* * *
Наступил рассвет - светлый и по-весеннему свежий, он был полон предчувствия нового: новой жизни, новых встреч и расставаний.
- Именно в такое утро мы впервые встретились с Кротом, - объявил Рэт, который в сопровождении Морехода, Крота и всех остальных (за исключением запаздывавшей, как всегда, делегации из Тоуд-Холла) в назначенное время появился у вечно шумящей плотины. - И знаменательно, что именно в такое же утро нам приходится впервые надолго расставаться.
- Как я буду скучать по тебе! - воскликнул Крот, который в равной мере испытывал радость за Рэта и жалость к себе.
- Я вернусь, друг. Я обязательно вернусь, когда придет время. Не ты ли говорил, что будешь ждать меня?
- Конечно буду, и буду вспоминать тебя каждый день. Только пиши мне хоть иногда, пиши, чтобы я знал, что ты жив-здоров и тебе все же удалось побывать в тех местах, названия которых ты знал лишь из атласа да по рассказам Морехода.
- Кстати, об атласе, - вспомнил Рэт. - Я хотел попросить тебя, чтобы ты взял его себе, по крайней мере до моего возвращения. Я буду писать тебе так часто, как это будет возможно, а ты будешь отмечать на его страницах мой путь по странам Востока.
- Здорово придумал, Рэт. Молодец! Крот болтал с Рэтом, Мореход прощался с сыном, обоим отъезжавшим пришлось выслушать немало добрых советов и напутствий от Барсука с Внуком, изрядно добавили груза в лодке последние принесенные провожающими свертки "кое с чем вкусненьким" на дорогу.
Вскоре появился запыхавшийся Тоуд, вскочил на кочку и поспешил произнести торжественную речь, в которой назвал Рэта отличным парнем, храбрым и мужественным, с именем которого у обитателей Ивовых Рощ связаны все надежды и чаяния. Тоуд сказал бы еще много чего, если бы его не прервало появление оркестра из соседней Деревни. Музыканты восседали в весьма опасных позах на выступающих деталях огромного парового трактора, специально арендованного по такому случаю и приведенного к плотине Мастером Тоудом.
Наконец, под свист пара и скрежет железных колес, под мощный голос труб и прочих музыкальных инструментов, сопровождаемые последними прощальными словами друзей, Мореход и Рэт Водяная Крыса забрались в лодку, Крысенок умело толкнул ее, они вдруг совершенно неожиданно отчалили и как-то сразу оказались далеко от провожающих.
- Счастливого пути! - донеслось с берега.
- Счастливо оставаться! - послышалось с лодки.
- Прощай, Мореход!
- До встречи!
- До свидания, папа!
- Всего доброго!
Так продолжалось еще некоторое время, потом крики стихли, и лишь один голос - один, но не одинокий, - усталый и охрипший, но не печальный, продолжал звучать на берегу Реки.
- До свидания, Рэтти! - повторял и повторял Крот, даже когда Мастер Тоуд двинул трактор по дороге, шедшей от плотины вдоль Реки, чтобы, сколько это будет возможно, сопровождать уезжающих музыкой и грохотом; а Крот все прощался с другом: - До встречи, старина. Счастливого тебе пути!
Незадолго до того, как изгиб речного русла должен был скрыть уплывавшую лодку, Рэт передал весла Мореходу, чтобы в последний раз помахать Кроту лапой.
Вскоре все стихло. Впрочем, нет, еще один голос, звучавший уже давно, продолжал напевать радостную песню. Как всегда, не всем было дано слышать этот голос - голос Реки, певшей тем, кто умел ее слушать.
- А песня-то не похожа на безнадежно прощальную, - заметил Крот, сумевший понять настроение Реки. - В ней говорится о счастливом возвращении домой того, кто не смог бы дожить свой век, не побывав в Дальних Краях. А значит, Рэтти еще вернется, обязательно вернется!
* * *
В первые недели после отъезда Рэта Кроту не пришлось сильно скучать: у него просто не было на это времени, ведь нужно было готовиться к общественным слушаниям, посвященным судьбе Дремучего Леса.
Крот и Тоуд как никто поддержали идею Барсука всеми силами противостоять вырубке леса. И именно им пришлось пережить позор, когда, явившись на слушания, они получили от ворот поворот.
Случилось так, что некоторая часть общественности графства Латбери, в основном завсегдатаи небезызвестной пивной "Шляпа и Башмак", организовали в тот день демонстрацию. Пользуясь важностью темы судьбы Дремучего Леса, они решили привлечь внимание к другому вопросу, решения которого добивались уже давно. Речь шла о предоставлении всем местным жителям свободного доступа в охотничьи угодья его чести господина судьи, занимавшие немалую часть окрестностей и принадлежавшие его семье с восемнадцатого века.
Предвидя возможные беспорядки, городские власти выставили у дверей зала Городского собрания, где было намечено проводить слушания, взвод констеблей и вдобавок восьмерых конных полицейских. Это нагромождение сверкающих шлемов и синих мундиров заставило Тоуда побледнеть и покрыться холодным потом. Так уж сложилось, что они с полицейскими недолюбливали друг друга, и все беспорядки начинались именно тогда, когда пересекались их дороги.
В последний момент выяснилось, что в зал будут допущены только те, кто получил официальное уведомление и, более того, не забыл принести его с собой (копии к рассмотрению не принимаются). В числе дисциплинированных счастливчиков оказался Барсук. Те же, кто не смог представить охране соответствующие документы, на слушания не допускались. В число их попали Тоуд с Кротом, а за компанию и Мастер Тоуд.
- Констебль! Я же Тоуд, Тоуд из Тоуд-Холла! - не унимался Тоуд, взывая к голосу разума полицейского.
- Очень может быть, сэр. А если это и не так, то в данный момент меня это не касается, - невозмутимо отвечал ему старший констебль. - Я нахожусь здесь с единственной целью: обеспечить исполнение местного законодательства нашего графства, с которым, а именно с Актом о процедуре проведения общественных слушаний, принятым в тысяча девятьсот седьмом году, статья шестьдесят третья, часть пятая…
- Прекратите болтовню! - завопил Тоуд. - Я вот-вот выйду из себя, так что лучше пустите меня в зал. Прошу учесть, что некоторое время назад на берегу Реки была проведена конференция жителей Ивовых Рощ, на которой общим голосованием меня избрали представителем и уполномочили выступить на сегодняшних общественных слушаниях, касающихся принципиально важного для всех нас вопроса. Для не особо понятливых позволю себе напомнить, что и члены парламента избираются по той же схеме и никто не вправе лишать их…
Тут Тоуд прикусил язык, решив, что полисмен может начать выяснять истинность его полномочий как делегата от не проводившейся конференции. Но констебль лишь твердо и решительно, с самым безразличным выражением лица, повторил уже несколько раз произнесенную фразу:
- Вход на слушания строго по пропускам, сэр.
- Чушь! - выкрикнул Тоуд и в сердцах совершил весьма опрометчивый поступок: решив проникнуть в зал заседаний во что бы то ни стало, он резко бросился вперед, надеясь прорвать полицейское оцепление; при этом он махнул лапой Мастеру Тоуду и Кроту, приглашая их последовать его примеру.
Потом Крот очень радовался тому, что у него хватило благоразумия не поддаться эмоциональному порыву. Он увидел, как на двух несчастных жаб набросились несколько дюжих полисменов, путь вперед им окончательно преградила конная стража, а вдобавок ко всему на место происшествия поспешил прибыть Самый Старший констебль.
- На вашем месте, сэр, я больше не стал бы предпринимать попыток прорыва, - заявил офицер Тоуду, который к тому времени вместе со своим подопечным болтал лапами в воздухе, удерживаемый за воротник на весу здоровенным полицейским.
- Мне бы не хотелось арестовывать вас, - продолжил свою мысль Самый Старший констебль. - Полагаю, вас тоже не обрадовала бы такая перспектива, сэр. Если память мне не изменяет, вам уже доводилось ознакомиться с интерьером городской тюрьмы, а мне - запомнить вас как известного зачинщика беспорядков и злостного хулигана.
Констебли бесцеремонно оттащили изрядно потрепанных Тоудов от дверей зала заседаний, где и оставили их вместе с соучастником - Кротом - на радость собравшейся поглазеть на происходящее толпе зевак.
Отряхивая запылившийся костюм, Тоуд пожаловался:
- Это несправедливо.
- Вы абсолютно правы, - еще мрачнее заметил Мастер Тоуд. - Это просто чудовищно: не допускать законопослушного гражданина на общественные - замечу - слушания, а когда он протестует, угрожать ему тюремным заключением! Вот во Франции, будь на то воля народа, не сносить бы этому констеблю не то что погон, но, пожалуй, и головы.
Дело заключалось в том, что, продолжая образование, Мастер Тоуд в последние месяцы посвятил немало часов изучению истории Великой французской революции, в результате чего обнаружил в себе столь радикальные взгляды, что сам удивился собственному вольнодумству.
Жажда справедливости, возгоревшаяся в душе Тоуда-младшего, подпитывалась примерами страстей, пылавших в охваченном революционным восстанием Париже. Но здесь, в этом городе, страсти разгорались куда медленнее. Впрочем, в толпе все же нашелся кто-то не побоявшийся высказать крамольную мысль:
- Справедливости он захотел! Да какая уж тут справедливость, если в исходе дела заинтересован сам епископ!
- И комиссар полиции! - поспешил подлить масла в огонь неутомимый Мастер Тоуд. - Поверьте мне, у этого джентльмена тоже имеется шкурный интерес в подконтрольном проведении слушаний.
- Да ну? - раздались голоса в толпе.
- Вот это скандал! - высказал кто-то общую точку зрения.
- И более того, - вступил в разговор сам Тоуд, увидевший, что аудитория настроена к нему вполне доброжелательно, и решивший не упускать возможности высказаться, - сам его честь судья тоже набьет себе карман за наш счет, добившись вырубки Дремучего Леса.
- Точно, и при этом его честь сейчас будет вести заседание. Ясное дело, чем теперь закончатся слушания, - высказался еще один протестующий горожанин.
- Не бывать этому, если за дело возьмутся ребята из "Шляпы и Башмака".
- Что-что? - едва расслышав знакомое название, Тоуд испуганно огляделся; в его памяти еще не стерлись воспоминания об этом злачном месте, от неприветливых и кровожадных завсегдатаев которого его с немалым риском спасли Крот с Рэтом.
- А ты думал, Дремучий Лес - это единственное, что решил прибрать к рукам наш почтенный судья? - спросил Тоуда его новый союзник и поспешил рассказать обеим жабам о проблеме охотничьих угодий Латбери.
- Это несправедливо! - завопил Мастер Тоуд, чувствуя, что эта фраза должна стать лозунгом дня.
- Несправедливо! - поддержал его Тоуд-старший.
- Тоуд, успокойся. - Крот попытался урезонить друга, видя, какая разношерстная и не слишком презентабельная публика собралась вокруг них. - Я уверен, будет лучше, если мы предоставим Барсуку обсудить проблему официально.
- Ерунда! - отмахнулся Тоуд, почувствовавший общественную поддержку. - Переговорами и обсуждениями еще никто ничего не добивался! А мы намерены добиваться справедливости!
- Я согласен, что это несправедливо, - высказал свою точку зрения Крот.
По всей видимости, сделал он это зря. Толпа приняла его за одного из предводителей восстания и, подняв на плечи вместе с Тоудом, вновь понесла обоих к оцеплению, преграждавшему путь в зал заседаний.
- Это несправедливо! Мы требуем справедливости! - ритмично выкрикивали демонстранты. - Вперед! С нами мистер Тоуд из Тоуд-Холла и его друзья!
Тем временем в зале все шло своим чередом. Три важные птицы, заинтересованные в осуществлении плана, занимались каждый своим делом: один председательствовал на слушаниях, другой следил за порядком, третий молился. Барсук как раз заканчивал свою заранее подготовленную, хорошо аргументированную речь в защиту Дремучего Леса.
- На нашей стороне, уважаемые господа, естественное право и справедливость, а также неотъемлемые права граждан и жителей графства. Тем не менее наш протест против решения о вырубке носит исключительно законный и чрезвычайно миролюбивый характер.
С улицы донеслись выкрики демонстрантов, быстро заглушившие речь Барсука, еще пытавшегося обратить внимание присутствующих на ненасильственный характер протестов со стороны общественности.
Из-за окон послышался шум борьбы, ржание лошадей, отчаянные крики и команды.
- …Исключительно миролюбивый характер… - это были последние слова Барсука, расслышанные участниками слушаний.
А тем временем события за стенами приобретали совсем иной характер. Пока что констеблям удавалось сдерживать напирающую толпу демонстрантов и зевак, включая и присоединившихся к протестующим самых грубых и неотесанных представителей племени ласок и горностаев.
Тоуд тотчас же узнал их - в основном это были постоянные посетители "Шляпы и Башмака".
Может быть, в этот миг сомнения и закрались в его душу, страх проснулся в сердце, навеянный всплывшими в памяти кошмарными образами тюремной камеры, но, как всегда, Тоуд не внял призывам внутреннего голоса.
Слишком велико было искушение: граждане Латбери избрали его своим лидером и он не мог не оправдать их чаяний.
- Ведите нас, мистер Тоуд! - кричала толпа. - Смотрите все: это мистер Тоуд, борец за справедливость, это его друзья и сподвижники, а это - злобные полицейские, которые хотят арестовать его. Не дадим в обиду нашего Тоуда! Вперед, ребята!
Такой анализ ситуации не был, прямо скажем, абсолютно точным, но ведь Тоуд сам заявил, что нет смысла добиваться цели обсуждениями и переговорами.
Граждане графства воодушевленно объединились в своем протесте. Кто-то сунул в руки Тоуду зонтик - как символ власти предводителя. Взмахнув им, он издал боевой клич:
- За справедливость! Вперед!
Последовавшие за этим события не были похожи ни на что происходившее в Городе с тех пор, как в ходе беспорядков, случившихся в 1355 году, простой городской люд был едва ли не поголовно уничтожен власть имущими.
В течение каких-то нескольких минут полицейское оцепление было прорвано и смято. Более того, три конных констебля лишились своих скакунов, в седла которых толпа усадила воодушевленных Тоудов и упиравшегося Крота. Остальные конные полицейские, не в силах стерпеть такого позора, устроили погоню за самозванцами по всему городу - с опрокидыванием тележек уличных торговцев, переворачиванием лотков и битьем витрин.
В довершение всего Тоуда обуяло уже порядком подзабытое, но весьма свойственное ему безумие: он раздобыл где-то полицейский шлем и водрузил сверкающую каску себе на голову. Чтобы не отставать от него, Мастер Тоуд загнал своего скакуна на ступени парадной лестницы местного собора и произнес краткую, но надменную речь, в которой если и не было откровенной ереси, то уж недостатка в резкой критике отдельных земных служителей культа никак не наблюдалось.
Что же касается Крота, куда менее опытного наездника, чем Тоуды, то после недолгой скачки он остался висеть на крюке для лестницы фонарщика на самом верху уличного фонаря, откуда его сняли и торжественно препроводили в участок те же констебли.