чертежной доске. Одним словом, они и не собирались уделять моему другу какое-то особенное внимание.
Иван сказал:
- Здравствуйте!
Тогда они все сразу отвлеклись от своих занятий. Мама с отцом переглянулись. А Людмила не удивилась. Как будто знала, что Иван должен прийти… Она никогда не удивляется.
- Заходи, - сказала она. Потом обратилась к маме, отцу и ко мне: -Познакомьтесь: это Иван.
- Леня ждет своего друга. Он думал, что ты - это он, поэтому так разбежался, - пояснила она Ивану.
Иван растерялся. И я решил тут же ему помочь.
- Заходи, Иван, заходи! - сказал я еще более громко, чем всегда разговаривал дома. - Мы тебя ждали!..
Накануне я никак не мог произнести это самое "ты", и вдруг оно как-то легко и просто слетело у меня с языка.
- Вы знакомы? - спросила мама.
- Да, мы знакомы, - ответил я. Людмила и этому не удивилась. - Я разыскал Ивана и пригласил…
- Прекрасная инициатива! - воскликнул отец. Он ничего ведь не знал о ссоре, и Людмила должна была улыбнуться Ивану:
- Я рада, что вы познакомились.
Что бы стоило ей сказать: "Я рада, что ты пришел!"
Отец выключил радиолу. Мама бросила мой будущий свитер и побежала в соседнюю комнату. А через минуту она вернулась оттуда причесанная и даже губы чуть-чуть подкрасила.
- Мы с Иваном встретились и подружились! - объяснил я всем членам нашей семьи. - Это и есть мой новый товарищ.
- Все точно, - сказал Иван.
И тут я заметил, что в руках у него гвоздики и коробка конфет. Он и сам от волнения забыл о них. Я решил разгрузить Ивана:
- Давай это все!
- Ты уверен, что это тебе? - спросила меня Людмила.
- Нет, тебе! - сказал я уверенно.
- А может быть, маме?
- Наверно, обеим. Иван, это обеим? Скажи, не стесняйся!
Я старался его ободрить: ведь он же был моим гостем.
- Давно вы на "ты"? - спросила Людмила.
Она не могла чертить или читать свои лекции, как делает, если чем-нибудь недовольна. Но обращалась все время ко мне: она не любит встречаться глазами с тем, на кого сердита.
- Это даже хорошо, что вы явились так неожиданно, - сказала мама. - С хозяйки нет спроса! У скромного ужина есть оправдание!..
- Да, прошу вас за стол, - пригласил отец.
- Садись, Иван, - поддержал я отца. - Чувствуй себя как дома!
- Тогда я сниму пиджак! - сказал Иван так громко, словно знал законы нашей семьи.
На буфете у нас стоят фарфоровые фигурки. Их расставила бабушка, которая умерла года три назад. Людмиле фигурки не нравятся, но она их не трогает: это считается памятью о маминой маме.
А в тот вечер мама сама вдруг взяла фарфоровые фигурки и унесла в соседнюю комнату. Она все время оглядывала наши стены и вещи, то и дело что-нибудь вытирала. Она, когда нервничает, всегда водит тряпкой по мебели, ищет пыль, которой там нет. Мама не подготовилась к встрече гостя, мнение которого было для нее, оказывается, так важно. Но не мог же я рассказать обо всем заранее! "Не твое это дело! Ты этого не поймешь!" - сказала бы мне Людмила.
Все волновались. Отец снова и снова включал радиолу и каждый раз спрашивал:
- Не мешает?
- Ну что вы! - отвечал Иван.
Тогда отец выключал… Да и сам Иван, я уверен, снял пиджак просто для храбрости.
Людмила помогала маме на кухне. Когда они внесли в комнату тарелки с сыром, ветчиной и салатом, мы, все трое мужчин, сидели уже за столом.
Людмила взяла пиджак Ивана и, отряхнув рукав, перевесила на свободный стул.
С этой минуты всем стало легко.
Отец достал графин, в котором плавали желтые корки.
Я поймал мамин взгляд. "Надеюсь, ты пить не будешь", - молча сказала она отцу. А он ответил ей вслух:
- Врач разрешил… в исключительных случаях…
- Но сегодня ничего исключительного не происходит, - сказала Людмила.
Иван взял графин и налил в рюмки всем, кроме отца. Мне тоже… Но я боялся, что Людмила какой-нибудь одной фразой все сразу испортит, и поэтому пить не стал.
- За мир и дружбу! - сказал Иван.
- Между народами? - спросила Людмила.
- В том числе и между народами.
Людмила улыбнулась и выпила. Мы с Иваном переглянулись.
Чтоб моя полная рюмка не мозолила всем глаза, Иван незаметно и ее, как говорят, осушил.
Мы долго еще сидели. Отец опять заводил свои огромные пластинки. А Иван терпеливо их слушал. Может быть, он даже получал удовольствие. Потом Людмила переоделась и пошла провожать его.
Когда они стояли в коридоре возле двери, я с радостью сказал сам себе: "Все-таки он чуть-чуть выше сестры. А еще ведь надо учесть ее каблуки!"
- Иван и Людмила! - сказал вдруг отец.
"Иван и Людмила… Руслам и Людмила… Отец за весь вечер ни разу не цитировал песни и арии, - подумал я. - Ни единого раза! И ни разу не назвал меня гордо мерзавцем. Почему? Наверно, стеснялся Ивана. Дорожит его мнением?.. Значит, Иван понравился?"
Но ведь взрослые не торопятся высказывать вслух то, что думают друг о друге. И всегда боятся перехвалить. Обругать они не боятся, а вот прежде чем похвалить, будут долго присматриваться, приглядываться. Даже если все сразу ясно!
- Это хорошо, что ты устроил такой спектакль, - унося на кухню тарелки, сказала мама.
- И как ты это придумал? - воскликнул отец. - Умный, мерзавец! Изобретательный!..
Опять они обо мне!
8
Прошло два с половиной месяца.
Иван теперь бывал у нас очень часто. И дом наш как-то повеселел. На окна и двери мама повесила новые портьеры, которые много лет лежали в шкафу. На столе теперь всегда была яркая скатерть, которую раньше мама стелила только по праздникам.
Вкуснее всего мама кормила нас теперь по вечерам: Иван иногда ужинал вместе с нами.
Однажды дядя Леня с нижнего этажа остановил меня на лестнице и спросил:
- Это ваш родственник? Такой… загорелый…
- Да, - ответил я. - Родственник… Мамин племянник.
- Я так и думал: ты с ним на "ты".
- Что, симпатичный?
- Видишь ли, издали трудно определить. Но производит хорошее впечатление.
- Он архитектор. Талантливый!
- Это стало в вашей семье фамильной профессией. Впрочем, это профессия века: строят, строят… - Дядя Леня засунул дужки очков в рот: призадумался. - Кем же он Людмиле приходится? Двоюродным братом?
- Ну да. Они дружат с детского возраста.
Он долго не мог попасть ключом в замочную скважину. Мне показалось, от радости… И сказал на прощание:
- Если Людмила захочет, я зайду посмотреть отца. Или привезу к вам специалиста. Если захочет…
Я не успел еще похвастаться во дворе, что сестра скоро выходит замуж. Как хорошо!.. Зачем огорчать дядю Леню?
Ивану я сказал:
- Прямо под нами живет один врач, Я уже, кажется, говорил… Очень влюблен в Людмилу.
- Давно?
- С детского возраста! Я объяснил, что ты наш двоюродный брат. Чтоб он не расстраивался… Понимаешь? Так что будь в курсе дела.
- Добрый ты, брат! - улыбнулся Иван.
Вместо слова "мерзавец" он говорил мне "брат". Это было приятнее.
Дома у нас никто о свадьбе даже не упоминал. Отец и мама боялись спрашивать у Людмилы. Но все время об этом думали. И я думал.
Когда сестра возвращалась домой, мы смотрели на нее вопросительно.
- Играли в теннис, - сообщала она. - Иван снова выиграл.
Или что-нибудь вроде этого.
Конечно, я мог бы узнать у Ивана. Но получилось бы, что мы ждем не дождемся.
Однажды вечером Людмила сказала:
- Жить я хочу рядом с вами. Где-нибудь здесь, поблизости.
- Какое это имеет значение! - Отец вскочил со стула.
Мы с мамой тоже вскочили. Ожидание прорвалось - и мы стали убеждать Людмилу, что транспорт у нас в городе работает хорошо, что отцу и маме врачи прописали прогулки и что район поэтому не имеет никакого значения. "Не хватает, чтоб из-за этого она затянула все дело!" - думал я. Но сестра повторила так твердо, что все мы сразу притихли:
- Нет, я буду жить только где-нибудь рядом. Это уже решено.
Кем решено? Ею?.. Или ими обоими? Никто спросить не решился.
Ивану недавно дали комнату в совсем новом доме. Это было далеко: минут сорок от центра, если ехать на троллейбусе. Один раз Иван, как он выразился, затащил меня к себе. Правда, я не очень сопротивлялся. Так, для приличия сказал:
- А может быть, лучше поедем к нам?
Это было на стадионе, где Иван с Людмилой играли в теннис.
- Нет, - ответил Иван, - ты прорубил мне окно в ваш дом, а я должен прорубить тебе в свой.
Мы поехали на такси. Первый раз в жизни я в автомобиле не сел рядом с шофером: мне приятнее было сзади, вместе с Иваном.
Иван тоже пока холостяк… Как дядя Леня. Но посуда у него стояла там, где должна быть посуда, а книги - в книжном шкафу.
Мы сидели на балконе и видели реку и лес.
Иван сказал:
- Вот что значит квартира со всеми удобствами: хочешь - купайся в ванне, а хочешь - в реке, хочешь - дыши газом на кухне, а хочешь -березой в лесу! Но главное: нет телефона! Это величайшее из удобств: сберегается время. Кого не хочешь слышать - не слушаешь, а кому надо сказать два слова - звонишь из автомата. Он под самыми окнами.
В тот вечер он еще много раз восторгался:
- Дачный климат! Просто курорт!..
"Захочет ли Иван уехать отсюда? Скажет еще: "Где же логика? Где же простая логика? Здесь лес и река!" Это меня волновало.
"И чего сестре взбрело в голову? - раздумывал я. - Наверно, потому что у отца двести двадцать на сто. И мама неважно слышит… А может, ей и со мною жаль расставаться?"
- Пусть Иван переедет к нам! - сказал я однажды, словно был главою семьи. - Я буду спать на кухне. Пожалуйста… А если хотите, то в коридоре.
- В нашем доме, в нашем доме!.. - переиначил отец арию из "Евгения Онегина".
- Да, в нашем доме… - задумчиво сказала Людмила. - У Ивана есть комната. Он готов обменяться: переехать в любую квартиру нашего дома.
На следующий день я сочинил объявление:
"Срочно меняю комнату в доме со всеми удобствами: балкон, ванна, душ, газ, лес, река, дачный климат, телефон под самыми окнами! С предложениями обращаться в любое время…" И написал номер нашего телефона.
Но никто с предложениями не обращался, хоть объявление я расклеил во всех подъездах нашего огромного дома. И еще в доме напротив. Неужели никому не нужен был дачный климат?
Никто не звонил… Только дядя Леня остановил меня во дворе и сказал:
- Там висит объявление. И ваш телефон… Я помню его еще с детства. Прочитал и не понял: кто хочет меняться?
- Это двоюродный брат. Хочет быть с нами рядом! Он любит маму… Она его единственная тетя.
- Это понятно: каждый хочет быть рядом с родными людьми.
Однажды Иван попросил меня проводить его. На улице он обнял меня за плечи, как тогда, в день знакомства.
- Ну, брат, затеяла Людмила историю. Может быть, ты поможешь? Я говорю: "Давай переедем ко мне, а потом подыщем что-нибудь в вашем Машиностроительном тупике". А она отвечает; "Если мы переедем, тогда уж не обменяемся: стимул ослабнет!" Где же тут логика? Где же простая логика? Может быть, ты что-нибудь придумаешь? Как тогда, с этим твоим приглашением…
Уже второй раз он нуждался в моей помощи!
- Ладно, подумаю, - сказал я.
- Подумай, брат. Очень прошу!
Но подумать я не успел. Через три дня вечером сестра нам сообщила:
- Срок поисков продлевается! Мы с Иваном уезжаем на полгода в командировку.
- Вместе? - переспросила мама.
- Вместе. Конечно! - сказала Людмила. - За это время Леня обклеит объявлениями весь наш тупик, и что-нибудь да найдется!..
Она говорила бодро и даже весело, потому что мама начала искать тряпкой пыль там, где ее не было, а у отца по шее и по лицу поползла красная краска.
Отец не пропел, а как-то почти прошептал на свой особый мотив:
- В движеньи мельник жизнь ведет, в движеньи…
9
Я уже говорил, что не помню, с какого возраста я себя помню. Но с той поры, с какой помню, никто из нас четверых никогда не уезжал на целых полгода.
Сколько написано разных музыкальных произведений про людей, которые уезжают! Отец цитировал сейчас эти песни и арии. Композиторы почему-то очень радуются, когда люди уезжают из дома. Но отец пел эти веселые песни невесело.
И мне было как-то не по себе.
- Это даже хорошо, что ты уезжаешь, - сказала мама Людмиле. - Наконец мы узнали, как Леня к тебе относится!
Чтоб не грустить, я пытался вспомнить все случаи, когда Людмила была несправедлива, а вспоминал фильмы и пьесы, на которые водила меня сестра. Хотел вспомнить приятелей, которые мне нравились, а ей нет, но вспоминал об Иване, с которым никогда бы не встретился, если бы не она.
К Ивану мы тоже привыкли. Он все время подбрасывал нам положительные эмоции.
- Вы провожаете нас с Людмилой в наш первый путь, как провожают в последний, - сказал Иван. - Где же логика? Где же простая логика? Надо радоваться, а вы?..
- Чему радоваться? - спросил я.
- Раньше вы не получали от нас писем, а теперь будете получать! Это во-первых. Во-вторых, до сих пор вы не ждали нашего возвращения, а теперь будете ждать. И в-третьих, мы действительно к вам вернемся. Это же будет праздник!
- Слишком уж до-олго… - промямлил я.
- Долго? Вспомни какой-нибудь случай, который произошел с тобой полгода назад. Что-нибудь такое… значительное!
Я подумал, что примерно полгода назад дал Костику по физиономии.
- Вспомнил?
- Ну, вспомнил…
- Давно это было?
- Нет… как будто вчера.
- Вчера? Значит, мы вернемся к вам завтра! Все познается в сравнении.
- Я понимаю.
- Эти шесть месяцев промчатся так же быстро, как те. Ты хозяин своих собственных мыслей?
- Наверно, хозяин.
- Вот и переключи их с отъезда на возвращение. Переключил?
- Постараюсь.
- Ну, вот! Не существует безвыходных положений.
- О бра-атья, довольно печали! - пропел отец из той самой странной симфонии Бетховена, в которой поют. И добавил: - Плохой тот мельник должен быть, что век свой хочет дома жить!..
Иван опять подбросил нам положительные эмоции.
Накануне отъезда мы все, мама, отец и я, с его помощью переключили мысли и думали о дне возвращения. Как это будет здорово - получим телеграмму: "Встречайте! Целуем!" - и помчимся встречать!
Мама опять устроила ужин… Иван пришел с чемоданом, чтобы на следующий день рано утром вместе с Людмилой отправиться на вокзал.
Два чемодана стояли возле стены, прижавшись друг к другу: один -огромный, перепоясанный ремнями и чуть-чуть покорябанный, а другой -аккуратный, без единой царапинки и даже попахивающий духами (я почувствовал это, когда ставил его к стене).
Мне казалось, что кто-то ввинтил в люстру новые лампочки, более сильные: так сверкали на столе рюмки, бокалы, тарелки. Я не видел раньше этой посуды. В последнее время мама доставала из шкафа все, что берегла для какого-то особенного, торжественного события.
В центре стола был любимый отцовский графин, в котором плавали желтые корки. Иван поставил рядом с ним бутылку шампанского и коньяк.
Мама отозвала меня в сторону, попросила сбегать в магазин за фруктовой водой.
- Для отца, - шепнула она. - Я не хочу, чтобы он сегодня пил это… Очень волнуется!
Когда я возвращался с тремя бутылками лимонада, меня встретил на лестнице дядя Леня. Мне казалось, он только и делает, что ходит по лестнице, отпирает и запирает дверь: очень уж часто я встречал его.
- У кого-нибудь день рождения? - спросил дядя Леня. - Утром мама несла бутылки. Теперь ты…
- Да, день рождения!
- Кто же родился?..
"Если сказать, что Людмила или кто-нибудь другой из нашей семьи, он побежит за подарком", - решил я.
- У кого же сегодня праздник? - повторил дядя Леня.
- У маминого племянника. Он одинок. И вот мы устроили… Для него!
- Это понятно, - сказал дядя Леня.
И, как всегда после моего ответа, полез ключом в замочную скважину.
Дома все ждали меня. Мама вытерла бутылки лимонада и поставила их на стол.
- Твой напиток, - тихо сказала она отцу.
- Куда ты, удаль прежняя, девалась?.. - пропел отец из "Царской невесты". И добавил обыкновенно, по-человечески: - Да никуда не девалась! Вот она, здесь…
Отец взял два чемодана, стоявшие у стены, и вскинул их вверх, как спортсмен, поднимающий гири.
- Иван и Людмила! - воскликнул он, потрясая в воздухе чемоданами.
- Есть еще порох в пороховницах! - восхитился Иван.