По дороге Виллум тихонько напевал под нос и поминутно ухмылялся. Это надо же, найти настоящих худышек! Вот супруга-то удивится! Ему не терпелось увидеть, как Джум разинет рот от изумления.
За день толстячок успел забрести очень далеко от дома, поэтому и возвращаться пришлось долго. В конце концов тени сгустились так, что дети стали натыкаться друг на друга и непременно заблудились бы, если б не надежная бечевка. Внезапно Виллум остановился, довольно выдохнул и произнес:
– Все-таки дома – это не где-нибудь, верно?
Да уж, разом подумали юные беглецы, дрожа от холода и перепугано озираясь. Вокруг расстилалось темное озеро. Из небольшой дырки в земле почему-то тянуло дымком. Ни единого признака жилья, ни намека на укрытие. Это вам "не где-нибудь", верно.
– Давайте за мной, маленькие худышки. Осторожней на лестнице, – промолвил спаситель и шагнул куда-то вниз.
Кестрель бесстрашно двинулась следом. Нога провалилась в грязь, однако потом нащупала первую ступеньку. Ага, вот она, лестница!
– Рот закрыли, – предупредил хозяин. – Глазки тоже.
Мятежница ощутила мокрую грязь вокруг шеи, потом на лице, а в следующий миг девочка уже стояла в подземном жилище, где пахло дымом и ярко пылал огонь в очаге. Сверху появился Бомен, за ним вынырнул Мампо. Мальчики плевались и яростно терли глаза. Черный ил над их головами спекся в толстую корку, образуя потолок.
– Так-так, Виллум, – сердито сказал некто. – Долго же тебя носило.
– Зато глянь-ка, Джум, чего я нашел!
Мужчина отступил в сторонку. У огня сидела полная, перепачканная грязью женщина.
– И что же? – нахмурилась она, помешивая варево в котле.
– Это худышки, милая!
– Ах, значит, худышки?
Джум неуклюже поднялась со стула и подошла к гостям, погладила чумазой рукой их головы, ласково ущипнула за щеки.
– Бедненькие.
Тут она резко повернулась к мужу и рявкнула:
– Зубы!
Виллум послушно предъявил супруге желтовато-коричневый оскал.
– Тикса. Так и знала.
– Только самый малюсенький листочек, любимая.
– И ведь знает, что завтра сбор урожая. Стыда у тебя нет, вот что!
– А я тебе орешков принес, – проворковал мужчина, торопливо развязывая чулки, и вывалил из них на удивление солидную горку бурых комьев.
Джум затопала обратно к огню, отказываясь даже смотреть на плоды усердного труда супруга.
– Ну, милашка моя! Лапочка! Драгоценная!
– И нечего подлизываться! Надоел ты мне со своей тиксой!
Забытые всеми дети с любопытством глазели по сторонам. Комната, куда они попали, оказалась просторной норой под правильным округлым сводом, в отверстие которого уходил дым. Посреди жилища, на каменной платформе высотою с обычный стол, пылал очаг, окруженный решеткой из железных прутьев, на которых удобно было подвешивать котлы и кастрюльки – сразу с нескольких сторон и на разной высоте, по желанию. Большой котел висел выше всех и слабо дымился; горшочек для тушения подпрыгивал внизу, кипел и шумно плевался брызгами.
У очага стояла деревянная скамейка, на ней удобно расположились остальные члены семьи. Все они были одинаково круглые и чумазые, так что на первый взгляд отличались разве что ростом, и только. Но приглядевшись, юные беглецы распознали ребенка, тетушку и старого деда. Домочадцы Виллума изумленно таращились на нежданных гостей, один дедуля продолжал посматривать на мужчину и украдкой моргать ему глазом.
На утоптанном полу как попало валялись мягкие, истрепанные коврики, покрытые неизменной грязью; они придавали норе сходство с большой неубранной постелью.
– Поллум, еще миски! – велела хозяйка, помешивая в котле.
Пещерное дитя подпрыгнуло и кинулось к стенному шкафу.
– Что, Виллум, удался денек? – подмигнул старик.
– Не жалуюсь, – подмигнул в ответ мужчина.
– Стало быть, без ужина перебьешься, – буркнула жена, громыхая горшком для тушения. – Сегодня все равно витаешь в облаках тиксы.
Виллум подкрался к супруге и крепко сжал ее в объятиях.
– А кто у нас любит свою Джум? – промурлыкал он. – А кто пришел к своей ненаглядной?
– А кто весь день где-то шлялся? – проворчала ненаглядная.
– Джум, Джум, мое сердечко: бум!
– Ладно, ладно, – смягчилась жена и, опустив поварешку, позволила чмокнуть себя в шею. – Ну и что мне делать с этими твоими худышками?
Тут в разговор вмешалась молчаливая тетушка.
– Наполнить их бедные тощие животики, – объявила она.
– Так-то лучше, – ухмыльнулся Виллум и, пристроившись на скамейке с дедом, принялся с ним о чем-то шушукаться.
Поллум расставила по столу миски, и мать заполнила их густым горячим варевом из горшочка.
– Садитеся, худышки, – пригласила она заметно подобревшим голосом.
Изголодавшиеся приятели заняли свободные места, но подозрительно покосились на странную бурую смесь, не осмеливаясь попробовать.
– Ореховая похлебка, очень вкусно, – подбодрила хозяйка.
И сунула себе в рот пару ложек: вот, мол, как это делается.
– Простите, мэм, – учтиво промолвил Бомен, – какие именно здесь орехи?
– Грязевые, конечно, – несказанно удивилась Джум. Мампо загреб полную ложку. Он даже не поморщился, так что Кестрель подумала и тоже решила попробовать. Против ожидания оказалось и вправду вкусно. Грязевые орехи чем-то напоминали печеную на костре картошку. Вскоре все трое жадно уписывали сытную похлебку. Джум наблюдала за ними с довольной улыбкой. Маленькая Поллум обняла мать за колени и зашептала:
– Мам, а это кто?
– Худышки, доча. Оттудова, сверху. Бедные ребятки.
– А почему они здесь?
– Удрали, наверно. Сбежали к нам.
Горячий ужин поднял гостям настроение, и приятелей снова разобрало любопытство.
– Значит, вы живете на Низменном озере? – уточнила Кестрель.
– Этого не знаю, – пожала плечами хозяйка. – Внизу, да. Все мы внизу.
– А грязь, она… Ну, в смысле… – Девочка так и не придумала, как вежливо закончить вопрос, поэтому перескочила на другое: – А здесь почти не пахнет.
– Как это? – не поняла супруга Виллума. – Надеюсь, очень даже пахнет. Сладкой землицей.
– И… все?
– А чего еще надо?
Тетушка, сидевшая у огня, прыснула в ладонь.
– Сквоч! – воскликнула она. – Думают, наша грязь – это сквоч!
– Не-е, – протянула Джум. – Тупые они, что ли?
– А ты спроси, – подначила родственница. – Спроси, спроси.
– Худышки, вы же не приняли нашу грязь за сквоч?
– А что это? – вежливо осведомился Бомен.
– Не знаете? – поразилась вопросу хозяйка, а Поллум захихикала. – Сквоч – это… сквоч.
Виллум решил встрять в занятную беседу.
– Ну да, сквоч. А что такого? Все в конце концов уходит в землю и добавляет аромата. Один большой котел, вот что это.
Он зачерпнул из горшка половник наваристой похлебки.
– Когда-нибудь и я лягу и не встану, и сладкая землица заберет меня назад, и ей станет лучше. Это ничего, худышки, что вокруг сквоч. Все мы из него сделаны, ежели глянуть хорошенько. Каждый человек – только часть землицы.
И он шумно хлебнул из половника. Супруга одобрительно закивала.
– Ну и удивляешь ты меня порой, Виллум.
Мампо первым прикончил свою порцию варева. Усталый мальчик тут же повалился на пол, свернулся калачиком и немедленно заснул.
– Вот так и надо, худышка, – нежно сказала хозяйка и укрыла его драным ковриком.
Близнецы тоже падали с ног, но как же улечься, если все тело покрывает неприятная корка?
– Пожалуйста, мэм, – попросил Бо, – где тут можно помыться?
– Что, ванну захотели?
– Да, мэм.
– Поллум! Готовь ванну!
Пещерная девочка сняла с очага дымящийся котел и опрокинула его в некое углубление в земле. Горячая вода заплескалась меж грязных стенок ямы.
– Ну, кто первый?
Брат и сестра недоуменно переглянулись.
– Покажи им, Поллум, – вмешалась тетушка. – У них там, поди, и мыться не умеют. Бедняжечки.
Подземной девочке не часто доставалось нежиться в "первой" – самой чистой – ванне, поэтому она прыгнула без разговоров. Довольная, Поллум распласталась на дне, точно краб, заерзала и перекатилась туда-сюда, повизгивая от восторга, пока ее тело зарастало свежей кашицей из тепловатой слизи.
– Хватит, Поллум. Оставь немного худышкам.
Близнецы как можно учтивее объяснили, что им уже расхотелось: ноги, мол, совсем не держат. Хозяйка заботливо набросала две мягкие кучи половичков, и гости по примеру Мампо свернулись калачиками. Бомен, утомленный пережитыми ужасами дня, сразу же крепко заснул, а девочка все лежала, не смыкая глаз, и наблюдала за подземными жителями. Виллум поделился с дедулей какой-то травкой из мешка, и теперь они вполголоса хихикали в углу. Джум по-прежнему сидела у огня и зачем-то варила гигантский котел похлебки. А Поллум донимала ее расспросами.
– Почему они такие тощие, мам?
– Кушают мало, доча. У них там и орешков-то нет.
– Нету орешков?
– Понимаешь, наверху ведь и грязи нет.
– Нету грязи?!
– Вот и не забывай, Поллум, как тебе повезло. Не то что им.
Кестрель хотела послушать еще, но тут голоса смешались, поплыли, а теплые блики, плясавшие на потолке, завертелись у нее перед глазами. Девочка зевнула, укуталась поуютнее, подумала об уставших ногах и о том, как приятно лежать в постели, а через миг уже сладко спала.
Глава 11
Сбор урожая
Когда близнецы наконец проснулись, через дымное отверстие над очагом сочились тусклые серенькие лучи дня. Хозяева куда-то ушли, только маленькая Поллум тихонько сидела у огня, дожидаясь, пока гости откроют глаза. Мампо нигде не было видно.
– Ваш друг на озере, – сообщила девочка. – Помогает собирать урожай.
Поллум поставила на стол тарелку с аппетитным печеньем, которое оказалось не чем иным, как обжаренными ломтиками грязевых орехов.
– Вы что же, ничего другого не едите? – поинтересовалась Кестрель.
Поллум, казалось, не поняла вопроса.
За завтраком близнецы обсудили свое положение. Ясно, что мама сходит с ума от страха за них; ясно, что они заблудились и сами боятся. И все же Кестрель наотрез отказалась возвращаться в Арамант:
– Я скорее умру, чем опять пойду мимо этих ужасных детей-старичков.
– Тогда ты знаешь, как нам поступить.
– Да.
Юная мятежница достала карту императора и вместе с братом задумчиво склонилась над пергаментом.
– Сначала надо найти дорогу, – произнес Бомен, проводя пальцем по долгой линии, обозначенной как "Великий Путь".
– А еще раньше – выбраться отсюда.
Дети спросили у Поллум, знает ли она какой-нибудь выход из этих пещер. Девочка округлила глаза и удивленно замотала головой: нет, разумеется, нет.
– Должен быть выход, – настаивала Кесс, – есть же у вас дыры для света.
– Ну… - Поллум пораскинула мозгами. – Падают обычно вниз, а не наверх.
– Ладно, лучше спросить у взрослых. Когда они вернутся?
– Не скоро. Сегодня день урожая.
– И что вы собираете?
– Грязевые орехи.
Дочка хозяев поднялась, чтобы навести порядок на столе. Брат с сестрой оживленно зашептались.
– Как поступим с Мампо?
– Пусть идет с нами, – решил Бо. – По крайней мере, от него больше проку, чем от меня.
– Пожалуйста, не говори так, а то опять расплачешься.
И действительно, на глаза мальчика уже наворачивались крупные слезы.
– Прости, Кесс. Я просто трусишка.
– Храбрость – это еще не все.
– Папа велел за тобой приглядывать.
– Вот мы и заботимся друг о друге, – сказала Кестрель. – Ты умеешь чувствовать, а я – делать.
Бомен поразмыслил и кивнул. Он и сам ощущал нечто подобное, да только не мог выразить словами. Поставив тарелки отмокать в лужице мокрой грязи, Поллум вытерла руки об одежду и сказала:
– Ну, мне пора на озеро. День такой. Все занимаются урожаем.
Гости решили пойти с ней и поискать Виллума. Надо же выспросить дорогу на равнины.
Выбравшись из землянки, дети удивленно огляделись по сторонам. Вчерашний угрюмый вид совершенно переменился. Повсюду через дыры в серебристых сводах падали столбы дневного света. Блики отплясывали на волнах так, что больно было смотреть. Огромные сияющие лужицы у основания столбов источали мягкое сияние, которое разбегалось мелкой рябью по всей глади озера, теряясь где-то в туманной дали. Прямо по этому великолепию бродили взад и вперед сотни занятых делом людей. Некоторые трудились, построившись в длинные ряды, другие выгребали на огромных плотах. Кое-кто хлопотал у громадных костров, а кто-то – у странных, похожих на лебедки приспособлений. И где бы подземные жители ни сходились, они дружно затягивали песню – красивую, рабочую песню. Ибо какое же нелегкое дело обходится без нее? Кестрель изумленно потянула носом.
– По-моему, больше не воняет.
– Да нет, – возразил Бомен. – Это мы притерпелись.
Близнецы осторожно пригляделись: нет ли поблизости седовласых карликов? Затем, успокоившись, поискали глазами кого-нибудь из вчерашних знакомых. Как на грех, обитатели соляных пещер казались гостям на одно лицо: все одинаково круглые и перепачканные. Поллум отправилась вперед, показывая дорогу, и дети боязливо тронулись за ней – вдоль по каменной грядке, к одному из ближайших костров. По пути они начали понимать, чем же занимаются местные жители.
Грязевые орехи росли на полях неглубоко от поверхности озера, в мутной серовато-бурой жиже. Прилежные жнецы шагали по этим полям, низко кланяясь и погружая руки по локти в грязь. Сорванные орехи, каждый чуть больше крупного яблока, отправлялись в деревянные ведра, которые приходилось таскать за собой. Двигаться нужно было в одном ритме, поэтому каждый ряд хором тянул свою песню.
Близнецы, как завороженные, смотрели на эти бесконечные цепочки, раскачивающиеся вверх и вниз, точно морские воды в час прилива, и слушали мелодичные голоса, чей звон долетал до высоких пещерных сводов и возвращался обратно приглушенным эхом. Люди у больших костров тоже пели, однако не столь слаженно, сбиваясь то на один, то на другой мотив и ничуть не заботясь об этом. По-видимому, им досталась работа полегче, а некоторые, казалось, и вовсе бездельничали, поминутно заливаясь хохотом. Кое-кто жарил на углях орехи, а потом выкатывал их длинными палочками, иные счищали со скорлупы присохшую грязь, а большинство носилось по Низменному озеру с деревянными ведрами в руках.
Поллум тоже ухватила три посудины, для себя и для гостей.
– Идем, я покажу, что делать.
Она ни капли не сомневалась в готовности близнецов помочь. Да и Виллум куда-то запропастился… К тому же все вокруг столь усердно трудились, что Бо и Кесс показалось невежливым отлынивать от общих обязанностей. Они пошагали за девочкой, выслушивая нехитрые объяснения.
Детям соляных пещер надлежало менять у собирающих полные ведра на пустые. Работать приходилось быстро, кидаться по первому же кличу: "Готово!" Урожай сваливали большими кучами у костров, разложенных на каменных грядках вдоль ореховых полей, так что бегать было совсем недалеко. И все-таки уже через некоторое время близнецы взмокли от напряжения. Непросто, очень непросто носиться с тяжелым ведром по липкой грязи, особенно если та доходит почти до середины голени. Ноги и руки детей гудели с непривычки, а грязная корка пропиталась соленым потом. Впрочем, вскоре и к большому своему облегчению, юные гости поняли, что и в этой работе имеется свой четкий ритм. Тогда дружные песни собирающих несколько взбодрили приунывших брата и сестру. За тихими секундами покоя обычно следовал зов: "Готово!", и опять начинался бег с препятствиями. Возвращаясь к палящему костру и слушая хохот подземных жителей, которые выкатывали из углей печеные орехи, дети по-настоящему изнывали от жара. Но вот наступал счастливый миг: ведро опрокидывалось, поклажа высыпалась наружу и тело словно бы обретало крылья. Путешествие обратно по озеру казалось полетом наяву, танцем среди солнечных лучей и темной ряби.
Прошел, как почудилось детям, целый день; сияние в небесных дырах заметно поблекло, когда сборщики урожая начали выпрямляться, потирая натруженные спины и оглядываясь на костры.
– Обед, – сказала Поллум.
Работники потянулись к огромным лоханкам, в которых уже дымились печеные, с пылу с жару, орехи, а главное – рядом стояли кадки с чистой – ну, сравнительно чистой – водой. Первым делом каждый напился из ковшей с вытянутыми ручками, второпях проливая себе за шиворот. Потом все чинно уселись небольшими группками, а лохани пустили по кругу. Обедающие стали грызть орехи, точно спелые яблоки.
Близнецы уже никого и ничего не искали, кроме хорошего плода пожирнее. С полминуты брат и сестра изумленно жевали то, что досталось, потом их глаза встретились. Дети молчаливо кивнули: это самый роскошный обед в их жизни. Сладкая, вроде сливочного крема, но с привкусом орешков, мякоть нежно таяла во рту, после того как прокусишь хрустящую корочку с невероятно соблазнительным ароматом костра…
– Бесподобно, а? – Виллум сам нашел своих гостей и теперь ухмылялся от уха до уха. – Из милой землицы, а потом еще из огня. Я вот что скажу: кто не едал орешка в день урожая, тот не знает вкуса жизни.
Мужчина подмигнул и ни с того ни с сего расхохотался.
– Ой, пожалуйста, – испугалась Кестрель, видя, что Виллум собирается брести дальше, – не могли бы вы нам помочь?
– Помочь, худышки? Это как же? – усмехнулся он, ощутимо раскачиваясь из стороны в сторону.
– Нам нужен выход из пещер – туда, на равнины.
Мужчина сморгнул, нахмурил брови, снова расплылся в улыбке.
– Из наших соляных пещер? На равнины? Шутники! Нет-нет-нет, вы меня не проведете!
И он заковылял прочь, негромко посмеиваясь себе под нос.
Близнецы огляделись: оказывается, многие работники вели себя похожим образом – шатались по полю и заливались хохотом. Здесь и там они сбивались в целые стаи, вместе качались и ржали в голос.
– Может, это из-за листьев, которые они жуют? – предположил Бомен.
– Истинная правда, – промолвил со вздохом знакомый голос – Сегодня все мужчины отправились в страну таксы.
Это была Джум, она как раз принесла новую лохань с печеными орехами.
– Мы, женщины, слишком разумные существа. И слишком заняты для всяких шалостей.
– Прошу вас, мэм, – взялась за свое Кестрель. – Как нам отсюда выбраться?
– Выбраться? Ну, это смотря куда.
– На север. В сторону гор.
– Вот оно как? – Джум изогнула левую бровь. – А чего там интересного, в горах-то?
– Нам нужно попасть в Чертоги Морах.
Вокруг повисла гробовая тишина. Люди стали подниматься и уходить, суеверно косясь через плечо.
– О таких вещах не говорят, – наставительно произнесла супруга Виллума. – Здесь их даже по имени не кличут.
– А почему?
Джум помотала головой.
– У нас тут ничего такого нет, и не надо. Довольно и сверху этого добра.
Она возвела глаза к потолку пещеры.
– В Араманте?