Ромен Роллан
Видишь, какая у меня компания? С кем я дружу, к кому прислушиваюсь? Какие нонешние брехуны и недоумки могут все это отнять или хотя бы поколебать?
А боготворимые тобой Пушкин с Толстым тоже ведь не безукоризненны. Особенно Толстой, когда под конец жизни он отрекался ото всего, сделанного в начале. В том числе от "Детства", "Отрочества", "Юности". Да безукоризненных людей нет, не было и быть не может! Потому что все они - люди. Не боги. А Пушкин не глупил? А смерть свою не своими руками организовал?.. Но мне и не нужна их безукоризненность. Я счастлив, что они - люди! Живые. Грешные. С глупостями, слабостями и недостатками. Но поднимавшиеся до таких высот! До таких прозрений! И - низкий поклон им за это. За то, что они со своими - повыше наших! - возможностями не под себя гребли, а для человечества, для "громады", для "опчества" потрудились. Явили нам примеры возможности человеческого существования. (Не животного.) Человеческого. Прекрасного, честного, завлекательного. Пусть не всей жизнью своей, пусть отдельными прорывами, но явили же примеры! Значит - можно! По-людски. Не по-скотски. Оно и слаще. И совесть спокойнее. И интересней. Увлекательнее по-людски-то".
Господи!.. Да в этом ли дело? Какая разница: создал ли Кто все это или оно само… создалось, образовалось, синтезировалось, эволюционировало… Главное, что Оно - есть, и не знаю кому как, а мне дак смертельно жаль будет, если Оно все рухнет, испепелится, сгинет, взорвется, словом - исчезнет.
А мы сегодня, человечество, homo sapiensbi, как никогда близки к этому! И виной, причиной этой так страшно и явственно приблизившейся к нам, надвинувшейся на нас гибели является не кто-нибудь, не Бог, не дьявол во плоти или без плоти, а мы же, человечество, homo sapiensы, "Венец Творенья"… И если во главе, в начале всего стоит Бог, разум вселенский, так почему же у этого разума довольно-таки толково и продуманно все в мире, в природе - все замечательно, исключая область "Венца Творенья"? "Венец" таких мерзостей наворотил за несколько тысячелетий своего существования. И именем Божьим… И во имя справедливости, гуманизма, человеколюбия и всеобщего счастья. Мне бы на месте Творца и Создателя крайне неловко было за такой вот "Венец Творенья"…
Евсей Мошкин в "Доме" у Ф.А. Абрамова, умирая, последнее предсмертное желание еле слышно выдыхает: "Все хочу, чтобы у людей меньше зла было…" Да разве один Мошкин? А сам Абрамов? А Астафьев? А Горький, чуть ли не анафеме у нас сегодня уже преданный: "Злоба - это глупость", "Не торопитесь осуждать! Осудить - всего проще, не увлекайтесь этим. Смотрите на все спокойно, памятуя об одном: все проходит, все изменяется к лучшему Медленно? Зато - прочно! Заглядывайте всюду ощупывайте все, будьте бесстрашны, но - не торопитесь осудить" ("Мои университеты"), А Бетховен: "… живите мирно и помогайте друг другу… Внушайте вашим детям добродетель. Не деньги - лишь она одна может сделать человека счастливым" (из "Гейлигенштадтского завещания"), А Данте? Ну прямо "моральный кодекс строителя коммунизма":
Бояться должно лишь того, в чем вред
Для ближнего таится сокровенный;
Иного, что страшило бы, - и нет.
А Гёте? Фучик?.. Да сколько еще хороших людей, неглупых, разных, далеких друг от друга и во времени, и в пространстве, - сколько еще добрых больших людей на ум, на доброту тщились направить неразумное, злобное, эгоистичное, агрессивное, до боли любимое человечество? И безымянный Автор "Слова о полку Игореве", и… и…
Так откуда ж оно берется, зло это треклятое? Где родится? Произрастает? Сил набирает? А потом вон мир сокрушает. Хорошо верующим - у них нечистый во всем виноват. Дьявол. Сатана. А как нам, бедным, быть, атеистам? (Не один же я сегодня атеист остался? Еще хоть парочку сомысленников найду, чтоб иметь право говорить не "мне", а все-таки "нам, атеистам"?). И как нам быть: дьявола у нас нет, как и Бога, а зло-то - вон оно, того и гляди затопит и погубит все. Откуда оно?
Томмазо Кампанелла вон считал, что "себялюбие - корень главных зол". И очень я ему за эту мысль и формулировку благодарен, поскольку абсолютно разделяю ее, мысль. Самого Кампанеллу я не читал (а то уж шибко начитанный получаюсь, как бы кого в заблуждение не ввести), по телевидению слыхал. Очень я образование уважаю. Так вот, услыхал я это, и тут же в восторге, что не один я в эту сторону думаю, - записал в записную книжку. А думал я об этом много-много раньше. Вот запись в той же записной книжке, но от 3 декабря еще аж 1986 года; после выписанной из Монтеня цитаты:
"… откуда взялось у нас ошибочное стремление прибегать к Богу во всех наших намерениях и предприятиях… не заботясь о том, справедливы или несправедливы наши желания… взывать к имени Его и могуществу… во всяком деле, даже в самом порочном… Справедливость свою Он являет чаще, чем всемогущество, благодетельствуя нам в меру ее требований, а не согласно нашим просьбам"…
Монтень "Опыты, кн. I, гл. VI, "О молитвах".
А дальше я себе думаю… Идо того тоже думал: откуда зло? Наши неправедные, порочные, несправедливые намерения и желания? На которые ведь иногда у нас хватает сил и без помощи Всемогущего? И они, эти намерения и желания, были примеры, случалось, - исполнялись! Приводились в исполнение! Не раз и не два! Так откуда же зло-то мировое, несправедливость? Откуда оно берется? А не из эгоизма, случаем? Не из его глупости и близорукости? Ну, глупость, положим, не только эгоизму свойственна, ее привилегии слегка пошире распространяются… Но все же ведь эгоизму-то она более присуща!"
Эгоизм не обязательно должен быть… индивидуальным, индивидуалистичным (?)… с терминами у меня неважно - в общем, в единственном числе: только "Я", только для себя, только под себя. А почему не может быть эгоизма семейного, кланового, национального, классового? Чтобы мне, - стало быть, моим близким, моему клану, нации, классу было хорошо и сладко… И всем моим потребностям, желаниям (праведным, неправедным - неважно!), но чтоб всем моим похотям, всему, чего только похотелось и возжелалось - всему чтоб удовлетворение было! А какой ценой, за чей счет, ценой чьего-либо обнищания, обкрадывания кого-либо, ограбления, а то и ценой жизни чьей-то - это неважно. Это - наплевать. Лишь бы мне. "Лишь были б желуди, ведь я от них жирею…" Лишь бы мне. Мне и моим, которые вокруг меня.
А уж когда я в своих поисках и размышлениях на эту тему доехал до глупости, тут мне в поддержку мощной фалангой встал и тот же Монтень: "Я не думаю, чтобы злонамеренности в нас было так же много, как суетности, и злобы так же много, как глупости: в нас меньше зла, чем безрассудства, и мы не столь мерзки, сколь ничтожны". И Гете: "… Недомолвки и предубеждения больше вносят в мир смуты, чем коварство и злоба. Во всяком случае, последние встречаются гораздо реже". И Гольбах, цитируемый Г.В. Плехановым в лекциях "Материалистическое понимание истории", стало быть, разделявшим и исповедовавшим тот же взгляд на суть данного вопроса (и я-то всех их цитирую не для того, чтоб позадаваться, мол, какой я умный да начитанный, и записывал я все это в записные книжки в свое время не для выпендривания перед самим собой, а потому что очень как-то ложилось это все на душу, отвечало, формулировало то, что мне казалось истинным и верным). Так вот Гольбах: "Невежество, заблуждения, предрассудки, недостаток опыта, размышления и предвидения - вот действительный источник морального зла… История нам показывает, что в деле управления народы всегда были жертвами своего невежества, своего неблагоразумия, своей доверчивости, своего панического страха и, в особенности, темпераментов тех, кто умел подчинять себе толпу. Подобно больным, которые беспрестанно ворочаются в своих постелях, не находя себе удобного положения, народы часто меняли форму правления, но никогда не было у них ни сил, ни способности преобразовать сущность, добраться до действительных источников своих зол, и они постоянно бросались в противоположные крайности под властью слепых страстей". Ну и сам я, ободренный такой солидной поддержкой столь уважаемой компании, чтобы как-то поддержать беседу и свою формулировку, свое скромное "открытие" (истинность которого представляется мне бесспорной) решился вставить: "Из всех богов, из всех идолов самый кровожадный, самый жестокий, самый ненасытный - человеческая темнота и глупость! - я сказал". И записал 7 июня 1987-го в Москве, в беседе с дочерью.
Стало быть, зло-то, враг-то наш, человечества, страшнейший - совсем близко! И сколько бы мы его ни выискивали и ни уничтожали - мы никак окончательно уничтожить его не можем. Даже задеть, повредить ему не можем, потому что он еще ближе, еще замаскированней, чем самый близкий, самый коварный, самый хитрый враг: этот недосягаемый, неуязвимый враг находится не где-то вне, а внутри нас! И он - это наша темнота, глупость, необразованность, некомпетентность или, по Гольбаху: "невежество, заблуждения, предрассудки, недостаток опыта, размышления и предвидения", а от них и подозрительность к окружающим, а затем и недоверие, а уж там недалеко и до непримиримости, агрессивности и жестокости.
И ведь, как бороться с этим жутким врагом, давным-давно известно, но… Этот жуткий и коварный враг постоянно отводит наш праведный гнев и направляемые им удары прямо-таки с бесовской хитростью и увертливостью: не просто отводит, а переводит их и сокрушает ими как раз тех, кто ему, врагу нашему, всего опасней и гибельней - на умных, знающих, образованных, компетентных, интеллигентных… Вот мы генофонд-то наш и уничтожили почти. А что не уничтожили, то разогнали. И - сидим. И опять - врагов ищем! вовне! А так недолго ведь доискаться до новой гражданской войны… И опять - дружка дружку перебьем, реки и моря крови пустим, а врага, истинного врага при том даже не заденем, даже не оцарапаем. А избыть, изжить, истомить, измотать этого страшнейшего врага нашего можно только одним путем… Долгим. Страшно долгим, но единственно возможным. Бесконечно долгим, но зато прочным, надежным: про-све-ще-ни-ем!! А к чему, не уставая, не отчаиваясь, не смущаясь кажущейся неподъемностью задачи звали Русь светочи ее, заботники, радетели, великолюбы и великотруженники наши? Начиная с Нестора-летописца и предшественников его и с "Поучения" Владимира Мономаха. Да к нему же, к просвещению. К свету! И Сергий Радонежский: "Любовью и единением спасемся". И Андрей Рублев… И Михайло Ломоносов… И Пушкин Александр Сергеевич: "Молодой человек! Если записки мои попадутся в твои руки, вспомни, что лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от улучшения нравов, без всяких насильственных потрясений" ("Капитанская дочка").
Да и Ульянов-Ленин Владимир Ильич не завещал, не умолял, не заклинал разве соотечественников, соплеменников: "Учиться! Учиться! Учиться!"?
А мы что? Нам - что Владимир Мономах, что Владимир Ульянов… Даже и поговорочку в самые последние, "новейшие" времена приспособили: нам что бы ни делать, лишь бы ничего не делать… Вот и сидим. Свои мозги- кои повыбили, коих повыгнали… Теперь ждем помощи от "благодетелей" из-за бугра. Ждем, кто бы добрый, мудрый и справедливый явился "княжить и володети нами"… Избрали вон двух лидеров себе - "и не бъ в нихъ правды". Того и гляди "воевати" почнем "сами на ся"… Южная Корея вон сообразила: бросила все силы на образование, и - гляди-ка - получилось! Не сразу, не вдруг, лет через 10, через 15, но получилось же! А может, и нам сообразить наконец? Успокоиться. Угомониться. И взяться потихонечку за учебу. Без восторгов. Без проклятий. Без эйфории, без экзальтации. Спокойно, по-деловому. Самим сперва сообразить что к чему. А сообразивши - и детей начать учить. А то ведь стыдно! Бисмарк вон когда-то считал, что только дурак учится на своих ошибках, а умный - на чужих. А мы и на своих не учимся! Уныло повторяем их из века в век… Может, хватит?
По сусекам дневников и записных книжек
1962 год, 25 июля.
Два года, как училище, наконец, закончил, возраст - 25 лет, а себя все еще не нашел… Да и сегодня-то - нашел ли? - с полной уверенностью сказать не могу…)
"Госсподи, господи, господи…
Мысль-то какая вдруг в меня вошла: ведь никогда нигде не чувствовал я себя так легко, просто, свободно, понятно и… не никчемно, как в Казахстане! На простом люду (среди простых людей). В Калининграде с моряками на смоленых, знойных, обласканных солнцем досках причала… (Э.Г. Кеосаян и "Мосфильм" снимали "Где ты теперь, Максим?"). Где-то, где-то с простыми… по-простому… Никогда я там чужим не был. И там я обретал спокойствие и уверенность. И на искусство-то я гляжу откуда-то оттуда, а не из своих "искусственных" рядов. И на хрена мне вся сложность и борьба в моем сегодняшнем мире без того, понятного и родного?.. Трудно, но пришел же я раз в него. Из Москвы в Колутон! (Северный Казахстан). Через страх перед холодом, одиночеством, бездомностью, но - пришел! И попал в точку! Хорошо мне было, и хотелось остаться. Хотелось остаться там… Ушел почему-то…, сбежал, изменил. Как-то бы поумней вернуться туда… В Сибирь, в мостостроительство…
Это не чушь! Где-то я все около своей "жилы" толкаюсь: то с одного боку совсем близко подлезу, то с другого чуть не зацеплю, не врежусь в нее, но… все еще никак! Не попаду. Но где-то здесь она, "жила" моя, близко, должен я ее в конце концов настигнуть, тем более, что она гораздо проще и скромней, чем казалось в юношестве…
Кое-что по поводу "Маленькой Веры", или Мой злосчастный триумф
Это не я выдумал, насчет "триумфа"-то, к тому же и "злосчастного". Это мне редактор издательства "Искусство" Лариса Даутовна Ягункова подсказала. Сам-то с собой наедине, в душе, без свидетелей, в темной звуконепроницаемой комнате применить к себе это слово - "триумф" - я бы очень сильно постеснялся и ни за что бы не посмел. Тем более что никаким "триумфом" я это и не ощущаю. Но некоторые вот применяют. И не просто "некоторые", а редакторы, киноведы…
Кстати, название этой книги "Только не о кино" я принял по совету и настоянию той же Ларисы Даутовны. У меня были варианты: "О том, как жил, во что верил, чему служил и в чем мне сегодня каяться…". Вон как длинно, хотя в общем-то и верно, и отражает…
Ну что мне о нем, о кино, говорить? Я работал, делал его, насколько хватало силенок и разумения, а говорить… Это уж пусть другие говорят, если там есть, по поводу сделанного мною, о чем говорить. А если не о чем - так что ж и говорить?.. Как я "лепил", "вынашивал", "создавал" тот или иной "образ"?.. Это если он еще получился, образ-то. Вон Николай Сергеевич Плотников, вахтанговец, народный артист СССР, на вопрос, сколько он за свою жизнь ролей сыграл, отвечал, что ролей, наверно, не менее двухсот, а то и больше, а сколько из этих двухсот получилось образов - дал бы Бог, чтоб хоть 19… Это - Плотников!
А потом, действительно, ну что можно сказать о сделанной работе? Еще Н.Г. Гарин-Михайловский очень точно подметил, что "художественная форма очень капризная вещь: удается не то, что хочешь, а то, что выходит". Ну, буду я перебирать все "мечты", "планы", "пласты", которые я собирался, которые мне хотелось, вожделелось отразить, проявить, воплотить в моей работе, а они не отразились, не проявились, не воплотились. Почему? А Бог их ведает. А проявилось и воплотилось вдруг то, о чем ни мысли, ни намека, ни подозрения ни в голове, ни в душе не было. Хорошо это или плохо? Это природа творчества, очень верно подмеченная Гариным-Михайловским. Так что и здесь говорить мне, во всяком случае, не о чем. Но вот подсказывают и даже настаивают со стороны: "Ну как же! "Маленькая Вера"! Этот Ваш злосчастный триумф… С чего началось? Как попал в эту компанию? От чего они шли? С кем было хорошо и с кем плохо на съемках? Что можно было выжать из этой роли и что удалось сделать?.." Вот так вот прямо наплевать на все эти "настаивания" и пожелания?
Итак, "мой злосчастный триумф"… О чем же все-таки я мог бы поговорить в связи с "Маленькой Верой"?.. Нравятся мне вот тоже всякие парадоксы. И не только потому, что "гений - парадоксов друг", а потому что парадокс - это всегда интересно! Это всегда - загадка! Есть над чем мозги поломать! Не заснешь, не скиснут мозги! Недаром, наверно, гений-то с ними в дружбе, с парадоксами. А парадоксы "Маленькой Вере" сопутствовали. И не один.
Ну разве не парадоксален вот такой, к примеру, отзыв о картине (один из самых драгоценных для меня), который я получил в Хабаровске. Закончился показ фильма в одном из кинотеатров - это еще задолго до выхода фильма в прокате, когда мы со студийной копией ездили по стране и собирали мнения: нужен фильм зрителям или нет. Закончился фильм, выходят зрители, и мы тут стоим, Люда Зайцева, Саша Негреба, ждем, пока перемотают пленку, которую мы возим с собой: мы при ней, при картине, она при нас. Тихий вечер, у нас впереди еще работа, выступление, а то и два, перед фильмом и после. Расходятся люди. Мы стоим, ждем - когда принесут коробки с картиной, посадят нас в машину и повезут. И вот отделяется от толпы один мужик. Здоровый. Покрупнее меня, а может, и тогда постарше. Подходит ко мне (к другим тоже подходили, к актерам, членам группы, но этот подошел ко мне), берет меня за руку около локтя и говорит: "Спасибо вам! Вот так нас и нужно: мордой об стол! У меня уже был один инфаркт, боюсь, как бы сейчас второго не было… большое вам спасибо!"
Вот так вот: "боюсь, как бы сейчас повторного инфаркта не было…". И- "так и надо нас, мордой об стол!", и - "Большое вам спасибо!".
Выше этой похвалы за все 30 лет работы в кинематографе я ничего никогда не слыхал.