Знаю, нехорошо я поступил, но ничего не мог поделать с собой: подкрался к двери и приложил ухо к замочной скважине. Говорил Али Усманов:
- Признаюсь вам откровенно, друзья, успехи этого парня просто ошеломляют меня. Посмотрите, какие факты и данные он раздобывает, какие магнито-записи, фотодокументы приносит! Потрясающе! Я не припомню, чтобы когда-нибудь так же работал другой какой-нибудь сотрудник милиции! А ,ведь объект здесь - не какие-то там карманники, доморощенные воришки, а высококвалифицированные хапуги. Мне порой начинает казаться, что этот паренек волшебник. Или, во всяком случае, человек невиданных талантов.
- Ты прав, Али, - согласился Салимджан-ака, а глаза его хитро улыбались. - У Хашимджана гигантский талант криминалиста. Помнишь, я тебе рассказывал о девочке, которую нам показывали в Ленинграде?
- Это та, которая видит сквозь стены?
- Да, я уверен, что Хашимджан тоже обладает какими-то еще не известными науке "особенностями".
И тут мне пришла в голову мысль. Дай-ка развеселю старших товарищей, решил я, а то целыми днями одним только они и заняты - преступниками. И во сне они видят не какие-нибудь приятные сны, а тех же правонарушителей, хулиганов, спекулянтов, мошенников! Чего уж тут радостного?!
Я надел шапочку, тихо скользнул в комнату, залез под стол, за которым они сидели.
- Хашимджан! - крикнул Салимджан-ака, приоткрыв дверь. - Куда же он делся, в коридоре его нет…
- Я здесь! - откликнулся я, сдернув с головы волшебную шапку и выбираясь из-под стола. - Хотел записать на память ваши голоса.
Вначале все они трое застыли, как истуканы, потом ошарашенно поглядели друг на друга и лишь несколько минут спустя опомнились, разразившись немножко нервным, но в целом здоровым смехом. Особенно развеселился майор Халиков: он хохотал, хлопая себя по коленям, подпрыгивая на месте и топоча ногами; а из глаз его лились слезы.
Шарифа приговорена…
Сегодня я проснулся намного раньше обычного. Но не хотелось выбираться из теплой постели. Блаженно потянулся, расслабился и предался приятным мыслям. Не знаю, как другим, но мне в таком положении лучше думается. Вот и сейчас осенила меня отличная мысль. Да! Так и сделаю!
Я залпом выпил банку кипяченого молока, заботливо оставленного тетушкой Лутфи, и, на ходу утирая рот, кинулся к телефону. Отыскал в справочнике номер Толстяка, того самого завскладом районного кооперативного общества.
- Я слушаю! - донесся его гнусавый голос.
- Ассалому алейкум, - сказал я тягуче.
- Здорово. Кто это?
- Вот тебе на! Вы теперь и голос мой не узнаете!
- Откуда мне знать твой голос? На дню тысячи таких, как ты, звонят.
- Я буфетчик, работающий под благословенной сенью вывески "Одно удовольствие".
- А, это ты, Закир? - Что-то очень тонким стал твой голос.
- Ха-ха-ха! - засмеялся я. - Люблю я ваши шутки, ака! Обязательно отмочите что-нибудь.
- Ну, чего ты хотел?
- Адыл-ака, уезжая, велел мне, если появится нужда, обращаться за советом к вам…
- Да ведь он сам сегодня прилетает. Если собираешься встретить, вот тебе данные… - сказал толстяк. Потом крикнул в сторону (видно, кто-то заглянул в его "кабинет"): "Выйди отсюда, болван! Попозже придешь". И продолжал уже в трубку: - Я вчера разговаривал с ним по телефону. Когда пригласишь на плов?
- Это на какой еще плов?
- А ты жадюга! Должен же выставить угощение за то, что избавился от ОБХСС!
- Да что там плов! - засмеялся я. - Царское угощение будет, вот только дайте срок. - И положил трубку.
Что ж, начало удачное. И маршрут узнал, и номер рейса…
После обеда я отправился в аэропорт, чтобы с должным почетом встретить "несчастненького" директора. Но мне попался автобус, который останавливался перед каждым телеграфным столбом, так что я чуть не опоздал. Адыл-пройдоха уже садился в такси. Я вмиг занял место рядом с ним. Подъехали к кафе. Аббасов еле заметным кивком поздоровался с подчиненными и, сказав, что отдохнет малость, забрался в кабинет, заперся изнутри. Я опустился на стул у окна. Адыл же тотчас подошел к телефону и набрал номер. Ему не ответили. Он грязно выругался, бросил трубку. Некоторое время стоял посреди кабинета, озабоченно уставясь в одну точку и кусая нижнюю губу. Зазвонил телефон.
- Вам кого? - процедил Адыл сквозь зубы.
- Вы уже вернулись? Все благополучно? - донесся гнусавый голос.
- А-а, Толстяк, это ты, - хмыкнул Аббасов. - Как твои дела? Товары сумел пристроить? Что слышно в городе? Все тихо-мирно?
- Тихо, но не очень-то мирно…
- Понятно.
- Как съездили сами?
- Ты же знаешь, я ничего не делаю зря. Так что готовь магарыч, Толстячок, через пятнадцать дней твой склад будет переполнен товарами.
Спустя минуту после разговора с завскладом Аббасову позвонил, судя по голосу, Муталь-лошадь, сказал, что есть срочное дело, о котором нельзя говорить по телефону, и спросил, где можно будет встретиться. Адыл-коварный с минуту подумал, потом прогудел в трубку:
- Встретимся у задних ворот парка. Прихвати с собой Саллабадрака.
После этого он звонил куда-то еще и вел довольно-таки непонятный разговор: "В стоге прибавилось сена", "везде дует ветер", "глаза слипаются", "сухая ложка рот дерет"…
Я с нетерпением ждал предстоящей встречи в парке. Видно, важный предстоит разговор. "Бедненький" директор попусту времени терять не станет, не из таких. Он с места не стронется, если не почует выгоду для себя.
Вечерело. Мелкий надоедливый дождь перешел в снег, резко похолодало. Вскоре голые деревья, крыши домов покрылись белой шубой. Мы с батталом подошли к стоянке такси. Поднявшийся ветер тряс деревья, сбрасывал с них снег прямо нам за шиворот, кидал в лицо. К тому же, видно, где-то оборвался провод: погасли лампочки и все кругом погрузилось в жуткую темноту. Боясь потерять дорогого своего спутника, я на всякий случай схватился за хлястик его плаща…
Мы, то есть Аббасов остановил такси, не доезжая до парка. Когда красные огоньки машины исчезли вдали, он вынул из бокового кармана пистолет, отвел затвор, досылая патрон, опустил в карман плаща. Потом крадучись направился к воротам парка, прячась за стволами деревьев. Впереди показались две неясные тени. Одного я сразу узнал - это был Муталь-татуированный. Видно, продрог до костей, голова его совсем исчезла в воротнике. Его спутник, тот самый Саллабадрак, оказался выше Муталя на две головы, как коромысло, широк в плечах, длиннорук и длинноног, - ну точно горилла. Сойдясь, заговорщики сухо поздоровались.
- Саллабадрак! - прохрипел Аббасов, подражая тону командира, выкликающего солдата из строя.
- Слушаюсь, хозяин.
- Сегодня стог пополнится соломой, - Адыл-баттал оглянулся по сторонам. - Половину завтра отвезешь Большой Корове.
- Слушаюсь, хозяин.
- Другую половину передай Телке.
- А Волу?
- Волу - полмашины. С него и этого предостаточно.
Разговорчик, скажу я вам! Точно этот жулик - заботливый заведующий фермой и в другой город ездил заготовлять корм для своей скотинки! Да и этот, гориллоподобный, вряд ли походит на доярку.
- А когда я получу… простите, вознаграждение за труды? - скромно поинтересовался Горилла.
- Как положено, как все трудящиеся - в день получки, - ухмыльнувшись ответил директор. - Или забыл? Двадцать седьмого соберемся. А теперь отойди подальше, мне нужно поговорить с Муталем. Свистнешь, если что заметишь.
Адыл-баттал взял Муталя под руку, увлек в глубину парка, где они уселись на скамейку. Ветер усилился, метал в глаза острый колючий снег, свистел в проводах пронзительно и жутко. Ветки деревьев издавали устрашающие звуки. Меня пронизывало такое чувство, точно здесь сейчас произойдет убийство. Все же я переборол страх, включил магнитофон и поднес им микрофон чуть ли не под нос. "Эх, был бы мой микрофон подсоединен к главному пульту радио и эти гнусные голоса сейчас транслировались по всей области!…" - с тоской подумал я, ежась под свирепым ветром.
- Ну, что ты хотел сообщить? - поинтересовался Адыл-коварный, поднимая воротник плаща.
- Шарифу пришлось припрятать, - глухо пробормотал Муталь.
- Совсем? - поспешно спросил Аббасов.
- Нет, увы. Жива-здорова. Сейчас находится в шестой квартире дома двадцать два по улице Ташбулак.
- Зачем эти меры?
- Портиться начала.
- Хочет расколоться?
- Похоже на то.
- Не узнал, почему?
- Капитан Хашимова ее нашла и, кажется, подобрала к ней ключик. Как я слышал, эта милиционерша мастерица заглядывать в чужие сердца. Как Шарифа встретилась с ней раза два или три, изменилась до неузнаваемости. Та обещала ей простить все грехи, помочь устроиться на работу, законно получить хату и пристроить сына в детсад, хе-хе, даже продолжить учебу в вечерней школе.
- Откуда тебе все это известно?
- Залез к ней в берлогу н обнаружил вот эту писульку.
- Много она там нацарапала?
- Достаточно.
- Выходит, заложила нас?
- За что я и упрятал ее на Ташбулаке.
- Вот что, ее надо… убрать.
Муталь вскочил.
- Я тоже так считаю, хозяин.
Они некоторое время стояли молча, переглядываясь исподлобья, тяжело дыша, как два кровожадных волка. Ох, если бы подвернулась бы им сейчас эта несчастная Шарифа, они бы разорвали ее на части!
- Сегодня же пореши ее, - продолжал Адыл-палач. - Постарайся работать аккуратненько, подушкой там или чем… труп сбрось в Анхор. Но смерть ее… да, погоди-ка, смерть ее должна сыграть на нас. Она должна написать полковнику письмо.
- А захочет ли? - усомнился Муталь.
- Письмо напишешь сам, почерк ведь знаешь. В двух экземплярах. Один вложишь ей в карман, другой сегодня же ночью отправишь по почте в Министерство внутренних дел.
- Чего писать-то?
- Что писать?.. Да что угодно, но так, чтобы правдиво звучало. Все вали на полковника. Вот, дескать, негодяй, ты добился своего - довел-таки меня до могилы. От дитя своего родного отказался, от меня самой отвернулся, опозорил на весь свет. Жизнь мне теперь не мила и я решила уйти из нее. Прощайте, люди добрые! Одна надежда на вас, отомстите за несчастную и обманутую женщину и ее малого безвинного ребенка… Не верьте, люди, Салиму Атаджанову, он способен на любую подлость, прощай, жестокий мир!.. Ну и все такое прочее.
- Да я на полпути забуду всю эту чепуху!
- Забудешь, сочини что-нибудь похожее - и баста!
- Ладно, постараюсь.
В этот момент что-то случилось с моим магнитофоном и он издал тонкий тревожный свист. Злоумышленники приняли его за сигнал Саллабадрака и в мгновение ока оказались под скамьей. И уже там, упершись друг в друга лбами, как два упрямых барана, продолжали разговор.
- Письмо опусти в почтовый ящик сразу, как кончишь дело.
- Будет исполнено.
- Где подготовишь письма?
- Дома.
- Значит, у Шарифы ты будешь около одиннадцати, так?
- Выходит, так.
- Поведи ее к Анхору.
- Ладно.
- Будь осторожен, чтобы не поняла, что ты замышляешь. Скажи, что пойдете на гулянку.
- Ладно.
- Смотри, чтобы все было шито-крыто.
- Сам знаю.
- В обиде не будешь. За мной не пропадет. Пока они говорили, я осторожно опустился на корточки и запустил руку-невидимку в карман Муталя. Там лежала большая связка ключей. Действовал я как-то инстинктивно, не отдавая еще себе отчета, была только уверенность в том, что поступаю единственно правильно. Извлек ключи, опустил себе в карман и помчался к воротам парка. Один из этих ключей должен же подойти к замку на двери той квартиры, где эти бандиты прячут несчастную женщину!
"Жив ли мой Ядгарбек?"
Что нужно сделать, как спасти Шарифу от неминуемой смерти? Быть может, вначале связаться с Али Усмановым или с Салимджаном-ака, ввести их в курс дела, посоветоваться и потом уже мчаться к дому, где упрятана приговоренная? Но успею ли? Времени в обрез!.. Стоп! Нельзя так волноваться, распускать нервы. В этом состоянии такое можно напортачить, что рад не будешь.
Я вдруг вспомнил о Волшебной шапочке.
- Скажи, дорогая, что мне предпринять?
- Дуй на улицу Ташбулак, - посоветовала она, - не сомневайся. Дело идет о человеческой жизни.
- А не вызовет ли это недовольство начальства?
- Наоборот, мой милый. Они обрадуются.
- Спасибо, моя дорогая.
- Беги быстрее, Хашимджан, беги.
И я на всех парах понесся к стоянке такси. Ба? Но что это такое? Здесь уже маячит Муталь-татуированный. Ну и ну! Тоже, видать, волшебник, как я. Содрав с головы шапку, я приблизился к нему.
- Гражданин, сколько времени?
Муталь сунул руку в карман - видно, схватился ва пистолет, но спохватился и глупо хихикнул:
- Не привык носить часы, сержант. Хи-хи-хи!
- Такси ждете?
- Да, спешу в аэропорт.
В этот момент к стоянке подкатила машина с целым сугробом снега на крыше. Мы оба одновременно взялись за ручку дверцы. Муталь зло посмотрел на меня.
- Нарушаете порядок, товарищ сержант. Очередь-то моя!
- Но ведь я тоже еду в аэропорт, думал, по пути, и вы возражать не станете.
- Ладно, тогда поезжайте, - "смягчился" Муталь вдруг. - Я подожду другую машину.
Снежная метель долго не давала мне отыскать дом номер двадцать два по улице Ташбулак. Многие дома здесь были новые, не нумерованные, а спросить было не у кого. В такую погоду ведь хороший хозяин и собаку свою не выпустит на улицу. А время шло!..
Я стал глядеть на окна - во всех горел свет. Желтый, оранжевый, голубоватый. Только в одном темно, и оно, рядом со светлыми, уютными, глядело на меня черной, пустой глазницей. Какое-то непонятное чувство подталкивало меня к двери именно этой квартиры с темным окном. На мой стук никто не ответил. Будь что будет, решил я. В крайнем случае попаду уж в милицию, а там быстренько разберутся! Один из ключей Муталя легко открыл замок. В квартире было темно, как в могиле, еле отыскал выключатель, включил свет.
- Ой! - вскрикнула женщина, лежавшая на диване, и испуганно натянула простыню по самые глаза.
- Не бойтесь, - проговорил я. - Вы случайно не Шарифа Усманова?
- Не знаю такую, - ответила женщина, плотнее кутаясь в простыню. - Никого я не знаю!
- Жаль, - произнес я сокрушенно и повернулся, словно собираясь уйти. - Жаль, не смог предупредить бедную женщину о несчастье. С ее сыном, который находится в милицейском детском саду, случилась беда. Хотел предупредить мать, да, видно, ошибся адресом…
- Мой Ядгарбек погиб?! - дико вскричала женщина, моментально вскакивая с места. Она стала белее простыни, в которую куталась, глаза лихорадочно горели, волосы растрепались, ну точь-в-точь привидение. Мне даже чуточку стало не по себе. Но мысль, что встряхнул ее хорошенько, подбодрила меня.
- Так что с ним? Что с ним стряслось?! Да говорите же, ради бога!
- Мальчишка играл чьим-то пистолетом, который случайно выстрелил.
- О боже!
- Но вы не бойтесь, пистолет-то оказался игрушечным и с вашим Ядгарбеком ничего не случилось.
Я пошел, запер дверь. Потом опустился на краешек дивана и рассказал о том, что затевают Муталь и Адыл Аббасов.
Не успел я закончить, как Шарифа вскочила с места, закричала, что никакого Муталя и Адыла Аббасова не знает и просит не вмешивать ее во всякие грязные истории.
- Вы мне не верите? - возмутился я.
- Прошу вас, оставьте меня в покое.
- Ладно, как хотите. Послушаете вот эту штучку, сами убедитесь во всем.
И включил магнитофон. Женщина слушала, напряженно застыв. Потом отчаянно заколотила руками по голове: "О боже, глупая я, несчастная, негодная!.."
Поверите ли, этот голос полоснул меня по сердцу, как нож острый: мне показалось, что именно так она кричала бы, когда Муталь-бандит приводил бы в исполнение приговор Адыла-палача.
- Встаньте! - рявкнул я вне себя.
Женщина сдернула с себя простыню, отбросила в сторону. Только теперь я смог разглядеть ее и мне опять стало не по себе: на лице Шарифы точно лежала печать смерти. Оно было худущим, желто-бледным, глаза глубоко ввалились.
- Скажите честно, жив мой Ядгарбек? - странно ровным голосом спросила она.
- Жив он, жив. Я так сказал, желая вас разговорить…
- Сержант, вы знаете, кроме Ядгарбека у меня нет никого на этом свете…
- Тогда собирайтесь поскорее.
- Вы хотите… отвести меня?
- Увести. Иначе вас убьют.
- О, подлецы! Все черные дела совершают чужими руками, а сами ходят чистенькими, хоть в ангелочки записывай!.. Признайтесь честно, жив ли мой сын?
- Да говорю же вам: жив-здоров, сейчас видит седьмой сон. Я же пошутил.
- Могу ли я его сейчас увидеть?
- Можете, только для этого надо побыстрее одеться и тронуться в путь.
Как говорится, мать всегда мать. Шарифа поспешно бросилась одеваться. Тем не менее, одевшись, как и всякая женщина, взглянула в зеркало, причесала волосы, прошлась какой-то щеточкой по ресницам и векам, даже подкрасила губы. Я уж, ей-богу, чуть на стену не полез. Ведь знает, что вот-вот нагрянут убийцы, спешит к сыну, о здоровье которого беспокоится, но нет же, и тут не упустит случая поторчать у зеркала.
- Я готова! - сказала наконец Шарифа, беря сумку.
Эти бандиты хотели оставить от имени Шарифы подложное письмо, чтобы ввести в заблуждение людей и органы милиции, а что если мы сыграем с ними такую же шутку? - подумалось мне.
- У вас есть бумага? - спросил я у Шарифы.
- А зачем?
- Надо оставить убийцам письмо.
- Бросьте, не до этого теперь! И я не знаю, что писать этим… этим…
- Ничего. Я продиктую. Вот так. Пишите: "Дорогой М. Надеюсь, что письмо это получишь ты. Ты мне больше не веришь, не доверяешь, скажи, ради чего можно жить дальше?! Если откроется наша тайна - мы погибнем все. Так не лучше ли ценой одной жизни спасти много других?! Чтобы доказать свою преданность вам, я решила покончить с собой. Прощайте, друзья! Умирая, дорогой М., прошу тебя об одном: когда выловят мой труп из Анхора", похороните меня как положено. Прощай, жестокий мир! Шарифа".
Как только "самоубийца", ничего не понимая, подписала письмо, проставила число и время, мы бросились вон из квартиры. Время было без нескольких минут одиннадцать.
Транспорт в этом районе ходил еще неважно, до центра пришлось топать пешком. Шарифа шла чуть впереди. А я глядел на ее опущенные плечи, сгорбившуюся спину и жалел от всей души. Не приведи кому сбиться с пути вот так, как эта женщина; а чуть поскользнешься - станешь игрушкой в руках подонков. Будут толкать на грязные дела, при случае приговорят и к смерти…
- Меня посадят надолго?
- Вообще-то это решает суд, - растерянно ответил я. - Но Салимджан-ака до конца защищает людей, которые признали свою вину.
- Ох, виновата я перед ним, так уж виновата… Капитан Хашимова говорила то же самое.
- Что именно?
- Что Атаджанов помог многим, кто сбился с пути, что многие из них стали хорошими людьми и до сих пор поддерживают с ним такие отношения, которые возможны лишь между близкими людьми… Еще она мне говорила, если признаюсь, он простит мне все плохое, что ему сделала…
- Родители у вас есть?