– Народ приезжает на машинах и набивает полные багажники книгами, – вмешивается Громов. – Мы поинтересовались статистикой. За три дня ярмарку посетили семьдесят тысяч человек, и все они покупали книги! И не по одной, не по две! Столпотворение… К середине первого дня мы уже "поплыли": в одно ухо журналисты задают вопросы по-украински, в другое по-русски. Ну, мы-то билингвы, нам без разницы. На каком языке сами говорим – не замечаем; возможно, что и путаемся. Но – обходится как-то: и те, и эти прекрасно нас понимают, а все, что нужно – после переведут.
Потом, за пределами ярмарки, пошли Олди "общаться с народом". Журналисты, писатели, читатели – вроде все, как обычно. Да только что-то не то происходит. Олди, конечно, и улыбаются, и любезно на вопросы отвечают, но за речью своей строго следят, ждут провокаций. В воздухе напряжение повисло, того и гляди – лопнет. А журналисты, писатели и фэны тоже на своих гостей с опаской косятся. Во попали!
Наконец кто-то из местных не выдержал:
– А что вы на нас так смотрите?
– Так по телевизору объяснили, что у вас все националисты. По-русски не говорят, русских не любят. Вот мы и опасаемся – вдруг что-то не так брякнем, – откровенно ответил Дима.
Они давай хохотать. А когда все стороны вволю насмеялись – объяснились между собой ко всеобщему удовольствию. У них, львовян, ведь тоже зомбоящики имеются. А там постоянно долдонят, будто бы на востоке Украины, все как один – бандиты. Что не по ним, сразу за волыны хватаются. А кому хочется, чтобы его ни за что, ни про что посреди бела дня пристрелили прямо со сцены?
Короче, наладили взаимопонимание без телевизора.
Из Львова путь Олдей лежал прямиком на "Роскон", в Москву белокаменную. Как не привезти друзьям-москалям националистической символики?! – раз уж угораздило в самом что ни на есть бандеровском гнезде побывать и выбраться оттуда живыми. Решили накупить значков УПА (Украинской повстанческой армии). Их везти легче. Пошли искать, а значков таких во Львове днем с огнем не найти. Весь город перерыли. Наконец под страшным секретом местные объяснили: мол, на таком-то базаре такое-то место… Только условного времени да пароля для связи не сообщили. А так – чистый шпионский фильм.
Долго ли, коротко, искали Дима и Олег сначала рынок, потом условленное место… Слава богу, люди добрые подсказали, провели тайными тропами, запутанными коридорами. Ни в сказке сказать, ни пером описать! Видят Олди: стоит прилавок на курьих ножках, и сидит за ним мужик, а перед мужиком те самые значки.
Обрадовались соавторы, сразу все купить пожелали. Но торгаш такую цену заломил, словно товар у него из золота сделан или, по крайней мере, чудотворными свойствами обладает.
– Да ну вас! Мы такие дорогие значки брать не будем, – отмахнулся от наглого продавца Олег.
– Ну и не берите, – устало зевнул тот. – У меня москвичи и без вас уже все раскупили. Это так, остаточки. И те до вечера уйдут…
Такой вышел национализм – для богатых москвичей-плантаторов.
В 2010 году на конференции "Басткон" (Москва) роман-эпопея "Алюмен", написанный в соавторстве Г. Л. Олди и А. Валентиновым, получил премию "Баст" – как лучшее произведение исторической фантастики. Действие романа происходит в XIX веке: Франция, Дания, Италия, Россия, Китай, Окинава… Среди действующих лиц – Александр Дюма, Жорж Леопольд Кювье, Джузеппе Гарибальди, Николай I, братья Эрстеды, физик и будущий премьер-министр Дании…
Читатель принял эту книгу сложно. Мол, без академического образования не прорвешься, можно читать, но только с энциклопедией в руках. На какое-то время фэны погрустнели, обсуждая свежую диковинку производства Олди-Валентинов и рассуждая на тему: "Что олдень грядущий нам готовит?". Громов с Ладыженским тоже ходили в легкой растерянности: может, и впрямь перемудрили?
Но тут из Америки Олегу позвонил его отец: "Я долго боялся подойти к "Алюмену". Такие отзывы пишут: наворочено, заумно, нужно быть академиком… Так пишут молодые люди, а я человек пожилой, мне скоро восемьдесят лет, не шутка. Думал, вообще ничего не пойму в книге. А как прочел… Это же классический авантюрно-приключенческий роман! И персонажи – я про них еще в школе узнал, много лет назад. Что я, Дюма-отца не читал? О Николае I не слышал? Не знаю, кто такой Гарибальди? В школе не учил физику – Вольта, Ома, Эрстеда? Электромагнитную индукцию не изучал?! Зачем мне в каждом случае лезть в Википедию?"
В общем, для Семена Моисеевича, пожилого артиста эстрады, "энциклопедические" персонажи оказались старыми и добрыми друзьями-приятелями.
– И тут я понял, – вздыхает Олег Ладыженский, – какого читателя мы потеряли. И какой читатель нынче пришел в фантастику. Тот, который ни Дюма, ни индукции без энциклопедии не знает…
На "Росконе" 2010 года (Москва) Г. Л. Олди были удостоены сразу двух премий: "Золотой Роскон" – за статью "Десять искушений матерого публиканта" в номинации "Критика, литературоведение, история фантастики"; и "Бронзовый Роскон" – за роман "Алюмен" (в соавторстве с А. Валентиновым) в номинации "Крупная форма".
Позже роман "Алюмен" получил премию журнала "Мир фантастики" в номинации "Сюрприз года" ("Итоги 2010 года"), премию "Сильверкона" в номинации "Со-Творение", и премию "Бронзовый Икар" СП Москвы и журнала "Наука и жизнь" ("За настоящую научную фантастику"). Еще роман "Алюмен" стал лауреатом по итогам голосования в номинации "Роман" на "Днях фантастики в Киеве". Там же в номинации "Рассказ" лауреатом был назван рассказ Г. Л. Олди "Карусель".
Летом 2010 года Г. Л. Олди был номинирован от Украины на "Еврокон-2010" в номинации "Лучший промоутер фантастики".
2011 год невероятно богат на литературные премии – новое "золото" на "Росконе" (Москва) за статью "Достоверность, как ее нет…" в номинации "Критика, литературоведение, история фантастики". На конвенте "Интерпресскон" (Санкт-Петербург) рассказ "Смех дракона" стал лауреатом премии "Интерпресскон" в номинации "Малая форма". Гран-при: премия "Аэлита" с формулировкой: "За выдающуюся творческую деятельность и большой вклад в развитие русскоязычной фантастики" – соответственно, на фестивале фантастики "Аэлита" (Екатеринбург, Россия). На "Сильверконе-2011" (Подмосковье) Г. Л. Олди получили первую премию в номинации "Лучший главный герой" за образ Регины ван Фрассен (роман "UrbietOrbi, или Городу и миру"). Откуда плавно переместились на тринадцатый роковой "Звездный Мост" (Харьков), где Союз Писателей России наградил Г. Л. Олди медалью Н. В. Гоголя, а оргкомитет фестиваля "Созвездие Аю-Даг" признал Г. Л. Олди и А. Валентинова своими героями, вручив приз "Герой фэндома" за проведение ежегодного Партенитского романного семинара. Там же альтернативным белорусским голосованием роман "UrbietOrbi, или Городу и миру" был признан лучшей книгой года в номинации "Циклы, сериалы и романы с продолжениями". На фестивале "Созвездие Аю-Даг" (Партенит) роман "UrbietOrbi, или Городу и миру" был удостоен гран-при: премии "Созвездие Большой Медведицы" (в номинации конкурировали только самые премированные писатели-фантасты).
В апреле 2012-го на конвенте "Роскон" (Москва) Г. Л. Олди были удостоены двух премий "Золотой Роскон": за роман "Urbi et Оrbi, или Городу и Миру" в номинации "Романы" и статью "Я б в Стругацкие пошел – пусть меня научат" в номинации "Критика, литературоведение, история фантастики". В последней номинации также была получена премия "Бронзовый РосКон" за статью "Сценичность персонажа, или Как оживить образ". В мае на конвенте "Интерпресскон-2012" рассказ "Хоанга" получил премию "Петраэдр" в номинации "Рассказ года". В октябре на фестивале "Созвездие Аю-Даг" роман "Внук Персея" удостоился премии "Созвездие Большой Медведицы" (в номинации конкурировали только самые премированные писатели-фантасты). По просьбе Г. Л. Олди в Положение о премии были внесены изменения: один автор теперь сможет получать эту премию не более двух раз, и соответственно произведения Олди в дальнейшем номинироваться не будут. Последнее заявление, которое соавторы сделали прямо со сцены, было встречено аплодисментами зала и, пожалуй, снискало им больше популярности, чем все полученные ими премии.
Те, кто говорит, что "Олди – наше всё", не правы в корне. Подобными лозунгами они невольно становятся в оппозицию к тому, что делают Дмитрий Громов и Олег Ладыженский. А ведь на протяжении многих лет они именно помогают, поднимают, учат, добиваясь не слепого поклонения, но диалога и вдумчивой, кропотливой работы. Читать по-настоящему хорошую, содержательную книгу – это тоже работа. Даже если ты не согласен с авторами и уже готов в запале бросить им вызов – делай, дерзай, по крайней мере, оторви задницу от дивана. С непривычки будет трудно, но если после прочтения "Черного Баламута" ты вдруг рванешь читать "Махабхарату" – это "хорошо и хорошо весьма".
И еще: да простят меня жители Украины – Олди нельзя считать только украинскими писателями. "Олди – они наши", говорили мне русские писатели, с которыми я встречалась на разнообразных конвентах. Олди наши, и это было понятно с самого начала, когда они, еще никому не известные, приезжали на писательские встречи. Наши, потому что свои, потому что не пытались важничать, строить из себя что-то, чем они не являлись; умели дружить и всегда отвечали искренностью на искренность. Олди наши! – разобидятся поляки, помнящие выступления неугомонных соавторов на конвентах, читающие их книги на своем родном языке. Олди – это Франция, Канада, Литва… Олди родственны и тем странам, с культурой которых они соприкасались в своих произведениях.
Не стоит замыкать их в границах территориальных или временных, в рамках условностей или цензур – они разобьют эти границы и вырвутся на свободу, подобно двуглавому дракону! Но даже и не пытайтесь заставить этих людей нарушить данное слово, пойти против принципов. А если попробуете, хотя бы в качестве эксперимента, не забывайте – сила отдачи может на порядок превзойти силу, вложенную в провокацию.
Мне снился сон. Спроси – о чем? Отвечу – ни о чем.
Мне снился сон. Я был мечом. Я был тогда мечом.
Я был дорогой и конем, скалою и ручьем,
Я был грозой и летним днем,
Прохожим и его плащом,
Водою и огнем…
Вот так – от книги к книге, от конвента к конвенту – неслось время.
Сергей, сын Дмитрия Громова, закончил Харьковский Национальный университет радиоэлектроники по специальности "Системы искусственного интеллекта и принятия решений". Красный диплом.
Дочь Олега Ладыженского закончила Харьковский Педагогический Университет – "инъяз" по двум языкам, немецкому и английскому, специализация "иностранная филология". Вышла замуж, в 2011 году родила Олегу внука.
– С малышом получилось забавно, – рассказывает Олег. – Маша должна была родить в конце марта. Все ждали, ждали. Хотелось на мой день рождения: 23-е марта. Не вышло. Ну, думаю, к рождению Громова поспеет: 30-го. Не сложилось. В конце концов, мы уехали на "Роскон".
Первого апреля звонок жены:
– Машка родила!
– Первого апреля, как же… Не надо меня разыгрывать!
Оказалось, правда. Теперь вот растет новый человек на свете – Эрнест Алексеевич Черкасский, мальчик, на которого возлагаются не меньшие надежды, чем когда-то на самого Олега. Жизнь продолжается.
Часть вторая
Андрей Валентинов
"Земную жизнь пройдя до половины…" Проблема в том, что Будущего уже нет, оно уже стало Настоящим, и сейчас хочется цеплять каждый день, пока оно не стало Прошлым. Потому нет охоты заниматься ерундой. Не хочется, но дни мелькают, мелькают… Встал, отжался двадцать раз, поглядел на часы, заварил кофе…
Под ерундой разумею не только заседания кафедры и даже не пустые пьянки. Скажем, написание книги ТОЛЬКО для денег (ну, с этим мы все ВСЛУХ согласны!), но и ТОЛЬКО ради факта издания-самоутверждения (это денег послаще!) УЖЕ неинтересно. В этом и чувствуется ветерок от косы Костлявой. Не хочется, чтобы уходил Я, по крайней мере, с концами. Вот и стремишься рассказать о себе. Рассказать – быть услышанным – не быть забытым – остаться хотя бы частично, таков фрейдизм. Поэтому нет охоты тиражировать даже самые успешные "проекты". Лучше рассказать о том, о чем никто ПОКА не знает. Но должен узнать, иначе ЭТО уйдет без следа.
А.Валентинов
Равномерный стук копыт под окном, поскрипывание телеги – кому не спится в такую рань? Должно быть, молочник со своим товаром или… не хочется вылезать из-под одеяла, чтобы немедленно проверить догадку, тело все еще под властью теплого, одурманивающего сна. Еще совсем немного. Луч на стене розовый, ранний, есть время поспать, хотя бы ненадолго снова нырнуть в нежный омут сна, по телу разливается приятное тепло, укутывает, убаюкивает. Андрей сворачивается уютным клубком и видит сон во сне, новый сон в новом сне, в лабиринте снов…
"Странно как-то. И дел много, и делаешь их, но все кажется, что вокруг пустота, беззвучие, хрустальная призма, а Время несется быстро, быстро, и в оттепельном воздухе уже чуть-чуть заметно пахнет ненужной весной…"
Снова весна, но весна ранняя, скорее, предчувствие весны, 18 марта год на год не приходится, иной раз тепло, и птицы поют, иной… холодина – брр, ледниковый период… А какой была весна 18 марта 1958 года, когда в Харькове родился Андрей Шмалько? Да кто же это теперь вспомнит? Сколько лет-то прошло.
Если взглянуть в календарь, то на 18 марта приходится и день Святого Патрика, и день взятия Парижской Коммуны, и день смерти Ивана Грозного, и выход человека в открытый космос… не знаю, повлияли все эти события сообща или розно на дальнейшую судьбу нашего героя, повлияют ли еще… просто любопытный факт.
– Я появился на свет и рос в эпоху совсем другую, странно немного это вспоминать, – рассказывает Андрей Валентинов (Шмалько). – Когда прохожу по улице, где родился и жил в детстве, захожу во двор дома… Сохранились только стены, нет ни клумбы с гипсовой пионеркой, ни деревьев, ни лыжников, ни забора, – ничего. Только стены, только камни. Нет людей…
Когда Андрей Валентинович произносит "только камни. Нет людей", я невольно вздрагиваю, перед глазами возникает пустой пейзаж – мир без нас. Фантастика? Реальность? Причудливая смесь сна, в котором ты вдруг попадаешь в мертвый город, Хиросима, Чернобыль, или… или…
Писатель Андрей Валентинов, или тогда еще Андрей Валентинович Шмалько, родился в 1958 году в послевоенном Харькове. С войны прошло тринадцать лет, и если центр города уже был более или менее восстановлен, некоторые его окраины все еще походили на руины.
"Именно тут я понимаю, что мой город болен. И болезнь идет отсюда, от умирающего дома, умирающего двора. И еще это небо!.."
Когда Андрей просыпался, первое что он видел в окно – гипсовую пионерку, одиноко стоящую посреди клумбы. Пионерка думала о своем и смотрела, как ей это и положено, вдаль, так что с ней было неинтересно. Поэтому Андрей уходил к другому окну, где можно было любоваться на самый настоящий танк "Тигр". Танк был без башни и гусениц, проржавелый до последней детали, он неизменно нравился мальчику. Наверное, потому, что, несмотря на все постигшие его несчастия, пришедший на чужую землю железный враг продолжал стоять, не сдавая рубежей и не собираясь отступать. Танк заслуживал уважения.
Каждый день Андрей смотрел на танк, а тот стоял, не двигаясь с места, позабыв счет времени и так ничего и не узнав об окончании той самой войны. Вместе с кем-нибудь из взрослых Андрей шел в детский сад, всякий раз заглядываясь на огромный танк, для которого остановилось время.
В детском саду, выводя детей на послеобеденную прогулку, воспитательница скорбно вздыхала, устало и безвольно кивая в сторону ближайшего забора: "здесь росли красивые елки, их спилили немцы". Было такое ощущение, что елки спилили буквально вчера, так что городские власти просто не успели еще посадить новые. Хотя до елок ли взрослым? На окраинах города еще не все дома были восстановлены. И это через тринадцать лет после войны! Родившиеся в год великой победы дети вступают в подростковый возраст, а что они видели за свою жизнь? Скоро на этих же самых руинах они будут рожать и растить собственных детей. Даже не догадываясь, не представляя, что может быть как-то по-другому. Непостижимо!
Впрочем, город не выглядит мертвым, мимо окон нет-нет, да и проезжает влекомая лошадкой телега, на которой развозят продукты по магазинам. Время от времени появляются машины. Но их пока мало.
Кто бы в то время сказал, что всего через несколько лет город изменится до неузнаваемости, что в час пик по его магистралям будет идти сплошной поток машин, при этом легковушки выстроятся в ряд на тротуарах, мешая пешеходам!
"Когда засыпаешь, слышишь песню. Такое только со мной или… Все разные, непохожие – люди, миры, Вселенные… Тронуть сон – богоборчество: Он тоже спал. Какой это номер? Choral "Herzliebster Jesu", третий, сразу после Нагорной? Не помню, засыпаю, засыпаю… И когда вошел Он в лодку, за Ним последовали ученики Его… Плавать во сне – скверно… Разбудили Его и сказали: Господи! Спаси нас, погибаем! Восьмая глава Матфея. Маловеры, маловеры…
А если даже Матфей не понял Его? А если дела, которые Он вершил во сне, были куда важнее?"
Одно из ярких воспоминаний детства – возвышающийся на грузовике Никита Сергеевич Хрущев, когда он по каким-то своим партийно-советским надобностям заезжал в Харьков. Поглазеть на вождя пришли все, кому не лень, харьковчане – трудолюбивый народ. Собралась большая толпа, но Андрей все равно как-то сумел разглядеть первого секретаря.
"Теперь все не так… и не потому, что прежде трава была зеленее, а вода мокрее. Просто мир вокруг так стремительно изменялся, что невольно "складывалось ощущение, будто перешагнул из одной планеты на другую"".