Дорогие ребята!
Перед вами повесть-сказка писателя В. Г. Рутковского "Бухтик из тихой заводи". Откройте книгу, и её герои встретят вас приветливо и доверчиво, как друзей.
Вы прочитаете здесь о жизни ребят в лесном санатории, о том, как мальчик Серёжа придумал для больной девочки сказку. И случилось так, что придуманные Серёжей жители леса и заводи оказались просто необходимыми в жизни детей и помогли ребятам сдружиться. А зерно доброты, заложенное в этой истории, послужило выздоровлению девочки.
Содержание:
-
Наваждение (Вместо предисловия) 1
-
Оля Нечаева 2
-
Спасти человека 2
-
Шорох за окном 3
-
Хозяин тихой заводи 3
-
"Я могу быть видимым!" 4
-
От кого произошел человек 4
-
Наказание 5
-
"Хочу море морщить…" 6
-
Знакомство 6
-
Знакомство продолжается 6
-
Старые друзья 7
-
Убегающий цветок 8
-
У родника 8
-
Рыболовы 9
-
Бухтик переводит стихи 9
-
Грибные учения 10
-
Витя роняет ручку… 11
-
"Хочешь стать артистом?" 12
-
Выздоровление 12
-
"Нечистой силе" посчастливилось 13
-
"У лукоморья дуб зеленый…" 13
-
Цветы для Оли 14
-
"Спаситель ты мой!" 14
-
Спектакль 15
-
Поход за грибами 15
-
Странный волк 16
-
В полнолуние 16
-
Суд 17
-
Суходых 17
-
Сокровенное желание 18
-
Когда ты нужен 18
Наваждение (Вместо предисловия)
Электричка вынырнула из-за поворота и плавно остановилась у перрона. Из переднего вагона вышли две женщины и огляделись по сторонам.
На перроне было пустынно. Только в зале ожиданий виднелись пассажиры да у дверей багажного отделения о чём-то разговаривали железнодорожники. Чуть дальше, за станцией, начинался лес. Неширокая песчаная дорога рассекала его надвое. Она вела к детскому лесному санаторию.
Постояв немного, женщины подняли дорожные сумки и пошли по этой дороге. Сначала они шли молча, потом одна из них сказала:
- Мы с вами, кажется, встречались.
- И я вас помню. Вы приезжали к мальчику, чернявому такому. Его, если не ошибаюсь, Серёжей зовут?
- Верно. Вы его знаете? - удивилась Серёжина мама.
- Мне о нём Оля писала, моя дочь. Наши дети очень дружны.
- Вот как. - Серёжина мама вынула из сумки зонтик, потому что начал накрапывать мелкий дождь. - Я рада с вами познакомиться.
- Я тоже. Ваш Серёжа очень помог Оле.
Идти, разговаривая, куда приятнее, чем просто идти и молчать: дорога кажется ближе и легче.
- И чем же он помог? - спросила Серёжина мама.
- Пока не знаю. Оля обещала мне рассказать при встрече. - Олина мама переложила сумку в другую руку.
- Да, скоро увидимся и обо всём поговорим. А завтра я увезу Серёжу домой.
За кустами кто-то насмешливо хмыкнул. Но обе мамы были так увлечены разговором, что не обратили на это ровно никакого внимания.
- Скоро я наконец смогу обнять свою дочь, - говорила Олина мама. - Знаете, она у меня всегда была немного болезненной… А теперь, после гибели отца… и говорить не приходится… Сейчас будет поляна, поросшая ежевикой, а за ней - санаторий.
И верно: впереди была поляна. Только вместо детского санатория за ней виднелась… железнодорожная станция, которую они только что покинули.
Мамы растерянно переглянулись.
- Быть этого не может! - наконец сказала Олина мама. - Мы ведь с вами шли всё прямо и прямо. Мы никуда не сворачивали, верно?
- И всё же вышли к станции. Наверное, слишком заговорились и не заметили, что повернули обратно.
Они снова двинулись по дороге, ведущей к лесному санаторию. Но теперь уже не разговаривали, а внимательно смотрели по сторонам.
Результат был тот же. Через некоторое время они снова очутились на железнодорожной станции.
- Ничего не понимаю, - сказала Серёжина мама. - Ведь я сколько раз здесь была!
Она остановила проходившего мимо железнодорожника и спросила:
- Скажите, пожалуйста, как нам пройти к детскому санаторию?
- Идите прямо и прямо, - ответил железнодорожник и показал на дорогу, по которой они уже два раза прошли. - И никуда не сворачивайте.
- Но мы, видите ли, всё время возвращаемся назад, - Олина мама была в отчаянии. - Может, здесь ведутся ремонтные работы или есть другая дорога?
Железнодорожник недоверчиво оглядел женщин. Он, наверное, подумал, что над ним подшучивают.
- Никакие работы здесь не ведутся, - сухо ответил он. - И дорога к санаторию только одна - вот эта.
Железнодорожник ещё раз показал на дорогу и ушёл.
Теперь мамы шли осторожно и останавливались чуть ли не на каждом шагу.
- Боюсь, что мы снова выйдем к электричке, - почему-то шёпотом произнесла Олина мама.
На этот раз она ошиблась, потому что железнодорожной станции видно не было. Но легче от этого не стало, так как дорога вдруг начала раздваиваться.
- Вот и верь после этого железнодорожникам… - вконец расстроилась мама Серёжи.
- Кажется, к санаторию нужно идти в эту сторону, - предположила Олина мама и показала направо.
- А мне кажется, что нужно идти налево, - неуверенно возразила мама Серёжи.
Они поспорили и пошли по разным дорогам.
Но вскоре мамы встретились снова. Оказалось, что они шли навстречу друг другу по круговой дороге.
- Не знаю даже, что и подумать, - сказала Олина мама. - Прямо наваждение какое-то!
- Колдовство, - поддержала её мама Серёжи. - Что же нам теперь делать?
И вдруг она услышала за спиной чей-то голос.
Вздрогнув, она оглянулась. Но вокруг никого не было.
- Вы что-нибудь слышали? - прерывающимся голосом спросила она Олину маму.
- Я? Нет… Ой, посмотрите сюда!
Прямо перед ними возвышался дуб с большим дуплом. И в этом дупле сидела странная птица и рассматривала их немигающими круглыми глазами. Её острый крючковатый клюв непрестанно открывался и закрывался. Казалось, птица хотела что-то сказать, но в последний миг передумывала.
- Филин… - прошептала Олина мама. - Значит, мы с вами зашли в самую глухомань. Я слышала, что филины живут только вдали от людей.
Словно соглашаясь с ней, филин кивнул и жутко захохотал. Затем взмахнул крыльями и медленно полетел между деревьями.
Дождь перестал. Но на землю опустился такой густой туман, что нельзя было увидеть даже пальцы вытянутой руки.
А в это время Серёжа с Олей стояли у дороги и не сводили с неё глаз.
- Электричка давно ушла, а мамы всё нет, - дрогнувшим голосом произнесла Оля. - Наверное, с ней что-то случилось.
- Да ты не волнуйся, - сказал Серёжа, хотя сам волновался не меньше. - Никуда она не денется.
- Тебе легко так говорить, - возразила Оля и вдруг всхлипнула. - Я же хорошо знаю свою маму! Она у меня такая рассеянная, с ней всегда что-то случается!
- Но и моя мама тоже должна приехать…
- Значит, что-то случилось с обеими.
Оля не могла удержаться от слёз.
- Не плачь, - упавшим голосом успокаивал Серёжа. - Ты вот что… пойди оденься, и мы сами отправимся им навстречу.
Оля кивнула и пошла к санаторию. И в эту минуту на опушке леса показался Бухтик. Его лицо сияло от радости.
- Ура-а! - завопил он, сообщая новость. - Вы не уедете, вы оста… - Но вдруг голос его осекся, и он спросил: - Серёжа, почему у тебя такое лицо? Что-нибудь случилось, да?
- Случилось, - сказал Серёжа. - Бухтик! Что ты ещё натворил?
- Ничего. Это всё Даваня придумал.
- Может быть, - согласился Серёжа. - Но подговорил его ты. Разве я не прав?
Бухтик искоса взглянул на Серёжу и наклонил голову.
- Я его почти не уговаривал, - не сдавался он. - Это Даваня сам подговорился.
- Нет такого слова - "подговорился".
- Почему нет?
Беда с этим Бухтиком! То он хочет узнать, как врач Николай Владимирович определяет болезни. То требует рассказать об устройстве телевизора - он собирается построить его у себя в заводи. То объясняй ему, почему в русском языке нет такого слова - "подговорился"… А теперь вот эта история с мамами.
- Бухтик, не хитри. Что вы с ними сделали?
- В лес завели. Они поплутают немного, испугаются - и уедут домой. А вы здесь останетесь. Вы же хотели здесь остаться, правда?
- Бухтик, - сказал Серёжа, - я с тобой серьёзно говорю. Если сейчас не появятся наши мамы, я тебя знать не хочу!
Бухтик внимательно посмотрел на Серёжу.
- Вот как… - сказал он. - А как же наша дружба?
- Послушай, Бухтик… - начал было Серёжа.
Но Бухтик уже повернулся к нему спиной и медленно пошёл к лесу.
Обе мамы давно промокли насквозь и теперь дрожали от холода.
- Только бы встретить людей, - стуча зубами, жалобно произнесла Олина мама. - Только бы людей встретить!
- Или выйти на другую дорогу, - поддержала её мама Серёжи. - Хоть на самую захудалую. А уж она выведет нас куда-нибудь.
- А туман, кажется, начал рассеиваться. Видите, стало светлее?
- Вижу, - отозвалась Серёжина мама и вдруг остановилась: - А вот и тропинка!
И они быстро пошли по ней.
Скоро тропинка сделала крутой поворот и выбежала на поляну. Перед ними стояло несколько зданий с большими, светлыми окнами.
- Да это же наш санаторий! - воскликнула Серёжина мама.
Навстречу, держась за руки, уже спешили Серёжа и Оля.
- Мамочка, ты приехала! - закричала Оля. - Наконец-то ты приехала!
- Если бы ты только знала, что с нами приключилось в дороге! - говорила Олина мама, обнимая дочь.
- Вот видишь! - Оля повернулась к Серёже. - Разве я не права? С моей мамой вечно что-то случается!
А неподалёку от людей, за кустом ежевики, притаился Бухтик.
- Они уедут… - в отчаянии прошептал он. - Теперь-то они наверняка уедут. А я… тогда меня всё равно что и не будет на свете…
Оля Нечаева
- Чуть не забыл, - сказал папа и снова склонился над сумкой. - Я же тебе подарок привёз!
И вот на ладони у Оли странная пушистая игрушка.
Сначала Оля подумала, что это Чебурашка. Но ведь у Чебурашки должны быть большие уши, правда? И большие глаза. А у этой - то ли уши, то ли маленькие рожки. И глаза у игрушки были другими, и губы сложились так, словно она вот-вот скажет: "Бу-бу-бу…" А на лице сияла такая озорная улыбка, что Оля не выдержала и прижала папин подарок к щеке.
- Тебе нравится? - спросил папа.
- Очень, - ответила Оля. - Большое спасибо.
- И как же ты думаешь её назвать?
- Бухтик!
- Неплохое имя…
Папа ещё немного посидел рядом, потом поцеловал Олю и поднялся.
- Выздоравливай быстрее, - сказал он и вышел из палаты.
Больше Оля папу не видела. Он не вернулся из полёта…
И Бухтик был последним его подарком дочери.
Это была самая молчаливая девочка во всём санатории.
В столовой она сидела напротив Серёжи. Вяло ковыряла вилкой, нехотя пила компот и первой уходила.
Другие девочки с таинственным видом шептались о чём-то, пересмеивались, а Оля молчала. Другие девочки с любопытством посматривали на Витю Капустина. Все в санатории уже знали, что в школьном драмкружке он играл самые главные роли… От этих взглядов Витя становился гордым и важным, как индюк.
Только одна Оля не посмотрела на него ни разу. Будто такой знаменитости вообще не существовало на свете. И, оскорблённый таким невниманием, Витя однажды сказал:
- Подумаешь… Воображала. И чего это ты, Серёжа, с неё прямо глаз не сводишь?
- Не твоё дело, - ответил Серёжа и почувствовал, что краснеет.
Серёжа ловил себя на том, что всё время думает об этой девочке с грустными глазами. Он ни разу не видел, чтобы Оля улыбнулась. А однажды заметил, как Оля тихо плакала… Ему очень хотелось хоть чем-нибудь ей помочь или хотя бы развеселить. Но как это сделать?
Несколько раз он собирался заговорить с Олей. Но она каждый раз проходила мимо, даже не взглянув на него. Он усаживался на скамейке против её окна, но Оля и этого не замечала.
Тогда Серёжа решился на последний, отчаянный шаг. Он написал записку. "Оля, не нужно так грустить, - говорилось в ней. - Рядом с тобой друзья, которые всегда готовы помочь".
И подписал:
"Тот, кто сидит напротив".
Записку он украдкой положил сегодня утром в карман Олиной курточки.
На обед Серёжа пришёл одним из первых. Долго ел борщ, потом второе, ещё дольше пил компот. А сам не сводил взгляда с пустого Олиного стула. Он даже не заметил, что Витя Капустин подсыпал в компот немного соли.
Серёжа ждал ответа.
Но ответа он так и не дождался. Оля на обед не пришла.
Не явилась она и на ужин.
Давно на душе у Серёжи не было так тяжело, как в этот день. Даже неунывающий Витя Капустин и тот заметил что-то неладное.
- Что с тобой? - спросил он виноватым голосом. - Обиделся на меня, да?
- За что?
- За то, что я тебе соли в компот насыпал.
- Соли? - удивился Серёжа. Он и не обратил внимания.
Витя немного подумал, затем предложил:
- Можешь и мне насыпать. Хоть целую столовую ложку.
- Не хочу.
Но Витя не отступал.
- Серый, пойдём сегодня вечером на заседание драмкружка, а? - сказал он. - Сегодня там будут старосту выбирать.
- Не хочу, - отозвался Серёжа. - Отстань.
Витя обиделся и ушёл. А Серёжа сел в коридоре на подоконник и стал наблюдать за дверями Олиной палаты.
Несколько раз по коридору торопливо прошла тётя Клава. И каждый раз она скрывалась в изоляторе, который находился сразу же за Олиной палатой.
Немного погодя в изолятор пришёл Николай Владимирович. Всегда разговорчивый и насмешливый, на этот раз он только мельком взглянул на Серёжу. Николай Владимирович был чем-то очень встревожен.
Но Серёжу больше интересовал не изолятор, а двери Олиной палаты. Оттуда же, как назло, никто не выходил.
Тогда он перебрался во двор и занял своё привычное место на скамейке.
Спасти человека
Олю пришлось временно перевести в изолятор.
Она, казалось, не замечала ничего, что делается вокруг. Отсутствующим взглядом смотрела на всех, сжимая в ладони игрушку. И это её состояние было опаснее всего.
- Можешь положить игрушку на тумбочку, - сказал Николай Владимирович. - Никто её не тронет.
Но Оля в ответ только покачала головой. Наверное, очень дорожила она этой игрушкой, раз не хотела ни на минуту расстаться с ней.
- Я такой никогда не видел. Как его зовут?
- Бухтик, - сказала Оля, и глаза её потеплели.
Николай Владимирович отошёл к окну.
На скамейке во дворе сидел Серёжа Войников из шестой палаты. Тот самый, что настороженным взглядом следил за врачом в коридоре. Сейчас он смотрел на окна комнаты, в которой жила Оля.
Да, болезнь Нечаевой тревожила не только врача.
На землю уже опустились сумерки, а Оля всё не показывалась.
Тогда Серёжа придумал вот что.
Прямо перед окнами рос огромный клён. Если на него влезть, то можно, наверное, увидеть, что делается в Олиной палате. Конечно, нехорошо подглядывать, но другого выхода Серёжа просто не находил.
За столом, тесно прижавшись друг к дружке, сидели три девочки. Они о чём-то тихо переговаривались, и лица у них были испуганные. Оли в палате не было.
"Да где же это она? - в отчаянии подумал Серёжа. - Неужели уехала домой?"
Он начал было спускаться на землю. Но взглянул на соседнее окно и изо всех сил сжал ветку дерева.
Боком к окну сидела тётя Клава, и её всегда строгое лицо жалобно морщилось. В углу изолятора, возле стола, стоял Николай Владимирович и спешно готовил шприц для укола.
А на кровати лежала Оля. Глаза её были закрыты, и дышала она так часто, словно ей не хватало воздуха.
Серёжа медленно сполз с дерева и снова сел на скамейку.
Вот оно, оказывается, что - Оле плохо. Очень плохо…
От клуба долетел звонкий смех. Весело перемигивались над головой первые звёзды. Где-то далеко, словно в другой стране, послышался бодрый голос электрички. Тихо вокруг, спокойно. Только рядом, всего в нескольких шагах, мучается самая хорошая девочка на свете. И как ей помочь - неизвестно…
- Подвинься немного, - неожиданно услышал Серёжа.
Николай Владимирович сел рядом. Он посмотрел на луну, поднимающуюся над лесом, на освещённые окна санатория. Потом спросил:
- Ты давно знаешь Олю Нечаеву?
- Нет, - честно признался Серёжа. - Что с ней?
- Вот об этом я и хочу поговорить с тобой. Давай вместе поможем ей. Я, кажется, уже придумал…
В палату Серёжа вернулся за несколько минут до отбоя.
- Где ты ходишь? - спросил товарища Витя Капустин. И, не дождавшись ответа, радостно сообщил, что его почти единогласно избрали старостой драматического кружка. Воздержался один только Васька Никуличев из двенадцатой палаты. Не иначе как сам хотел стать старостой. А ещё они решили поставить "Сказку о попе и его работнике Балде", которую написал Александр Сергеевич Пушкин.
- Я буду играть работника Балду, - с гордостью сказал Витя. - А попа будет играть Васька. - И Витя рассмеялся: - Знаешь, что делает Балда с попом в конце сказки?
- Даёт три щелчка, - нехотя ответил Серёжа.
- Да ещё каких! - И Витя рассмеялся снова. - Ох и попрыгает у меня этот Никуличев!.. А ты что делал сегодня?
- Послушай, Витя… - медленно начал Серёжа. - Нужно спасти одного человека.
- Спасти? - переспросил Витя. - Какого человека?
- Очень хорошего, - пояснил Серёжа. И твёрдо добавил: - Самого лучшего.
Проснулся он среди ночи. Несколько секунд полежал с открытыми глазами, соображая, где же он находится. Потом соскочил с постели и побежал к окну.
В окне изолятора всё ещё горел свет, и на занавеске виднелась сгорбленная тень Николая Владимировича…