- А дозвольте спросить, - выдвинулся вперед Саша Викулов, - эта организация в самом деле за рабочего человека стоять будет или только трепотней заниматься, как некоторые другие тут у нас?
- Мы с теми, кто идет за Лениным! - кратко ответил оратор.
Раздались одобрительные возгласы.
- Ну, раз за Ленина, тогда давай пиши меня, - решительно сказал Саша.
Вслед за ним потянулись записываться и другие.
Вскоре мы получили членские билеты в розовой обложке. Вверху на них было напечатано: "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!"
Новая организация начала заниматься политическим просвещением своих членов, ознакомила всех с программой РСДРП(б).
Ставшие вожаками заводской молодежи Саша Кондратьев и Герман Быков часто выступали на коротких цеховых летучках, разъясняя молодым рабочим политическую обстановку.
На одном из собраний Герман сказал:
- Вступив в юношескую организацию, мы стали помощниками наших партийцев. Однако им нужны не только помощники, но и будущая смена. Поэтому я так думаю: кто чувствует себя потверже, должны пойти в партию большевиков, чтобы вместе со старшими товарищами строить жизнь по-новому.
И вот в мае семнадцатого года группа рабочей молодежи Верх-Исетского завода - Александр Кондратьев, Герман Быков, Михаил Чистяков и еще несколько человек (в том числе я) - вступили в ряды РСДРП(б). Нашими поручителями были П. З. Ермаков, В. Н. Ваганов, И. Ф. Фролов и некоторые другие ветераны, "солдаты" первой русской революции.
Вручая партийные билеты, Николай Михайлович Давыдов, председатель подрайонного комитета РСДРП(б), так напутствовал нас:
- Вы избрали нелегкую дорогу, молодые товарищи. Но по этой дороге партия приведет трудящихся к победе. Народ станет хозяином всей земли и всех заводов. В борьбе за счастье народа вы не должны жалеть своих сил.
В Екатеринбурге уже существовал в ту пору городской Совет рабочих и солдатских депутатов.
В Верх-Исетской волости, в которую входили Верх-Исетский завод и спичечная фабрика с их рабочими поселками, вместо волостного правления также был создан Совет. Его депутатами единогласно избрали Мокеева Александра Егоровича - мастера-котельщика, Ваганова Василия Николаевича - листобойщика, Кухтенко Прокопия Владимировича - бригадира каменщиков мартена, вернувшегося из ссылки Ермакова Петра Захаровича, его однофамильца Павла Васильевича - листопрокатчика, работницу спичечной фабрики Куренных Марию Емельяновну и еще человек пятнадцать наиболее авторитетных, уважаемых рабочих.
Мокеев и Куренных были, кроме того, выбраны в городской Совет.
И депутаты горячо взялись за работу. Кухтенко стал ведать торговлей. Ваганов с Павлом Ермаковым занялись земельными и лесными делами. Мокеев и Петр Захарович возглавили руководство просвещением.
На самом заводе тоже произошли большие изменения. Руководствуясь программным требованием РСДРП(б), наши вожаки вплотную подошли к осуществлению рабочего контроля. В Петроград, в правление акционерного общества, была послана делегация с ультимативным письмом. В результате добились пересчета сдельной оплаты рабочим крупносортного цеха за прошлые пять - шесть лет.
Рабочая коллегия была подобрана удачно. В нее входили Н. М. Давыдов - председатель подрайонного комитета РСДРП(б), механик и паровозный машинист; Павел Плотников - вальцовщик листопрокатки и Петр Ваняшкин - рыжеватый, среднего роста крепыш, винтовщик листопрокатки, бывший лейбгвардеец-конник, живой, подвижный, остроумный.
Наступила осень. В конце концов нас все-таки взяли в заводскую дружину. Но вместо настоящего оружия, которого не хватало, молодым дружинникам выдали деревянные винтовки для строевых занятий. За это поселковые девчата, к великому нашему сраму, стали называть нас деревянными солдатиками.
Семен вслух мечтал о пулемете. Над ним подсмеивались. Но вскоре Шихов выменял у какого-то солдата новенький японский карабин, который сразу стал предметом всеобщей зависти. Хотя патронов к этому карабину не было, Семена так и распирало от гордости. То на левое, то на правое ухо сдвигал он свою потертую шапчонку, глаза его сияли.
Герман Быков как-то посоветовал Шихову:
- А ты бы разобрал его, карабин-то. Чего там? С устройством познакомишься.
На другой день Семен явился на занятия с расквашенным носом. Мы так и ахнули.
- Кто это тебя изукрасил? - удивился Герман.
Шихов, сердито сплюнув, насмешливо уставился на Быкова:
- Кто, спрашиваешь? Да ты!
- Я? - опешил Герман.
- Ты! Надоумил меня вчера этого проклятого японца разбирать. Крутил я его, крутил, стал с затвором возиться. Только вынул, а меня по носу как звякнет! Аж синеньки-зелененьки в глазах заиграли. Только нынче утром нашел я под столом ту пружину, что мне нос расквасила. Обозлился: "Ах, ты, думаю, подлая", - кинуть-хотел. Но потом пожалел, в ящик спрятал…
С этого дня Шихова стали называть Японцем.
Вечером двадцать шестого октября в оперном театре состоялось экстренное заседание исполнительного комитета Екатеринбургского городского Совета рабочих и солдатских депутатов совместно с представителями от крупных промышленных предприятий и партийных организаций.
На этом заседании уполномоченный Петроградского Военно-революционного комитета матрос П. Д. Хохряков по поручению Екатеринбургского комитета РСДРП(б) объявил, что в Петрограде победило восстание пролетариата и войск гарнизона, Временное правительство низложено, вся власть в центре и на местах переходит в руки Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов.
Двадцать шестого - двадцать восьмого октября развернулось формирование красногвардейских отрядов для борьбы с контрреволюцией. Екатеринбург (с пригородами) был разделен на четыре района. В каждом из них создавался штаб Красной гвардии, который формировал свой отряд. В первом районе отряд составлялся из железнодорожников, во втором - из рабочих вагоноремонтного завода. Третий район охватывал Злоказовскую текстильную фабрику (ныне фабрика имени В. И. Ленина) и предприятия юго-восточной окраины города. Отряд четвертого района комплектовался из рабочих нашего завода и спичечной фабрики; командиром его был назначен Петр Захарович Ермаков. А заводскую дружину возглавил большевик сталевар Павел Ксенофонтович Пермяков.
Все эти отряды подчинялись Центральному штабу Красной гвардии на Урале, председателем которого являлся Павел Данилович Хохряков.
И началась совсем другая жизнь, напряженная, насыщенная событиями. Время летело стремительно. Отработаешь смену на заводе - сразу в районный штаб: то устраивать облаву на спекулянтов, то заступать в наряд по охране Совета.
Для более слаженной работы выбрали трех дежурных начальников штаба. Двое из них служили раньше в солдатах, третьим был я. Попробовал отказаться: какой, мол, из меня начальник штаба, но ничего из этого не вышло. Сказали, что главное - моя грамотность, а военному делу подучусь у старших.
Во время первого моего дежурства в штаб пришел Семен. Он выложил на стол разобранный японский карабин и предложил:
- Давай меняться! Вот тебе мой карабин, а ты мне удружи револьвер.
Я вытаращил глаза: имевшийся у меня французский револьвер был очень старый и маломощный, пуля из него выскакивала как-то боком. Словом, не револьвер, а детский пугач.
- Ты зачем это? Из моего только воробьев гонять.
- Все равно, - упрямо буркнул Шихов. - Не хочу, чтоб меня Японцем звали. Не будешь менять, другого найду.
Обмен состоялся, и Семен ушел во двор проверять боевые качества своего нового оружия.
Через некоторое время он вернулся в комнату. Увидев скорчившегося у печки молодого дружинника Илью Пухова, трусливого и придурковатого малого, Шихов подмигнул мне и устремился к нему:
- Иль, а Иль… Меня, знаешь, ни одна пуля не берег, ей-бо.
- Ну-у? - недоверчиво отозвался Илья.
- Вправду! - азартно продолжал Семен. - У меня, слыхал поди, отец в раю побывал, так думаю, что я через это и на пулю заколдованный!
- Колдунов нынче нету. Всех как есть Советская власть отменила. Ты, Японец, врешь, - рассудительно сказал Пухов.
Шихов решительно приблизился к Илье:
- А хошь, докажу?
- Ну, докажи, - неохотно согласился Пухов, видимо подозревая подвох.
Семен вскочил на стол и, согнув в колене левую ногу, в упор бабахнул из револьвера в голень, защищенную ватными штанами. Пуля боком ударилась в ногу, рикошетом отскочила в сторону и щелкнула Илью по лбу. Тот заревел как белуга - не столько от боли, сколько с перепугу - и метнулся за дверь.
За эту шутку Шихову здорово попало от Синяева, который был членом коллегии штаба.
ПО ВРАЖЬИМ ЗАКРАДКАМ
У самого Екатеринбурга, около станции Палкино, крупные банды останавливали и грабили поезда с продовольствием. После наступления темноты в городе стало опасно ходить по улицам.
Мы ожидали помощи: в Екатеринбург должен был прибыть отряд моряков под командованием товарища Шибанова. Но бандиты наглели с каждым днем, и дожидаться шибановцев стало невмоготу. В конце ноября Ермаков собрал своих красногвардейцев в районном штабе и объявил:
- Центральный штаб Хохрякова приказал устроить бандитам баню. С вечера расставим патрули, а в двенадцать часов собираемся здесь и начинаем действовать.
Придя домой после дневной смены, я быстро поужинал, сунул за пояс наган, недавно доставшийся мне при разоружении казачьего эшелона, и надел полушубок.
- Куда ты на ночь глядя, непутевый? - всполошилась мать.
- Надо, - коротко ответил я, крепко помня, что нам строго наказывали, ни о каких штабных делах дома не говорить.
Вышел на улицу, а там не видно ни зги. Ночь - в самый раз для налетов. Для собственного ободрения запел: "Ночка темна, я боюся, проводи меня, Маруся!" Дошел до угла, окликают:
- Стой, руки вверх!
В полушубок ткнулось дуло карабина. Группа людей в черных бушлатах и черных ушанках моментально окружила и обезоружила меня.
Я оторопел, но быстро сообразил, в чем дело:
- Шибановцы! Товарищи! Да мы вас давно дожидаемся. Хотели уж без вас…
- Молчать! Финский волк тебе товарищ, а не мы.
- Обыскать получше, увести вон туда, на берег, и пустить в расход, - приказал старший группы.
- Стойте, товарищи, нельзя же так! - закричал я в ужасе.
- Откуда у тебя оружие? - спросил старший.
- Красногвардеец я! Дежурный начальник красногвардейского штаба! В штаб и иду сейчас.
- А ну, покажь документ!
- Нету у меня документа.
- Все ясно! Канителиться еще с ним, - рассердились матросы.
- Погодите, - остановил их старший и снова обратился ко мне: - А где твои документы?
- Не давали нам никаких документов. Мы и так все друг дружку в лицо знаем.
- Вы знаете, а мы не знаем. Чем докажешь, что ты в самом деле красногвардеец?
Чем доказать? Вести шибановцев в штаб? Далеко, не пойдут они… Домой? Напугаешь родителей, да, пожалуй, и не поверят домашним-то. Я уже начал отчаиваться, но вдруг вспомнил, что у склада продовольствия есть пост, а на посту сейчас должен быть, кажется, Виктор Суворов.
- Ведите меня к складу, там наш пост. Коли он меня признает за начальника, значит, не вру, - решился я.
- Ладно, быть по-твоему, - согласился старший после некоторого раздумья. - Тащите его до постового…
Трудно передать, что я пережил за те пять минут, пока в сопровождении двух шибановцев шагал до склада. Думалось: "А вдруг Виктор ушел греться и вместо него стоит на посту кто-нибудь из новичков? Все может быть…"
На мое счастье, Суворов оказался у склада. Увидев приближающуюся тройку, он вскинул винтовку, щелкнул затвором:
- Стой! Кто идет? Стрелять буду!
- Свои! - обрадованно ответил я.
Когда до Виктора дошло, в чем дело, он, обычно тихий и сдержанный, со злостью напустился на матросов:
- Эх вы, моряки! Поперек щей в ложке переплыть не могли!
Я попробовал его успокоить. Но Суворов продолжал возмущаться:
- А что, в самом деле! Мы их сколько ждали, шибановцев этих! А они прибыли - и на тебе! Ать, два! Наших же ребят хотят хлопать!
- Дисциплинка, товарищ постовой! К порядку! - строго сказал я, но в душе готов был расцеловать Виктора.
- Слушаюсь, товарищ дежурный начальник штаба, - неохотно подчинился Суворов.
Мы двинулись обратно, к группе шибановского отряда…
Старший вернул мне наган и извинился:
- Сам понимаешь, браток, дело военное, без документа никак в это время нельзя. А ты еще горланил про темную ночь.
Я предложил морякам идти в штаб и оттуда ровно в полночь, как и намечалось у нас, общими силами начать облаву.
Красногвардейцы встретили шибановцев сердечно. Знакомились, менялись табачком, заводили разговоры, шутили…
В полночь Ермаков разделил отряд на группы и каждой дал задание. К нашей группе, в которую входили Сергей Артамонович Синяев, Паша и Герман Быковы, Шихов, я и еще несколько человек, подошли двое конвоировавших меня шибановцев:
- Как, братки, принимаете?
- А чего же не принять?
- Тот, зубастый, тоже пойдет с нами?
- Это с поста от склада, что ли?
- Ну да.
- Пойдет!
- Кто пойдет? - спросил подошедший Ермаков.
- Да постовой Суворов!
- Постовых снимать не будем. Они нужны на своих местах…
Наша группа во главе с Синяевым направилась к дому тетки Марфы - притону одной из бандитских шаек, главарем которой был Витька Карманный.
Шли молча, осторожно. Впереди - Шихов.
У Марфиной избы Семен предупреждающе поднял руку. Все остановились. Из дому чуть слышно доносился чей-то разговор. Шихов бесшумно встал на завалинку и заглянул в щель между ставнями.
Подойдя к нам, Семен шепотом доложил:
- Народу - полна горница. Должно, вся шайка тут. Наверно, грабленое пропивать собрались.
Синяев приказал:
- Пошли.
Постучали в ворота. Во дворе залилась собака. Через несколько минут из сеней вышла хозяйка:
- Кого бог несет?
- Сами пришли, без бога! Отворяй, тетка Марфа, с обыском к тебе, - ответил Сергей Артамонович.
- А-а… Ну, коли с обыском, постойте минуточку. Собаку сейчас привяжу, уж больно она на чужих лютая. Черный! Айда-кось в сарай.
Хозяйка убирала собаку спокойно, не спеша.
- Эй, тетка, пошевеливайся, а то калитку сломать можем, - пригрозили мы.
- Сейчас, сейчас, - Марфа загремела засовом. - Ишь ведь какие скорые. Ну-к что ж, идите ищите, може, чего и найдете, все ваше будет.
Когда мы ввалились в горницу, там было пусто. Однако стулья стояли в беспорядке и в комнате плавал табачный дым.
- Ну, тетка, признавайся добром, куда гостей спрятала? - спросил Синяев, усаживаясь за крепкий березовый стол, человек на двенадцать, стоявший посредине комнаты.
- Это вы про каких гостей? - удивленно подняла брови Марфа.
- А про тех, которые так накурили у тебя.
- Ах, вот вы о чем… Так это же я сама курю.
- Ты? Ты сама куришь, значит? Так… Уж не ты ли столько окурков на чистый пол понасыпала? Добрые хозяйки мусор в избе не держат.
- Может, и я, - усмехнулась Марфа. - Иной раз за день столько выкуришь, что и не счесть. А прибираться - каждый раз не наприбираешься: силы стали не те.
Синяев нахмурился. Во двор бандиты выскочить не могли: мы бы это слышали. Другого выхода из дому не было, а за огородом притаилась наша засада.
- Спрашиваю последний раз, куда гостей спрятала? Скажешь добром - оставим жить, не скажешь - вместе с бандитами шлепнем, когда найдем их. Знаем, что у тебя они.
- Чего же вы меня спрашиваете, раз сами такие умные? Коли знаете - ищите! - недобро прищурившись, огрызнулась Марфа. - Только у меня никаких гостей не бывало.
- Не бывало?! - обозленный Шихов подскочил к ней. - Так, может, мне спьяну показалось, когда я в окошко глядел, что они вот тут, за этим самым столом, сидели?
Марфа быстро взглянула на Семена и равнодушно ответила:
- Может, и спьяну, я почем знаю. Тебе, парень, лучше знать.
Неожиданно Шихов с грохотом сдвинул в сторону березовый стол, и мы увидели вырезанную в полу крышку с железным кольцом, закрывающую вход в подполье.
- Может, они у тебя здесь?
- Может, и здесь! - вызывающе ответила Марфа.
- А ну, отойди, ребята, - Семен взялся за кольцо. - Я на пулю заколдованный, меня не тронет.
Он рванул крышку и откачнулся в сторону. Из подполья грянули револьверные выстрелы. Герман и я быстро швырнули в отверстие по гранате, а Шихов в тот же момент захлопнул крышку…
Через несколько минут мы выволокли из подполья раненых и оглушенных бандитов.
Однажды, в конце очередного моего дежурства в штабе, когда я мысленно высчитывал, успею ли на завод к началу смены, из соседней комнаты вышли Ермаков и Андрей Елизаров.
- Голодно, Захарыч! - прогудел Елизаров. - А эти бандюги… - и он злобно выругался.
Ермаков, обычно нетерпимо относившийся к ругани, на этот раз никак не реагировал на нее.
- Был я нынче в больнице, - продолжал Андрей. - Детишки - ну, чисто смерть! Кости кожей обтянуты, под глазами сине, щеки зеленые… Эх! Кусочка сахару не видят… Из Питера рабочие отправили нам два вагона постного сахару, а на станцию вагоны пришли пустые. Все растащили, сволочи, на Палкинском разъезде.
Петр Захарович, сложив руки за спиной, стремительно шагал из угла в угол:
- Штаб Хохрякова дал указание выловить и расстрелять грабителей.
- Где их найдешь? - безнадежно махнул рукой Елизаров. - Они, что крысы, больше в подполье живут.
- Надо найти, - настаивал Ермаков.
Я ушел с дежурства в подавленном настроении: тяжело было видеть, как сильный, обычно веселый крепыш Андрей Елизаров сидит на лавке, обхватив голову руками.
Вот если бы все-все поднялись против бандитов - не было бы им житья, не голодали бы детишки в больнице. А то ведь есть такие: послушать их, так они за Советскую власть, а сами прячут этих бандитов и награбленное ими народное добро.