Про утро Лены
Ранним утром, около шести, Лена Мосина пришла в комнату, плюнула жвачку прямо на ковер, взобралась на табуретку, просунула голову в петлю, подпрыгнула и повесилась. Сразу стало душно и отчего-то очень захотелось в туалет, но Лене Мосиной было уже неудобно. Она потеряла сознание и хотела тут же умереть, но вдруг услышала телефонный звонок…..
- Да, я вас слушаю, говорите быстрее, мне некогда.
- Алло, здравствуйте. Это Лена Мосина? Позовите, пожалуйста, Лену Мосину?
- Ой, а вы знаете, она спит.
- Да что вы!! Лена Мосина спит? Так не бывает!
- Вчера смотрела телевизор до трех часов ночи, сейчас - спит.
- Лена Мосина? Смотрела телевизор?! Какую программу?
- До трех часов ночи. Вы ее любовник?
- Нет.
- Что вы хотите?
- Позовите, пожалуйста, Лену Мосину.
- Я не совсем понимаю, что вам еще нужно…
- Я просто хотел бы поговорить с Леной Мосиной. Может быть, вы ее просто не знаете? Может быть, вас там много? Посмотрите, она обязательно где-то там есть.
- Как она выглядит?
- У нее жемчужина на языке.
- Так. Смотрю… А без жемчужины на языке вам не подойдет? Брюнетка. Грудь второго размера. Язык чистый.
- Это не Лена Мосина.
- Но она тоже спит…
- Смотрите дальше. Мне нужна Лена Мосина.
- Так. Есть шатенка. Трусы белые. Спит па животе.
- А язык?
- Как же я вам посмотрю язык, если она спит на животе?
- Переверните ее на спину.
- Она проснется. Я не позволю.
- А если это и есть Лена Мосина?
- Ну, значит, она спит. Позвоните вечером.
- А больше там никого нет?
- Нет, больше здесь сейчас никого нет.
- Подождите, не вешайте трубку!
- Что вы хотели?
- Лену Мосину…
- До свидания.
- Постойте! Не вешайте трубку. Я принесу вам роз. Вы любите розы? Много?
- Нет.
- Не вешайте трубку. Хотите шоколаду? У меня есть шоколад - я принесу его вам…
- Я не сладкоежка.
- Пусть… Только не вешайте трубку.
- Долго?
- Пока не придет Лена Мосина…
… На подоконник с какого-то верхнего карниза вдруг свалился толстый рябой кот. Он рявкнул, уже было сорвался падать дальше, но удержался, извернулся и уселся на подоконник всем телом, и стал осторожно заглядывать в комнату через стекло. Наверное, ему было плохо видно: он придвинулся ближе, чтобы разглядеть, потянулся мордой, но вдруг неожиданно для себя самого ткнулся в стекло носом, отпрыгнул от испуга, сорвался с подоконника и полетел падать дальше…
- Что вы молчите, молодой человек?
- А вы почему молчите?
- Я занимаюсь своими делами. Штопаю носок. Мне не вешать трубку?
- Нет, не вешайте. Лена Мосина не проснулась?
- Ох… У вас, наверное, к ней срочное дело?
- Неважно. Давайте я лучше буду рассказывать вам забавные истории?
- Не хочу.
- Хотите, буду петь? Я знаю много песен…
- Не нужно.
- Что, вы ничего не хотите?
- Хочу кофе.
- Вот черт. Где же я вам возьму кофе? Я же разговариваю с вами по телефону?
- Тогда молчите.
- Я не могу молчать - вдруг вы тогда тоже заснете?
- Я не засну. Я штопаю носок.
- Вы будете штопать носок и тоже заснете. Кто же тогда позовет мне Лену Мосину?
- Она проснется, увидит, что трубка снята и возьмет ее послушать.
- А вдруг она ее повесит?
- Повесит? На что вы намекаете?
- А вдруг Лена Мосина просто возьмет и повесит трубку?
- И не станет ее слушать?
- А вы считаете, что станет слушать?
- Не считаю.
- Тогда не спите…
… В селе Окульевка Архангельской области жила раньше бабка Антонина. В молодости за нее сватался председатель, но она пошла за Василия, и родились у них дети: Саша, Сережа и девочка Нина. Саша родил Петю и Машу, Сережа родил Мишу и Лешу, Маша родила Анну. Миша родил Наташу, Лешу задавила машина, Анна шла по улице, когда прямо перед ней сверху свалился толстый рябой кот. Свалился удачно, на все четыре лапы, и тут же метнулся в ближайшие кусты прятаться. Анна заплакала от испуга и села на асфальт, уронив лопатку и ведерко. Маша поправила прическу, взглянула на часы, подняла Анну с асфальта, утерла ей нос платком и они пошли дальше, к песочнице…
- Алло?
- Да?
- Вы знаете, я звоню с мобильного, у меня сейчас сядут батарейки. Позовите Лену Мосину. Разбудите ее - уже пора вставать.
- Вы так считаете?
- Да. Уже все проснулись. Уже детей повели в песочницы. Вы знаете - уже пора.
- Я боюсь, она будет недовольна…
- Ничего, она сначала будет недовольна, а потом умоется и покушает, и…
- И?
- Разбудите ее. У меня кончается заряд батарей.
- Ничего. Вы позже перезвоните из дома или с работы.
- Я больше не стану перезванивать.
- Ах, даже так?
- Даже так. Мне непременно нужно сейчас. Я хочу ей сказать…
- Признаться?
- Ах, нет же… Сказать… Сказать… нужно. О главном. Сейчас. Чтобы она…
- О чем же?
- Вы же не Лена Мосина?
- А чем я хуже?
- Вам это сейчас не нужно.
- Как?
- Вам это сейчас ни к чему. Вы сейчас штопаете носок. Неужели можно так долго штопать носок? Какой же это должен быть носок? Какая дырка? А Лена Мосина спит. И я должен сказать ей.
- Вы хам!
- Позовите!
- Вы хам!!
- Немедленно!
- Вы негодяй и хам и наверняка женатый мужчина!
- Я вас умоляю…
… Голоса, голоса, шум, словно кто-то дерется, и словно коту привязали к хвосту пустую консервную банку, дети плачут, потом сразу смеются, потом шаги, снова голоса… Специальная машина урчит под окном и глотает в себя мусор… Лена Мосина еще полежала на полу, приходя в себя. Шея сильно болела, а локтем она ушиблась, наверное, о табуретку и вдавила жвачку в ковер - теперь ее ничем не выведешь… Телефон?
- Лена? Лена Мосина? Лена! Леночка, я так рад, послушайте, какая-то женщина, что у вас за женщина, зачем она, с носком, я… Уже долго, вы спали, ну что ж, ну что ж, не суть, неважно, послушайте, я звоню, чтобы вы знали, я…
- Алло? Алло? Алло, вас не слышно! Что вы хотели? Алло?
Лена Мосина послушала, как затихают вдалеке короткие гудки, вздохнула, закрыла глаза - и заснула, прямо здесь, на полу.
Про Странную Ми
В одиннадцать часов пятьдесят шесть минут утра Странная Ми стояла посреди комнаты в одной правой тапке, надетой на левую ногу. Левую тапку она держала в правой руке и била ей по морде толстого Юлия - рябого кота-кастрата в возрасте четырех лет.
"Никогда, слышишь ты, скотина, никогда больше не прыгай мне на лицо! Никогда, сволочь, больше не садись своей волосатой задницей мне на лицо, ты понял?!" - кричала Странная Ми.
Юлий рычал, отплевывался, делал страшные глаза, но почему-то даже не пытался убежать.
"Ты, урод! - Странная Ми ткнула ему тапкой в нос. - В глаза мне смотри, урод! Отвечай, сволочь, - будешь еще так делать?"
Кот простонал что-то невнятное и испуганно плюнул на покачивающуюся около его морды тапку.
"Гадина…" - Странная Ми поправила волосы, взглянула на настенные часы и вдруг заторопилась, напоследок запнула кота в дальний угол комнаты и полезла обратно - в гроб.
Через минуту, ровно в двенадцать часов пополудни, когда в комнате уже стояла полная тишина, во входной двери щелкнул замок…
- Ну, ты давай иди, а я тут в прихожей покурю…
- Почему это я?
- Твоя очередь - ты и иди…
И в комнату вошел ангел. Ничего себе - средний ангел, нервный такой и явно циничный тип, каких обычно приставляют в хранители к депрессивным личностям и проституткам…
Ангел быстро подошел к гробу, опасливо наклонился над ним и тихо провел Странной Ми по лбу светящимися пальцами. "Ангел твой поверил в тебя", - шепнул он и тихо отступил, но не ушел.
Странная Ми чувствовала, как он стоит рядом и, наверное, переминается с ноги на ногу. Через минуту ангел нервно кашлянул, и Ми поняла, что она давно уже должна что-то сделать. И она на всякий случай слегка пошевелила рукой. Ангел удовлетворенно охнул и в два больших прыжка выбежал из комнаты.
- Готово дело?
- Тсс… Тихо… Пойдем… Ффу, надымил - не мог в коридоре покурить?
- Да ладно тебе…
Когда дверь за ними затворилась, Странная Ми открыла глаза и уселась в гробу. Из дальнего угла комнаты за ней внимательно наблюдал кот Юлий. "Что пялишься? Все плохо, да?.." Юлий пару раз нервно дернул хвостом. "Да ведь все из-за тебя, урод кастрированный…" Кот неожиданно сыто сожмурил глаза, потянулся, уселся поудобнее, раскорячился, задрал заднюю ногу и принялся часто нализывать свое рябое брюхо. Странная Ми вздохнула, спрыгнула на пол, сняла с левой ноги тапку, но раздумала драться, аккуратно положила ее в гроб.
"Эх… обломщик, ты, Юлий… Блядь, ну как же хотелось воскреснуть красиво!…"
Странная Ми провела ладонью по лбу, на секунду замерла. Потом встрепенулась и пошла на кухню - ставить чайник со свистком.
Про Веру, Надежду, Любовь
… Сергеев бросил окурок под ноги, придавил ботинком. Окурок застрял в толстой рифленой подошве, запахло жженой резиной. Сергеев выругался, запрыгал на одной ноге, пытаясь выковырнуть окурок рукой, чуть было не упал и выругался еще раз. Андреев в это время лежал на краю крыши, прильнув щекой к прикладу снайперской винтовки, и периодически почесывал левую ногу правой.
- Черт… Муравьи здесь откуда-то…
- Развели свинарник, вот и муравьи… - Сергеев злобно пнул ногой пустую пивную банку, банка брякнула, прокатилась по крыше и улетела вниз. - Мы будем уже сегодня стрелять или нет? Из трех - одну обязательно, но только одну, понял?
- Понял, понял… Ну, давай посмотрим…
Андреев повел плечами, отчего в его шее что-то хрустнуло. Он зажмурил левый глаз, правым три раза моргнул, дернул щекой - и заглянул в оптический прицел. Далеко внизу, на скамейке рядом с детской площадкой, под грибком, сидели три женщины примерно двадцати пяти лет, о чем-то беседовали и пили пиво.
- Так которую из них?
- Давай рассказывай, что видишь. - Сергеев ловко выхватил зубами последнюю сигарету из пачки, чиркнул зажигалкой, пачку скомкал и сбросил в вентиляционную трубу.
- Видно… Видно… Ну, посмотрим… Так. Та, что в центре. Любовь. Любка. Три мужчины, один аборт, сейчас живет одна, так… Подожди… В двух кварталах отсюда. Однокомнатная квартира, санузел совместный, в квартире прибрано, но в раковине на кухне у нее сейчас две грязные чашки и тарелка. Из-под супа… Суп в холодильнике. - почти целая кастрюля. Кран на кухне слегка подтекает. Горячая вода капает.
- Она варит суп?! Живет одна - и варит суп?
- Да. Живет сейчас одна. Выкуривает по семнадцать сигарет в день.
- Суп… Суп… Что-то тут не так… Суп… Как тебе это нравится?
- Никак.
Андреев опять почесал левую ногу правой и повел плечами, не отрываясь от прицела.
- Дальше. Та, что слева. Надежда. Надюха. Шатенка. Хороша. Годовой абонемент в фитнес. Через три месяца должен случиться приступ аппендицита. Удалят. Уже четыре года живет с мужем. Любит мороженое. Любит заниматься сексом в ванной. Ребенку полтора года.
- Где ребенок?
- Дома. Под нами, тремя этажами ниже. Трехкомнатная квартира. Ребенок спит. Муж сидит в кресле и читает газету. "Московский Комсомолец".
- Стоп. Сколько лет мужу?
- Двадцать восемь.
- Что-то тут не так. Зачем он читает "Московский Комсомолец"?
- Воскресенье - вот и читает… А может, просто мудак…
- Понятно… А третья? - Сергеев уже подошел к самому краю крыши, встал рядом с лежащим у карниза Андреевым и теперь пытался рассмотреть происходящее внизу, во дворе.
- Третья… Вера. Верка. В попе дверка. Тридцать седьмой размер обуви. С мужчинами не везет. Квартиру снимает. Образование высшее. Специальность, кажется, "Социология", но я могу ошибаться. Любит животных. Боится детей и старости. У нее сегодня вечером свидание. Потом - секс. Ха.
- Что?
- У него опять ничего не получится. Бедная девочка…
- М-да… Пить нужно меньше… Про нее все?
- Все пока…
- Давай подумаем…
Сергеев зачем-то показал сам себе три пальца на правой руке. Немного полюбовался ими, покрутил ладонью и так и эдак, задумался, потом резко сложил фигу - и спрятал в карман:
- Ладно. Стреляем Веру.
- За что Верку-то? - Андреев оторвался от прицела и непонимающе глянул на Сергеева снизу вверх.
- Хобби? Увлечения? Смысл жизни?
- Ну… Отсутствуют.
- Будущее?
- Будущего - нет… А у кого оно сейчас есть…
- Так… Проездной на метро?
- Билет на двадцать поездок. Восемь уже израсходовано.
- Совесть?
- Слушай, что ты придираешься? Нет у нее совести… Откуда у Верки совесть? Все хорошо у нее. Все у нее хорошо…
- Вот и стреляй. - Сергеев глянул вниз, смачно плюнул, проследил за тем, как его плевок медленно падает, переваливаясь в воздухе, разделяясь сначала на две, потом на четыре части… Потом он отошел от края крыши, похлопал себя по карманам, но вспомнил, что сигареты кончились, и просто прислонился к какой-то стенке. За стенкой тут же заурчал двигатель лифта.
- Стреляй же, не тяни.
Андреев поерзал животом по пыльной кровле, улегся поудобнее. Прицелился, вдохнул. В самом конце медленного выдоха плавно нажал на курок…
Выстрела не было - винтовка только сухо щелкнула, внутри лязгнул боек, и тихо скрипнула какая-то пружина. Сергеев ахнул:
- Ну еб твою мать! Осечка?
- Конечно осечка - ты что, слепой? - Андреев отбросил винтовку, проворно поднялся, пошатнулся от ударившей в голову крови, с трудом размял затекшие ноги, засучил правую штанину и с нескрываемым наслаждением почесал искусанную муравьями щиколотку рукой. - С тебя, между прочим, пол-литра. Проспорил.
- Ну не может же быть осечки? Ну нам же обещали: не бывает же осечек?
- Проспорил, проспорил, не отмазывайся…
- Черт…
… Внизу, на скамеечке рядом с детской площадкой, в это время три подруги допили свое пиво и стали прощаться. Усталая Люба пошарила рукой под скамейкой, извлекла оттуда пластиковый хрустящий пакет с продуктами, тяжело поднялась и побрела в глубь двора. Яркая шатенка Надя вздохнула, посмотрела на часы и полезла в сумочку за мобильником. Кому-то позвонила, сказала пару слов - и легким шагом отправилась в ближайший подъезд. Вера, невзрачная девушка в песочного цвета туфлях тридцать седьмого размера, еще немного посидела на скамейке в одиночестве, потом легко вскочила на ноги, ловко поправила прическу и побежала по направлению к метро…
* * *
P. S.
Через пять минут из подъезда вышли двое мужчин. Остановили прохожего, стрельнули сигарет, пошли дальше. Темнело.
- Слушай, но отчего же осечка?
- Ох, достал… Пол-литру жопишь?
- Да ты не понимаешь… Так не должно быть… Осечки - не должно было быть…
Андреев хмыкнул и зашагал быстрее. Сергеев тоже было прибавил ход, но вдруг остановился как вкопанный, хлопнул себя по лбу и крикнул в спину стремительно удаляющемуся Андрееву:
- Э, чувак! А ты в какую целился? Слышь! Ты в которую из трех стрелял-то?
Андреев не стал оборачиваться, чтобы Сергеев не увидел, как он тихо улыбнулся непонятно чему… Сергеев еще какое-то время постоял, но не дождался ответа, махнул рукой и догнал Андреева уже за углом.
- Что? В кабак?
- Ага. В кабак.
ИЗ ЦИКЛА "ГОРОДСКИЕ СКАЗКИ"
Про Жабу-Ежопу
Ну, слушай. Далеко, на кочке, сидит Жаба-Ежопа. Сидит, зенки пялит. Когда жаба та икает, получается тогда у всех честных журналистов зарплата. Когда жаба та моргает, получается тогда всем честным журналистам пьянка. Когда жаба та ноздрями поводит, случается у всех честных журналистов халтурка. Ну а когда жаба та Ежопа задом егозит, выходит тогда ко всем честным журналистам Главный Редактор.
Выходит он, это, и говорит: "Что ж вы, честные журналисты, жабу-то мою совсем заикали, заморгали? Что ж это вы, паскудники, Ежопу мою не любите, не помните, что ж вы ей роздыху никакого не даете? Вот смотрите, придет царь-олигарх, пощекочет Ежопе-то брюхо, и станет она другим тогда журналистам икать, моргать, ноздрями поводить да задом егозить. И не будет вам тогда, честные журналисты, ни халтурки, ни пьянки, ни зарплаты…"
И грустят тогда все честные журналисты, пугаются. И поднимается всегда один Добрый Молодец, Журналист-Стажер, и говорит: "А дай-ка я, батюшка Главный Редактор, к Жабе-Ежопе-то схожу да брюхо-то ей персонально от нашей редакции пощекочу, чтоб не прельщалась наша Ежопа щекотанием паскудным олигарховым да чтобы журналистам его отстойным икать да моргать не вздумала".
Ну, и идет тогда Добрый Молодец, Журналист-Стажер, далеко, на кочку, Жабе-Ежопе персонально брюхо щекотать. Приходит, значит, а только обратно никогда не возвращается. И чего у них там с жабой случается - никто не знает, а кто знает - тот в Редакции нашей боле не работает.
А только вот в народе как говорят: когда халтурки много, да зарплата наваристая, да пьянка без роздыху - хорошо, значит, Добрый Молодец, Журналист-Стажер, Жабе-Ежопе брюхо щекотит. А как голь, да сушь, да безденежье на нашу Редакцию, да середь журналистов еще мор какой пойдет - то, значит, Журналист-то Стажер напился где, сука, да Жаба-Ежопа пьяным его до брюха своего не допускает, злится. А еще говорят, что жаба та Ежопа - не жаба никакая, а Баба. Только зеленая и мелкая. Такая сказка…
Про Зеленого Читателя
И вот, жила одна Газета. И вот, к одному редактору приходит один человек, дает ему денег и говорит: "Все деньги трать-пропивай, только эту зеленую денежку не трогай, пусть в сейфе у тебя лежит, а иначе - беда будет". Ну, редактор - как водится - купил жене гостинцев, детям гостинцев да и себе коньяку. Туда денежку дал, сюда отстегнул, любимому журналисту своему зубы вылечил, а утром решил за пивом сходить - смотрит - ан только одна зеленая денежка и осталась. "Хуй с ней", - подумал тогда редактор, купил себе на зеленую денежку пива и тут же выпил.
И, значит, приходит он на работу, включает радио и слышит, ему передачу передают: "Редактор-редактор, Зеленый Читатель проснулся у себя дома, яйцы чешет". "Хуйня какая", - подумал редактор и стал править материал про Путина Владимира Владимировича.
Поправил, значится, включает телевизор, а там диктор ему человеческим голосом объявляет: "Редактор-редактор, Зеленый Читатель побрился, позавтракал макаронами и из дому вышел, дальше пошел". "Хуйня какая", - подумал редактор, позвал к себе журналиста любимого и давай его вздрючивать, писать учить.