Очень полезно с детства знать разницу между словами "буквально" и "фигурально". Если что-то происходит в буквальном смысле, оно происходит на самом деле, а "фигурально" означает, что вы чувствуете себя так, как будто это происходит на самом деле. Если сказать, что вы запрыгали от радости в буквальном смысле, значит, вы действительно подпрыгиваете на месте, так вы радуетесь. А если говорится, что вы в фигуральном смысле прыгаете от радости, значит, у вас такое чувство, что вы могли бы запрыгать, но экономите силы для чего-нибудь другого. Бодлеровские сироты побрели назад и, не заходя в дом Графа Олафа, позвонили в дверь к судье Штраус, которая провела их в дом и позволила рыться в библиотеке. Вайолет взяла несколько книг про механические изобретения, Клаус взял несколько штук про волков, а Солнышко нашла книжку с большим количеством картинок с изображением зубов.
Дома они направились прямо к себе в комнату, забрались все вместе на единственную кровать и погрузились в чтение, забыв обо всем на свете. Фигурально они спаслись от Графа Олафа и своего горького существования. Они, конечно, не спаслись от этого в буквальном смысле, они по-прежнему находились в доме Графа Олафа, ничем не защищенные от его злобной воспитательной методики in loco parentis, что, как вы помните, означает "по родительскому праву". Но, предавшись своему любимому занятию, дети начисто забыли о своих бедах, как будто беды эти перестали существовать. Разумеется, они никуда не делись, но в конце утомительного безысходного дня им и этого хватило. Они читали каждый свою книжку, и у них крепла надежда, что скоро их фигуральное спасение превратится в буквальное.
Глава шестая
Наутро, когда дети, пошатываясь со сна, вошли в кухню, они вместо записки от Графа Олафа нашли там его самого.
- Доброе утро, сироты, - приветствовал он их. - Овсяная каша вас уже ждет. Дети уселись за кухонный стол и с опаской уставились в миски. Если бы вы знали (Графа Олафа и он бы вдруг подал вам заранее приготовленный завтрак, вы бы тоже боялись: а нет ли в каше чего-нибудь страшного: отравы, например, или толченого стекла. Но вместо того или другого Вайолет,
Клаус и Солнышко увидели, что на кашу сверху насыпана свежая малина. Со времени гибели родителей бодлеровские дети ни разу не ели малины, хотя как раз ужасно ее любили.
- Спасибо, - осторожно проговорил Клаус, достав одну ягоду и разглядывая ее. А что если это ядовитые ягоды и только выглядят красиво? Граф Олаф заметил, с каким недоверием Клаус рассматривает малину, улыбнулся и выхватил одну ягоду из миски у Солнышка. Затем, переводя взгляд с одного на другого, забросил ее себе в рот и съел.
- Разве малина не восхитительна? Когда я был в вашем возрасте, это были мои любимые ягоды.
Вайолет попыталась представить себе Графа Олафа подростком, но не смогла. Эти блестящие глаза, костлявые руки, зловещая улыбка - все это бывает только у взрослых. Несмотря на страх перед ним, Вайолет все-таки взяла ложку в правую руку и принялась за еду. Ведь поел же Граф Олаф и кашу, и ягоды, может, там и вправду нет отравы. Кроме того, она очень проголодалась. Клаус тоже начал есть, а Солнышко вообще успела размазать кашу с малиной по всему личику.
- Вчера мне звонили, - продолжал Граф Олаф. - Мистер По рассказал, что вы приходили к нему.
Дети переглянулись. Они рассчитывали, что посещение будет строго конфиденциальным, то есть "останется их с мистером По тайной и эта тайна не будет выболтана Графу Олафу".
- Мистер По сказал, что вам, оказывается, нелегко приспособиться к тем условиям жизни, которые я вам так любезно обеспечил. Мне огорчительно это слышать.
Дети посмотрели на Графа Олафа. Выражение его лица было серьезным, как будто он и в самом деле огорчен, но в глазах при этом бегали огоньки, какие бывают, когда говорят не всерьез.
- Да? - отозвалась Вайолет. - Зря мистер По вас побеспокоил.
- Я рад, что он позвонил, - возразил Граф Олаф, - я хочу, чтобы вы чувствовали себя здесь как дома, я же теперь ваш отец.
Дети слегка вздрогнули - они с грустью вспомнили своего доброго отца, глядя на сидевшую напротив никудышную замену.
- В последнее время, - продолжал Граф Олаф, - я очень нервничал из-за выступлений моей труппы и, боюсь, вел себя несколько отчужденно.
Слово "отчужденно", само по себе просто замечательное, совершенно не подходило для передачи манеры обращения Графа Олафа с детьми. Вести себя отчужденно означает "неохотно общаться с другими людьми". Скажем, стоит на вечеринке в углу и не желает ни с кем разговаривать. Но оно неприменимо к тому, кто выдал одну кровать на троих, заставляет выполнять трудную работу и отвешивает пощечину ребенку. Для таких людей найдется много определений, но слова "отчужденный" среди них нет. Клаус чуть не рассмеялся, услышав такое неуместное употребление этого слова. Но поскольку на лице у него все еще красовался синяк, он удержался от смеха.
- Поэтому, чтобы вы скорее привыкли на новом месте, я хочу взять вас в мой следующий спектакль.
- Какое же мы примем в нем участие? - поинтересовалась Вайолет. После всех трудных заданий Графа Олафа ей совсем не улыбалось делать что-то еще в том же роде.
- Значит, так, - глаза у Графа Олафа заблестели еще ярче, - пьеса называется "Удивительная свадьба", написал ее великий драматург Аль Функут. Мы дадим только одно представление - в эту пятницу вечером. Пьеса эта про одного очень храброго и очень умного человека, и его играю я. В финале он женится на молодой красивой женщине, которую любит. Толпа присутствующих ликует. Ты, Клаус, и ты, Солнышко, будете ликовать в толпе.
- Но мы будем гораздо ниже остальных, - сказал Клаус. - Не покажется ли это публике странным?
- Вы будете изображать двух карликов на свадьбе, - терпеливо разъяснил Олаф.
- А что буду делать я? - спросила Вайолет. - Я умею обращаться с инструментами и могла бы помочь вам устанавливать декорации.
- Декорации? Ни в коем случае! - воскликнул Граф Олаф. - Чтоб такая хорошенькая девочка работала за кулисами - это никуда не годится.
- А я бы с большим удовольствием, - настаивала Вайолет.
Бровь у Графа Олафа поползла вверх, и бодлеровские сироты сразу узнали этот признак гнева. Но бровь тут же опустилась, - видимо, он заставил себя сохранять спокойствие.
- Нет, у меня для тебя есть важная роль на сцене. Ты будешь играть молодую женщину, на которой я женюсь.
Вайолет почувствовала, как каша с малиной закрутилась у нее в животе. То, что Граф Олаф объявил себя их отцом и действовал по родительскому праву, было уже достаточно скверно, но представить себе Олафа своим мужем, пусть даже в спектакле, было еще того хуже.
- Это очень важная роль, - рот его искривился в каком-то подобии улыбки, но улыбка вышла неубедительной, - хотя по роли ты произносишь только одно слово "да", когда судья Штраус спрашивает тебя, согласна ли ты взять меня в мужья.
- Судья Штраус? - удивилась Вайолет. - При чем тут она?
- Она согласилась сыграть роль судьи. - Из-за спины у Графа Олафа за детьми пристально следил один из многочисленных глаз, нарисованных на стенках кухни. - Я попросил судью Штраус принять участие в спектакле, потому что хотел проявить не только лучшие отцовские, но и добрососедские чувства.
- Граф Олаф… - начала Вайолет и замолчала. Ей хотелось попытаться убедить опекуна не брать ее на роль невесты, но она боялась рассердить его. - Отец, я не уверена, что способна играть профессионально. Я бы не хотела опозорить ваше доброе имя и имя Аль Функута. А кроме того, в ближайшие недели я буду трудиться над своими изобретениями… и учиться готовить ростбиф, - быстро добавила она, вспомнив, как он бушевал по поводу обеда.
Граф Олаф протянул свою паучью лапу и взял Вайолет за подбородок.
- Нет, ты будешь участвовать в представлении, - сказал он, пристально глядя ей в глаза. - Я бы предпочел, чтобы ты сделала это добровольно, но, как вам, кажется, объяснил мистер По, я могу заставить тебя, и тебе придется послушаться.
Острые грязные ногти слегка царапнули ей подбородок, и Вайолет вздрогнула. В комнате стояла мертвая тишина, когда наконец Граф Олаф отпустил Вайолет, выпрямился и вышел, не сказав больше ни слова. Бодлеровские дети молча прислушивались к тяжелым шагам на лестнице, которая вела в башню и куда им не полагалось ходить.
- Ладно, - нерешительно произнес Клаус, - вроде ничего страшного не будет, если мы примем участие в спектакле. Видно, для него это очень важно, а мы ведь хотим расположить его к себе.
- Он что-то задумал, - возразила Вайолет.
- Ягоды не были отравлены, как ты думаешь? - обеспокоенно спросил Клаус.
- Нет, - ответила Вайолет. - Олаф охотится за нашим состоянием. Ему невыгодно нас убивать.
- А чем выгодно, чтобы мы играли в его дурацкой пьесе?
- Не знаю. - Вайолет встала и с несчастным видом принялась мыть миски из-под овсянки.
- Хорошо бы узнать побольше про закон наследования, - заметил Клаус. - Ручаюсь, что у Графа Олафа уже готов план, как отнять у нас деньги, только непонятно, в чем он состоит.
- Можно бы спросить у мистера По, - неуверенно проговорила Вайолет. Клаус, стоя рядом, вытирал миски. - Он знает всякие латинские юридические выражения.
- Ну да, а потом он опять позвонит Графу Олафу, и тот поймет, что мы что-то затеяли против него, - запротестовал Клаус. - Может, поговорить с судьей Штраус? Она должна все знать про законы.
- Но она олафовская соседка, - возразила Вайолет, - и может упомянуть в разговоре с ним, что мы ее спрашивали.
Клаус снял очки с носа, что обычно делал, когда усиленно думал.
- Тогда как же нам узнать про законы без ведома Олафа?!
- Каги! - неожиданно выкрикнула Солнышко. Вполне вероятно, она имела в виду что-то вроде "Вытрите же мне наконец лицо!", но Вайолет и Клаус воззрились друг на друга. Книги! Оба подумали об одном и том же: наверняка у судьи Штраус имеется книга про закон наследования.
- Граф Олаф не оставил на сегодня никаких заданий, - сказала Вайолет, - и мы спокойно можем пойти в библиотеку к судье Штраус.
Клаус улыбнулся:
- Верно. И знаешь, сегодня я, пожалуй, не стану брать книг про волков.
- А я про машиностроение, - добавила Вайолет. - Я лучше почитаю про наследование.
- Ну так пошли, - поторопил Клаус. - Судья Штраус звала нас в ближайшее время, так что не будем проявлять отчужденность.
Вспомнив, как не к месту Граф Олаф недавно употребил это слово, бодлеровские дети покатились со смеху, даже Солнышко, хотя ее словарный запас был пока весьма ограничен. Они быстренько убрали чистую посуду в кухонные шкафчики, которые следили за ними своими нарисованными глазами. А затем побежали в соседний дом. До пятницы, дня спектакля, оставалось уже не много дней, и дети хотели как можно скорее докопаться, в чем состоит план Графа Олафа.
Глава седьмая
На свете есть множество книг самого разного типа, и это правильно, поскольку на свете есть множество людей разного типа и все хотят читать что-то на свой вкус. И скажем, люди, которые терпеть не могут истории про то, как с маленькими детьми приключаются всякие страшные вещи, должны немедленно отложить в сторону эту книгу. Но есть один тип книг, которые никто не любит читать, - это юридические книги. Эти книги отличаются тем, что они очень длинные, очень скучные и их очень трудно читать. В этом кроется одна из причин, по которой многие юристы зарабатывают кучу денег. Деньги тут являются стимулом, что в данном случае означает "денежное вознаграждение, призванное убедить вас делать то, чего делать не хочется", а именно читать длинные, скучные, трудные книги.
У бодлеровских детей стимул носил несколько иной характер: они хотели не заработать кучу денег, а помешать Графу Олафу сотворить с ними что-то ужасное для того, чтобы заграбастать кучу денег. Но даже и при таком стимуле просмотреть все юридические книги судьи Штраус оказалось делом весьма, весьма и весьма нелегким.
- Боже милостивый, - вырвалось у судьи Штраус, когда позже она вошла в библиотеку и увидела, что они читают. Ведь впустив их, она сразу же ушла на задний двор и занялась цветами, оставив детей одних в своей великолепной библиотеке. - А я-то думала, вас интересует машиностроение, животные Северной Америки и зубы. Вы уверены, что вам хочется читать эти толстые книги? Даже я не люблю их читать, а ведь я занимаюсь судебными делами.
- Да, - солгала Вайолет, - я нахожу их очень интересными.
- Я тоже, - поддержал ее Клаус. - Мы с Вайолет подумываем о юридической карьере, нам эти книги кажутся захватывающими.
- Ну хорошо, - сказала судья Штраус, - но Солнышку-то вряд ли они так интересны. Может, она не против помочь мне в саду.
- Уипи! - крикнула Солнышко, что означало "Да, я предпочитаю возиться в саду, а не сидеть и смотреть, как мои старшие маются над скучными книжками!"
- Хорошо, только, пожалуйста, последите, чтобы она не наелась земли. - Клаус передал Солнышко судье.
- Конечно послежу, - пообещала судья Штраус. - Совершенно ни к чему, чтобы она заболела перед спектаклем.
Вайолет с Клаусом переглянулись.
- Вас так волнует предстоящий спектакль? - робко спросила Вайолет.
Лицо судьи Штраус просияло.
- О да. Мне всегда хотелось играть на сцене, еще с той поры, как я была совсем девочкой. И вот сейчас, благодаря Графу Олафу, я получила возможность исполнить свою мечту. А вас разве не волнует, что вы станете частичкой театра?
- Да, наверное, - ответила Вайолет.
- Ну разумеется. - И судья Штраус с сияющими глазами и с Солнышком на руках покинула библиотеку, а Клаус и Вайолет со вздохом поглядели друг на друга.
- Она помешана на театре, - проговорил Клаус, - она ни за что не поверит, будто Граф Олаф замышляет что-то дурное.
- Она в любом случае нам не поможет, - мрачно заметила Вайолет. - Она ведь судья, начнет вроде мистера По твердить про родительское право.
- Значит, обязательно надо найти юридическую причину, чтобы представление не состоялось, - решительно заявил Клаус. - Нашла ты что-нибудь в своей книге?
- Ничего полезного. - Вайолет взглянула на клочок бумаги, на котором делала заметки. - Пятьдесят лет назад одна женщина оставила огромную сумму денег своей ручной кунице, а трем сыновьям - ничего. Сыновья, чтобы деньги достались им, пытались доказать, что мать была не в своем уме.
- И чем кончилось дело? - поинтересовался Клаус.
- Кажется, куница сдохла, но я не вполне уверена. Надо посмотреть в словаре значение некоторых слов.
- Вряд ли это имеет отношение к нам, - заметил Клаус.
- А может, Граф Олаф хочет доказать, что это мы не в своем уме, и таким образом получить деньги? - высказала предположение Вайолет.
- Но зачем для доказательства этого надо заставлять нас играть в "Удивительной свадьбе"?
- Не знаю, - призналась Вайолет. - Я зашла в тупик. А ты что нашел?
- Примерно во времена твоей женщины с куницей, - Клаус перелистывал толстенную книгу, - группа актеров играла в постановке шекспировского "Макбета", и все актеры были без костюмов.
Вайолет покраснела:
- Ты хочешь сказать - они были голые? На сцене?
- Совсем недолго. - Клаус улыбнулся. - Явилась полиция и прекратила представление. Но это тоже нам мало может помочь. Просто интересно почитать.
Вайолет вздохнула:
- А может, Граф Олаф ничего такого не замышляет? Играть в его пьесе мне неохота, но, возможно, мы с тобой зря волнуемся? А вдруг Граф Олаф в самом деле пытается приучить нас к дому?
- Как ты можешь так говорить? - возмутился Клаус. - Ведь он ударил меня по лицу!
- Но каким образом он захватит наше состояние, если просто возьмет нас играть в спектакле? - сказала Вайолет. - У меня глаза уже устали читать книги, все равно толку никакого. Я иду помогать судье Штраус в саду.
Клаус смотрел вслед сестре, и им овладевало чувство безнадежности. До спектакля остались считанные дни, а он до сих пор не разгадал замыслов Графа Олаф а и тем более не придумал, как ему помешать.
До сих пор Клаус был убежден, что если будешь читать много книг, то сумеешь разрешить любую проблему. Сейчас он не так был в этом уверен.
- Эй, вы! - раздался голос у двери и разом вывел Клауса из задумчивости. - Меня послал за вами Граф Олаф. Вы должны немедленно вернуться домой.
Клаус повернул голову и увидел в дверях одного из членов олафовской труппы - того, что с крюками.
- Что ты тут в этой затхлой конуре делаешь? - произнес он скрипучим голосом и подошел к сидевшему на стуле Клаусу. Прищурив свои маленькие глазки, он прочел заглавие одной из книг: "Закон наследования и его истолкование". - Зачем ты ее читаешь? - спросил он резко.
- А вы как думаете - зачем? - огрызнулся Клаус.
- Сейчас я тебе скажу, что думаю. - Крюкастый положил один из крюков Клаусу на плечо. - Я думаю, тебя больше нельзя пускать сюда в библиотеку, во всяком случае до пятницы. Нам ни к чему, чтоб такой малявка, как ты, набрался ненужных идей. Говори, где твоя сестра и эта маленькая паршивка?
- В саду. - Клаус стряхнул с плеча крюк. - Идите за ними сами.
Актер нагнулся так близко, что черты его лица расплылись у Клауса перед глазами.
- Слушай меня внимательно, малявка. - Каждое слово вырывалось у него вместе с вонючим дыханием. - Единственно, почему Граф Олаф не разорвал вас на куски, так это потому, что еще не заполучил ваши денежки. Он оставляет вас в живых, пока не приведет в исполнение свой план. Но задай себе вопрос, книжный червяк: какой ему смысл сохранять вам жизнь после того, как он отберет у вас деньги? Что произойдет с вами тогда, как ты думаешь?
Ледяные мурашки побежали у Клауса по всему телу. Никогда в жизни он еще не испытывал такого страха. Руки и ноги у него затряслись, как в припадке. Губы не повиновались, и он издавал какие-то непонятные звуки вроде тех, что издавала Солнышко.
- А-а-а, - выдавил он из себя, - а-а-а…
- Когда наступит час, - произнес крюкастый ровным голосом, не обращая внимания на попытки Клауса, - Граф Олаф скорее всего отдаст тебя мне. Так что на твоем месте я бы вел себя повежливее. - Он распрямился и поднес свои крюки к самому лицу Клауса, свет от лампы падал теперь прямо на зловещие приспособления. - А сейчас, извини, я пошел за двумя другими сиротками.
Он вышел, и Клаус почувствовал, как обмякло все его тело. Ему захотелось посидеть и отдышаться. Но разум не позволил ему медлить. Оставались последние минуты, чтобы побыть в библиотеке, и, возможно, последний шанс, чтобы сорвать планы Графа Олафа. Но что делать? Прислушиваясь к тихим звукам разговора крюкастого с судьей Штраус, доносившимся из сада, Клаус отчаянно шарил взглядом по полкам, ища что-нибудь полезное. Наконец, когда к двери уже приближались шаги, Клаус высмотрел одну книгу и быстро схватил ее. Едва он успел сунуть ее себе за пазуху и заправить спереди рубашку, как крюкастый вошел в библиотеку, конвоируя Вайолет и неся Солнышко, которая безуспешно пыталась кусать его крюки.
- Иду, иду, - торопливо сказал Клаус и поскорее вышел из дома, чтобы актер не успел разглядеть его как следует. Он быстро пошел впереди, надеясь, что никто не заметит у него спереди бугра под рубашкой. А вдруг книга, которую он несет тайком, спасет им жизнь?