- Повелеваю тебе, - отважный Принц Джорн, если хочешь завоевать мою руку и сердце, одолеть Мок-Мока, сторожащего вишнёвое дерево в Чардорском саду в десяти лигах от ворот замка, принести сюда серебряную чашу с тысячей вишен и поставить её у моих ног.
Король Клод наклонился вперёд в большом дубовом кресле:
- Но ведь Мок-Мок - это пугало из глины и сандалового дерева, которое слепил мой пра-пра-пра-пра-прадед триста лет назад, чтобы отгонять Птиц-Рух, прилетавших полакомиться вишнями! - вскричал он.
- Но ведь сто мальчишек вырезали свои имена на страшном Мок-Моке в вишнёвом саду Чардора! - воскликнул Джорн.
- Разве отважный Принц Джорн не охотится на дичь опаснее белого оленя? - спросила Принцесса.
Джорн поклонился, поцеловал руку девы, и через мгновенье в круглом зале услышали громовой топот его коня.
Принцесса встала, сделала реверанс Королю и поднялась по каменной винтовой лестнице, чтобы поухаживать за Лекарем и за Магом, который, пытался снять себе голову и поставить её на место, как это делали кролики, но лишь свихнул шею и слёг в постель. Король обошёл зал, машинально трогая щиты на стенах ногтем большого пальца, от чего они глухо звенели.
- Сколь милое лицо, - бормотал он. - Сколь милое дитя, но полон я каким-то странным ощущеньем, будто с приглушенной тревогою за мною она следит - лесной зверёк…
Королевский Писец приложил к носу указательный палец правой руки.
- Скорее, будто вспугнутая птица, трепещущая в ивах, - добавил он.
Король резко повернулся и прорычал:
- Нет, не как птица, вспугнутая в ивах. Мой сон был ночью неглубок, и слышал я каждый шорох, писк и вскрик, и вздох: "тик-цок", "тик-цок" оттуда доносилось, - и он показал рукой чуть западней севера. - И что ни ночь, я слышу этот звук.
- Ведь иногда лесные колдуны с луны бросают камни - может это? - предположил Писец.
Король вздохнул:
- Несчётно, тысчу раз, настойчиво, настырно, непрерывно: "тик-цок", "тик-цок", "тик-цок", "тик-цок", "тик-цок".
Он подошёл к Писцу:
- Рассказывай теперь, какую сказку наплёл тебе намедни старый Токо?
Писец покашлял:
- Сказка Токо извилиста, полна обиняков, намёков, недомолвок, то да сё, ни "да", ни "нет", а только "допустимо", "быть может", "исключить нельзя", "похоже" и ворох всякой прочей ерунды - шесть "за", шесть "против", а отгадки - нет.
- Бу-бу-бу-бу, - сказал Король. - Болтай, болтун, болтай. Нет у меня досуга и охоты раздумывать над заумью его. Его рассказ всегда идет кругами и вертится на месте, как юла, со столь же малым смыслом.
- Я сделал всё, что мог, - пожал плечами Писец и пересказал историю об олене, шедшую от отца Токо, снабдив её сотней собственных поворотов и зигзагов.
Слушая, Король сперва порозовел, потом покраснел, потом стал из красного серым.
Обретя, наконец, голос, он прохрипел:
- Дай Бог, чтобы наш олень не оказался том оленем из истории отца Токо.
Писец воздел руки:
- Волшебство, - как говорит Токо, - движется кругами. Череда, а не чехарда чар очерчивает чудо, и что истинно для одного особого случая, истинно и для всех особых случаев той же особости. Если бы какой-то негодяй не забыл вернуть "Историю волшебства" на ту полку, где ей положено стоять, я бы показал вам, что я имею в виду. Над этой книгой трудились ещё писцы вашего батюшки. Нет в ней уже нет ни указателя имен, ни словаря тёмных смыслов, да и то сказать - страницы позагнуты да повырваны, в кляксах и пятнах, обложка в лохмотьях, а корешка нет.
- Кто там в лохмотьях? - удивился Клод.
- "История волшебства", - изволите не слушать, Ваше Величество! - обиделся Писец.
- Как посмела она вырядиться в лохмотья? - рявкнул Клод.
- Да уж жизнь довела.
- "Жизнь довела" - передразнил Клод. - "История волшебства" как раз сейчас в моей опочивальне, и листаю я её каждую ночь на сон грядущий.
Он хлопнул в ладони, и появился человечек малого роста в жёлтом одеянии. Клод велел ему сходить в королевскую опочивальню и принести "Историю".
- Позови трёх слуг себе в подмогу, - добавил Клод.
- Лица, берущие в Королевской библиотеке "Историю волшебства" или иные книги, должны заполнить соответствующее требование, - строго заметил Писец.
- Я не из тех, на кого заводят карточки, кто заполняет требование и кого можно заставить расписаться в формуляре, - отрезал Клод, - и если книга мне нужна, я просто иду и беру её.
Король и Писец выхаживали по залу навстречу друг другу, а когда встречались, первый ворчал, а второй - вздыхал. Тут в зал вошли четыре человечка в жёлтых одеяниях, сгибаясь и оступаясь под тяжестью огромного древнего фолианта. Они положили книгу прямо на пол и вышли, а Писец стал переворачивать пожелтевшие пыльные страницы, бегло просматривая их и покашливая.
- Здесь нет ничего на "олень", - сказал он, наконец, - кроме сообщений о девах, которые превращались в оленей, а потом из оленей - в дев. Все строги, обаятельны, учтивы, смуглы, высоки, убраны красиво. Но в каждом случае расколдованная дева помнила своё имя. Так здесь сказано.
- Тогда поищи на другое слово! - рявкнул Клод.
- Ну, например? - спросил Писец.
- Потеря памяти у дев, - рыкнул Клод. - Смотри на "П".
- "Потеря" в данном случае на "Д", - возразил Писец.
- Да мыслимо, возможно ли такое? - громом прогремел Клод.
Голос Королевского Писца был твёрд и ясен:
- Слова в книге расположены по ключевому понятию, так что нужно смотреть "Девы, потеря памяти".
Король зажмурил левый глаз, открыл, а потом зажмурил правый. Голос его стал низким и зловещим.
- Ничуть не сомневаюсь, что "кошка" у тебя на "ша", обезьяна-образина - на "эр", а "баран-болван" на "эф"! Хоть в "Э, Ю, Я" ищи разгадку тайны, а дай ответ!
Щиты на стене задрожали. Королевский Писец открыл букву "Д", где оказались свалены в одну кучу Дамоклов меч судьбы и Двойники, Догадки, Духи, Домовой и Демон, Доверчивость и Доводы рассудка, а с ними Дьявол, Дежа-вю и Девы. Король ходил взад и вперёд, пока Писец просматривал десятки страниц, то ахая, то охая, то ухая, то эхая. Наконец, Король не вытерпел и крикнул:
- Хватит тебе квакать и крякать - читай, что есть!
Писец покачал головой:
- Король, не торопите. Здесь полно статей и пунктов, ссылок и отсылок, значков, помет, подстрочных примечаний и терминов, и внутренних цитат на греческом, персидском и латыни, а также разных "см." и "и т.д."
- "См., и т.д." - давай ответ скорее простым, понятным, внятным языком без всяких там "балда-белиберда".
Писец вспыхнул, перейдя от обиды на прозу:
- Вот на букву "Д" здесь рассказ о девяти чарах, которыми лесного и полевого оленя превращают в деву.
- Почему именно его? - спросил Клод.
Писец ответил медленно и терпеливо:
- Во-первых, олень спас жизнь колдуну, а, во-вторых, злой колдун решил сыграть с людьми злую шутку.
- Если бы я был королем над всеми королями, я бы положил конец колдовству, пусть мне хребет сломают. С такой суматохой и причудами кто поймёт, где его гончий пёс, а где - племянница?
- И вот что верно, - продолжил Писец, - для этих девяти чар: те девы были безымянны и помнили деревья и поля, и больше ничего.
- Ого! - сказал Король.
- Кроме того, что не менее важно, чары были всегда одинаковы, и во всех изложенных здесь случаях олень, спасаясь от погони, попадал в тупик, откуда не было возврата.
- Ну! - потребовал Король.
- После чего именно в том месте и в тот же миг олень являлся девою учтивой, высокой, смуглой, убранной красиво, принцессой благородной, как взглянуть.
- Во! - простонал Король и тяжко опустился на стул.
Писец вышагивал какое-то время взад и вперёд, потом остановился и поднял руку.
- И у всех этих лжеженщин, лжедев и лжепринцесс есть поразительное свойство.
- Так в чём оно? - прохрипел Клод.
- В том, что ни любовь, ни жар не расплавят чёрных чар. - Королевский Писец на минуту замолк и продолжил. - Кто их в третий раз разлюбит, вмиг несчастную погубит.
Клод вскочил и зашагал взад и вперёд по залу.
- Запиши рескрипт! - приказал он.
Писец нашел чернила и гусиное перо в паутине на полке, вытащил кусок пергамента из-за щита и уселся на пол, скрестив ноги. Клод закрыл глаза и сказал:
- Пиши простым и внятным языком: "Никто из сыновей моих отныне оленя в жёны не возьмёт", и точка.
- Оленя, - продолжил Писец, - в любом обличье, форме, воплощенье, под маской и личиною любой…
- Кто издает этот рескрипт, я или ты? - спросил Клод.
Голос Писца был ясен и твёрд:
- Нет сомненья, - сказал он, - что рескрипт должен быть изложен так, что если бы вам когда-либо пришло в голову изменить своё мнение, от рескрипта можно было бы отойти, отречься и отказаться..
- Порви рескрипт, - приказал Клод.
Какой-то миг он казался опечаленным, а потом расхохотался.
- В наших незадачах, конечно, очень много досадного, но я отдал бы полцарства, чтобы увидеть физиономию Тэга, второго охотника из всех живущих: как он проснется однажды утром, когда растают чары, и увидит рядом с собой на подушке не чёрную прядь волос и алые уста, а мохнатое ухо и бархатные ноздри!
Смех кидал Клода от стены к стене зала, как мячик в ящике. Он ещё пуще захохотал и запрыгал, подумав о Гэле, а потом о Джорне, как они окажутся носом к носу со своей дамой в её подлинном обличье, увидят ту, которой не в салоне с вином янтарным чашу пригублять, а во поле или в лесном загоне пастись, щипать траву иль соль лизать. Король едва выдавил сквозь смех:
- Больше всего забавляет меня мысль о Джорне - Джорне с лютней и лирой, вдруг понявшем, что он овладел сердцем и копытом самого быстрого оленя на всем божьем свете.
Он уселся в кресло, утирая слёзы смеха, а Писец всё расхаживал по залу, возмущая пламя светильников. Клод трижды вздохнул:
- Спору нет, девица зажгла огонь в моем сердце, - сказал он. - Многое бы отдал, чтобы издать указ о том, что она никогда не была оленем.
- Невозможно, сир, - сказал Писец.
- Так что же мне делать?
- Ждите и смотрите, на что смотрится, примечайте, что приметно и знайте, что раз - то однажды, что два - то дважды, что три - то трижды, а миг - быстрей мгновения.
- Вау-вау-вау, гау-гау-гау, - хватит с меня прибауток и присказок. Объявим деве, что она - олень, и пусть любезно удалится в тень!
- Она не сможет сделать этого! - воскликнул потрясённый Писец. - По вашему же указу это создание повелело вашим сыновьям исполнить подвиги и сейчас ждёт возвращения самого быстрого из них. В общем, дело сделано и решено.
- Так я и думал, что она - принцесса, - сказал Клод.
Писец пожал плечами:
- Принцессой-то её как раз назвал ваш собственный указ, - держите слово, сир. De facto и Pro tem - то есть, сейчас и фактически. Король поднял голову, издал могучее "ХАРРРУУУ" льва, которого довели волшебные мыши и так тяжко прошагал к двери, что на стенах зазвенели щиты.
- Надеюсь, что все мои сыновья заблудятся, - сказал Король. - В этом один из выходов.
- Для них - быть может, но не для вас, - возразил Писец. - Осталось с вами милое созданье, и будет здесь при вас оно, покуда огромная и тёмная планета, которую нам Токо предсказал, с Землёю не столкнётся, и тогда-то мы все умрём.
Король Клод вздохнул, поморщился и проворчал:
- Огромною и тёмною планетой, так напугавшей Токо, было птичье, оброненное на лету перо. Что за напасть тут: то слепой чудак, то дымный клоун, то колдун зловредный свалились на меня, и всем я нужен - а мне-то что до них!
Он выбежал из комнаты, хлопнув дверью так, что воздушная волна бросила Писца лицом на пол.
ДОБЛЕСТНЫЙ ПОДВИГ ПРИНЦА ТЭГА
Дорога, по которой выехал Тэг, скоро превратилась в узкую кривую тропу, петлявшую между скрюченных и сучковатых деревьев, застывших, как фигуры в танце. Отовсюду сочилась и капала клейкая густая жидкость, отяжеляя воздух сладким запахом, который то слабел, то усиливался, то затихал, то возникал, то пропадал, то вырастал.
Тэг бормотал про себя: "Тяжелый сладкий запах долго рос, но вырос не таким, как запах роз, а тем, что мучит человеку нос. Смущает он теченье стройных дум, кривою тропкой направляет ум, коварных слов развешивая шум. Но если нужно быстро сосчитать, то трижды восемь - восемьдесят пять. На единицу, равную нулю, я десять мятных пряников куплю…"
Пушистый голубой дымок плыл между деревьями кругами, кольцами и воротничками.
- Терпеть не могу этой густой сладкой дряни, - прикусил губу Тэг. - Шменя добольно!
- Сладкий - гадкий: чаще - в чаще, пуще - в пуще, - вдруг произнёс голос, по непонятной причине рассоливший Тэга, и продолжил, - я здесь в сердилке двух тёток.
- Ты хотел сказать, в резвилке двух деток? - спросил Тэг, заметив лысого толстячка в развилке двух веток над собой. - Долго ты искал это место?
- Ничуть, - возразил толстячок. - Дерзилка есть у каждого вредива.
- Чудилка пустого бредива.
- Нет уж, казнилка лесного бродива. Следи за звуками речи, если решил меня сцапить!
- Сам ты цапишься! Скажи лучше, который счас?
- Без пяти спять или полпустого, а, может, скоро ври. Только я жду не дождусь, когда уж ква!
- Ты просто не в настроении.
- Скажите на милость: сперва встречает меня, а потом говорит, в чём меня нет! Сам видишь, что я в костылке вредива. Теперь ответь, о чем я думаю?
- Ты ещё не соврался мыслями.
- Вот сейчас соврусь и побою тебя!
Тэг расхохотался.
- Грешно смеяться над человеком, который ещё не соврался, когда все уже соврались!
- Слазь со своей костылки!
- Грешно смеяться над человеком, который сидит на костылях. Чума на оба ваших дыма!
Четыре иволги в непроглазных кустах пропели: "Кру-го-голо-ва", а Тэг закрыл рот, задержал дыхание, крепко зажмурил глаза и поскакал сквозь колючие кольца дыма и тучный тошный запах. Через долгий миг он выехал из рощи кривых и узловатых деревьев и увидел прямо перед собой Долину Вечного Ликования.
Воздух засверкал сиянием чистейшего кристалла, из-за чего три человека, приближавшиеся к Тэгу, показались больше, чем были на самом деле. Они остановились рядом с конём Тэга, поклонились, улыбнулись и снова поклонились. Тэг увидел, что в руках у каждого из них была маска точь-в-точь походившая на его лицо, но одна маска была строгой, вторая - печальной, а третья - торжественной. Первый человек хихикнул, второй - прыснул, а третий - фыркнул.
Первый сказал:
- Мы надеваем наши маски по вчерам и завтрам,
Второй добавил:
- а поскольку эти печальные дни никогда не приходят,
Третий продолжил:
- мы не ведаем печалей, - и помахал маской Тэгу. - Меня зовут Вэг, это - Гэг, а это - Жэг.
- А меня зовут Тэг, - сказал Тэг.
- Чудесное имя! - воскликнул Вэг.
- Изумительное имя! - воскликнул Гэг.
- Восхитительное имя! - воскликнул Жэг. - Я бы сам хотел называться таким именем.
- Добро пожаловать в Ликованию! - сказал Вэг. - Во всей земле не сыщешь уголка приветливей, привет тебе, о Тэг! Ты лучший и приятнейший из принцев, известных нам.
- Так ведь вы меня толком не знаете, - сказал Тэг.
- Мы знаем тебя прекрасно! - сказал Вэг.
- Мы знаем тебя чудесно! - сказал Гэг.
- Мы знаем тебя великолепно! - сказал Жэг.
Тэг нахмурился.
- Я ищу дорогу к Тэдонской Пуще в Лесу Страхов. Я должен ехать. У меня мало времени.
- Далёки страхи те от нас, ты не достигнешь их за час, - сказал Вэг.
- И за день, - уточнил Гэг.
- И за месяц, - добавил Жэг. - Мы знаем это чудесное место!
- Изумительное место! - сказал Гэг.
- Восхитительное место! - сказал Жэг.
Но Тэгу уже не сиделось, а коню его не стоялось.
- Скажите мне, стали ли страхи там страшнее, а чудища - чудовищней?
Трое схватили друг друга за плечи и расхохотались до слёз, а потом разрыдались до смеху.
- Ни бед, ни чудищ вовсе нет, - хихикнул Вэг, - и ужасов не знает свет!
- Забудь о страхах! - прыснул Гэг.
- Выброси из головы чудищ! - фыркнул Жэг.
И все трое опять хохотали до слёз и плакали до смеху.
- Так какой же дорогой проехать мне к Лесу Страхов? - вдруг гаркнул на них Тэг так, что смех и плач сразу оборвались.
- Скачи себе вперёд между тем, - ответил Вэг.
- и между прочим, - добавил Гэг.
- И не упускай из виду времени, - посоветовал Жэг.
Три человека снова захихикали, запрыскали и зафыркали, а Тэг поскакал галопом прямо вперёд по зелёной долине, полной звонкого грома, весёлого шума, забав и проказ, радостных глаз, ласковых рос и смеха до слёз.
Он скакал вперёд, и по левую его руку было То, а по правую - Прочее, не упуская из виду Времени, которое висело перед ним как большие часы со смеющимся циферблатом. Он всё ехал и ехал вдоль весёлого искристого ручья, пока холмы не расступились с обеих сторон, а цвет травы не стал из зелёного бурым, а потом - серым. Весёлый человечек в дальнем конце Долины Ликования крикнул ему вслед: "Лови мгновенье!"
Дорога стала неровной и каменистой, колючки сыпались с колючих кустов и впивались в землю кинжалами. Уже у самого порога Страхов погода внезапно переменилась. Опустился мшистый туман и поднялась стеклянная буря.
Вдруг с моря налетели торнадо и циклоны, нагрянули муссоны и тучи скрыли даль, а по долине чёрной, дождями орошённой, пронзительно-холодный сорвался с гор мистраль.
Путь вёл через поток, мягкие волны которого колыхались так торжественно и пели так сладко, что Тэг едва поборол дрёму и чуть не утонул во сне. Чёрный конь ржал от страха, но понуканиями Принц заставил его пронестись галопом по гибельному лесу. Великий ветер задул с земли, и деревья падали перед всадником и конём, ?падали за ними, и по сторонам. Громадные ямы разверзались и смыкались в земле, будто пасти великанов, но Тэг направлял коня то в объезд, то между ними, то перескакивал их пржком.
Пожар охватил лес, но Тэг промчался сквозь огонь невредимым. Градины, большие, как чаши, сыпались с неба, но он избегал их. Сверкали молнии, грохотал гром, ливень обрушивался сплошным потоком, но Принц Тэг ехал вперёд и пел песню.
Наконец, замаячили чёрные деревья Тэдонской Пущи, прибежища Голубого Вепря. Тэг спешился с копьём в руке и осторожно пополз вперёд. Он оглох от звуков страшного, вздымающегося и опадающего храпа. Крепко сжав копьё, Тэг двинулся на звук, который, казалось, исходил от корней обоба. К величайшему удивлению Тэга, Голубой Вепрь из Тэдонской Пущи, которому надлежало спать лишь тридцать мгновений раз в тридцать лет, храпел под обобом, закрыв свои большущие глаза и вздымая мощные бока.
Тэг мягко и быстро шагнул к нему, но чудище, и во сне чуявшее опасность, открыло один глаз и с усилием встало на ноги, издав громовое "СКАРУУУУФФ!" Но было уже поздно. Копьё Тэга вонзилось прямо в сердце Голубого Вепря, и зверь рухнул на бок с такой силой, что сам вырыл себе могилу.
Тэг нагнулся и выломал золотые клыки совсем легко, будто они были сосульками, а через минуту он уже скакал обратно по гибельному лесу.