- Приветствуем вас, о величайший из монархов, - торжественно произнесли рыцари. - Мы рады приветствовать и прекрасную принцессу Арнику, самую красивую девушку на всем белом свете.
- И вовсе я не самая красивая девушка на свете, - прошептала Арника на ухо отцу.
- Ничего, - ответил ей король Эштёр, - найдется человек, для которого ты и на самом деле будешь самой красивой в мире. - Тут он повернулся к рыцарям и осведомился: - С чем пожаловали к нам?
- Великий король, - заявили те, - каждый из нас хотел бы взять в жены твою дочь. Но так как жениться на ней может лишь один из нас, мы решили устроить здесь, во дворце, поединок, победитель которого и хотел бы взять в жены Арнику.
Обрадовалась королевская челядь, что сможет посмотреть настоящий рыцарский поединок. Раз! - и рыцари вытащили мечи из ножен.
Но радость челяди и восклицания рыцарей: "Готов! Готов!" - были преждевременны.
- Сейчас же прекратите! Остановитесь! - закричал король Эштёр. - Не сметь устраивать потасовку!
Рыцари придержали коней, опустили мечи и уставились на короля.
- В чем дело, ваше величество, вы не хотите отдавать Арнику за одного из нас?
- Не мне решать это, - проговорил король. - Арника выйдет замуж за человека, которого полюбит.
- Значит, все будет решать Арника?
- Конечно! Моя дочь выйдет за человека, который придется ей по душе. И который ее полюбит. Вот вы зарубите друг друга насмерть, а моей дочери вовсе не понравится победитель. А уж если ей приглянется побежденный, об этом вообще подумать страшно. Лучше совсем не начинайте поединок.
- Неужели, о великий король, вы хотите сказать, что вашу дочь не интересует, кто окажется победителем в этом поединке?!
- То, что я хотел сказать, я уже сказал, - отрезал король Эштёр. - Моя дочь выйдет замуж за человека, которого она полюбит.
- А вдруг она полюбит бродягу? Или бездомного оборванца? Или нищего?
Тут лицо короля Эштёра пошло красными пятнами. Люди, хорошо знавшие его, поняли, что он сейчас впадет в лютый гнев.
- Тогда она выйдет замуж за бродягу, бездомного оборванца, нищего, - заметно повысив голос, произнес король.
- Это слова, недостойные короля! - высокомерно воскликнули рыцари.
И тут король Эштёр закричал:
- Недостойные короля, но достойные человека! Бросить в темницу этих негодяев! Отрубить им головы!
Тут же Главный счетовод его величества начал громко считать вслух: "Один, два, три…" Король же тем временем вбежал в тронный зал, забился в дальний угол и стал там бушевать, рвать, метать, буйствовать - гнев явно проник к нему в сердце.
Рыцари же стояли посреди двора и в страхе переглядывались:
- Неужели нас теперь казнят?
- Нет, конечно. Только убирайтесь отсюда поскорее! Чтобы духа вашего здесь не было! - проговорил Первый министр его величества.
К этому времени Главный счетовод досчитал уже до трехсот тридцати трех.
Не успели придворные и глазом моргнуть, как рыцарей уже и след простыл. Когда Главный счетовод его величества досчитал до тысячи, к королю в тронный зал заглянули заглядатаи. Но король Эштёр был так разгневан, что запустил в них короной. Только при счете "пять тысяч" король Эштёр окончательно успокоился. Он вышел из тронного зала и сказал:
- Помнится, в гневе я приказал отрубить рыцарям головы. Надеюсь…
- Конечно, ваше величество, - ответил Главный министр, - мы их и пальцем не тронули. Пусть бегут, куда глаза глядят и ноги несут.
- Слава богу! - успокоился король. - Спесивые остолопы! Разве можно за таких типов отдавать мою дочь?! - Тут он посмотрел на Арнику: - Правда, дочка?
Арника улыбнулась:
- Конечно, папа.
- Это потому, что она полюбит Джонни-бедняка, да?
- Я тоже так думаю.
- А когда же наконец появится сам Джонни-бедняк?
- Сейчас, сейчас. Он уже в соседнем лесу.
Глава вторая В Которой Джонни-бедняк, самый свободный человек на белом свете, сражается со столикой ведьмой
Джонни-бедняк весело шагал в самой глубине Квадратно-Круглого Леса. Шагал и насвистывал. Свистел он то грустно, то весело. Все зависело от настроения.
"Я самый бедный человек на белом свете", - приходило ему на ум.
И Джонни-бедняк начинал насвистывать грустную мелодию. И правда, ведь, кроме того, что было на нем, перочинного ножа да посоха, у Джонни не было ничегошеньки.
"Но в то же время я самый богатый человек на белом свете", - размышлял дальше Джонни-бедняк.
И тут же заливался соловьем, выводил веселые трели.
И верно, Джонни был самым богатым человеком на белом свете: и лес, и голубой небосклон, и птицы на ветках, и трава вдоль тропинки, по которой он вышагивал, - все принадлежало ему. Тогда он еще веселее выводил коленца, потому что его озаряло: "Я ведь еще и самый свободный человек на белом свете. Иду куда хочу! Где захочу на траве поваляться, там и повалюсь. Никто мне не указчик. Эге-ге, да я ведь самый свободный человек на белом свете!"
Но вскоре настроение у Джонни опять падало. Внезапно ему в голову приходила мысль о том, что он самый большой раб на всем белом свете. Раб своей собственной свободы: нет у него ни друзей, ни любимой, нет даже пяди земли, где бы он мог преклонить колени и сказать самому себе: "Ну вот я и дома!"
Так брел Джонни-бедняк по Квадратно-Круглому Лесу, насвистывал, размышлял и даже не подозревал, что прямиком шагает в нашу сказку и уже ступил во владения Столикой Ведьмы. Знал бы - так бросился бы бежать сломя голову. Мы надеемся, правда, не из-за того, что он попал в нашу сказку, а из-за злой Столикой Ведьмы, хитрее и коварнее которой не найти и за семью морями и за семью лесами.
- А почему ее звали Столикой Ведьмой?
- Потому что она умела являться в ста обличьях: собаки, волка, летучей мыши, осы… Да кого хочешь, если нужно было. Не говоря уж о человеческих обличьях. Их она меняла, как иные люди - перчатки. Захочет - станет прекрасной и молодой, а надо будет, то страшной, безобразной и старой-престарой.
- А плохо быть ведьмой, правда?
- Почему же?
- Приходится всем причинять горе и печаль. А это, наверное, очень плохо. Да?
Столикая Ведьма, пригорюнившись, подпирала спиной стену собственного дома. Мучила ее одна-единственная мысль: вот-вот истекут заветные семь лет. Дело в том, что каждой ведьме полагается раз в семь лет заманить в рабство хотя бы одного человека. Причем не силой, о нет! Хитростью! Иначе вся ее колдовская сила исчезает. Так вот, у Столикой Ведьмы времени оставалось уже меньше года, а в сети к ней так никто и не попался, потому что все окрестные жители знали о Ведьме и обходили ее владения стороной, а чужих здесь, на самом краю света, и вовсе не бывало. Потому-то и грустила Столикая Ведьма у себя на крыльце.
"Ой-ёй-ёй, что со мною будет? - размышляла она. - Неужели я лишусь своих колдовских чар?"
Но в этот момент - ого! - она вдруг услышала чей-то свист, и глаза у нее заблестели от радости:
- Я буду не я, если по тропинке кто-то не идет.
И не ошиблась. Это Джонни-бедняк брел по тропинке прямо к дому Столикой Ведьмы.
- Ну, вот ты и пришел, мой миленький! - обрадовалась Столикая и тут же превратилась в дряхлую старушку на костылях и с палкой в руках.
В это время Джонни-бедняк как раз подошел к ее дому.
- Ох, ох! Сыночек дорогой, как хорошо, что ты забрел сюда, - прошамкала старушка, - помоги мне, несчастной, старой, больной женщине.
- Чем же я могу тебе помочь, бабушка? - спросил Джонни-бедняк.
- Ой, да совсем я больная, в чем только душа держится. Одной ногой уж в могиле стою, - фальшиво запричитала Столикая Ведьма, - прошу тебя, поступай ко мне в услужение.
- Видите ли, бабушка, - почесал в затылке Джонни-бедняк, - я с радостью вам помогу, но вот в услужение не пойду. Я, да будет вам известно, самый свободный человек на свете, поэтому никогда ни к кому в услужение не нанимаюсь.
При этих его словах Столикая Ведьма побледнела. "Кошачий хвост тебе в глотку! - подумала она. - Угораздило же именно самому свободному человеку на свете завернуть ко мне".
- Однако, кто бы там он ни был, все равно я просто так его не отпущу, - пробормотала она едва слышно. И заканючила: - Сынок, речь-то идет всего о трех днях. Мне и нужно-то всего-навсего три дня. Три денечка. Они пролетят - ты и глазом не успеешь моргнуть.
- Нет, - покачал головой Джонни-бедняк, - даже на минуту, даже на полминуты не пойду к тебе в услужение, ни к кому и никогда не пойду, и все тут!
- Я щедро заплачу! - не унималась Столикая Ведьма.
Тут Джонни-бедняка охватило любопытство:
- И сколько бы ты мне заплатила?
- Иди сам посмотри.
Столикая Ведьма подвела его к двери чулана и открыла ее. Оттуда хлынул такой ослепительный свет, что Джонни-бедняк невольно закрыл ладонями глаза.
Чулан был доверху набит драгоценностями. Золотые монеты, жемчуг, серебряная посуда, самоцветы - все это искрилось, переливалось, блестело. Столикая Ведьма, хитро прищурившись, смотрела на Джонни-бедняка, потом бросила небрежно:
- Все это может стать твоим. И поработать-то надо всего три дня.
Как вы думаете, что на это ответил самый свободный человек на белом свете?
- Да зачем мне весь этот хлам? - вот что он сказал.
Столикая Ведьма чуть не лопнула от злости, так и распиравшей ее:
- Это-то хлам?! Дурень ты эдакий! Да это самые что ни на есть сокровища! Кошачий хвост тебе в глотку! Самые богатые короли и те бы от радости в пляс пустились, если бы могли взять хоть что-нибудь из этого чулана… Ну ладно уж… За три дня службы у меня ты получишь все это.
Но Джонни-бедняк опять покачал головой:
- Что я стану делать с этими сокровищами? Я даже унести их с собой не смогу. А если и смогу, на кой черт мне убиваться - такая тяжесть!
- Ну и дурак же ты, парень, как я погляжу! - зашлась от злости Столикая Ведьма. - Нет ничего проще. Купишь себе лошадь да телегу, на нее и положишь сокровища. И сам в карете поедешь, пешком-то уж, наверное, не пойдешь!
- Во-первых, - начал Джонни-бедняк, - я люблю пешком ходить. Во-вторых, будь у меня лошадь и карета, пришлось бы мне все время только о том и думать, где корм для лошади купить да как карету починить - то новые колеса нужны, то еще что-нибудь. Только этого мне не хватало! В-третьих, кругом полно грабителей да разбойников, мне все время пришлось бы охранять лошадь с каретой, не говоря уж о сокровищах. Так и свистеть разучишься вольным посвистом! Пропади они пропадом, эти сокровища, бабушка!
- До чего ты бездельный парень, до чего никудышный! - завопила Столикая Ведьма. - Испугался забот о лошади и карете! Наймешь себе слуг! Построишь настоящий дворец, окружишь его высокой стеной, ров пророешь и наполнишь водой, ни один грабитель не пройдет.
- И всю жизнь потом торчать в этом замке, пока не заплесневею?! Тогда уж не пустишься бродить по белу свету! Только и думай: что там с моим замком? Не ударила ли в него молния? Ой, да как там мой замок?! Ой, да как там мои сокровища?! Нет, бабушка, не нужны мне твои драгоценности. Но я с удовольствием помогу тебе просто так, бесплатно. Скажи только, что нужно сделать.
Столикая Ведьма в душе готова была разорвать его на части от злости, но сделала вид, что не расслышала слов Джонни, предложившего ей свои услуги.
- И работы-то почти никакой за эти три дня, - снова затараторила она. - Снимай лишь каждый день по яблоку вон с той яблони, да и дело с концом.
Во дворе у Столикой росла невысокая, чахлая яблоня, а на ней висело три яблока. Висели они невысоко, даже ребенок мог бы до них дотянуться.
- Это же сущий пустяк, - проговорил Джонни-бедняк, - да я без всякой платы сорву их тебе.
И шагнул было к яблоне.
Но тут Ведьма, отбросив в сторону костыли и клюку, как подскочит, словно ее ужалила оса:
- Стой, не прикасайся!
Джонни-бедняк подозрительно посмотрел на старуху:
- Вон ты какая вдруг стала прыткая, бабуля! А говорила, что в тебе душа еле держится?! Которая нога у тебя хромая? А?
Почему Столикая Ведьма так испугалась, вполне понятно. Ведь яблоня была, конечно, не простая, а волшебная. Несчастные люди, которые решались пойти в услужение к Ведьме, думали, посмеиваясь, что служба пустячная, а сокровища огромные. Ведь и ребенок мог, казалось, спокойно сорвать яблоки. И за такую-то работу Ведьма сулила огромные деньги.
Первое яблоко действительно сорвать было легко. Но никто из этих несчастных, разумеется, не подозревал, что за ночь яблоня так вырастала, что даже самый ловкий человек, целый день карабкаясь по ее стволу, не мог добраться до второго яблока. А на третий день яблоня вырастала еще выше, даже на крыльях не долетишь до ее вершины. И тогда Столикая Ведьма говорила своей жертве: "Не получишь ты никаких сокровищ! А раз ты не справился со службой, все! Пойдешь ко мне в рабство! Теперь ты весь мой, с потрохами!"
Вот как бывало. И ничего не мог поделать бедняга, он ведь сам соглашался пойти в услужение к Ведьме.
- Но ведь Джонни-бедняк не пошел в услужение к Столикой?
- Не пошел, ты же сама слышала.
- Значит, он не будет со всеми потрохами принадлежать злой Ведьме?
- Даже ноготь его мизинца не будет ей принадлежать.
- Хорошо, что ему не нужны никакие сокровища, правда?
- Правда.
- А если бы ты забрел в Квадратно-Круглый Лес к Столикой Ведьме, ты тоже отказался бы от сокровищ?
- Думаю, ты понимаешь, все не так просто. Мне пришло в голову, что на эти сокровища я могу многое купить.
- Что, например?
- Например, тебе заводную куклу. Хороший дом рядом с лесом и речкой, много новых платьев маме и тебе. Мы смогли бы отремонтировать и заново оштукатурить дедушкин дом и даже обнести его забором.
- Но ведь Джонни-бедняк ни секунды не раздумывал! Он сразу же сказал - нет!
- Ему легко, он ведь самый свободный человек на свете. У него нет никого, кому он хотел бы купить новые платья, заводную куклу, нет дома, который нужно бы отремонтировать, оштукатурить и обнести забором.
- Вот пошел бы ты в услужение к Столикой Ведьме, и попал бы к ней в рабство.
- В этом вся и штука. К сожалению.
- Знаешь, что я подумала?
- Что?
- В последний момент ты бы понял: ох, не чистое тут дело. И отказался бы. Так ведь?
- Да. Согласен. Думаю, я бы все-таки не пошел в услужение к Ведьме.
- Ну вот видишь! Пусть уж лучше у меня не будет заводной куклы. Ведь и Джонни-бедняк вон оставил Ведьму с носом.
Глава третья В которой у Джонни-бедняка болит нога и колет сердце
И в самом деле Джонни-бедняк оставил Столикую Ведьму с носом. Здравствуй и прощай! Тем более, что смутное подозрение по поводу того, что он имеет дело с ведьмой, у него все же было. Так что он шел довольно быстро, торопясь поскорее убраться подальше от этого странного дома.
Однако Столикая Ведьма была сделана не из того теста, чтобы вот так, за здорово живешь, выпустить жертву из своих рук. Прежде всего она должна была дать выход своей злобе. Обратившись вихрем, Столикая понеслась над лесом, ломая на ходу деревья. Джонни-бедняку тоже здорово досталось. "Ну и погодка", - пробормотал он, стремглав несясь вперед. Всякое у него бывало. Ему в дороге приходилось не раз попадать и в бури, и в град, и в грозу, так что вихрь его не очень-то испугал. Наконец Столикая немного вывихрилась.
"Надо бы еще что-нибудь придумать, - решила она, - пока этот недотепа не выбежал за пределы моих владений".
Недолго думая она, встряхнувшись, превратилась в огромную волчицу. Да как защелкает зубами! Как завоет! Весь лес так и содрогнулся от страха!
"Только волков еще не хватало", - мелькнуло в голове у Джонни-бедняка, и он, не раздумывая, припустил еще быстрее. Волчий вой слышался все ближе и ближе, и Джонни-бедняк даже почувствовал на спине дыхание злобного зверя. Понял он, что тут не до шуток, и помчался изо всех сил. А Столикой только того и надо. Она тут же превратилась в небольшой пенек прямо на тропинке, по которой бежал Джонни-бедняк! Хлоп! И Джонни-бедняк споткнулся! Да как растянется прямо на дорожке! Грохнулся он так, что аж земля задрожала. И к сожалению, что-то к тому же хрустнуло в ноге.
- Нога! - вздохнул Джонни-бедняк.
Действительно, он сломал ногу. Джонни хотел было подняться, да не смог. Нога ныла, ее то и дело пронзало болью.
Столикая Ведьма между тем быстро обратилась опять дряхлой старухой. Она поспешно стала оправлять юбку, приводить в порядок растрепавшиеся волосы.
- Сейчас подойду к нему, - буркнула она, - пообещаю его вылечить. Помогу ему доковылять ко мне домой, а уж оттуда его светлости никогда не выбраться. Не будь я знаменитой Столикой Ведьмой!