Мальчишки присели еще ниже, а Ника вздохнула.
- Не умеете, дак нечего и соваться, - сказал Владик. - А еще говорила: "Не сломаем, вещь чужая…"
- Чужая, когда хозяин есть, - огрызнулась Ника. - А тебя будто сдуло. Улепетнул, одного ударчика испугался.
Владик даже задохнулся от негодования. И пока хлопал губами, пока думал, как ей ответить покрепче, возмущенно зазвенел Тилька:
- Бестолочь ты непроз-зрачная! Он меня спасать побежал! Потому что я раз-збился из-з-за тебя, динь-дура!
У Ники кругло открылся рот. У рыжего стрелка Кости и у белобрысого Матвейки тоже. Ника шепотом сказала:
- Ох… это кто?
- Не твое дело, - буркнул Владик.
- А он… какой? Заводной, да?
- Сама ты з-заводная! Я настоящий!
- Ой… - опять сказала Ника.
- Вот тебе и ой, - хмуро отозвался Владик. - Давайте зонт… авиаторы бестолковые.
Кое-как он расправил сломанные и погнутые прутья. Свернул зонт, обмотал его ремнем от сумки. Ника молча смотрела на него. Потом нерешительно сказала:
- Ты просто волшебник какой-то. Летать умеешь. И такой у тебя этот… Стекляшкин.
Владик сердито хмыкнул. Потому что никакой он был не волшебник. То, что он полетел, получилось само собой. Ветер подходящий и зонт… А "стекляшкин" Тилька если и волшебный, то сам по себе. Не Владик же его сделал…
- Грохнула зонтик да еще ерунду мелет. А "волшебнику" теперь дома будет нахлобучка.
Сказав эти сумрачные слова, Владик зашагал прочь. Не оглянулся. Вернее, оглянулся, но не сразу. Только на краю площади. Мальчишки остались у водокачки, а Ника шла за ним.
- Ты чего… - сказал Владик.
- А тебе здорово попадет? - виновато спросила Ника.
Владик не знал. Это будет зависеть от маминого настроения. Но ответил громко и сурово:
- Еще бы!
Если у этой вредной девчонки с рогаткой проснулась совесть, то пусть помучает ее посильнее.
Ника догнала Владика и тихо объяснила:
- Мы ведь не нарочно…
- Ха! Сперва пуляют по человеку из рогаток, а потом - "не нарочно"!
- Костик же не просто так пулял…
- Ну да! Он готовился к международным соревнованиям. Турнир стрелков по летающим зонтикам!
- Он думал, что ты шпион, - сказала Ника.
Владик обалдело поморгал, потом вздохнул:
- Тогда он такой же глупый, как ты… Где это видано, чтобы шпионы летали на зонтиках?
- Ну… он же думал, что не настоящий шпион, а веревочный.
- Что-о?
- Ты разве никогда не слышал про веревочниц? Это тетки такие, они везде стараются занять ребячьи площадки и натягивают там веревки. Будто бы для белья. А на самом деле чтобы нам негде было играть. У них тайное общество против ребят…
- Такую тетку я тоже знаю, - сказал Владик. - Но я-то здесь при чем?
- Мы думали, что ты летаешь и высматриваешь для них площадки.
- У-динь-дивительно бестолкова… - звякнул Тилька.
А Владик возмутился:
- По-вашему, я похож на шпиона?
- Теперь-то видно, что нисколечко не похож, - примирительно сказала Ника. - Но на высоте трудно разглядеть…
- Зачем ты так длинь-длинно с ней разговариваешь?
Прогони ее, - посоветовал Тилька.
- А ты помолчи, сосулька, - насупленно отозвалась Ника.
От оскорбления Тилька чуть не свалился с дужки очков.
- Я?! Сосулька?! А ты… кроко-длинь-дилиха безобразная!..
- Сперва разбила маленького, а потом еще обзывает! - сказал Владик. - Чего ты за нами увязалась? Иди к своим рогаточникам…
- Ну и пожалуйста… А я хотела с тобой пойти, чтобы сказать твоим родителям, что зонтик сломала я, а ты не виноват.
- Очень благородно, - ехидно отозвался Владик. - Только родители приходят вечером. Ты что, ждать их собираешься? Шагай-ка ты домой.
Они в это время уже спустились по ракушечному трапу на широкую улицу Трех Адмиралов. Здесь была троллейбусная линия. Не глядя больше на Нику, Владик подошел к остановке и прыгнул в троллейбус номер два. Надо было забрать в сквере сумку и отправляться домой.
9
Владик совсем забыл, что день субботний и мама не на работе. Она встретила Владика на пороге и неласково сказала:
- Явился наконец… Будешь сразу во всем признаваться или станешь сперва городить небылицы?
- Буду признаваться, - вздохнул Владик.
- Давай-давай…
- Зонтик сломался.
- Миленькое дело! Я же говорила! А ты что? "Ах, он крепкий, ах, я осторожный!.." Ладно, зонтик - это раз! А дальше?
- Что? - робко спросил Владик.
- Ах, "что"? Может быть, ты хочешь рассказать что сидел сегодня на уроках и даже получил кучу пятерок? Прогульщик несчастный! Из школы прибегают одноклассники: "Почему вашего Владика нет на занятиях?" А я откуда знаю почему? Я схожу с ума, товарищи тоже переживают…
- Товарищи! - сказал Владик. - Наверняка Витька Руконогов, этот ябеда и предатель.
- Не смей так про него говорить! Он замечательный мальчик!
- Ну конечно! Он замечательный, а я…
- Где ты был?!
- Я нечаянно… Меня унесло. Ветер такой могучий, а зонтик такой… как парус, меня как дернет, как понесет, а там колючки, и я вверх, по воздуху…
Мама села на стул, задумчиво взялась за подбородок и стала смотреть на Владика очень внимательно. На лице ее читалось, как буквы на бумаге: "Ну-ну, давай. Послушаем, что еще сочинишь…"
- Вот ты не веришь, а я правда по воздуху. А там яхта, ее на камни несло, надо было протянуть канат, а лететь, кроме меня, некому, а она бы разбилась… Ну, ты не веришь, а я не могу, когда ты не веришь! А если поверишь, то испугаешься и опять меня наругаешь, ты скажи сперва, что ругаться не будешь, и я расскажу, чтобы ты поверила, а то…
Мама встала и деловито потрогала Владькин лоб.
- Конечно. Бегаешь по такой погоде раздетый, а потом грипп или ангина. Голова болит?
Владик ухватился за спасительную ниточку.
- Не болит, - сказал он слабым голосом. - Только гудит немного. И какая-то слабость…
- Я так и знала! Немедленно в постель!
Владик послушно побрел в комнатку, где стояла его кровать. Начал расстегивать рубашку. Тилька, который опять сидел в кармане, шевельнулся: "Не забудь про меня".
- Мамочка, принеси, пожалуйста, стакан воды, - попросил Владик. - Что-то немножко в горле пересохло.
Мама торопливо принесла воду. Владик отхлебнул и поставил стакана на столик с учебниками. Глаза у мамы были испуганные, но она сказала:
- Раздевайся и ложись, но имей в виду, что разговор наш не закончен.
- Ладно, - покорно согласился Владик. Мама вышла, а он высадил Тильку в стакан. Стеклянный барабанщик будто растворился в воде, - если не приглядеться, то и не заметишь.
Владик заполз под одеяло.
Ему было немножко не по себе. Не очень-то честное дело притворяться больным, чтобы спастись от неприятностей. Будто дезертир какой-то. Мама, конечно, переволновалась, когда подлый Витька Руконогов прибежал и наябедничал про его прогул. А сейчас опять волнуется из-за его фальшивой болезни. Пускай уж лучше отругает сразу…
Но тут Владик почувствовал, будто он и в самом деле больной. Усталый и разбитый. Снова заболели ушибленные на палубе ноги, загудели плечи, застонали жилки в руках. Мягко закружилась голова. А в закрытых глазах поплыли клочковатые облака, волны, скалистый берег, желтые цветы сурепки. Владика куда-то плавно понесло. Будто он снова полетел. "Ну и ладно", - подумал Владик и приготовился сладко задремать. Но в это время затренькал звонок. Это пришла к маме соседка Игнатия Львовна - грузная медовоголосая дама.
Игнатия Львовна только что вернулась с заседания Тайного Клуба Веревочниц (сокращенно ТКВ).
Про этот клуб знают немногие. Для посторонних он называется "Кружок макраме". Женщины там плетут из веревок и шпагатов разные узорчатые изделия. Но это для отвода глаз. А на самом деле в этом клубе они учатся плести интриги и разрабатывают планы, как опутать бельевыми веревками все детские площадки. Чтобы мальчишки и девчонки не бегали и не прыгали там, не гоняли мячи и не мешали своим шумом почтенным людям.
На волейбольной площадке в своем дворе Игнатия Львовна вывешивала веревки много раз, но эти отвратительные дети поднимали такой крик, что приходилось в буквальном смысле сматываться. Теперь в клубе пытались изобрести невидимую веревку, которая будет цеплять ребят скрытно. Однако дело шло туго, и все члены клуба получили задание продолжить тайные опыты дома.
- Здравствуйте, моя милая, - пропела Игнатия Львовна маме Владика. - Нет ли у вас, голубушка, моточка бельевого шнура? Нам в кружке поручили сплести очень хитрые узоры, а у меня кончилась вся веревка. В понедельник я куплю и верну вам.
Шнур у мамы был, и она с удовольствием дала моток Игнатии Львовне. Мама считала соседку доброй и солидной женщиной, любила с ней беседовать. Сейчас она пожаловалась на Владика. Подумать только, не пошел в школу, где-то гулял полдня под дождем и ветром, потом начал сочинять всякую чушь и теперь лежит с простудой.
Соседка сдержанно охала и кивала.
- А что я могу сделать? - сказала мама. - Тут нужна сильная мужская воля, но отцу всегда некогда, он с утра до вечера на репетициях и смотрах.
Это была правда. Папа служил первым трубачом в оркестре, а оркестр-то не простой. Морской и показательный. И папа - не просто музыкант, а человек военный, с погонами главного корабельного старшины. А у военного оркестра полно работы: то приезжает комиссия адмиралов, то надо готовиться к параду, то ехать на гастроли…
- А когда приходит с работы, вместо того чтобы побеседовать об отметках и дисциплине, начинает с сыном дурачиться и барахтаться на ковре. Будто два четвероклассника!
- Да, это очень печально, - посочувствовала Игнатия Львовна и посоветовала маме почитать в журнале "Семейное здоровье" статью профессора Чайнозаварского.
Статья называлась "Народная медицина и народная педагогика". Профессор писал, что в наше время многие врачи стали вновь прибегать к старинным способам лечения: к разным травам, снадобьям и припаркам, которыми исцеляли больных в народе много сотен лет назад. Почему бы и в педагогике не вспомнить старые способы? Много веков подряд самым надежным средством воспитания был березовый прут. А сейчас этот метод незаслуженно забыт…
- Правда, у нас на юге березы - редкость, - вздохнула Игнатия Львовна. - Но при желании можно подобрать другую древесину.
С этими словами Игнатия Львовна попрощалась.
- Сама ты древесина. Бестолочь непрозрачная, - отчетливо сказал ей вслед Владик.
Мама влетела в комнату.
- Ты сошел с ума!
- А чего она…
- Я скажу отцу, чтобы поговорил с тобой как следует.
Пусть только придет.
- Ну и придет… Я ему все объясню. Он все до конца выслушает, он терпеливый.
- Слишком терпеливый, ни разу не взялся за тебя… Боюсь, что мне самой придется поступить, как советует профессор…
- Я болею, - быстро сказал Владик.
- Ничего, я подожду. Имей в виду, сегодняшние фокусы я тебе не прощу.
- Простишь, простишь, - сказал Владик.
- Это еще почему?
- Ты сама говорила, что все мне простишь, кроме музыкальной школы. А теперь ведь не музыкальная…
- Болтун несчастный, - сказала мама и ушла из комнаты, чтобы нечаянно не засмеяться.
А Владик уснул. Он спал до самого вечера, потом поужинал, потом снова улегся. Он не слышал, как вернулся папа и о чем они с мамой говорили. Ему снилось, что они вдвоем с Никой летят на зонтиках, а внизу бегут рыжий Костя и белобрысый Матвейка. И кричат:
Ветер с зюйд-веста,
Жених и невеста!
Летят без оглядки,
Сшибем из рогатки!
Это был, конечно, глупый сон, следовало бы проснуться, но Владик не сумел.
…А в стакане спал стеклянный барабанщик Тилька. Спал беспокойно, иногда вздрагивал, и вода плескалась. Тильке тоже снились недавние приключения…
10
Утром дождя не было. Владик проснулся и увидел проблески солнца. Ночью во сне он летал среди разноцветных облаков и теперь старался вспомнить про это. В памяти остались только обрывки, но все равно было хорошо.
- Тилька, - шепотом позвал Владик.
Тилька не отозвался. Владик скосил глаза на стакан. В стакане было пусто: ни воды, ни Тильки.
- Ма-ма-а! - перепуганно завопил Владик. Мама примчалась.
- Что с тобой?
- Где вода из стакана?
- Вода? Я выплеснула. В нее попала муха…
- Что ты наделала! - отчаянно сказал Владик… и увидел, что над краем учебника истории блестит капелька - Тилькина голова. Тилька прижимал к стеклянным губам крошечный палец.
Владик шумно передохнул и откинулся на подушку.
- Что с тобой? Ты еще болеешь, тебе плохо? - перепугалась мама.
Владик захохотал и вскочил.
- Я здоров, как сто слонов!
- Ну разумеется, - сразу успокоилась мама. - По выходным ты всегда здоров, потому что не надо идти в школу… В таком случае отправляйся на рынок за помидорами.
- Сию минуту!
Но "сию минуту" не получилось. Пока Владик умылся, пока позавтракал, пока выслушал мамины наставления, прошел, наверно, час. Когда Владик, махая сумкой, топал к рынку, солнце стояло уже высоко. То есть это принято говорить, что стояло. А Владику казалось, что оно мчится среди быстрых клочкастых облаков, как оранжевый мяч.
Оно часто пряталось в эти облака, но так же часто выскакивало из них, и тогда становилось жарко, будто рядом распахнули печную дверцу.
На каменных плитах тротуара стояли лужи. Ветер был сильный, как вчера, он срывал и сыпал в лужи капли с каштанов и акаций. И листья тоже срывал, и колючие шарики каштанов. А лужи морщил и делал их похожими на стиральные доски. Искры солнца вспыхивали на них, как бенгальские огни…
Тилька сидел на дужке очков и болтал стеклянными ножками. Владик сказал ему:
- Хорошо, что ты ночью выбрался из стакана.
- Я пре-длинь-смотрительный, - прозвенел Тилька Владику в ухо. - Мне совсем не хотелось отправляться в канализацию.
- А по-моему, ты просто испугался мухи, - поддразнил его Владик.
- Я?! Какая дринь-бень-день! - возмутился Тилька. И вдруг сказал очень серьезно: - Я испугался, что в стакане я заметный. Не такого цвета, как вода.
Владик удивился:
- А какого же ты цвета?
- Посмотри сам. Клюквенного… Владик взял Тильку на ладонь.
- Ты что выдумал!
Тилька был такой же, как всегда: бесцветное стекло, искорка на плече. Но он сказал:
- Смотри, смотри как следует.
Владик повертел Тильку так и сяк. И при одном из поворотов заметил, что в стекле и правда мелькнул красноватый отсвет.
- Ну… самую чуточку. Совсем незаметно. Тилька, а отчего это с тобой?
Тилька сказал с гордой ноткой:
- Потому что, когда я разбился, на стекло попала капелька крови. Твоей… Теперь во мне тоже человечья кровь.
- Это же хорошо, Тиль!
- Неплохо, - снисходительно согласился он. - Только есть свои неудобства… Когда будешь высаживать меня, выбери лужу у кирпичной стены. В красном отражении я буду не так заметен.
В городе, сложенном из мелового камня и серого ракушечника, не так-то легко найти здание или забор из кирпичей. Наконец Владик оставил Тильку в луже у красной трансформаторной будки. Они договорились встретиться через пару дней, и Владик, махая сумкой, поскакал на рынок.
Но путь лежал мимо библиотеки, и, конечно же, Владик подумал: "А почему бы не заглянуть к Гоше?"
Гоша сидел над тетрадкой и грыз карандаш. Владику он обрадовался.
- Послушай, что я сочинил!
Над морем взволнованным ветреный вечер
Луну запалил, как большую свечу,
Летел в океане прославленный "Кречет",
И мне показалось: я в небе лечу.
- Молодец! - сказал Владик. - Гоша, а я вчера тоже летал! Правда! С зонтиком…
И он стал рассказывать Гоше про вчерашние приключения.
Гоша охал, удивлялся, махал растопыренными ресницами, дергал себя за бороду, качал головой и, когда слышал про опасности, озабоченно говорил: "Ай-яй-яй". А если человека так замечательно слушают, ему хочется говорить еще и еще. Поэтому рассказ у Владика продолжался почти полчаса. Наконец Владик выдохся и обессиленно бухнулся на Гошину корабельную койку.
- Ай-яй-яй, - последний раз проговорил Гоша. - А если бы ты где-нибудь грохнулся?
- Ну, вот еще! - откликнулся Владик, болтая в воздухе ногами. - Полеты я вполне освоил, зонтик надежный… Жаль только, что теперь надо нести в мастерскую.
Гоша быстро отвел глаза, чтобы Владик не прочитал в них такую мысль: "Ну и слава богу, что в мастерскую. А то еще брякнешься…"
- Сейчас чайку заварю, - бодро сказал Гоша. - Тебе с сахаром? - Сам-то он пил соленый чай.
- Ага… Вообще-то я завтракал…
- А у меня апельсиновое варенье припасено. Специально для тебя.
- Тогда конечно! - обрадовался Владик. Гоша завозился у плитки, приговаривая:
- Заварим покрепче, попьем побольше… Чаек с утра - дело полезное, мозги прочищает… Я полночи не спал, теперь надо освежиться.
- Почему не спал? - спросил Владик, валяясь на койке. - Разве у гномов бывает бессонница?
- Не бессонница! Все над поэмой сидел. Думал, как ее закончить. Главную рифму искал… - Гоша оглянулся на Владика.
Владик перестал дрыгать ногами и сел. Он вспомнил, что обещал Гоше помочь с этой рифмой.
- Я тоже искал, - сказал Владик и слегка покраснел. - Пока что ничего в голову не идет… Гоша, я буду еще думать…
Он встал и осторожно вышел на балкон. Солнце по-прежнему летело среди косматых облаков. Шумели деревья, и внизу, на тротуарах, вспыхивали лужи. Влажный ветер был теплым и сильным. Он толкал Владика в грудь упругими ладонями. Владик наклонился ему навстречу, перегнулся через перильца.
- Владик, не упади, - сказал из комнаты Гоша.
- Зачем это мне падать?
- Смотри, слетишь с балкона, а зонтика-то сейчас нет…
Владику показалось, что при таком ветре и при таком хорошем настроении можно полететь и без зонта. Раскинуть руки, грудью лечь на тугие потоки воздуха - и они тебя подхватят, и ты заскользишь среди них, как легонькая модель планера.
От карниза крыши на башенке тянулась к балкону обвитая плющом веревка. Владик ухватился за нее, встал на перильца. Они задрожали под ногами, на секунду сделалось жутковато. Но ветер тут же развеял страх. Он был плотным и надежным, этот ветер. Владик наклонился ему навстречу. Ветер держал его. Еще немного - и в самом деле подхватит, понесет, как сдутое с крыши голубиное перо. Летело солнце, летели облака, летел ветер! Почему бы не полететь и Владику? Он улыбнулся и, качаясь на перильцах, отпустил веревку…
- Владик! - ахнул за спиной Гоша. Что-то загремело в комнатке, сильная рука рванула Владика за рубашку. - Назад!..
Но сам Гоша не удержался. Тяжелым своим телом он пробил перильца и ухнул в пустоту.
Как быстро и страшно может измениться жизнь. В один миг! Только что было чудесное утро, блеск веселого солнца, летящая радость. И вдруг… распластанный на тротуаре Гоша.