А в королевстве между тем по поводу внезапного исчезновения принцессы случился большой переполох. Король немедленно объявил чрезвычайное положение, круглосуточный комендантский час и расстрел на месте в алфавитном порядке. Кузен-принц сочинил невероятно трагическое стихотворение, которое, к счастью, безвозвратно погибло, совершенно закапанное слезами.
А потом посреди всего этого безобразия появилась принцесса и сообщила, что ходила дуть на одуванчики. И все тут же успокоились. Принцессам положено иметь капризы.
Вот так и началась эта история. А что может быть лучше начала истории, когда еще никто-никто не знает, что у нее обязательно наступит счастливый конец?
Принцесса стала каждый день ходить в гости к свинопасу, да и у него вдруг появились неотложные дела в дворцовой кухне. Удивительно - раньше они никогда не встречались, а тут стали сталкиваться нос к носу где попало по пятнадцать раз на дню.
Умный человек сразу подумал бы, что это неспроста. А свинопас просто по пятнадцать раз в день удивлялся. Философы, как правило, не очень хорошо разбираются в окружающей жизни.
А вообще, все шло как нельзя лучше. Мама-королева отбыла на воды лечить застарелую ненависть к мужу, которую ошибочно принимала за мигрень, а папа-король впал от этого в такую радость, что запил горькую с каким-то безлошадным бароном.
Поэтому никто не мешал принцессе и свинопасу сидеть вечерами на фарфоровом крылечке и разговаривать ни о чем особенном. Принцесса уютно вышивала гобелен на патриотическую тему, а свинопас нес всякий бред и одновременно думал о том, любит он принцессу или это ему только кажется.
А однажды принцесса вдруг его поцеловала.
Дурак свинопас, которому даже не приходило в голову, что так бывает, совершенно растерялся и выпучил не очень выразительные глаза.
"Ну?" - сказала принцесса нетерпеливо.
"Что "ну"?" - с надеждой спросил свинопас, которому, в общем-то, понравилось.
"Ты собираешься превращаться в принца?"
Свинопас на всякий случай пощупал свой нос и глупо сказал: "А по-моему, я и так ничего".
Но принцесса больше ничего не сказала, свернула гобелен и ушла во дворец.
"Хоть бы дураком обозвала", - сидя на лугу, жаловался свинопас супоросой свинье. Теперь-то он точно знал, что любит принцессу, причем любовь как-то сразу оказалась несчастной.
"Нет, ты постой! - кричал он через два дня, гоняясь за несчастной свиньей, которой успел надоесть хуже горькой редьки. - Она чего думала? Она думала, я принц заколдованный. Что меня - чмок, и людям не стыдно показать. Пускай вон кузена своего целует, он ей за это стишок сочинит. А я себе и получше найду".
Врал свинопас.
Во-первых, ничего бы он с такой рожей не нашел. А во-вторых, и не хотел он лучше. Да и не бывает на свете ничего лучше вот этой самой принцессы. И свинопас, хоть и дурак, но все-таки философ, уже это понял.
Жаль только, что он так и не понял, почему обиделась принцесса.
А мне кажется, что все было бы нормально, если бы свинопас ну хотя бы попытался превратиться в прекрасного принца.
Тут все, как и заведено, пошло хуже некуда. Вернулась королева, которой на водах до смерти надоел своими мандаринами какой-то южный диктатор, начался дождь, а с неба куда-то пропали все звезды.
Королева то ли учуяла что-то неладное, а может, кузен наябедничал, но свинопаса внезапно отправили в отпуск без какого-либо содержания на все четыре стороны. Принцесса совсем не появлялась, кузен ходил подозрительно довольный, дождь все шел и шел, а философия почему-то больше совсем не помогала.
Проболтавшись пару дней вокруг дворца в надежде случайно столкнуться с принцессой и все ей простить, свинопас в конце концов уехал в деревню к бабушке, где прочно улегся на печку и стал непрерывно думать о том, как ему наплевать на принцессу.
Бабушка, от старости лет впавшая в дремучий материализм, упорно пыталась вылечить душевные хворобы внучка блинами и борщом. Наверное, она была права. Все в конечном счете блинами с борщом и заканчивается.
Как ни странно, но эта история здесь тоже кончается. Можете назвать меня жуликом и сказать, что никакой сказки и не было.
Ну и зря. Сказка была. Только у нее есть такое правило - она продолжается ровно столько, сколько ей самой хочется. А потом хоть пятьдесят драконов в нее загони - все равно сгорит только соседская кладовка. Тоже, впрочем, неплохо.
Удивительно. Давным-давно эта сказка была очень длинной. В ней были другие персонажи, например друг свинопаса кочегар, из которого не получилось трубочиста, но именно он в конце концов женился на принцессе. Была там малограмотная Избушка на курьих ножках, и даже Баба Яга иногда пролетала. В самом конце все были счастливы, кроме свинопаса, который пошел с Избушкой в Индию, но заблудился и попал на Землю Франца-Иосифа.
Куда все подевались? И нет никакой Индии, а Землю Франца-Иосифа придумал обмороженный Амундсен.
И свинопас никуда не ушел. Вот он сидит за столом, хлебает борщ деревянной ложкой и думает о том, что, в сущности, тут и думать-то не о чем, но стоит хорошенько подумать, почему он все время об этом думает. Только не надо его спрашивать про серые глаза. Он очень удивится.
Да. Совершенно заброшенный автором, свинопас застрял в какой-то щели повествования, в которой тот же самый автор забыл пустить время и образовать хоть какое-нибудь окружающее пространство.
Ну и шут с ним, со свинопасом. Тоже мне сказочный герой нашелся.
Но принцесса? Куда вы дели принцессу, я вас спрашиваю?
Да ладно, это я так. Извините.
Кричать на читателя еще глупее, чем делать из него человека. Я вам не Лев Толстой какой-нибудь.
Я лучше пойду к свинопасу. Он, хоть и дурак, но вылитый я в молодости. Вдруг он по ошибке придумал что-нибудь путное по поводу того, о чем и думать-то нечего?
СКАЗКА СТАРОГО КОРОЛЯ
Однажды оказывается, что все на свете кончается. В самом начале в это совершенно невозможно поверить. Да вы что, смеетесь? Какой конец? Вот сидит новенькая принцесса без единой трещинки, и еще совершенно никому не известно, что это у нее не талия, а просто удачно затянутый корсет. Когда вы это будете знать с самого начала… да нет, это еще не обязательно старость. Это кончилась молодость.
Просто я занялся не своим делом. Вот, например, премьер-министр. Он приносит мне списки бунтовщиков, которых нужно немедленно казнить, и просит подписать. Я его спрашиваю: "А зачем их казнить?" Он смотрит на меня как на идиота: "Для порядку в стране и всеобщего благоденствия, Ваше Величество". "Всеобщего благоденствия… Нет, ты скажи, тебе лично от этого легче будет?" "Конечно, - отвечает, - если стране хорошо, то и мне тоже". "Ну, тогда и казни их сам, если тебе это нужно, - говорю я и отодвигаю ему приговор. - Я-то тут при чем?" Но что-то он своей башкой думает. Не знаю уж, про страшный суд или еще что-то, но начинает он, конечно же, трясти щеками с указательным пальцем и пихать приговор обратно в мою сторону. Они меня кормят и одевают, чтобы сваливать на меня все свои гадости.
А я когда-то просто любил принцессу. Тогда я еще не знал, что это значит так много. Нет, я, конечно, все знал про любовь и ненависть, про жизнь и смерть, про свет и тьму. Но оказалось, что между ними располагается огромное количество совершенно неизвестных мне обязанностей, подлостей, предметов, понятий, причин и следствий, правил и законов, кошек и мышек, жучек и внучек. Откуда они повылезли? И где прятались раньше?
Генерал приперся. Скучно ему. Вообще-то нет, не скучно. Он боится, что я его должность упраздню за ненадобностью. А впрочем, не так уж и боится. Он тогда устроит военный переворот и введет хунту. Только ему этого пока не хочется. Он любит просить у меня гречневой крупы для солдатиков. А если он станет диктатором, то у кого ее просить? Но, поскольку нам никто не угрожает, хоть их режь, он постоянно придумывает всякие опасности отечеству.
"Ваше Величество, - рапортует, - по данным Генштаба, в окрестностях деревни Завалинки обнаружен дракон огнедышащий, который требует трех девиц непорочных с целью их пожирания. Или вступления с ними в брак, по другим источникам. Предлагается послать для искоренения оного два батальона в асбестовом обмундировании с огнетушителями". "Ну, так посылайте", - говорю. "Никак невозможно, Ваше Величество, кладовщик огнетушителей без Вашего приказа не дает, потому что пропил". "Слушай, - говорю я, подписывая приказ кладовщику, - а как ваш дракон определяет - порочную девицу ему прислали или нет? Может, его сначала допросить, чтобы поделился, а потом уже огнетушителями?" "Так точно, Ваше Величество, допросим!" Он сейчас на все согласен. Скучно ему. Теперь зато пойдет к кладовщику, будет орать, грозить саблей, пинать его в тощий зад сияющим сапогом…
А смешно было бы, если и правда дракон. Пойти бы в лес, найти избушку на курьих ножках… Старуха бы чего-нибудь присоветовала, если жива еще. Да ладно, сиди уж, дурак старый. С драконами воевать - стимул нужен. А скука - какой это стимул? Сожрет, и правильно сделает. Да и старуха разговаривать не станет. Что-то она тоже себе думает.
Министры все воры. Я их понимаю, я бы тоже воровал, пока есть чего. Королевство наше еще живое только потому, что руки у соседей не доходят. Они там Америку какую-то делят. А как поделят, так и про нас вспомнят. Да и соседушку нашего, Шыша Осьмнадцатого, не забудут. Он по пятницам жену свою колотит из государственных, как уверяет, соображений. За две границы слыхать.
Мой генерал все предлагает его завоевать. Завоевать-то можно, он и не заметит. Так ведь солдатики пойдут за яичками мародерствовать, девок крестьянских за груди лапать. Крестьяне разобидятся, да ну их… Нет, не гожусь я в Александры Великие. И профиль мой никаких монет украшать не будет. Оно и к лучшему - совсем негодный у меня профиль, честно сказать.
Министр внутренних дел на прием просится. Тоже небось про дракона рассказывать. Подождет.
Кладовщик тоже фрукт. Ворует-ворует, а сам худой как Кащей, на колене солидол, из-под мышки пакля. Никто его ни разу в жизни трезвым не видел, но и не спит он никогда. Сидит он в своей кладовой и желтыми глазами тьму освещает. И все слышит, что в мире происходит. Как постное масло мешки с сахаром заливает, как крыса свечку жует, как гриб растет и как скользкие гады сами по себе в муке заводятся. И верует он свято, что все превзошел, все понял, что все пыль и плесень, и пожрут нас всех в конце концов тараканы да мокрицы. Страшная у него работа. Пусть пьет. Прошлый кладовщик тоже постигал. И ведь постиг, сукин сын. Открылись ему тайные пропорции и суть вещей, отчего крупу он стал отмерять в аршинах, а сукно в пол-литрах. Пытались мы его отговорить, да где там… Смотрит он на нас и жалеет, непросветленных. Пришлось прогнать. Воровать - воруй, а пространство нам не запутывай, мы и сами заблудимся.
Вон мой генерал опять пылит по плацу, аж галифе вспотели. Лица на нем никогда не было, но сейчас и рожа красная куда-то пропала. "Ваше Величество, - пыхтит, - солдатики не вернулись. Сгинули". Вот это да… Может, и правда дракон. Или солдатики просто реквизировали самогон у какого-нибудь крестьянина и протирают амуницию, с них станется. Жалко генерала, если их действительно дракон пожрал. Он и правда отец солдатам. Столько времени потратил, чтобы из крестьянских остолопов сделать регулярное войско. Выбивал из моих полоумных кладовщиков кальсоны, сапоги, полевые кухни, жестяные миски. И ведь сделал. Не отличишь, как настоящие. Воевать они, конечно, не пробовали, но во фрунт и за отечество - не хуже пруссаков.
Как там, интересно, Ее Величество поживает? Когда же мы виделись в последний раз? В эпоху беспрерывных скандалов мал был нам этот дворец, куда ни ткнешься - везде королева с ледяной спиной. Куда она ни зайдет - а там я с кирпичной рожей. А нынче что уже выяснять? Все давно понятно и ей, и мне. Где-то она живет, что-то думает. Исчезает куда-то, потом кивает, проходя мимо по неизвестным своим делам. Совершенно прозевал я тот момент, когда стал говорить одни глупости и подлости, когда походка моя стала дурацкой и пахнуть я стал чем-то невкусным. Прозевал. На кого обижаться? Все время я от нее отстаю. Сначала любила она так, что хоть солнце не всходи, зато и ненавидела потом до того, что в одной кровати спать страшно. Права она - пресный я человек. Никакого порыва. Ни тебе на белом коне, ни в набежавшую волну… Сейчас ей уже все равно. Я устал от нелюбви. Никого ни к кому.
Министра внутренних дел я боюсь. У него нет ни одной иллюзии. Это бы ничего, но он и у меня их отнять хочет. Как только он открывает рот, я не очень удачно изображаю из себя солдафона-самодура. "Как докладываешь, мерзавец! - ору. - Пшел вон, десять кругов по плацу строевым шагом!" Он присылает мне отчеты, а я их не читаю никогда. Очень я дорожу своими иллюзиями. Мне без них смерть. И так уже все старые, прочные, порастащили, а новые заводить ох как сложно в мои-то годы. Растут кое-как, вялые, полупрозрачные.
Я бы этого министра давно прогнал, но боюсь. Не знаю, что там ему про меня известно. А пуще того боюсь, что он про меня знает то, чего я и сам про себя не знаю.
Но сейчас придется с ним разговаривать. "Ваше Величество, дракон настоящий. Хотя, конечно, ни на каких девицах он жениться не собирается. Занимается в основном поджогом озимой пшеницы и пожиранием коров и мелких домашних животных. Басня про девиц распущена старостой деревни. По моим сведениям, на почве отвергнутых притязаний к одной из этих самых девиц". Черт бы тебя подрал. Все-то ты знаешь. И если сказал, что дракон есть, то он есть. Скверно. "А может, ему кошку отравленную подбросить?" - спрашиваю безо всякой надежды. "По моим сведениям…" - снисходительно начинает супостат. "Пшел вон! - ору. - Почему воротничок не подшит? Где ремень, мать твою?" Как будто я сам не знаю, что даже в слона столько крысиного яда не влезет, чтобы этого дракона хотя бы понос прохватил.
От генерала толку нет. Он будет рисовать кроки, утыкает карту синими флажками, его солдаты будут кукукать в зарослях, брать языков, он их всех отправит на гауптвахту, сам туда сядет, но больше ни одного солдата он на дракона не отправит. И правильно сделает. По уставу главнокомандующим этой богадельни являюсь я. Но солдаты меня не уважают. Я не умею ласково ткнуть их кулаком в пузо и спросить, хорошо ли кормят.
Они со мной никуда не пойдут. Как не вовремя… В голове мутно, хоть бы просвет какой, туман один. Никак не додумать цепочку вытекающих друг из друга предложений - рвется. Может, обойдется? Рассосется как-нибудь, а тут и я в доспехах, со ржавым мечом. "Ваше Величество, не нужно уже - издох аспид…" И домой, домой - улыбаться в бороду, как смешно все с этим драконом вышло.
Сижу я с пустыми глазами и думаю, думаю… Надо идти. Как-то, получилось, что, кроме меня, некому. Я бы с удовольствием все свалил на кого угодно. Но никого невозможно найти. Господи, они столько лет не давали мне побыть одному, подумать, что-то решить и бросить наконец это дурацкое королевство. И теперь, когда я, замученный и высосанный их проблемами, болезнями, сплетнями, хихиканьем за спиной, еле волочу ноги, меня наконец оставили в покое. Я пойду. Конечно же пойду. С дурацким мечом и без героического профиля. Я плохой, но добросовестный король. И очень боюсь, что и я тоже перестану себя уважать. Сожрет меня этот дракон. Это вам не Змей Горыныч с именем-отчеством, со своими, пусть неправильными, но мыслями об этой жизни. Выходи, чудище-поганище, биться будем… Это полкило мозгов на гору вонючего синего мяса и заплывшие гноем бурые глаза. Может, по дороге что-нибудь придумается? Опасность близка, кровь взволнуется, голова прояснится. Обязательно прояснится, а то плохи мои дела.
Дракон, по последним донесениям, сжег Завалинку дотла. Хотя староста, сволочь, скормил ему все-таки трех девиц. С согласия деревенского схода. Старосту повесить. Остальным - Бог судья. Министра внутренних дел - в три шеи, за границу, к чертовой матери. Ненавижу непьющих кристально чистых людей. Наделает он тут делов без меня. Генералу - орден, я ему еще на Пасху обещал, да забыл. Солдатам - водки сколько выпьют и навечно запретить крючок на воротничке застегивать.
Извините, дорогой читатель. Сказка только начинается, а я уже ухожу. Я пишу последние строки, сняв глупую железную перчатку, которой только орехи колоть хорошо. Если вернусь, обязательно расскажу, как там получилось с этим драконом, и тогда слово "конец" стоять будет гораздо дальше от этого места.
Осталось самое трудное.
Дочке обещал написать длинное смешное письмо. Я ее люблю. Когда у нее начался переходный возраст, я взял на заметку всех юных разбойников, обдирающих яблони в королевском саду, и всех мало-мальски заметных дураков, уличенных в созерцательности. Я был готов ко всему. К нищим, злодеям, поэтам и мусорщикам. Но ее нынешний муж застал меня врасплох. Этого с детства плешивого выпрямителя кривых линий я не ждал. И в собственной дочке я тоже ничего не понимаю, хотя знаю ее гораздо лучше, чем всех остальных женщин этого мира. Впрочем, похоже, как-то она там устроилась, в его чугунном замке с сосисками и кислой капустой. Я всегда за нее боялся. Женщине для счастья нужно быть круглой дурой с большими голубыми глазами.
И, наконец, Ее Величество… "Я ухожу, - говорю я, надеясь неизвестно на что. - Воевать с драконом". Королева пожимает плечами. Если я сейчас подпрыгну к потолку и рассыплюсь на три миллиона разноцветных шариков, она пожмет плечами еще раз. Поздно. Никакие драконы здесь уже не помогут.
Вот и все. Я выполнил все обещания, о которых сумел вспомнить. Осталось последнее. Выполняю.
"Сочини мне сказку, милый, - попросила меня королева давным-давно. - И чтобы она обязательно заканчивалась "вот так они и жили"".
Жили-были глупый король и красавица королева. Жили они душа в душу тридцать лет и три года. Ушел однажды король воевать с драконом и не вернулся. Это было бы грустно, да, к счастью, никто этого не заметил
Вот так они и жили…
Конец
Роман Губарев
СКАЗКА О РЫБЕ
Рюх ненавидел свою жену.
Он женился рано, сразу после техникума, несмотря на неоднократные предупреждения родителей о том, что поступает он так, мягко говоря, сгоряча. Рюх их не слушал и был уверен, что все делает правильно. Мужественно закусив мокрую от слез подушку, он спрашивал себя: "Ну, мужик, ты Рюх или нет?!" Он искренне считал, что очень любит свою милую Мямлю. А Мямля утверждала, что очень любит Рюха. Рюх был слабовольным настолько же, насколько и юным, к тому же он жаждал половой жизни, предполагая, что для этого необходимо жениться. Тут надо заметить, что о половой жизни Рюх прочел в одной книжке и это стоило ему не одной бессонной ночи. Более всего он запомнил, что женщины "стерилизуют соски в кипящей воде". Неправильно понятое им ударение в слове "с о ски" искорежило всю его жизнь; он понял, что женщины - чрезвычайно загадочные существа.