* * *
Аделя вылетела из подъезда и, сама себя не помня, побежала. Она не чувствовала головы, вместо нее была одна большая пустота, где поселилась ужасающая мысль, о которой девушка боялась даже подумать. Ее ноги убыстряли ход, будто убегали от этой отчаянной мысли, что она люто и страшно, от всей своей маленькой птичьей души ненавидит этих людей, сама даже не подозревая, что способна на такие сильные чувства. Это напугало ее и приводило в сильное отчаяние.
Горькие слезы текли по щекам, обжигая юное лицо, и она спрашивала себя, чем заслужила такие несправедливые испытания. Разве мало ей было этого сиротского существования, этих невзгод, лишений, этого безысходного нищенского положения, этих унижений и грубых оскорблений со стороны взрослых и одноклассников?! Так напоследок ее хотели лишить последнего, что грело ее в те ненастные дни одиночества и тоски по матери, по безвозвратно потерянным счастливым дням в кругу семьи, что робким ростком питало ее тонкую фигуру и нежную душу, - надежду любить и быть любимой.
Где ты, мамочка?! Как ты могла оставить меня одну? Зачем тогда ты меня родила? Зачем я? - кричало отчаянно сердце бегущей в темноте девочки.
От такого последнего крика души, от навалившегося горя, она и вовсе потеряла рассудок и опасно неслась куда-то с закрытыми глазами, полными слез.
А когда открыла их, к своему ужасу обнаружила, что стоит у калитки в дом недавней знакомой, выдававшей себя за гадалку. И про себя с упавшим сердцем отметила, что и тут ей не везет. Она могла попасть куда угодно, а ноги ее принесли в самое не благоприятное для нее сейчас место. И что она здесь делает?
Аделя оглянулась вокруг и почувствовала странную тишину: собаки не лаяли, на улицах ей никто не встречался. Как она добралась сюда так незаметно? Еще более странным было увидеть открытую дверь, как будто кто-то ждал ее. Или это случайность? Хотя какие тут могут быть случайности - открытые двери в ночной час да в таком жутком месте.
От усталости и удрученности своего положения Аделя не понимала что делать. А, так как возвращаться было еще страшнее, она решила-таки войти в дом. Однако ее никто не встретил, хотя было видно, что гостей здесь ждали. На столике с павлопосадским платком, который совсем недавно летал под потолком с другими вещами, лежали разложенные к ужину приборы. Вдруг знакомый уже голос, хриплый и простуженный, откуда-то из-под земли приглашал войти и подождать.
Аделина взяла кусок сыра со стола и неожиданно для самой себя быстро его съела. Весь этот ужасный день с его злоключениями не дал девушке ни единого шанса даже попить водички, только Ленин бутерброд, уже растворившийся в молодом организме, спас ее хрупкое тело от таких потрясений и удержал на ногах до поздней ночи.
Наконец, девушка услышала приближающиеся тяжелые шаги и напряглась, сама не зная чего ожидать и как объяснить свое присутствие.
Галина Витольдовна вошла в комнату, неся поднос, на котором дымились печеная картошка и мясо, и, увидев девушку, неожиданно всплеснула руками, уровнив горячий ужин, и опять, как днем, исполненная ужаса, упала на пол.
Аделя молчала. Это ужасная картина отчаянной реакции бедной больной женщины на девушку парализовала ее. В голове крутились слова извинений и какой-то ворох бессвязных оправданий на невероятные стечения обстоятельств. Несчастная вновь начала свои еле разборчивые причитания. Аделина хотела опуститься рядом с ней на пол и приобнять ее, но та резко вскрикнула, закрывая лицо руками, и бросилась в другую сторону.
- Что ты хочешь? Что ты хочешь? Я ничего плохого тебе не сделала! У меня есть сын, пожалей его! Он такой же, как ты, совсем юный. Не делай ему зла!
Эти слова Аделину окончательно скосили, и, упав на пол рядом с Галиной Витольдовной, она заплакала, цепляясь за уползающую на коленях женщину.
- Тетенька, ну что вы такое говорите! Меня зовут Аделя, я школьница, живу здесь недалеко, - в слезах проговорила девушка, разводя руки ведьмы, и пытаясь заглянуть ей в глаза, чтобы та убедилась, что она не представляет для нее никакой опасности. И вдруг, словно молнией пронзенная, Аделя невольно вскрикнула, увидев обезображенное лицо несчастной ведьмы. Не ожидая того, что предстало перед ней, девушка, хлопая глазами, была не в силах отвернуться, ошарашенно таращась на страшный свисающий, словно у индюка, нереально длинный нос.
Она еще долго не могла прийти в себя, и даже тогда, когда Галина Витольдовна в страхе убегала из дома, девушка все сидела и не двигалась, будто ее заморозили. Наверное, поэтому, спустя какое-то время, она встала, подошла к серванту, без труда нашла там деньги и спокойно вышла из этого проклятого места, направляясь к вокзалу.
Глава вторая
Прозрение
Сказка, наконец, открывает свои волшебные двери, и девушка узнает, что она Зеркало.
Аделина сидела в зале роскошного ресторана, убранство и вид которого ежегодно становились Меккой всех туристов столицы, желающих увидеть блеск старорусской Москвы с ее барскими замашками, размахом русской души и гостеприимством.
Жители же Златоглавой заходили сюда просто вкусно покушать, пообщаться по делам в камерной обстановке с хорошим сервисом и, пожалуй, понаблюдать за туристами, не устающими восхищаться борщами и щами, неприлично кричащими на весь ресторан на разнообразных птичьих наречиях.
Аделина сидела у окна, за которым бушевала весна. Москва скидывала с себя серый зимний плащ, облачаясь в робкие зеленные расцветки. Яркое солнце, не скрывая своего безудержного фееричного настроения, дерзко отражало золотые купола церквей во всех маломальских лужах и немытых стеклах проезжающих авто.
Ее черные очки казались весьма кстати в такой яркий солнечный день, особенно в глянцевом блеске стеклянной веранды ресторана, где она расположилась. Солнце творило что хотело, отражаясь во всех начищенных серебряных чайниках и чашках беспрестанной игрой в зайчики, и порой официанты с подносами теряли равновесие, ослепленные зеркальными бликами. Однако вряд ли кто-нибудь из гостей или обслуги мог подумать, что очки Аделине были нужны вовсе не поэтому, а по другой причине. Вот уже полчаса она сидела с закрытыми глазами, с раскрытым в руках меню, в ожидании важного гостя.
Черные очки были в прямом смысле черными, через них не было видно ни единого предмета. Аделина всегда носила их в общественных местах в тех редких случаях, когда выходила из дома.
В животе урчало, голова кружилась, сердце неровно билось в груди, и Аделину то и дело бросало в жар. Меню слегка подрагивало в тонких руках, однако она продолжала напряженно сидеть, облизывая сухие губы, лишь изредка позволяя себе открывать глаза, чтобы посмотреть в черноту непрозрачных стекол.
Ресторан, как большой улей, наполнялся гостями перед обеденными часами; из-за популярности и престижности заведения сюда заходили именитые актеры, режиссеры, что вызывало шум и толкотню. Как, например, сейчас - шум в зале усилился, так как в ресторан прибыл настоящий табор, яркими красками влетевший в чуть тусклый зал с вековой лепниной старинного московского особняка. Алая рубашка барона и парчовые платки на крутых боках многочисленных цыганских жен вмиг раскрасили помещение в цвета ярмарки и праздника, привлекая всеобщее внимание. Туристы заохали, кто-то даже захлопал, казалось, только официанты сохраняли спокойствие и невозмутимость: может потому, что достопочтенная семья столичных цыган была здесь постоянным гостем, а может, идеальная вышколенность и безупречный сервис персонала сохранялись и соблюдались здесь также твердо и неотступно, как рецепты и качество русской кухни.
Аделина непроизвольно открыла глаза и тоже посмотрела в сторону возникшего шума. Однако, видя перед глазами черноту, ей пришлось только догадываться, что происходит в зале. Именно для этого и служили черные непроницаемые очки - на случай, если любопытство пересиливало, очки не давали ему ходу.
А зрелище было действительно прелюбопытнейшее, даже для видавшей разные чудеса столицы. Бородатый барон и его красивые, облеченные в золото чернявые жены неспешно рассаживались, щебеча и курлыча на своем языке.
Аделина, слушая этот непонятный гвалт, поняла, что с минуты на минуту ее мучительные ожидания прекратятся. Прибытие столь странной публики, завладевшей вмиг вниманием всех присутствующих, было знаком, что впереди ее ждет появление чего-то более удивительного. Поэтому девушка без страха сняла очки и, посмотрев туда, откуда доносились смех и шум, задержала свой взгляд на цыганском бароне, старательно контролируя чувства.
Будто почувствовав что-то, барон неожиданно встал и повернулся в ее сторону, выпуская ароматные клубы дыма из своей массивной цыганской трубки в поисках чего-то, что мешало ему спокойно усесться на свое место и приступить к обеду.
Достопочтенный хозяин цыганских судеб продолжил шарить черными глазами по залу, как вдруг его лицо дернулось, заметив прямой взгляд беловолосой девушки, одиноко сидящей за последним столиком на двоих. Он побледнел и замер в нерешительности, черные глаза округлились и стали часто помаргивать своими длинными пушистыми ресницами.
- Садись, кари, - потянула его за рукав одна из жен, однако он будто окаменел, глядя куда-то вдаль. Жена проследила за его взглядом и увидела, что он смотрит на молодую худосочную русскую женщину с белыми волосами, сидевшую далеко у окна. Цыганская жена фыркнула, но не переставала смотреть, напряженно наблюдая за дальним углом ресторана, а потом ее лицо тоже изменилось, и она побледнела.
Аделина, наконец, опустила глаза в меню и, поймав за рукав официанта, пролетавшего мимо, уже спокойно произнесла:
- Пожалуй, я закажу черный чай с бергамотом и ваши фирменные ватрушки с творогом. И принесите второе меню, пожалуйста, мой гость уже здесь.
Аделина попыталась представить себе эти знатные ватрушки, и желудок снова отозвался жалобными позывами.
Как же они напоминали те самые ватрушки, удивительные воспоминания из детства, что делала ее мамочка, когда еще была жива, и которые были ее любимым блюдом. Запивала она их, не торопясь, несколькими чашками горячего черного чая с бергамотом. Это было волшебным моментом для семьи, когда тесто, поставленное в теплое место с раннего утра субботы, разносило по всему дому аромат выходного дня. Все собирались дома и обедали, а в воздухе витали спокойствие и счастье.
* * *
Барон, выдохнув дым, озадаченно присел на свой стул, жена положила руку ему на плечо, и они удивленно переглянулись немыми взглядами. Однако решили успокоиться и оставаться на своих местах, видя, что худосочная блондинка с прямыми волосами за последним столиком больше не смотрит на них.
Аделина смотрела в меню, и в какой-то момент ее сердце ухнуло, будто провалилось в пропасть. Густая волна терпких женских духов сладким облаком накрыла тонкую фигуру девушки - кто-то молча усаживался напротив, удобно располагаясь. Краем глаза Аделина увидела, как в спешке семья цыган, быстро расплатившись, бегом направляется к выходу, бросая испуганные взгляды в сторону Аделины и гостьи напротив.
Официанты спокойно собирали стол после колоритных гостей. Эта привычка быть снисходительными к причудам посетителей была отличным качеством местного сервиса, за что и любили этот ресторан. Аделина попыталась сконцентрироваться на этой мысли, является ли данная черта естественным следствием правильно подобранных людей или же - это результат хороших навыков светских манер, достигнутых обучением и подготовкой кадров? Хотя одно вполне могло вытекать из другого …
Как вдруг ход ее мыслей, на которых она пыталась сконцентрироваться, был нарушен вопросом напротив.
- Вы себе уже что-то заказали, дорогуша? Сто лет здесь не была, - и гостья засмеялась, - тьфу, что я говорю, типун мне на язык, лет тридцать я думаю, не больше. Вот старость не радость - все исчисляю сотнями, - и приятный женский голос вновь хохотнул.
- Я заказала чай и ватрушки с творогом, - сказала Аделина и попыталась сконцентрироваться в двадцатый раз на строках меню, однако сердце так бешено билось, а тошнота так подкатывала к горлу, что в глазах стало двоиться.
- Чай - это хорошо, - добродушно сказали напротив, и изящная женская рука уверенно отодвинула меню. Аделина невольно взглянула на незнакомку.
- Да вы вся дрожите и такая бледная! - неожиданно вскрикнула гостья, и глаза ее необычного карамельного цвета испуганно округлились. Женщина приподнялась со своего стула и дотронулась приятно пахнущей рукой до горячего лба Аделины.
- Дорогая, да вы вся горите! - воскликнула гостья, глядя на уткнувшуюся в чашку чая девушку, - вы верно ничего не ели, - догадалась женщина и, нежно, но настойчиво взяв ее за подбородок, проникновенно посмотрела ей в глаза, будто желая заглянуть внутрь. Аделя пыталась отвернуться, но настойчивый пронизывающий взгляд притягивал к себе неудержимым магнитом. Не смея больше сдерживаться, Аделина взглянула на человека, которого страстно желала увидеть вот уже много лет, и единственного кто мог ответить на все ее томившие душу вопросы.
Но ничего ужасного или особенно страшного не произошло. К огромному своему облегчению, Аделина заметила, как стали растворяться ее страхи и опасения в этих прекрасных добрых глазах карамельного цвета, в которых играючи переливалась вся эта комната. Глаза дамы были похожи на зеркала, и в них, как отражениях, Аделина вдруг обнаружила себя, такую беспомощную и потерянную, уставшую от вечного непонимания и преследовавшего ее рока, что ее глаза стали наполняться слезами, и она была готова вот-вот разрыдаться.
- Понимаю, Зеркало Отчаяния, - печально кивнула милая дама, сверху вниз внимательно рассматривая Аделину и тоже отражаясь в ее больших раскосых глазах точно того же оттенка, что и у нее.
Внешность девушки действительно была необычной: многие бы отметили особенную красоту в худобе и бледности, находя сходство с идеалами прошлых эпох, когда ценились благородство, тонкость и изящество черт.
А вот другая часть человечества назвала бы Аделину чересчур бледной и даже болезненной. Платинового цвета волосы, аккуратно постриженные по одной длине, ложились на тонкие плечи, медленно переходя в такого же оттенка бледную кожу. Во всем теле чувствовалась какая-то внутренняя натянутость.
И только огромные живые глаза с восточным разрезом, будто два крупных прозрачных кристалла янтарного оттенка, горели и переливались, внимательно разглядывая окружающий мир. Все это было странно и необычно, будто девушка находясь в каком-то образе, была искусственной и даже жеманной. Будто бы она вообще прилетела с другой планеты и чудом оказалась здесь, в ресторане, среди всей этой веселой перемешанной публики.
В свою очередь, Аделина жадно всматривалась в фигуру напротив. Это была красивая дама средних лет, быть может сорока или пятидесяти. Благородство, самоуверенность, добрый нрав чувствовались во всем: в прическе, одежде, манерах. Прямой нос с широкими ноздрями говорил о сильном характере и эмоциональности натуры; румянец и продольные морщины от не покидавшей лицо улыбки делали его по-доброму открытым и располагающим к себе; глаза необычного, почти оранжевого цвета, будто подсвеченные изнутри, смотрели очень внимательно - это был взгляд старой учительницы на юного ученика. На каком-то подсознательном уровне, каждой клеточкой кожи чувствовала Аделина, что перед ней стоит кто-то очень сильный мудрый и добрый.
- Вы можете быть абсолютно спокойны, дорогая, смотрите на меня, это не опасно, - доброжелательно улыбаясь, сказала дама, отпуская подбородок Адели и усаживаясь напротив, давая время хорошенько разглядеть себя. - Называйте меня Елена Васильевна. А вас как величать?
- Аделина.
- Красивое и символичное имя для Зеркала. Вы татарка? Я вижу, у вас восточные корни.
Девушка кивнула.
- Вы хотели видеть меня, Аделина, я пришла, - тихо казала Елена Васильевна.
Все это было так странно и неожиданно, что девушка опешила и напрочь забыла все вопросы, что годами копились в ее голове.
- Пока вы размышляете, дорогуша, я закажу. А закажу я сегодня настоящий пир! Ведь у нас праздник! Не каждый день встречаются два Зеркала! Пельмени со свининой и жирной сметаной, котлету по-пожарски, щучью голову и… и черный чай с бергамотом, и мороженое. Вот! Гулять, так гулять! А потом коньяк! Могу я позволить себе праздник в такой волшебный день?!
- Зеркала? - не совсем понимая, переспросила Аделя.
Вдруг Елена Васильевна резко вскинула руку в сторону, перехватывая официанта на бегу и сильно притягивая к столику.
- Уважаемый, мы хотим все это и коньяку с сигарой.
- Да, но в нашем ресторане не курят! - воскликнул озадаченный официант, балансируя огромным подносом в руках, крепко захваченный в плен за полы пиджака.
Елена Васильевна повернула к молодому человеку свою аккуратную, уложенную в модную дамскую прическу голову, и внимательно посмотрела ему в глаза, в которых отражалось и яркое весеннее солнце, и купола церквей, и все лужи города, и сам официант с подносом, от чего молодой человек зажмурился от нестерпимого блеска в глазах.
- Сейчас сделаем, - услужливо и весело произнес он и полетел исполнять заказ.
- Елена Васильевна, почему вы так долго не отвечали на мои призывы? Извините, что начала сразу с претензий, - нервно рассмеялась Аделина, - я просто немного растерялась, у меня было столько вопросов, а теперь вы пришли, и … честно говоря, не ожидала, что Вы - это Вы.
- Аделичка, не переживайте, у нас будет очень долгий разговор, и я отвечу на все ваши вопросы. Советую вам перекусить - видно, что вы разнервничались, - рассмеялась дама, - температура тела как в кратере вулкана. Так долго не протянешь.
Аделина хотела что-то сказать, но потом вдруг умолкла. Действительно, чувства переваливали через край, настроение менялось так резко, что она не могла справиться с эмоциями.
- Вы должны мне верить, дорогая, я пришла к вам с абсолютно миролюбивыми намерениями, и чтобы наши разговоры никому не помешали, я поставила "Купол незримости". Мы в абсолютной уединенности и безопасности, как, собственно, и они, - махнула она красивой рукой с аккуратным маникюром в сторону других гостей ресторана, которые застыли словно в замедленной съемке.
Аделина посмотрела в зал и удивилась, что не обратила внимания раньше на то, как изменилась обстановка: зал стал похож на художественную картину, а люди замерли, будто нарисованные на холст. Девушка пожалела, что ей раньше не приходила в голову идея замораживать реальность, что было поизобретательнее черных очков. Да и для самих людей периодическая заморозка была бы полезней.
- Как вы это делаете? - тяжело выдохнула она, и ее бледное лицо немного расслабилось.
- Опыт, - сказала дама напротив, - я концентрируюсь на мысли, что нас нет, запускаю ее, словно мячик, туда, куда надо, и она превращается в центральную идею, будто накрывая меня куполом, все остальные мысли всего лишь вращаются и отталкиваться от него. Как бульон в супнице… - и Елена Васильевна рассмеялась, руками показывая, как помешивает бульон. - В супнице сказала, заметьте. Вот ведь голод не тетка - все мысли о еде.
- Так они нас не видят? - не могла поверить Аделина.
- А разве мы с вами существуем? Мы - это иллюзия, дорогая, не больше, чем этот купол. Стоит только об этом подумать - пфф! Да вы кушайте! Скоро я научу вас - все это очень просто.